Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв 3 тт. Том 1. Структуры повседневности

Подождите немного. Документ загружается.

начиная от Пекина — с их трассами и станциями, где мандаринам, находившимся в служебных поездках,

оказывали различные услуги за счет императора: их размешали, кормили, давали им новых лошадей, новые

суда, новых носильщиков. Этими станциями, лежавшими на расстоянии дневного перехода одна от другой,

были большие или второстепенные города, или замки, или те «Йе» или «Цзин», места «постоя и караула»,

«некогда построенные в сих местах, где не было никакого города...». Часто там позднее вырастали города

В конечном счете путешествовать было приятно лишь в местностях, где города и деревни лежали близко

друг от друга. Такой путеводитель («Guide Bleu»), как «Французский Улисс» (1643), укажет хорошие

постоялые дворы — «Королевский сокол» в Марселе, трактир «Кардинал» в Амьене — и посоветует вам (из

благоразумия или же в отместку \о шину?) не останавливаться в Перонне в трактире «Олень»! Удобства,

скорость — все это были привилегии стран густонаселенных, с надежным порядком, цивилизованных:

Китая, Японии, Европы, стран ислама. В Персии «каждые четыре лье находишь добрые караван-сараи», и

путешествие там обходится «дешево». Но в следующем, 1695 г. тот же самый путешественник, покинув

Персию, жалуется по поводу Индостана: нет харчевен, нет караван-сараев, нет сменных животных для

повозок, продовольствия нет нигде, кроме «крупных поселков ни землях Могола», и «спишь под открытым

небом либо под каким-нибудь деревом»

Еще более удивительно то, что морские маршруты устанавливались заранее. Однако же корабль привязан к

ветрам, течениям, промежуточным портам. В прибрежных морях Китая, как и в Средиземном море, каботаж

был неизбежен; берег притягивал, служил ориентиром каботажным мореходам. Что же касается плаваний в

открытом море, то и они имели свои правила, продиктованные опытом. Путь между Испанией и

«Кастильскими Индиями»* и обратно был с самого начала зафиксирован Христофором Колумбом; в 1519 г.

его чуть улучшит Аламинос

, и с тех пор до самого XIX в. этот маршрут останется неизменным. При

возвращении он на

МЕДЛИТЕЛЬНОСТЬ СООБЩЕНИЙ 381

* Испанские владения в Америке. — Примеч. ред.

севере шел вдоль 33-й параллели, что давало путешественникам случай повстречаться внезапно с

суровостью северных областей. Один из них отмечал в 1697 г.: «Холод начинал сильно чувствоваться, и

некоторые кавалеры, одетые в шелка и не имевшие плащей, переносили его с немалым трудом»

. Точно так

же Урданета в 1565 г. открыл и определил раз и навсегда путь от Акапулько до Манилы, из Новой Испании

на Филиппины и обратно. Плавание туда было легким (3 месяца), а обратное — трудным и нескончаемым,

от 6 до 8 месяцев, и пассажир платил за него в 1696 г. до 500 «восьмерных» монет [т. е. по восемь реалов]

Если все бывало хорошо, то корабли шли и останавливались там, где было правилом идти и

останавливаться. На общепринятых стоянках пополняли запасы продовольствия и воды; в случае

необходимости можно было кренговать корабль, отремонтировать его, заменить мачту и долго отстаиваться

в спокойных гаванях. Все было предусмотрено. На широте Гвинейского побережья, где лишь

малотоннажные суда могли подойти к самому берегу, если вас застигал шквал прежде, чем паруса бывали

взяты на рифы, вы рисковали потерять мачту. Тогда следовало, ежели было возможно, идти к

португальскому острову Принсипи — a ilha do Principe, — заменить сломанную мачту, забрать сахар и

рабов. В Зондском проливе благоразумие советовало идти как можно ближе к побережью Суматры, а потом

добираться до Малаккского полуострова: гористый берег огромного острова защищал от неожиданного

шквального ветра, а воды там были неглубокие. Когда настигал ураган (как это случилось с кораблем,

который вез в Сиам Кемпфера в 1690 г.), следовало отдать якоря и, подобно кораблям, видневшимся по

соседству, зацепиться за неглубокое морское дно, пережидая порыв ветра.

ПРЕВРАТНОСТИ ИСТОРИИ ДОРОГ: ИХ ЗНАЧЕНИЕ

А главное — не будем преувеличивать значение событий дорожной истории. Эти события возникают,

противоречат одни другим, зачастую друг друга нейтрализуют. Если мы к ним приглядимся, они все

объяснят. Нет, однако, никакого сомнения в том, что вовсе не мелкие придирки на дорогах, ведущих на

ярмарки Шампани, — придирки, которые чинили французские власти, и особенно Людовик X Сварливый

(1314-1316), — объясняют упадок ярмарок. И даже не установление с 1297 г. прямых и регулярных морских

сообщений между портами Средиземного моря и Брюгге, начало которым положили большие генуэзские

корабли. Тогда, в начале XIV в., изменялась структура крупной торговли: странствующий торговец

становился более редким, товары путешествовали сами по себе, а письменные документы издалека

регулировали их передвижение между Италией и Нидерландами, двумя «полюсами» европейской

экономики, и отныне отпадала надобность встречаться и что-то обсуждать друг с дру-

382 Глава 6. ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ТЕХНИЧЕСКАЯ ОТСТАЛОСТЬ___________________

гом на полпути. Перевалочные центры Шампани утратили полезность. Карьера же ярмарок генуэзских,

другого центра международных расчетов, начнется только в XV веке

Точно так же не будем искать мелких объяснений закрытию около 1350 г. великого пути через Монголию. С

XIII в. монгольское завоевание привело к установлению прямой связи по суше между Китаем, Индией и

Западом. Мусульманский мир оказался обойден. И члены семейства Поло, отец и дядя Марко, а потом и сам

Марко, были не единственными, кто достигал далекого Китая или Индии по бесконечным, но на удивление

безопасным дорогам. Нарушение этой связи следует отнести на счет огромного упадка середины XIV в. Ибо

пришло в упадок все сразу, как на Западе, так и в монгольском Китае. И не будем также воображать, будто

открытие Нового Света сразу же изменило важнейшие товарные потоки земного шара. Спустя столетие

после Колумба и Васко да Гамы Средиземноморье все еще оставалось средоточием международной жизни;

спад наступит позднее.

