Бэттлер, Алекс. Общество: прогресс и сила (критерии и общие начала)

Подождите немного. Документ загружается.

возможность реализовать идеальную цивилизацию, в которой все будут равны.

Государство, считал Ренан, есть машина прогресса, и социалисты правы в

формулировке проблем, которые должен решать человек, хотя их решения нередко

являются плохими. Так, например, индивидуальная свобода, которую социализм

серьезно ограничивает, является несомненным завоеванием и должна быть

сохранена.

Как уже отмечалось, Ренан писал свою работу в 1848 г. К моменту публикации,

через 40 лет, его оптимизм относительно прогресса поубавился. Особую

трансформацию претерпели его взгляды насчет равенства людей. В поздние годы

он стал утверждать, что неравенство заложено в натуре человека, и это не только

необходимое следствие свободы, но и необходимое условие прогресса, ибо всегда

сохранится превосходство меньшинства. Он критиковал себя за то, что впал в

гегелевскую ошибку, отдав человеку несправедливо важное место во Вселенной.

По мнению Бэри, к 1890 г. он отказался от «сентиментального социализма» и стал

сторонником научного социализма, созданного Марксом и Энгельсом. Хотя

будущее социализма – это не проблема, а настоящая цель человечества, которая

однако, пока не определена.

Видимо, в один из таких периодов сомнений (в 1863 г.) один из его друзей,

известный ученый М. Марселя-Бертоло, писал Ренану, что результаты

исторических исследований говорят «о фактах непрекращающегося прогресса

человеческого общества в науке, материальных условиях и в морали. …Общества

становятся более и более цивилизованными, и, позволю себе сказать, более и более

добродетельными. Сумма добра всегда увеличивается, а сумма зла уменьшается в

том же соотношении, как сумма истины увеличивается, а сумма невежества

уменьшается» (цит. по: Бэри, р. 370)

Интересные соотношения. Проблема в том, как подсчитать эти суммы, а самое

главное, как отличить добро от зла и определить, что такое невежество? Есть над

чем подумать.

* * *

Есть смысл сказать также два слова о прогрессе в контексте расовых теорий,

тем более, что Нисбет уделил этому определенное внимание. К науке это уже не

имеет отношения, но для информации знать надо. Вообще-то сама по себе идея о

неотделимости прогресса от сущности человеческой расы высказывалась с давних

времен. Например, греки и ри мляне весьма четко отделяли себя от варваров. Но это

была как бы просто констатация факта. Думаю, что и Вольтер без большой теории

констатировал, что негры неспособны к цивилизации. Такой же точки зрения

придерживался и Юм. Однако некоторые историки эту идею стали обосновывать

«научно».

Один из них француз Джозеф Артур Гобино (1816-1882) сделал это в своем

«Эссе о неравенстве человеческих рас» (1853-55). В этой работе он увязал прогресс

с расой, тем самым выдвинув расовую концепцию прогресса.

Он полагал, что любая цивилизация, «непременно погибнет в тот день, когда

первичное расовое объединение будет разрушено и затоплено потоком

иностранных элементов, т.е. его эффективные качества лишатся свободы

действий. … дегенерация (расы) точно соответствует качеству и количеству новой

крови» (цит. по: Нисбет, 289).

Сам Нисбет как бы не соглашается с такой концепцией, полагая, что дело не

столько в биологических различиях, а в культурологических. Но дело в том, что

Гобино как раз и пытался доказать, что именно раса с ее спецификой и создает

культуру, в которой и отражаются достижения расы. В ряде своих художественных

произведений он как раз и демонстрирует преимущества «белой» арийской

культуры над «черной» и «желтой». Довольно любопытно, что именно исходя из

расовой теории он был противником империй, поскольку империя неизбежно

предполагает смешение кровей, что губительно для арийской расы.

Его теория, естественно, была подхвачена другими расистами, среди которых

выделялся расист-классик, Хьюстон Стюарт Чемберлен, сын английского

адмирала, натурализовавшийся в Германии. Между прочим, он был женат на

дочери композитора Вагнера, «классического» расиста. Но об этом классике так

много написано, что его можно и пропустить.

