Боннар Андре. Греческая цивилизация. Том 2-й. От Антигоны до Сократа
Подождите немного. Документ загружается.
вступить с ним в бой. Скифам в этой тактике очень благоприятствовали не
только естественные условия страны — обширной равнины, густо заросшей
травой, но и пересекающие ее полноводные реки, представляющие отличные
рубежи сопротивления. Геродот перечисляет эти реки и некоторые их
притоки от Дуная до Дона. В его перечислении есть названия излишние.
Вот несколько подробностей, поскольку нужно делать выбор в
чрезвычайно обильном материале, которые Геродот приводит относительно
гаданий у скифов:
«В случае болезни скифский царь приглашает трех наиболее
знаменитых гадателей, которые производят гадание упомянутым выше
способом. При этом по большей части они объявляют, что такой-то или иной
из народа, называя его по имени, ложно клялся божествами царского очага, а
у скифов существует обычай — давать торжественнейшую клятву во имя
царских домашних божеств во всех тех случаях, когда они желают
представить священнейшую клятву. Человека, обвиняемого в
клятвопреступлении, тотчас схватывают и доставляют на суд; затем гадатели
уличают его в том, что он, по свидетельству гадания, виновен в
клятвопреступлении против божеств царского очага и что вследствие этого и
болеет царь. Обвиняемый возражает, настойчиво уверяя, что он не нарушил
клятвы. Если обвиняемый отрицает вину, царь призывает других гадателей,
числом вдвое больше против прежнего. Если и эти гадатели на основании
своего искусства обвиняют подсудимого в клятвопреступлении, ему
немедленно отсекают голову, а имущество его достается на долю первых
гадателей. Но если бы вторые гадатели оправдали подсудимого, в таком
случае призываются новые и опять новые гадатели. Если большинство
гадателей оправдывает подсудимого, то постановляется, что первые гадатели
должны погибнуть сами».
(IV, 68)
Как видно, вопрос о правильности гадания решается большинством
голосов.
Геродот продолжает:
«Казнят их таким образом: повозку наполняют хворостом и запрягают
в нее быков; сковывают гадателям ноги, а руки связывают на спине,
затыкают рты и в таком виде вкладывают гадателей в середину хвороста,
потом зажигают хворост, пугают быков и гонят. Множество быков гибнет в
пламени вместе с гадателями, другие быки, хотя и опаляются, спасаются
бегством, когда сгорит дышло. Этим способом сожигают гадателей и за
разные другие провинности, причем они называются лживыми гадателями.
Царь не оставляет в живых и детей казненных гадателей; все мужское
поколение их он велит казнить, а женского не трогает».
(IV, 69)
Более всего поражает в таких рассказах невозмутимый тон, в котором
Геродот передает самые отвратительные жестокости.
Вот что рассказывает наш историк о могилах скифских царей:
«Гробницы царей находятся в Геррах [по-видимому, в Киевской
области], до которых Борисфен судоходен. После смерти царя там тотчас
выкапывается большая четырехугольная яма; по изготовлении ее
принимаются за покойника и воском покрывают его тело, но предварительно
разрезывают ему живот, вычищают его и наполняют толченым купером,
ладаном, семенами сельдерея и аниса, потом сшивают и везут в повозке к
другому народу. Тот народ, к которому привозят покойника, делает то же
самое, что и царские скифы, именно: и там люди отрезывают себе часть уха,
стригут кругом волосы, делают себе на руках порезы, расцарапывают лоб и
нос, а левую руку прокалывают стрелами. Отсюда перевозят труп царя к
другому подвластному им народу, между тем как тот народ, к которому они
приходили раньше, следует за покойником. Объехавши таким образом все
народы, царские скифы являются в землю отдаленнейшего подчиненного им
народа — герров, где находится и кладбище. Здесь труп хоронят в могиле на
соломенной подстилке, по обеим сторонам трупа вбивают копья, на них
кладут брусья и все покрывают рогожей. В остальной обширной части
могилы хоронят одну из его наложниц, предварительно задушивши ее, а
также виночерпия, повара, конюха, приближенного слугу, вестовщика,
наконец, лошадей, первенцев всякого другого скота и золотые чаши, —
серебра и меди цари скифов совсем не употребляли; после этого все вместе
устраивают большую земляную насыпь, прилагая особенное старание к тому,
чтобы она вышла как можно больше».
