Статья. Опубликована в издании Одиссей: Человек в истории / АН
СССР. Ин-т всеобщ. истории. - М.: Наука, 1991. - 1991:
Культурно-антропологическая история сегодня / Отв. ред. А.Я.
Гуревич. С. 60-74.
Мои размышления относятся к тем областям рефлексии, которые, будучи традиционно отделяемы друг от друга, ныне становятся друг для друга необходимыми. Я имею в виду историю исторической науки и методологию истории. Выясняется, что без истории исторической науки методологии истории лишена эмпирии, а история исторической науки, в свою очередь, без методологии беспроблемна.
В результате их синтеза возникает новая наука. Сегодня еще трудно сказать, какое ее определение окончательно утвердится. Я бы высказался за название эпистемология истории, поскольку, как мне кажется, всякое размышление об истории либо имеет свое обоснование в принятом теоретико-познавательном выборе, либо является попросту эпистемологией. Предметом новой науки могли бы стать рассматриваемые ниже вопросы.
Изучаемое историками прошлое создается людьми. С другой стороны, сами историки могут постигать его только в свете категорий, данных им культурой, в границах которой им суждено существовать и мыслить. Таким образом, культура человека исследуется приемами, определяемыми тоже культурой. Пресловутый герменевтический круг – это не только невозможность отделить субъект исследований от их объекта, но и заколдованный круг антропоморфизации. Прошлое становится объектом антропоморфизации, ибо исследуется культурой. Актропоморфизацией-то и заколдовано человеческое видение мира. Антропоморфизация – не что иное, как внесение культуры исследующей в культуру исследуемую.
Однако такой заколдованный круг несет в себе одновременно способность данной культуры осознать собственные признаки, т. е. область, диапазон, содержание самоантропоморфизации. Это создает возможность хотя бы частично контролировать неизбежное, по-видимому, привнесение одной культуры в другую.
Отношение современной исторической науки к прошлому, особенно отдаленному, тоже есть не что иное, как отношение одной культуры к другой. Историческая наука как составная часть культуры воспринимает все ее особенности. Но антропоморфизация мира – это человеческое, гуманистическое насыщение его метафорами. Ведь всякое осмысление мира – поскольку оно происходит в сфере культуры – есть свойственная этой культуре метафора мира. Данная культура постигает мир, используя такие метафоры. Они непреодолимы; отказаться от них означало бы отказаться от данной культуры, означало бы невозможность взаимопонимания внутри данной культуры.
Мои размышления относятся к тем областям рефлексии, которые, будучи традиционно отделяемы друг от друга, ныне становятся друг для друга необходимыми. Я имею в виду историю исторической науки и методологию истории. Выясняется, что без истории исторической науки методологии истории лишена эмпирии, а история исторической науки, в свою очередь, без методологии беспроблемна.
В результате их синтеза возникает новая наука. Сегодня еще трудно сказать, какое ее определение окончательно утвердится. Я бы высказался за название эпистемология истории, поскольку, как мне кажется, всякое размышление об истории либо имеет свое обоснование в принятом теоретико-познавательном выборе, либо является попросту эпистемологией. Предметом новой науки могли бы стать рассматриваемые ниже вопросы.
Изучаемое историками прошлое создается людьми. С другой стороны, сами историки могут постигать его только в свете категорий, данных им культурой, в границах которой им суждено существовать и мыслить. Таким образом, культура человека исследуется приемами, определяемыми тоже культурой. Пресловутый герменевтический круг – это не только невозможность отделить субъект исследований от их объекта, но и заколдованный круг антропоморфизации. Прошлое становится объектом антропоморфизации, ибо исследуется культурой. Актропоморфизацией-то и заколдовано человеческое видение мира. Антропоморфизация – не что иное, как внесение культуры исследующей в культуру исследуемую.
Однако такой заколдованный круг несет в себе одновременно способность данной культуры осознать собственные признаки, т. е. область, диапазон, содержание самоантропоморфизации. Это создает возможность хотя бы частично контролировать неизбежное, по-видимому, привнесение одной культуры в другую.
Отношение современной исторической науки к прошлому, особенно отдаленному, тоже есть не что иное, как отношение одной культуры к другой. Историческая наука как составная часть культуры воспринимает все ее особенности. Но антропоморфизация мира – это человеческое, гуманистическое насыщение его метафорами. Ведь всякое осмысление мира – поскольку оно происходит в сфере культуры – есть свойственная этой культуре метафора мира. Данная культура постигает мир, используя такие метафоры. Они непреодолимы; отказаться от них означало бы отказаться от данной культуры, означало бы невозможность взаимопонимания внутри данной культуры.