верующих, являющихся «заведомо честными и преданными коммунистами». Эта оговорка
Ленина, конечно же, не распространялась на священно- и церковнослужителей
православной церкви, желающих быть одновременно еще и коммунистами. В проекте
постановления Пленума категорически запрещалось принимать таковых в партию, а в
случае обнаружения практикующих представителей духовенства среди коммунистов их
надлежало немедленно исключать из рядов РКП (б) за «связь с церковью». В отношении
мирян Русской церкви рабоче-крестьянского происхождения, желающих стать
коммунистами, проект постановления был более мягок. Их принимали кандидатами в
члены партии, даже если они допускали «вынужденную необходимость венчаться в
церкви, потому что трудно вступить в брак, с женщиной коммунисткой, благодаря
большей отсталости крестьянок; или крестить ребенка [...] или участвовать в похоронах
верующих членов семьи». Перевод из кандидатов в члены РКП(б) обуславливался для
таких будущих большевиков «открытым признанием, что они принимают косвенное
участие в религиозных церемониях не в силу убеждений, а ради сохранения добрых
отношений к семье», а также доказательством «на деле, что для них дорого дело
коммунистической партии». При этом недопустимым для коммунистов, вчерашних мирян
Русской церкви, признавалось, «чтобы эти члены партии по доброй воле участвовали в
религиозных церемониях в качестве "кумовьев", "шаферов", зажигали свечи перед
иконами, становились бы перед ними на колени и т.д.».
Для коммунистов, занимающих ответственные партийные и советские должности, за
«связь с церковью» и за «исполнение требований церкви» в четвертом пункте проекта
постановления Пленума предусматривалась исключительная мера партийного наказания:
[39]
исключение из рядов РКП(б). Перевод в кандидаты в качестве наказания для таких
коммунистов мог быть осуществлен только в редчайших случаях, если имелись
смягчающие обстоятельства: «недостаточная развитость, отсталость среды, в которой
приходится жить и работать члену партии, степень ответственности занимаемого им
поста».
Три из четырех рассмотренных выше пунктов, так или иначе затрагивающих Русскую
церковь, в отредактированном виде вошли в обнародованный текст постановления
Пленума. По всей видимости, редакторская работа над ними велась после завершения
Пленума специальной комиссией в составе Е. М. Ярославского, Н. И. Бухарина, А. Г.
Шляпникова, В. М. Михайлова и А. С. Киселева[13]. Оценить индивидуальный вклад в
эту работу каждого из членов комиссии, трудно, но ее председатель Ярославский счел
возможным включить текст постановления Пленума в ряд сборников своих авторских
работ, оставив, однако, под документом подпись, свидетельствующую об анонимном,
коллективном авторстве — «ЦК РКП»[14]. Подготовленное комиссией постановление
Пленума должно было окончательно утвердить своим решением Политбюро[15].
Помимо вопросов, связанных с включением в повестку дня предстоящего Пленума пункта
о выполнении коммунистами церковных обрядов, Политбюро 7 мая 1921 г. рассмотрело
еще и другую «церковную» проблему: о запретах, налагаемых в регионах на
православных верующих при проведении церковных обрядов. Это постановление, как и
предыдущее в «подлинном» протоколе № 23 заседания Политбюро от 7 мая 1921 г., было
зафиксировано карандашом на листе простой бумаги, с двух сторон. Внесено оно было в
протокол под номером 12, который технические сотрудники ЦК РКП(б) вывели в начале
текста колонки «Слушали»: «12. Заявление т. Калинина о запрещении на местах
выполнения религиозных обрядов». Первоначально, однако, формулировку данного
вопроса делопроизводители ЦК партии попытались записать несколько иначе, очевидно,
более точно отражая смысл обсуждаемого. Вместо слов «о запрещении» в левой колонке
было зафиксировано: «о преследовании] прос[тых] (верующих? крестьян? -СП.)», т.е. в