Что же касается хроники дорожной жизни на коротких пространственных отрезках, то конъюнктура обычно

загодя определяла успех и неуспех в зависимости от приливов и отливов. Сомнительно, чтобы «политика

свободной торговли» графов Брабантских была в такой степени определяющей, как это утверждают; по-

видимому, она была эффективна в XIII в., когда ярмарки Шампани находились в полном расцвете. Так же

увенчались успехом соглашения Милана с Рудольфом Габсбургским (1273-1291), имевшие целью

обеспечить миланцам не обремененным ло рожными сборами путь от Базеля до Брабанта. Кто бы тогда не

преуспел? Но впоследствии, когда между 1350 и 1460 гг. серия договоров сохраняла за этой же самой

дорогой таможенные привилегии, когда в 1332 г. город Гент за свой счет ремонтировал в районе Санлиса ту

дорогу, что вела из Гента на ярмарки Шампани

, в этом следует видеть, скорее, поиски выхода из ставшей

неблагоприятной конъюнктуры. Но зато около 1530 г., когда возвратились хорошие времена, епископу

Зальцбурге ком у удалось сделать доступной для гужевого транспорта вьючную тропу через Тауэрн, не

заменив, однако, дороги через перевалы Сен-Готард и Бреннер, за которыми стояли Милан и Венеция

. Все

дело в том, что тогда хватало дела для всех дорог.

РЕЧНОЕ СУДОХОДСТВО

Немного воды — и посреди земельных массивов все оживало. Такую старинную жизнь легко себе

вообразить повсюду. Кто бы не вспомнил в Грэ, при виде широкой и пустынной Соны, активное лодочное

судоходство прошлых времен, когда вверх везли «лионский товар» и вино, а вниз — пшеницу, овес, сено?

Без Сены, Уазы, Марны, Йонны Париж

МНИТЕЛЬНОСТЬ СООБЩЕНИЙ 383

бы не ел, не пил и даже не имел бы отопления, отвечавшего его потребностям. Без Рейна Кёльн не был бы

еще до XV в. крупнейшим городом

Германии.

Если в XVI в. географ описывает Венецию, он сразу же заводит речь о море и великих водных путях,

которые сходятся в ее лагунах, о Бренте, По, Адидже. По этим путям и каналам барки и шестовые

плашкоуты непрерывно приходили в великий город. Но и самые незначительные водные потоки

использовались повсеместно. На плоскодонных судах, которые спускались по Эбро «от Туделы до Тортосы

и до моря», еще в начале XVril в. перевозили порох, пули, гранаты и прочие боеприпасы, что изготовлялись

в Наварре, — и это невзирая на тысячи сложностей, в частности на «Флишский водопад, где товары

выгружают, с тем чтобы ниже по течению погрузить вновь»

Классической областью речного судоходства в Европе в еще большей мере, чем Германия, были страны за

Одером — Польша и Литва, где еще в средние века развилось активное плавание по рекам на огромных пло-

тах из бревен; на каждом плоту строилась будка для сплавщиков. Этот обширнейший транспортный поток

положил начало речным портам Торунь, Ковно (Каунас), Брест-Литовск; он же вызывал и бесконечные

споры

Однако в мировом масштабе ничто не могло сравниться с судоходством Южного Китая, от Голубой реки

[Янцзыцзян] до границ Юньнани. Очевидец отмечал около 1733 г.: «От этого судоходства зависит огромная

[внутренняя] торговля Китая, коей нет подобной во всем мире... Повсюду видишь непрерывное движение

судов, лодок, плотов (среди плотов случается видеть такие, что длиною до полулье, которые ловко

изгибаются на речных излучинах); в любом месте все это образует чуть ли не плавающие города. Шкиперы

лодок так и живут на них вместе со своими женами и детьми, так что можно прекрасным образом

убедиться в справедливости сообщений большинства путешественников, будто там, в этой стране, почти

столько же народу живет на воде, сколько в городах и деревнях»

. Уже отец де Магальянш писал: «В мире

нет ни одной страны, которая в отношении навигации [понимай: речного судоходства] могла бы сравниться

с Китаем...», где «имеются две империи — одна на воде, другая на суше, и столько же Венеции, сколько

городов»

. Вот суждение очевидца: в 1656 г. он в течение четырех месяцев поднимался до самой Сычуани

по Янцзы, «каковую именуют Сыном моря», по «Янцзыцзян, которая, как море, беспредельна и бездонна».

Немного лет спустя, в 1695 г., один путешественник утверждал, будто китайцы в принципе «любят жить на

воде, подобно уткам». Он поясняет: часами, целыми днями плывешь «посреди плотов», каналы и участки

рек в городах приходится проходить, «пробираясь сквозь огромное количество лодок», с приводящей в

отчаяние медлительностью

384 Глава 6. ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ТЕХНИЧЕСКАЯ ОТСТАЛОСТЬ

АРХАИЧНОСТЬ ТРАНСПОРТНЫХ СРЕДСТВ: НЕИЗМЕННОСТЬ, ОТСТАВАНИЕ

Если бы мы собрали воедино серию картинок, изображающих транспорт во всем мире в XV—XVIII вв., и

так, чтобы картинки эти были бы представлены читателю без тщательно добавленных легенд, он смог бы

безошибочно разместить их в пространстве. Кто бы не узнал китайский паланкин с носильщиками или

ручную тележку с навесом; индийских вьючных быков и боевого слона, или турецкую арбу на Балканах

(или даже в Тунисе), или караваны верблюдов в мире ислама, цепочки африканских носильщиков, двух —

или четырехколесные повозки Европы с их быками или лошадьми?