(IV, 71)
В многочисленных курганах, раскопанных в южной России, было
найдено множество человеческих скелетов, кости лошадей и груды золотых
предметов. Некто Ибн-Фадлан, араб, писавший в 920 году, сообщает нам, что
погребальные обряды, описанные Геродотом, еще существовали в его время
у вождей украинских племен. Этот арабский путешественник видел, как
задушили, а потом сожгли вместе с ее господином одну из наложниц.
По истечении года вся церемония повторялась снова, причем на этот
раз умерщвляли пятьдесят самых ценных слуг царя и равное количество
лошадей. Эти пятьдесят слуг верхом на конях, насаженные на колья,
расставлялись вокруг могилы. Разумеется, точно восстановить эти трофеи
нельзя, так как они были расположены за пределами могилы. Очевидное
удовольствие, с каким Геродот передает, не моргнув глазом, подобные
рассказы, представляют одну из характерных черт греческой цивилизации.
Тот факт, что греки чувствуют свою близость с другими людьми, — это не
только одна из благородных черт их натуры, но и обстоятельство,
характеризующее их целиком. И самые кровожадные их черты — не на
последнем месте. Их гуманизм не носит единственного в своем роде
характера — характера идеализма.
* * *
После скифов Геродот перечисляет все народы, которые с юга, севера,
запада и востока окаймляют скифские владения. О большинстве из них, за
исключением, пожалуй, одних гетов в устье Дуная и тавров в нынешнем
Крыму, Геродот говорит понаслышке. Наибольшую часть своих сведений он
почерпнул от греческих торговцев, сновавших по украинской земле от Дуная
до Волги, покупавших зерно, меха, рабов и продававших масло и вино в
своих красиво расписанных сосудах, а иногда всякую мелочь с египетских
базаров. Рассказ Геродота сопровождается в этой части его «Исследований»
многочисленными оговорками, однако содержит не одно поучительное
сообщение.
Вот что он пишет о неврах:
«Кажется, что люди эти колдуны; по крайней мере скифы и эллины,
живущие в Скифии, рассказывают, что ежегодно один раз в год каждый невр
становится на несколько дней волком, а потом снова принимает
человеческий облик. Я не верю этим рассказам, но так говорят и рассказы
удостоверяют клятвою».
(IV, 105)
Вот более ясное сообщение об андрофагах:
«Из всех народов андрофаги имеют самые дикие нравы; нет у них ни
правды, ни закона. Андрофаги — кочевники, одеваются по-скифски, но язык
имеют особенный; они одни из всех тамошних народов употребляют в пищу
человеческое мясо».
(IV, 106)
Упоминание о языке заставляет предполагать, что этот народ
андрофагов относится к финской ветви. С другой стороны, именно о финнах
известно, что у них вплоть до средних веков существовало людоедство.
Геродот знает, что за скифами, неврами и андрофагами и за
множеством других народов, все далее на восток и все далее на север, земля
продолжает быть обитаемой и что вместо ожидаемого моря на равнине
поднимаются высокие горы, которые нам позволительно отождествить с
Уралом. Сведения нашего летописца становятся все более скудными, или,
вернее, по мере того как они касаются все более фантастических черт. Все же
Геродот производит свой отбор, как обычно, сообщая обо всем подряд, но
указывая читателю на ту грань, за которую его доверие решительно
отказывается переступить.
У подножия этих гор, по Геродоту, живут народы, у которых все от
рождения плешивы; говорят также, что у них приплюснутый нос и
выступающий подбородок. Описание этих людей, названных «плешивыми»
(Геродот подразумевает — с редкими волосами), заставляет подумать о
калмыках. Далее: «Дерево, плодами которого они питаются, носит название
понтика; оно такой же почти величины, как и фиговое дерево. Плод его,
похожий на бобы, содержит в середине зерно. Когда плоды созревают, их
процеживают через платок, и из них вытекает густой черный сок; добываемая
жидкость называется асхи. Сок этот лижут или, смешав с молоком, пьют».
(IV, 23)
«Асхи» — название национального напитка казанских татар. Калмыки
и сейчас употребляют дикую вишню в том виде, который описан Геродотом.
Не лишено вероятия, что описанное им дерево — вишня, в то время
неизвестная в Европе.
«Страна до этих плешивых и народы, по сю сторону ее живущие,
хорошо известны». По Геродоту, эта область гористая, поскольку он слышал,
что в тех горах живут люди с козлиными ногами, называемые «козлоногими»
(образное выражение для обозначения людей, искусных в лазании).