7. Англия и теория прогресса: XVIII-XIX века

В отличие от французов, англичан сама по себе идея прогресса мало интересовала.

Значительно более пристальное внимание они уделяли способам, средствам,

механизмам достижения прогресса.

Естественно, обо всех этих вещах, так или иначе, писали все более или менее

заметные философы, экономисты и, выражаясь современным языком, политологи.

Адам Смит (1723-1790), понятно, отстаивал принципы «естественной

свободы» и «самоинтерес» индивидуума как основу стабильности и процветания

общества. В своем знаменитом трактате «Благосостояние народов» он совершенно

справедливо писал о том, что продавец нам что-то продает не из большой любви

или гуманизма, а исходя из собственного интереса, из себялюбия (self-love) и

эгоизма. Идея о том, что движущей силой развития общества является

«самоинтерес», напоминает Нисбет, была заимствована из подзаголовка

знаменитой «Басни о пчелах» Мондевиля: «Частные пороки, общественные

выгоды» (private vices, public benefits). Именно так работает капиталистическая

система, и именно такого типа противоречие и служит источником прогресса.

Нисбет подчеркивает, что упомянутый труд Смита, хотя и посвящен важным

экономическим проблемам, но одновременно является «текстом идей прогресса»

(p. 188,189). Ожидаемый вывод для настоящего американца.

Вильям Годвин (1756-1836)

Иных взглядов на п рогресс придерживался современник и соплеменник Смита

англичанин Вильям Годвин. Поклонник Великой французской революции он

решительно выступал против политической власти и социальных институтов

тогдашней Англии, за что его последующие англо-американские философы

окрестили «философским анархистом».

Годвин полагал, что природа и характер людей формируются окружающей

средой, т.е. интеллектуальной и моральной атмосферой общества. Другими

словами, каково общество, таковы и люди. И в том, что люди находятся в

состоянии невежества, виновата не их природа, а действия правительства,

общественных институтов, поведение королей и священников. Задача заключается

в том, чтобы изменить общество. Французы полагали, что реформы образования,

осуществляемые государством, как раз и будут мощным средством прогресса и

торжества разума. Годвин же, наоборот, считал, что именно государственные

школы и являются инструментом правительства для оболванивания населения.

Естественно, встает вопрос, как исправить положение? И не только с

образованием, но и вообще со всем обществом, которое не способствует

справедливости. По мнению Нисбета, теория Годвина дает на этот вопрос

однозначный ответ – путем развития наибольшей степени свободы индивидуума.

На самом же деле Годвин отвечал так: путем революции. Разумеется, Нисбет и

Бэри постарались не заметить эту идею, которую Годвин сформулировал в своем

главном труде – «Исследования о политической справедливости». На нее, правда,

обратил внимание современный философ американец Майкл Скрайвенер,

интерпретировав ее в типично американской манере. Он почему-то усмотрел

«парадоксальность» у Годвина в том, что несмотря на его критику

существовавшего социального порядка, его собственная вера в прогресс была

умеренной и реформисткой по природе. «Годвин, – пишет он, – не рассматривал

политическую революцию как интеллектуальный прогресс; наоборот, в ней он

видел препятствие прогрессу... В конечном счете он в ерил в ”достижение

революционного сознания”… Таким образом, Годвин определяет человеческий

разум и его способность размышлять как конечный авторитет»

. То есть для

американца революционность у Годвина огранивается только сознанием и не

существует как способ действия и изменения существующего строя.

Что же на самом деле говорил Годвин о революции? В главе «О революции»

упомянутого труда он рассуждает о том, как надо относиться к революции, «или,

иными словами, оправдано ли враждебное отношение человека к конституции его

страны». И доказывает, что все зависит от самой конституции, насколько реально

она защищает права людей. Английскую конституцию таковой он не считает.

Scrivener. Godwin: Flux vs. Statsis. – Literature of Liberty. #1, January/March 1979, р. 39.