Но если бы потребовалось эти картинки датировать, затруднение оказалось бы неразрешимым:

транспортные средства почти не менялись. В 1626 г. отец де Лас Кортес видел в районе Кантона бегущих

китайцев-носильшиков, «поднявших кресло путешественника на длинных бамбуковых шестах». В 1793 г.

Дж. Стаунтон описывал тех же тощих кули «с их лохмотьями, соломенными шляпами и сандалиями». По

пути в Пекин ему нужно было перебраться с одного канала на другой; лодку подняли вручную с помощью

воротов «и таким способом... ее перетащили за меньшее время, чем потребовалось бы для шлюзования.

Правда, приходится использовать больше людей; но в Китае эта сила всегда наготове, стоит мало и ее

неизменно предпочитают всякой другой»

. Точно так же ом и сание африканского или азиатского каравана

у Ибн Баттуты (1326) можно было бы заменить описаниями некоего безымянного английского

путешественника XVI в,, или Рене Кайе (1799-1838), или немецкого исследователя Георга Швейнфурта

(1836-1925). Зрелище оставалось тем же, как бы вневременным. В ноябре 1957 г. я еще видел на дорогах

Польши в окрестностях Кракова тьму направлявшихся к городу крестьянских узких четырехколесных телег,

нагруженных людьми и устланных сосновыми ветками, иглы которых, словно волосы, мели дорожную пыль

позади телег. Зрелище это, которое ныне, несомненно, переживает свои последние дни, в такой же мере

было реальностью и в XV в.

То же самое было и на море: китайские или японские джонки, пироги с балансиром малайцев или

полинезийцев, арабские суда на Красном море или в Индийском океане — все это были почти не

менявшиеся исторические персонажи. Эрнст Захау, специалист по истории Вавилона, в 1897-1898 гг. описал

эти арабские суда из досок, связанных пальмовыми веревками, без единого железного гвоздя, так же

хорошо, как и Белой из Мана (1550) или Джемелли Карери (1695). Последний записывал по поводу судна,

которое строилось в Дамане (Индия) у него на глазах: «Гвозди были деревянные, а конопатили хлопком»

Такие парусники во множестве

МЕДЛИТЕЛЬНОСТЬ СООБЩЕНИЙ 385

сохранятся до появления английских пароходов; и даже еще сегодня они то тут, то там оказывают такие же

услуги, что и во времена Синдбада-Морехода.

В ЕВРОПЕ

Вполне очевидно, что в Европе провести хронологическое разграничение возможно. Мы знаем, что экипажи

с поворотной передней тележкой, ведущие свою родословную от артиллерийских повозок, стали употреб-

ляться по-настоящему лишь около 1470 г.; что кареты, в своем зачаточном виде, появились только во

второй половине или в конце XVI в. (а стекла появятся в них лишь в XVII в.); что дилижансы восходят к

XVII в.; что почтовые экипажи для путешественников и итальянские наемные кареты (извозчики-vetfuwi/) в

большом количестве появятся лишь в эпоху романтизма и что первые шлюзы датируются XIV в. Но эти

новшества не могут скрыть бесчисленных проявлений постоянства в основах повседневной жизни. Точно

так же и в изменчивом мире судостроения имелись непреодолимые верхние пределы — пределы тоннажа,

скоростей; они составляли нечто постоянное, «потолок».

С XV в. генуэзские каракки имели водоизмещение в 1500 тонн. Венецианские корабли водоизмещением в

тысячу тонн грузились объемистыми кипами сирийского хлопка. Рагузинские грузовые парусники XVI в.

водоизмещением в 900—1000 тонн специализировались на соляной торговле, на перевозке шерсти, зерна,

ящиков сахара, занимавших много места кип кожи

. В XVI в. морские гиганты — португальские каракки —

водоизмещением до 2 тыс. тонн могли брать на борт больше 800 человек команды и пассажиров

. И тогда,

если использованное при их постройке дерево было недостаточно сухим, если в борту открывалась течь,

если буря выбрасывала их на мели Мозамбикского побережья и если более легкие корсарские корабли

окружали такого мастодонта, захватывали его и сжигали, — все это означало огромные материальные

потери. «Божья матерь» («Madre de Dios»), захваченная англичанами в 1592 г., не смогла подняться по

Темзе из-за своей осадки. Ее водоизмещение превышало 1800 тонн, и взявший ее сэр Джон Бэрроу,

помощник Рэли*, описывал ее

как чудовище

В обшем, в течение доброго столетия до Непобедимой армады 1588 г. искусство морских верфей достигло

своего рекордного уровня. Только многотоннажные, или дальние, перевозки, гарантированные фактической

или узаконенной монополией, позволяли роскошь такого крупного тоннажа. Водоизмещение

величественных «индийских кораблей» (India-теп) конца XVIII в., специализировавшихся, несмотря на свое

название,

* Рэли Уолтер (1552-1618) — английский мореплаватель, организатор пиратских экспедиций к берегам Америки, поэт,

драматург и историк. — Примеч. ред.