Вот что он говорит: «По рассказам этих плешивых, для меня
невероятным, на горах живут люди с козлиными ногами, а дальше за этими
людьми живет другой народ, который спит в течение шести месяцев. Я
совсем этому не верю». И все же в этом есть смутный намек на длинную
полярную ночь.
Одной из характерных особенностей всех перечисленных стран,
включая и страну скифов, является у Геродота холод, начинающийся, по его
сведениям, от Босфора Киммерийского (пролива между Азовским морем и
Черным). Он пишет:
«Вся осмотренная нами страна отличается столь суровым климатом,
что в течение восьми месяцев здесь стоит нестерпимый холод, а пролитая в
это время на землю вода не делает грязи, разве разведешь огонь. Замерзает
море и весь Киммерийский Босфор [Керченский пролив], так что живущие по
сю сторону рва [в Крыму] скифы толпами переходят по льду, переезжают по
нем в повозках на другой берег к синдам [на Кубань]. Таким образом, в
течение восьми месяцев там непрерывная зима, и в остальные четыре месяца
стоят холода. [Ошибка: лето в России знойное.] Тамошняя зима отличается
от зимы, какая бывает в различных иных землях, тем, что в пору дождей идут
лишь небольшие дожди, между тем как летом они не прекращаются; зимою
не бывает там гроз, как бывают они во всяком другом месте, зато летом
сильные грозы. Если случится гроза зимою, она возбуждает изумление, как
чудесное знамение».
(IV, 28)
В Греции грозы наблюдаются весной и осенью, изредка зимой, но
никогда летом. Отсюда и замечание Геродота.
Далее следует размышление, подсказанное здравым смыслом:
«Что касается перьев, которыми, по словам скифов, наполнен воздух и
благодаря которым нельзя ни видеть дальше по материку, ни пройти, то вот
мое мнение о них: выше занимающей нас страны идет постоянно снег, летом,
впрочем, как и следовало ожидать, меньше, нежели зимою. Всякий видевший
вблизи, как идет сильный снег, понимает меня, потому что снег похож на
перья. Такая-то зима и делает необитаемыми северные части этого материка.
Итак, по моему мнению, скифы и соседи их называют снег перьями по
сходству их со снегом».
(IV, 31)
* * *
Затем, покидая север, Геродот уводит нас к крайним южным пределам
Азии. Эти области крайнего юга материков, по мнению нашего автора,
наделены самыми ценными дарами природы. Индия является страной золота,
Аравия — страной благовоний. Тут Геродот интересуется получением самых
очевидных свидетельств богатств, проникших в Грецию из сказочного
Востока, более, чем нравами жителей. Такие редкие блага, как золото и
ароматические вещества, могут быть добыты только чудесными способами.
Гигантские муравьи, легендарные птицы, крылатые змеи — целая
зарождающаяся естественная история, пока еще фантастическая, оказывает
Геродоту свои обманчивые услуги. Я коснусь лишь одного чудесного
способа добывать золото, оставив в стороне все остальные, равно как и
фантастический сбор благовоний.
На восток от Индии, пишет Геродот, существуют места, необитаемые
из-за песка. В этих пустынях находятся муравьи меньше собаки, но крупнее
лисы. Эти муравьи — очевидно, сурки. Индусы могли называть сурков
муравьями, потому что они копали норы в земле. В «Махабхарате» золотой
песок называется муравьиным золотом. Наконец, говорят, что в
муравейниках этой страны случается обнаружить золотой песок; эти данные,
спутанные и плохо понятые, отразились в рассказе Геродота, который
повторяли за ним, украшая новыми подробностями, вплоть до конца средних
веков.
«Муравьи эти роют для себя жилища под землею и оттуда выносят
песок на поверхность так точно, как муравьи у эллинов; на эллинских
муравьев они похожи и по виду. Выносимый ими на поверхность песок —
золотой. За ним-то и ходят индийцы в пустыню, причем каждый из них
выезжает на тройке верблюдов; по сторонам на поводьях идут самцы, а в
середине самка, для чего старательно выбирается такая, у которой дома
остаются очень юные жеребята, от которых и отрывают ее...».
(III, 102)
«Наружный вид верблюдов эллины знают, а потому я не буду говорить
о нем; отмечу только неизвестную эллинам особенность. Верблюды имеют на
задних ногах четыре бедра и столько же колен».