Отсюда его вывод: «Человека, желающего революцию ради нее самой, надо

считать сумасшедшим. Но тот, кто желает ее из глубокого убеждения в ее

полезности и необходимости, имеет право претендовать на наше признание и

уважение»

. Где же здесь «реформизм», где «только в 'сознании'»?

Между прочим, в четвертом издании этой работы (1842 г.) процитированная

часть была изъята. Английским буржуазным идеологам середины XIX века такие

крамольные мысли были уже не нужны. Годвин в принципе не был против

революций. Он был против революций, которые происходили на основе чувств, а

не знаний. Как раз последующие страницы после цитированного абзаца он и

посвятил необходимости научно подходить к проблеме революции, осознавать ее

взаимосвязь с насилием и, несмотря на это, не избегать ее, если того требуют

обстоятельства. Иначе, «благодушие может оказаться источником собственной

ошибки, ошибки, возможно, чреватой последствиями, разрушительными для

человечества».

Конечно, по многим вопросам Годвин был утопистом. Может, он не столь

глубоко, как, допустим, Кондорсе, вник в суть прогресса. Но он зафиксировал

очень важную мысль: на пути к прогрессу как минимум не исключаются

революции. Можно ли их избежать? Ученые отвечали на этот вопрос по-разному.

Роберт Оуэн (1771-1858)

Имя Оуэна, идейного последователя Годвина, прочно увязано с идеями

зарождавшегося социализма

в его утопической форме. С этого времени главными

разработчиками идей прогресса становятся ученые левой ориентации, прежде всего

социалистической и коммунистической закваски.

Отличительная черта понимания прогресса социалистами, в частности Оуэном,

по мнению Бэри, заключается в том, что они отказались от идеи постоянно

Годвин, с. 197. Русский перевод был сделан на базе лондонского издания 1793 г.

Для информации: слово «социализм» почти одновременно и независимо появилось в Англии и во

Франции. Одна из ста те й газ ет ы “Poor Man’s Guardian” (под ред. H. Hetherington) 24 августа 1833

г. была подписана – «социалист». В 1834 г. в «Review Encyclopedique» опубликована статья П. Леру

(P. Leroux) «Социализ м п ро тив ин див ид уа лиз ма ».

развивающегося прогресса. Точку зрения социалистов Бэри интерпретировал

следующим образом: «золотого века» можно достичь «одним ударом», если

определенным образом сформировать общество, и тогда цель развития будет

достигнута: создано идеальное государство – сообщество счастливых людей (Бэри

здесь, видимо, сознательно использует уничижительное слово – “menagerie of

happy men” / досл. «зверинец счастливых людей»/). В принципе можно и дальше

развивать знания, но сама по себе цивилизация в ее социальном смысле

утверждается-де окончательно. Человеческие потребности полностью

удовлетворены, сложилась гармония с окружающей средой. В результате нет

стимулов для дальнейших изменений, и следовательно, динамичный характер

истории исчезает.

Бэри, далее, пишет: «Теория прогресса таким образом разделилась на два типа,

соответствующих двум радикально противоположным политическим теориям и

двум антагонистическим темпераментам. Один тип – это творческие идеалисты и

социалисты, которые могут назвать все улицы и башни “золотыми городами”…

Развитие человека – закрытая система; его цель известна и достигнута. Другой тип

теории отстаивают те, кто исходит из постепенного возвышения человека, кто

верит, что при той же игре сил, которые побуждают его действовать и при

дальнейшем развитии свободы, которая достигается в борьбе, он будет медленно

двигаться к условиям нарастающей гармонии и счастья. Здесь развитие

безгранично; его цель неизвестна и лежит в отдаленном будущем. Поскольку

главной мотивирующей силой в таком развитии служит индивидуальная свобода,

соответственно отражающей эти в згляды политической теорией является

либерализм. Воплощением же первой доктрины, естественно, становится

симметрично противоположная система, в которой власть государства является

превосходящей, а индивидуум имеет не большую ценность, чем спица в смазанном

колесе: его место прописано, и у него нет права идти своим путем.

Принципиальным примером такого типа является не социалистический, а тип,

представленный Контом» (Бэри, р. 236-7).