386 Глава 6. ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ТЕХНИЧЕСКАЯ ОТСТАЛОСТЬ

на торговле с Китаем, почти никогда не бывало больше 1900 тонн. Это был предел, предопределенный

конструкционным материалом, парусным вооружением, установленными на борту пушками, — он налагал

свои ограничения. Но верхний предел — это противоположность средней величине. Вплоть до последних

дней парусного мореходства по морям плавали очень небольшие суда — в 30, 40, 50 тонн. Только около

1840 г. применение железа позволит строить более крупные корпуса. До этого корпус водоизмещением в

200 тонн был правилом, в 500 — исключением, а в 1000 или 2000 тонн — курьезом.

СМЕХОТВОРНЫЕ СКОРОСТИ

И ПРОПУСКНАЯ СПОСОБНОСТЬ ДОРОГ

На плохих дорогах — ничтожные скорости. Так рассуждает человек 1979 г., и его точка зрения имеет свой

резон. Он видит огромные препятствия для любой активной жизни в прошлом лучше, нежели современник,

для которого это было повседневной действительностью. Поль Валери уже говорил: «Наполеон шел так же

медленно, как и Юлий Цезарь». Именно это доказывают три карты-схемы (с. 390—391), которые позволяют

измерить скорость доставки новостей в направлении Венеции: между 1497 и 1537 гг. — по «Дневникам»

Марино Сануто, венецианского патриция, который день за днем отмечал даты поступления получаемых

Синьорией писем и даты их отправки; затем с 1686 по 1701 ис 1733 по 1?35 г. по рукописным газетам,

издававшимся в Венеции, настоящим «рукиппс ным новостям», как говаривали в Париже. Другие расчеты

привели бы к тем же выводам, а именно: что, как правило, использовали лошадей, экипажи, суда или

скороходов, делали самое большее 100 км в сутки. И это были рекорды: превосходящие их результаты были

редки и оставались роскошью. В Нюрнберге в начале XVI в. можно было, уплатив соответствующую цену,

доставить в Венецию заказ в четыре дня. Если крупных городов новости достигали быстро, то потому

только, что те платили за скорость их доставки, и потому, что всегда были средства преодолеть

пространство. Одним из таких средств станет, вполне очевидно, постройка усыпанных щебнем или

мощенных камнем дорог; но последние надолго останутся исключением.

Скажем, мощенная камнем на всем своем протяжении дорога от Парижа до Орлеана обеспечила, невзирая

на разбойников, которых еще в XVII в. опасались возле леса Торфу, быструю связь с Орлеаном — важ-

нейшим речным портом Франции, равным или почти равным Парижу. К тому же Луара была самым

удобным водным путем королевства, «самой широкой в своем русле, самой протяженной... по коей можно

под парусом пройти по королевству больше ста шестидесяти лье, чего не найдешь ни на какой [другой] реке

Франции». Эта дорога из Парижа в Орлеан

МЕДЛИТЕЛЬНОСТЬ СООБЩЕНИЙ 387

была «королевской мощеной» большой дорогой, пригодной для движения карет, «повозочной дорогой»

(«strada di earn»), как говорил уже в 1581 г. один итальянец. Точно так же и Стамбул-иол — дорога из Стам-

була в Белград через Софию — с XVI в. имела свои повозки, а в XVIII в. — и свои роскошные арбы

Прогресс XVIII в. выразился, например, во Франции в расширении сети благоустроенных больших дорог.

Откупная стоимость аренды французской почты поднялась с 1220 тыс. ливров в 1676 г. до 8800 тыс. ливров

в 1776 г. Бюджет дорожного ведомства (Fonts et Chaussees), составлявший при Людовике XIV 700 тыс.

ливров, достигал в преддверии Революции 7 млн

. А ведь бюджет этот обеспечивал только расходы на

строительство, открытие новых дорог; поддержание в порядке старых осуществлялось за счет дорожной

повинности, введенной административным путем около 1730 г., упраздненной Тюрго в 1776 г., в том же

году восстановленной и переставшей существовать только в 1787 г. Во Франции насчитывалось тогда

примерно 12 тыс. лье (т. е. 53 тыс. км) построенных дорог и 12 тыс. лье строившихся

И вот в свой час появились дилижансы и в их числе — знаменитые «тюрготины». Современники находили

их дьявольской, опасной затеей. Их «кузов узок, — говорил один из них, — и места там настолько тесные,

что каждый просит соседа вернуть ему его ногу или руку, когда требуется выходить... Ежели на беду

окажется путешественник с большим животом или широкими плечами... приходится кряхтеть или

удирать»

. Скорость их безрассудна, несчастных случаев множество, и никто не возмещает пострадавшим

ущерб. На больших дорогах замощена была, впрочем, лишь узкая средняя полоса; два экипажа не могли

разъехаться без того, чтобы одно из колес не попало на глинистую обочину.

Отдельные редкостные по глупости комментарии уже предвещали те, которыми позднее встретят первые

железные дороги. Когда в 1669 г. дилижанс покрыл путь от Манчестера до Лондона за один день, вспых-

нули протесты: это означало конец благородного искусства верховой езды, крах тех, кто изготовлял седла и

шпоры, и исчезновение лодочников с Темзы

Тем не менее движение вперед продолжалось. Между 1745 и 1760 гг. наметилась первая революция в

дорожных перевозках: снизились цены перевозок, да к тому же еще воспользовалось этим «племя мелких

капиталистов-спекулянтов». Они предвещали наступление новых времен.

И все же эти скромные рекорды касались только больших дорог. Во Франции вне «почтовых» дорог,

вызвавших восхищение у Юнга

, большую часть года невозможно было с удобствами перевозить

тяжеловесные грузы и даже, как добавлял Адам Смит, «путешествовать верхом; единственное средство

спасти свою шкуру — использовать мулов»

100

. Далеко отстоявшие от дорог деревни оставались осуждены

на некое полуудушье.