(III, 103)
Странная анатомия! Однако друзья Геродота и верблюдов находят ей
оправдание. У верблюда, говорят они, плюсна такая длинная, что пятка
кажется вторым коленом, что позволяет предполагать наличие двух бедер.
Кроме того, когда верблюд становится на колени, он подгибает под себя ноги
такой длины, что тут нетрудно запутаться.
«Так отправляются индийцы на охоту, и такова для этого запряжка
верблюдов... Прибыв на место с мешками, индийцы немедленно наполняют
их золотым песком и возможно скорее уезжают назад, потому что, как
рассказывают персы, муравьи тотчас чуют охотников обонянием и бросаются
за ними в погоню. Нет другого животного столь быстрого, как эти муравьи, и
если бы индийцы не убегали раньше, в то время как муравьи собираются
еще, то ни один из них не спасся бы. Самцы верблюдов уступают в быстроте
бега самкам, и потому охотники спускают их с поводьев, но не обоих разом».
(III, 104 и 105)
Подразумевается, что верблюды-самцы прихвачены лишь для того,
чтобы задержать преследование муравьев: их бросают одного за другим в
момент, когда настигают муравьи. Те останавливаются, чтобы их пожрать.
Возможно, что в тексте Геродота, внушающем подобное объяснение, имеется
пропуск.
Вот в страницах, посвященных Аравии, любопытные размышления по
поводу относительной плодовитости разных видов животных:
«По словам арабов, [крылатые] змеи заполонили бы всю землю, если
бы с ними не случилось то же самое, что, как мне известно, случается с
ехиднами. Вообще я полагаю, промысл божий мудр, как и подобает ему
быть, и потому сотворил многоплодными всех животных робких и идущих в
пищу с тою целью, чтобы они не были съедены все; напротив, малоплодными
сотворил всех животных сильных и вредных».
(III, 108)
Эти доводы, возможно, основываются на той роли, какую Анаксагор
или до него Ксенофан отводили Разуму в управлении вселенной. Тем не
менее для нас Геродот первый, кто развил такой любопытный
телеологический взгляд на живой мир. Историк продолжает:
«...На зайца охотятся все: звери, птицы, люди, и потому он
многоплоден. Заяц — единственное животное, которое оплодотворяется и во
время беременности, так что в утробе самки один детеныш бывает покрыт
шерстью, когда другой еще гол, третий чуть формируется в матке самки, а
четвертый при них только зачинается».
(III, 108)
Аристотель не преминул воспроизвести этот рассказ об образовании
тройного зародыша сверх состоявшегося зачатия у зайчихи и добавить к
нему новые подробности. Но вот как родится львенок:
«Напротив, львица, как сильнейший и отважнейший зверь, рождает
одного детеныша один раз в жизни; при рождении она вместе с детенышем
выбрасывает и матку. Причина этого следующая: лишь только детеныш
начинает двигаться, он разрывает матку когтями, так как когти у него острее,
нежели у какого-нибудь другого животного; чем больше становится
детеныш, тем глубже разрывается им матка, которая ко времени родов
совершенно разрушается».
(III, 108)
Геродот забывает объяснить нам, как при такой системе провидение
обеспечило продолжение львиного рода. Сделать это ему помешала бы
арифметика.
Далее:
«...Существование человека стало бы невозможным, если бы ехидны и
аравийские крылатые змеи размножались беспрепятственно в той степени,
какая определяется их природой [иначе говоря, попросту из яйца]. Между
тем, лишь только они сходятся парами для совокупления, и самец в момент
оплодотворения самки испускает семя, самка хватает его за шею, впивается в
нее и выпускает не прежде, чем перегрызши ее. Самец таким образом
погибает, но и самка расплачивается за гибель самца следующим наказанием:
в отмщение за отца детеныши еще в утробе самки грызут мать, разгрызают
ей живот и так выходят на свет».
(III, 109)
Клитемнестра, эта ехидна, — говорит Эсхил, — убила Агамемнона.
Орест убивает мать, чтобы отмстить за смерть своего отца. Геродот читал
или видел «Орестею». Он словно пишет «Орестею» ехидны.
Видно, на краю света чудеса множатся. Но эти сказочные истории
были бы утомительны. Я предпочитаю указать на некоторые черты описания
Геродотом одной из народностей Северной Африки.
* * *
Геродот не странствовал по Северной Африке. Из совершенно
греческого города Кирены он сделал несколько поездок по Ливийской