Это действительно не социалистическая доктрина, хотя Бэри весь пассаж

написал именно в ответ на идеи Оуэна. Бэри никогда не сталкивался с реальным

социализмом, и потому ему можно простить «домыслы» о социализме. Проблема в

том, что аналогичную ахинею повторяют современные буржуазные философы,

которые, казалось бы, могли отделить начальные социалистические утопии, в том

числе и Оуэна, от научного социализма. Впрочем, у них иные задачи.

Два слова о друге Дарвина и стороннике эволюционизма Томасе Х. Хаксли

(1825-1895). Он также немало страниц посвятил развитию человечества как

поступательного прогресса. Но в поздние годы жизни почему-то разочаровался в

результатах. Так, он писал: «Я не знаю исследований столь печальных, как те,

которые посвящены эволюции человечества... Человек есть животное, только более

умное, чем другие животные». И «мне кажется, что даже наилучшие современные

цивилизации не демонстрируют условий бытия человечества, в которых

проявились бы достойные идеалы или хотя бы устойчивая стабильность» (цит. по:

Бэри, р. 344-5). Хаксли надеялся на дальнейшие улучшения, но допускал, что этого

не произойдет, и тогда он предпочел бы, чтобы «комета все уничтожила». В

другом месте он утверждал: «Социальный прогресс означает проверку на каждом

шагу космического процесса и замену его другим, который может быть назван

этическим прогрессом» (Бэри, р. 345). Другими словами, Хаксли рассматривал

прогресс только с этических позиций, которые, как утверждал Гегель, никакого

отношения к прогрессу не имеют. Правда, его внук, Джулиан Хаксли, несколько

иначе относился к понятию прогресса, о чем нам еще предстоит поговорить.

Концепция истории как предмета общих законов (ее отстаивал Конт) была

положительно воспринята Джоном Стюартом Миллем, но более всего

популяризировалась Томасом Генри Баклем (1821-1862), и прежде всего в работе

”Buckle in his History of Civilization in England” (v.1, 1857, v.II, 1861). Главная

мысль английского историка заключалась в том, что прогресс общества

определяется интеллектом, точнее, «ментальными» законами, формулирование

которых возможно на основе «общих знаний, выработанных человечеством».

Причем эти общественные законы имеют такую же силу, как и те, которые

управляют физическим миром. Отсюда: эмоции и моральные факторы – статичны,

а религия, «теологические догмы» – бесплодны, антинаучны, не имеют

решительного влияния на движение человечества. Он полагал, что религия,

литература и правительство в лучшем случае п родукты, а не причины

цивилизации. Как он писал в упомянутой работе: «Я уверяю, что прогресс Европы,

который она прошла от варварства до цивилизации , осуществлен благодаря

интеллектуальной деятельности... Что касается моральных качеств человека, то

здесь, как нам известно, никакого прогресса нет» (цит. по Бэри, 310).

Придавая большое значение науке, Бакль особое внимание обращал на факты,

которые обобщаются статистикой. Редкий случай в те времена, когда ученый-

историк апеллирует к статистике. За это автор библиографической справки о нем в

одной из энциклопедий обозвал его "the enfant terrible of moral statisticians".

Буржуазные историки обычно предпочитают рассказывать о жизни королей

или «великих личностях». Бакль не из них. Как уверяет Бэри, на него повлияли

исследования бельгийского статистика Кетеле (Quetelet), писавшего: «Статистика

уже пролила бóльший свет на изучение человеческой натуры, чем все науки вместе

взятые» (Бери, р. 310). Сведения статистики указывают, что прогресс не

определяется действиями индивидуума, а зависит от общих законов интеллекта,

которые управляют общественным мнением. Действия людей в любой

определенный момент времени зависят от общих знаний и степени их

распространения. Как не без раздражения замечает Бэри: «Здесь мы имеем

теорию, что история есть предмет общих законов, опирающихся на ложное мнение

о значимости статистических фактов» (р. 311). Видимо, Бэри фактам предпочитал

«истинные мнения», опирающиеся опять же на «мнения».