388 Глава 6. ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ТЕХНИЧЕСКАЯ ОТСТАЛОСТЬ

ПЕРЕВОЗЧИКИ И ПЕРЕВОЗКИ

По завершении жатвы или сбора винограда или в зимние месяцы перевозки были вторым ремеслом для

миллионов крестьян на Западе, довольствовавшихся довольно скромной платой. Ритм их свободного

времени определял верхние и нижние точки транспортной активности. Перевозки, организованные или

неорганизованные, всегда были занятием бедных или по крайней мере имевших весьма скромные доходы

человеческих групп. Равным образом и на море команды набирались из бедняков Европы и всего мира.

Голландские корабли, господствовавшие в XVII в. на всех морях, не составляли исключения из этого

правила. Так же обстояло дело и с удивительными американскими моряками, «англичанами второго сорта»,

как их называли китайцы, начавшими в конце XVIII в. покорять моря на крохотных, иногда в 50-100 тонн

водоизмещением, кораблях, ходивших из Филадельфии или из Нью-Йорка в Китай. Говорили, что эти люди

бывали пьяны при малейшей к тому возможности

101

. Добавим к этому, что предприниматели-перевозчики

обычно не бывали капиталистами крупного масштаба: прибыли их были невелики. Мы к этому еще

вернемся

102

Но ведь, несмотря на умеренность цен и доходов, перевозки сами по себе были сопряжены с большими

затратами: для средневековой Германии — в среднем 10% ad valorem [от цены товара], как считает один

историк

103

. Но такая средняя величина варьировала в зависимости oi CIJXIMM и периода. Мы знаем для 1320

и 1321 гг. цены на сукна, закупавшиеся в Нидерландах и отправляемые во Флоренцию. По шести известным

счетам транспортные издержки колебались от 11,7% ad valorem (нижний предел) до 20,3%, что составляло

наивысший уровень

104

. Это для товаров немассовых и весьма дорогостоящих. Другие же почти не

перевозились на далекие расстояния. BXVII в. приходилось «платить от 100 до 120 ливров, чтобы доставить

из Бона в Париж бочку с вином, которая часто стоит не больше сорока ливров»' °

Эти издержки в обшем были на суше большими, нежели на море. Отсюда проистекала известная вялость

перевозок по суше на далекие расстояния; это, правда, способствовало оживлению перевозок по речным

путям, но города и сеньоры увеличивали на них транзитные пошлины. А отсюда — задержки, досмотры,

взятки, потеря времени. Даже в долине По или на Рейне купца доводили до того, что он предпочитал

зачастую путь по суше таким водным путям, перекрытым цепями таможенных постов, протянутыми с

одного берега на другой. Прибавим сюда немалый риск разбойничьих нападений, которые по всему свету

были обычным делом, маргинальным признаком постоянного экономического и социального недуга.

МЕДЛИТЕЛЬНОСТЬ СООБЩЕНИЙ 389

В противоположность этому дорога по морю означала в некотором роде всплеск облегченной жизни,

«свободу торговли». Существовала как бы премия для экономики, связанной с перевозками морем. С XIII в.

стоимость зерна в Англии возрастала на 15% всякий раз, когда его перевозили по суше на расстояние 80 км,

в то время как гасконское вино прибывало из Бордо в Халл или в Ирландию всего с 10-процентным

увеличением цены, невзирая на долгое путешествие морем

106

. В 1828 г. Жан-Батист Сэ объяснял своим

слушателям в Коллеж де Франс, что жители приатланти-чсских городов Соединенных Штатов «отапливают

свои дома английским каменным углем, который привозят к ним более чем за тысячу лье, предпочитая его

дровам из своих собственных лесов, которые находятся в десяти лье. Перевозка на десять лье по суше

обходится дороже, нежели на тысячу лье морем*

107

. Когда Ж.-Б. Сэ внушал эти элементарные понятия

(повторяя аналогичные замечания Адама Смита), паровых судов еще не было в эксплуатации. И тем не

менее морской транспорт, начиная с дерева, паруса и навесного руля, уже давно достиг своего

совершенства, мы бы сказали предела возможного, вне сомнения потому, что орудие совершенствуется в

употреблении.

И это в силу контраста подчеркивает и делает еще более удивительным отставание дорожного хозяйства.

Последнему, чтобы достигнуть своего совершенства, пришлось дожидаться первого взлета промышленной

революции, бурного времени 30-40~х годов XIX в., чтобы оказаться на пороге расцвета железных дорог. В

самом деле, незадолго до того, как последние пришли на смену, невероятное преобразование дорожного

хозяйства, начиная с «тюрготин» на рельсовом ходу, продемонстрировало, что было возможно с точки

зрения техники совершить намного раньше. В те времена наблюдалось расширение дорожной сети: в США,

где все уже тогда принимало грандиозные размеры, она выросла в восемь раз в 1800— 1850 гг., в

Австрийской империи в 1830-1847 гг. — больше чем вдвое; усовершенствовались экипажи и улучшились

почтовые станции; произошла демократизация перевозок. Эти изменения обязаны были своим зарождением

не какому-то конкретному техническому открытию. Они просто оказались следствием крупных вложений,

целенаправленных систематических улучшений, ибо экономический рост того времени сделал их и

«рентабельными», и необходимыми.

