утверждение следует расшифровать, осмыслить, логически развернуть. Собственно, такое осмысление
и есть основное дело разума, его самостоятельное дело, не сводящееся к обобщению работы рассудка и
санкционированию работы воображения. Возможность такого сопоставления "предметов возможного
опыта" с самой идеей "предметности" есть исходное, парадоксальное "априори разума". Осуществление
такого сопоставления, выходящее за пределы теоретического разума, и есть "эксперимент чистого
разума" как обоснование логической возможности и логического смысла реальных экспериментов.
Выше — вслед за Кантом — я упомянул, что в "опыте" (читай — в "эксперименте" Нового времени)
необходимо как-то сопоставлять "предмет с понятием, а понятие — с предметом". Сбросим с этого
утверждения оболочку тривиальности. Кант как будто особенно настаивает на первом тезисе: предмет
необходимо сопоставлять с понятием. Действительно, это как-то уютнее: неизвестное сравнивать с
известным и тем самым познавать его. Но только будет ли это познанием (нового), если мы просто
научимся — в опыте, посредством опытных манипуляций — сводить неизвестное к известному,
уничтожать его бытие, обнаруживая, что — в каком-то, пусть очень сложном, гегелевском виде — мы
(ну, скажем, абсолютный субъект) все уже знали, только, к примеру, позабыли, что знали, или не
развернули (понятийно) свое знание, логически последовательно не осознали его...
Но вдумаемся, действительно ли только в этом и состоит Кантово "Коперниковское открытие в
метафизике"? Ведь на первый взгляд именно к такому интеллектуальному уюту и сводятся претензии
Канта. Мы помним, к примеру, как в том же Предисловии... утверждается, что до настоящей науки
понятие пытались сопоставлять с предметом (с неизвестным), а вот после Евклида — в геометрии, или
после Галилея — в физике, или после него. Канта, — в метафизике... научились открывать в природе то,
"что сам разум вкладывает в природу" (3, 86). Сначала спрятать, отметить крестиком заветное место, а
потом найти, зная, где и что спрятал... Ничего себе открытие, даже сильнее — изобретение нового!
Но, очевидно, тут что-то не так.
Кант говорит в Предисловии... какие-то странные вещи, как-то странно противоречит себе. С одной
стороны, действительно, "разум видит (в природе. — В.Б.) только то, что сам создает по собственному
плану... в противном случае наблюдения... не будут связаны необходимым законом...". Но, с другой
стороны, разум на основании экспериментов должен "черпать из природы знания, но не как школьник...
а как судья", он должен ".искать (а не придумывать) в ней то, чему он должен научиться у нее и чего он
сам по себе не познал бы" (3, 85 — 86. Курсив мо". — В.Б.).
Что-то совсем дико. Осуществлять эксперимент — это означает:
открывать в природе только то, что твой разум придумал и вложил в нее (тезис) и — тем самым —
открывать в природе только то, что тебе неизвестно, чего просто нет в разуме (антитезис).
Кант четко видит эту странность, но не думает устранять ее, настаивает на ней, делает ее (то есть
онтологическое предположение эксперимента) основной загадкой и трудностью для разума, объявляет
эту несуразность основным предметом деятельности разума — в его отличие от рассудка или
продуктивного воображения.
Кант пишет: "...следовало бы попытаться выяснить, не разрешим ли мы задачи метафизики более
успешно, если будем исходить из предположения, что предметы должны сообразоваться с нашим
познанием... Если бы созерцания должны были согласоваться со свойствами предметов, то мне не
понятно, каким образом можно было бы знать что-либо a priori об этих свойствах; наоборот, если
предметы (как объекты чувств) согласуются с нашей способностью к созерцанию, то я вполне
представляю себе возможность априорного знания" (3, 87 — 88). Так утверждается тезис. "Но я не могу
остановиться на этих созерцаниях, и для того, чтобы они сделались знанием, я должен их как
представления отнести к чему-нибудь как к предмету, который я должен определить посредством этих
созерцаний" (3, 88. Курсив мой. — В.Б.). Это уже антитезис. Без отношения к предмету, находящемуся
вне познания, без сопоставления понятий с предметом вообще нельзя говорить, что я нечто знаю. Это
уже нечто совсем странное. Получается, что предмет, к которому должны быть отнесены созерцания,
который независим от этих созерцаний и точность воспроизведения которого придает созерцаниям