Хотя сам Бакль остался не очень заметной фигурой в научном мире, однако его

идеи были подхвачены немалым количеством историков, которые пытались

ключевые термины Бакля, такие, как «цивилизация», «история», «наука», «закон»,

вывести на понятийный уровень.

Герберт Спенсер (1820-1903)

Спенсер один из немногих философов, который понятие «прогресс» выводит из его

онтологического источника, каковым является категория «сила». К этой категории

я вернусь в соответствующем месте. Здесь же остановимся на понятии «прогресс»

по Спенсеру.

Впервые он его сформулировал в одной из ранних работ «Прогресс: его закон и

причина» (1857). В ней он предварительно отмежевался от «телеологической»

интерпретации понятия «прогресс» с точки зрения человеческого счастья, к чему

склонялось немало философов мистико-теологического направления (например,

русский теософ Вл. Соловьев). Спенсер полагал, не «в счастье» дело, не в нем суть.

А в чем же?

Он писал: «Сущность всего прогресса – начиная с отдаленнейших времен

прошлого, которых наука имеет хоть какую-нибудь возможность достигнуть, и до

вчерашней летучей новости – заключается в превращении однородного в

разнородное (выделено мной. – А.Б.)»

. Это его фундаментальная посылка, которая

подробнее будет развита в понятии «эволюция». Фундаментальность превращения

однородного в разнородное (в его терминологии, гомогенное в гетерогенное)

заключается в том, что этот «закон» относится не только к органическому миру, но

является «законом всех прог рессов». Тем самым Спенсер наделяет качеством

прогресса всю Вселенную, точнее, все процессы, происходящие в неорганическом,

органическом и социальном мирах. Позволю себе длинную цитату, проясняющую

позицию Спенсера:

Переход от простого к сложному, путем процесса последовательных

дифференцирований, одинаково виден и в самых ранних и зменениях Вселенной, до

которых мы можем дойти путем умозаключений, и в тех, определить которые м ы

можем путем индукции; этот переход виден в геологическом и климатическом

развитии Земли, и в развитии каждого отдельного организма на ее поверхности; он

виден в развитии человечества, будет ли оно рассматриваться в цивили зованном

индивиде или в массе различных рас; он виден в развитии общ ества, по отношению к

его политической, религиозной или эк ономи ческой ор ганизации ; он виден , наконец, в

развитии всех бесчисленных конкретных или абстрактных произведений человеческой

Спенсер, с. 47.

деятельности, которые составляют обстановку обыденной нашей жизни. (Там же, с. 46-

7.)

Из этого пассажа следует, что если в той же Вселенной происходят обратные

процессы, переход от сложного к простому, от разнородного к однородному, то это

будет называться регрессом, о чем бедная природа явно не догадывается.

Продолжим, однако, мысль Спенсера. В качестве явного свойства всех видов

прогресса он называет изменение. То есть любой прогресс происходит под

воздействием изменения. Он полагает, что существует некий закон изменений,

который и превращает однородное в разнородное. Но это только его

предположение, которое он выдвигает априори. (На самом деле столь же очевидно,

что не каждое изменение ведет к прогрессу.) Оно было ему необходимо, чтобы

сформулировать следующий закон: «Каждая действующая сила производит более

одного изменения,– каждая причина производит более одного действия» (с. 48).

Это утверждение легко доказать, и оно ему было нужно для вывода о том, что

переход от однородного к разнородному в конечном счете ведет к «усложнению

вещей».

Эти законы он демонстрирует на примерах из космического, органического и

социального миров.

Здесь им описан прогресс как явление, происходящее благодаря

дифференциации вещей. Но существует еще интеграция, которая анализируется

им на примере понятия «эволюция», которое у него фактически тождественно

понятию «прогресс». Это подробно раскрывается в его «Основных началах» (1862).

В общей форме данное понятие определяется следующим образом:

Эволюция есть интеграция материи и сопутствующее этому рассеивание

движения, в процессе чего материя переходит из [состояния] относительной

неопределенности, несвязанной однородности к относит ельно определенной

согласованной разнород ности; и при этом сохранившееся движ ение испытыва ет

параллельную трансформацию (курсив Спенсера. – А.Б.)

Spencer, p. 358.