ТРАНСПОРТ КАК ТОРМОЗ ЭКОНОМИКИ

Приведенные выше краткие пояснения не преследовали цели дать описание транспорта; они не смогли бы,

например, обобщить весьма обширный комментарий классического труда В. Зомбарта

108

. Впрочем, я еще

вернусь к некоторым аспектам этого вопроса

109

. Я стремился бегло показать, в какой мере обмен,

представляющий орудие любого прогрессирую-

Как приходили в Венецию новости

Изохронные линии в общем виде показывают, неделя за неделей, время, потребное для доставки писем, на всех трех картах письма

направляются в Венецию. Первая карта составлена по данным трудов П. Сарделлы (1500 г., точнее 1496-1534 гг.). Вторая и третья —

по материалам венецианских рукописных газет, хранящихся в лондонском Record Office. Анализ их проделал для меня Ф. Спунер.

Радиусы серого цвета тем шире, чем выше средняя скорость доставки. Различия от одной карты к другой могут показаться весьма

значительными для той или иной оси. Эти различия объясняются увеличением числа курьеров сообразно требованиям момента. В

общем продолжительные сроки доставки на третьей карте сходны со сроками на первой, тогда как на второй такие сроки иногда

бывают явно меньшими. Такое доказательство отнюдь не может считаться бесспорным. В принципе сравнение скоростей следовало бы

производить, исходя из размеров плошалей, ограничиваемых изохронными кривыми того же порядка. Но площади эти не очерчены с

должной точностью. Однако, если попытаться наложить их друг на друга, они представляются в весьма обших чертах одного размера;

то или иное увеличение уравновешивается тем или иным сокращением. Едва ли следует говорить, что переход к площадям в кв. км и к

скорости в днях производился с необходимыми предосторожностями.

392 Глава 6. ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ТЕХНИЧЕСКАЯ ОТСТАЛОСТЬ__________________

щего экономического общества, оказывался стеснен пределами, которые устанавливал транспорт: его

медлительностью, слабой пропускной способностью, нерегулярным характером и, наконец, его высокой

себестоимостью. Все упиралось в это «невозможное». Чтобы привыкнуть к этой реальности прошлого

длительной временной протяженности, напомним уже приводившиеся слова Поля Валери: «Наполеон

передвигался так же медленно, как Юлий Цезарь».

На Западе лошадь, олицетворение скорости, была средством борьбы с расстояниями par excellence —

средством, которое ретроспективно представляется нам смехотворным. Но Запад старался

усовершенствовать ее службу: лошадей становилось больше, упряжки в пять, шесть, восемь лошадей

позволили применять тяжелые экипажи, подставы на дорогах для почты и спешащих путешественников

позволяли использовать свежих лошадей, да и сама дорога становилась лучше... Если это было так, то,

возможно, потому, что наземный транспорт превосходил — и намного превосходил — транспорт речной и

перевозки по каналам, неизменно очень медленные

110

. Даже для транспортировки угля на севере Франции в

XVIII в. чаще еще пользовались гужевым транспортом, нежели услугами лодочников

111

Эта как бы заранее проигранная война с пространством наблюдается во всех регионах мира. Отправиться в

Китай или в Персию значило а соп-irario убедиться в значении лошади, потому что там чаще всего

прибегали к силе человека. В Китае, как утверждали, носильщик идет столь же быс -тро, как и мелкие

татарские лошади. В Персии лошади были ве;шки,:ип-ны, но прежде всего как боевые кони и предмет

роскоши, «их сбрую украшали золото, серебро и драгоценные камни». Их почти не использовали для

перевозок и доставки срочных сообщений. Прибегали именно к человеку, именно ему доверяли срочные

письма, векселя, драгоценные товары. «Таких скороходов, — сообщает нам в 1690 г. Шарден, — называют

шатир, каковое название дают выездным лакеям и всем тем, кто умеет хорошо бегать и быстро ходить. На

дороге их узнаешь полбутылке с водой и небольшому мешку за плечами, каковой им служит котомкой, дабы

нести в ней еду на тридцать или сорок часов, потребных на дорогу. Ибо, чтобы идти быстрее, они оставляют

большую дорогу и идут проселками. И еще их можно узнать по обуви и большим колокольцам на поясе,

которые звенят как колокольчики мулов и которые они носят, чтобы поддерживать себя в бодрствующем

состоянии. Эти люди потомственно занимаются своим ремеслом. С семи- или восьмилетнего возраста их

обучают ходить крупным шагом на одном дыхании». И так же точно «королевские повеления в Индии

переносятся двумя пешими гонцами, которые движутся все время бегом и сменяются каждые два лье. Пакет

они совершенно открыто несут на голове. Об их приближении узнают по их колокольчикам, как узнают о

почте по рожку форейтора. И когда они достигают

НЕСПЕШНАЯ ИСТОРИЯ ТЕХНИКИ 393

подставы, то падают ничком на землю, и с них снимают пакет, каковой тут же уносят два человека, стоящие

в полной готовности». Такие гонцы делали в день от 10 до 20 лье

112

НЕСПЕШНАЯ ИСТОРИЯ ТЕХНИКИ

Ускорение, торможение... Техника — это и тот и другой из этих процессов, зачастую сначала один, потом

другой. Она подталкивает жизнь людей вперед, потихоньку достигает нового равновесия, лежащего на

более высоком уровне, затем надолго там задерживается. Ибо она незаметно стагнирует или движется

вперед от одной «революции» к другой, от одной инновации к следующей. Все происходит так, словно все

время включены тормоза, и я хотел бы сильнее, чем я это делал, подчеркнуть их влияние. Но всегда ли это

возможно? И в том и в другом смысле, в движении или в неподвижности, техника есть сама толща

человеческой истории. И именно поэтому историки, считающие себя специалистами по истории техники,

почти никогда не оказываются способными охватить ее в целом.

