поднимают «главари», «зачинщики» — они прежде всего в ответе за
свершившееся. Словом, субъектом истории является индивид, а не масса.
Действия «масс» — не исторические действия, они только время от времени
«встречаются» в истории, но это аномалия, патология. Они — результат либо
злоупотреблений представителей власти, либо заблуждений, «совращений»
и т. п.
Историография лучше всего выполняет свое призвание, если ее
«зерцало» приставлено к индивидам, в основе поведения которых лежит
«родовое благородство». В этом случае сфера политики совпадает со сферой
«чести и доблести». Такой урок пригоден и для правителей, и для
подданных. Итак, действия, вызывающие «исторические события».— это
прежде всего поведение знати, правящего сословия, оно может быть
«добрым» и «злым» (если в событии сказываются действия
«неблагородных» масс, то, как правило, с отрицательным знаком). Пос-
кольку нормы морали в идеале неизменны, а обстоятельства изменчивы,
постольку определенное стечение обстоятельств может служить указанием
на то, как проявит себя данный «характер» в той или иной ситуации. Под-
данный, изменивший королю, когда перевесила чаша весов его врага,
способен изменить и следующему королю — в аналогичном случае.
Следовательно, если известны проявления моральных стандартов в
определенных ситуациях, то открывается возможность предсказывать
поведение носителей этих стандартов при повторении подобных ситуаций в
будущем, что выражено Шекспиром: «есть в жизни всех людей порядок
некий». Таким образом, «закономерности» относятся исключительно к сфере
индивидуальной (и социальной) морали, и только опосредованно к сфере
политики (поскольку речь идет о влиянии индивидуальной этики на судьбу
государства). Очевидно, что эти предвидения затрагивают лишь сферу
политики. Словом, сентенция Уорика — свидетельство того, что объективный
ход истории, даже на эмпирическом уровне наблюдений," обнаруживает
определенные регулярности, вопреки хаотическому нагромождению
событий. В результате человек способен предвидеть ход событий в будущем.
Наконец, следует отметить, что для елизаветинцев, абсолютно не
замечавших феномена развития общества как целого, последнее переходило
из века в век в качестве простого тождества, непрерывности неизменного.
«Судьбу», «переменчивость» обнаруживает не общество, а индивиды, роды,
кланы, клики. «Судьба народа» — это судьба рода, увенчанного короной, и т.