М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — 576 с.
— (Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен
до начала XX века). — ISBN 978-5-8243-1395-6.
Если первую половину — середину XVI в. историки древнерусской
литературы назвали веком русской публицистики, то начало
следующего, XVII, столетия с полным правом можно назвать полным его
повторением, с той, однако, оговоркой, что и эпохи, и публицистика
довольно сильно различались. Там — спор, размышление, поиски того,
что называлось «правдой», здесь — по крайней мере в первом
проявлении — разоблачение происков врагов и призывы к крепкостоянию
в вере и верности государю. В последнем случае публицисты называли
имена едва ли не всех оказавшихся на престоле правителей. Так
продолжалось до тех пор, пока, наконец, наступившее «безгосударское
время» не заставило мыслить категориями верности не конкретному
лицу, а целому «преславному Московскому государству». «Поглощение»
государства личностью монарха, столь характерное для средневекового
сознания, на время уступило место осознанию самоценности
государства. «Из-за лица проглянула идея», — заметит по этому
поводу В. О. Ключевский, обозначив одну из граней осмысления
современниками уроков Смуты.