ТЕХНИКА И ЗЕМЛЕДЕЛИЕ

Так, несмотря на жесты доброй воли и объемистые главы, где пытаются побыстрее сказать по крайней мере

то, что следует об этом знать, специалисты-историки уделяли очень малую долю внимания технике земле-

делия. Однако на протяжении тысячелетий земледелие было великой «индустрией» человека. Но историю

техники чаше всего изучали как предысторию промышленной революции. И в этом случае механика, ме-

таллургия, источники энергии выступают на первый план, даже если земледельческая техника и своими

рутинными приемам.!, и своими изменениями (потому что земледелие изменяется, какими бы медленными

ни были его изменения) влечет за собой величайшие последствия.

Расчищать землю под пашню — это одна технология. Распахивать долголетнюю залежь — это другая

технология: здесь нужны тяжелые плуги, мощные упряжки и увеличение количества рабочей силы,

требуется помощь соседей (работа рог favor на распашке нови в Португалии). Расширять пахотные земли

означает сводить на них лес, корчуя пни или оставляя их, выжигать, опахивать деревья или же осушать

земли, строить дамбы, орошать — все это технические приемы, применявшиеся в Китае так же, как в

Голландии или Италии, где по меньшей мере с XV в. «бонификации» земель стали крупными

предприятиями, в которых вскоре начали регулярно участвовать инженеры.

К тому же, как мы уже видели, всякое движение человечества вперед, любое умножение числа людей

следовали за каким-то преобразованием

394 Глава 6. ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ТЕХНИЧЕСКАЯ ОТСТАЛОСТЬ__________________

в земледелии или по крайней мере ему сопутствовали. В Китае, как и в Европе, новые растения, выходцы из

Америки (в первом случае — маис, арахис, батат; во втором — маис, картофель, фасоль), отметили

крупнейшие повороты в истории. Но ведь новые растения — это, несомненно, технология, которую

надлежит изобрести, приспособить, усовершенствовать; и все это всегда медленно, и даже очень медленно,

но в конечном счете происходит в массовом масштабе, ибо земледелие, обработка земли, — это, можно

сказать, «массовое из массового». А инновация никогда не имела ценности сама по себе, а лишь в

зависимости от общественных сдвигов, которые ее поддерживали и навязывали.

ТЕХНИКА КАК ТАКОВАЯ

Следовательно, если мы зададим вопрос: существует ли техника сама по себе? — ответ определенно будет

отрицательным. Мы это уже говорили и повторяли в применении к векам, предшествовавшим

промышленной революции. Но вот недавняя работа

113

дает такой же ответ и относительно нашего времени:

конечно же, сегодня наука и техника объединяются, чтобы господствовать нал миром, но подобный союз

неизбежно предполагает определенную роль современных обществ, которые способствуют прогрессу или

тормозят его совсем как в прошлом.

Кроме того, до XVIII в. наука еще мало заботилась о практических решениях и их применении. Такие

исключения, как открытия Гюйгенсу (маятник в 1656—1657 гг., пружинный часовой механизм в 1675 г.),

о.иш-чавшие переворот в часовом деле, или труд Пьера Бугера «Трактат о корабле, его строении и его

движении» (1746), лишь подтверждают правило. Технология, т. е. совокупность наставлений, основанных на

опыте ремесленного производства, кое-как складывалась и неспешно развивалась. Запаздывают с

появлением превосходные руководства: «О горном деле и металлургии» («De Re Metallica») Георга Бауэра

(Агриколы) относится к 1556 г., книга Агостино Рамелли «Разнообразные и искусно устроенные машины»

(«Le Diverse et Artificiose Machine») — к 1588 г., труд Витторио Дзонки «Новое представление машин и

сооружений» («Nuovo Teatro di machine ed edifici») — к 1621 г., а справочник Бернара Форэ «Карманный

словарь инженера» («Le Dictionnaireportatif de I'ingenieur») — к 1755 г. Медленно возникало ремесло

«инженера». В XV и XVI вв. «инженер» занимался военным делом, предлагал свои услуги в качестве

архитектора, гидротехника, скульптора, живописца. Здесь до XVIII в. тоже не было систематического

образования: Школа мостов и дорог была создана в Париже в 1743 г., Горная школа была открыта в 1783 г. и

построена по образцу саксонской Горной академии (Bergakademie), созданной в 1765 г. во Фрайберге,

старом горнопромышленном центре Саксонии, откуда выйдет столько инженеров, в частности

приглашенных работать в России.

НЕСПЕШНАЯ ИСТОРИЯ ТЕХНИКИ 395

Несомненно, что на производственном уровне ремесла сами собой все более специализировались. В 1568 г.

швейцарский ремесленник Йост Амман перечисляет 90 различных ремесел; «Энциклопедия» Дидро

называет 250; а в 1826 г. каталог фирмы «Пигот» в Лондоне дает для великого города список 846 разных

профессий — некоторые из них выглядят забавно и определенно маргинальны

114

. И все это, несмотря ни на

что, происходило очень медленно. Технические решения на местах служили препятствием. В середине XVI

в. забастовки рабочих-печатников во Франции были вызваны модификацией печатного станка, которая

повлекла за собою сокращение числа рабочих. Не менее характерным было и сопротивление рабочих

введению «колотушки» (mailloche) — усовершенствования, облегчавшего работу forces — огромных ножниц

для стрижки ворса сукон. Больше того, если текстильная промышленность с XV до середины XVIII в. мало

развивалась, то это потому, что ее экономическая и социальная организация, далеко продвинувшееся

разделение труда и нищета ее рабочих позволяли ей такой, какая она была, удовлетворять потребности

рынка. Сколько было препятствий: Дж. Уатт имел основание признаться своему другу Снеллу (26 июля

1769 г.): «В жизни ничего нет более безумного, чем изобретательство» («That in life there is nothing more

foolish than inventing»). Потому что всякий раз, для того чтобы преуспеть в этой сфере, требовалось

получить разрешение общества.

В Венеции патенты на изобретения, серьезные или несерьезные, зафиксированные в сводах реестров и дел

Сената

115

, в девяти случаях из десяти решали насущные проблемы города: делали доступными для плавания

водные потоки, впадающие в лагуну; прокладывали каналы; поднимали воду, осушали заболоченные земли;

заставляли работать мельницы без применения энергии воды — и не без основания, ибо все происходило в

мире стоячих вод; приводили в движение пилы, жернова, молоты для измельчения в порошок танина или же

сыоья, из которого изготовлялось стекло. Общество диктовало свою волю.

Изобретатель, которому повезло увлечь государя, мог получить «патент на изобретение или, точнее говоря,

привилегию, позволявшую монопольно эксплуатировать какое-либо изобретение». Правительство

Людовика XIV раздавало в большом количестве такие привилегии, «относившиеся к самым разным

областям техники. Таков был, к примеру, способ экономичного отопления, в которое мадам де Ментенон

вложила кое-какие капиталы»

116

. Но с тем же успехом подлинные открытия оставались на бумаге, потому

что никто не имел в них надобности и не мог себе такую надобность вообразить.

Вот так вот наивный изобретатель первых лет царствования Филиппа II Бальтасар де Риос тщетно предлагал

построить пушку крупного калибра, которую в разобранном виде переносили бы на себе несколько сотен

солдат

117

. В 1618 г. прошла незамеченной «Естественная история источника.

396 Глава 6. ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ТЕХНИЧЕСКАЯ ОТСТАЛОСТЬ__________________

который горит возле Гренобля» («Histoire naturelle de la fontaine qui brulepres de Grenoble*); и однако же ее

автор Жан Тарден, врач в Турноне, исследовал в ней «естественный газометр на источнике» и привлек

внимание к перегонке каменного угля в закрытом объеме за два столетия до триумфа осветительного газа. В

1630г., больше чем за столетие до Лавуазье, перигорский врач Жан Рэ объяснял увеличение веса свинца и

олова после прокаливания «включением весомой составной части воздуха»

118

. В 1635 г. Швентер изложил в

своих «Физико-математических досугах» («Delassements physico-mathematiques») принцип электрического

телеграфа, благодаря которому «два индивидуума могут сообщаться друг с другом при помощи магнитной

стрелки». Что до магнитной стрелки, то нужно будет дожидаться опытов Эрстеда в 1819 г. «И подумать

только, что Швентер известен меньше, чем братья Шапп!»

119

. В 1775 г. американец Бюшбелл изобрел

подводную лодку, французский военный инженер Дюперрон — митральезу, «военный орган».

И все это впустую. Так же точно и Ньюкомен изобрел свою паровую машинув 1711 г. Тридцатью годами

позднее, в 1742 г., в Англии действовала единственная такая машина, и две были установлены на

континенте. Успех пришел в последующие 30 лет: в Корнуолле было построено 60 машин для откачки воды

из оловянных рудников. И тем не менее в конце XVIII в. во Франции использовалось в черной металлургии

только пять таких машин. Не менее показательна и задержка выплавки металла на коксе, о которой мы

говорили.

Прогресс задерживали тысячи причин. Что пришлось бы ле.шгь с ра бочей силой, которая рисковала

остаться без применения? Монтескье уже упрекал мельницы в том, что они лишили работы

сельскохозяйственных рабочих. Посол Франции в Голландии маркиз де Боннак в письме от 17 сентября

1754 г. требовал себе «доброго механика и притом способного раскрыть секрет различных мельниц и

машин, кои употребляются в Амстердаме и избавляют от употребления труда множества людей»

120

. Но как

раз эти-то затраты, это употребление — надо ли их сокращать? И «механик» отправлен не будет.

Оставался, наконец, вопрос себестоимости: он в высшей степени интересовал капиталиста. Промышленная

революция в хлопкопрядении уже широко продвинулась, а английские предприниматели, организовавшие

прядение на фабриках, продолжали прибегать к ручному ткачеству. В самом деле, трудность всегда

заключалась в том, чтобы снабжать ткачей нитью. С устранением этого «узкого места» зачем было

стараться в свою очередь механизировать ткачество; благо, труд на дому покрывал спрос? Потребуется,

чтобы последний сильно возрос и в то же время усилились требования об увеличении заработной платы

ткачей, для того чтобы решение вопроса о механизации ткачества стало неизбежным. Но поскольку тогда

вознаграждение за ручное ткачество катастрофически упало,

НЕСПЕШНАЯ ИСТОРИЯ ТЕХНИКИ 397

то можно было еще долго видеть, как предприниматели предпочитали ручной труд новой технике из

простых соображений себестоимости. Можно задать себе вопрос, что бы произошло, если бы английский

хлопковый бум остановился на полдороге... Так что любая инновация десяток, сотню раз оказывалась перед

препятствием, которое надо было преодолевать. То была война упущенных возможностей. У меня будет

случай еще раз повторить это по поводу невероятно медленного внедрения плавки чугуна на коксе,

существенной, но неосознанной перипетии английской промышленной революции.

И все же, отметив пределы техники, ее очевидные возможности, не будем недооценивать ее роль, которая

была первостепенной. В конечном счете в тот или иной момент все начинает зависеть от нее, от ее вме-

шательства, делающегося необходимым. Покуда повседневная жизнь без особых трудностей вращается на

своей орбите, в рамках своих унаследованных структур, покуда общество довольствуется своим одеянием и

чувствует себя в нем удобно, никакие экономические мотивы не побуждают к переменам. Проекты

изобретателей (а они были всегда) остаются в эскизах. Но как раз тогда, когда дела больше не идут, когда

общество упирается в потолок возможного, и делается само собой обязательным обращение в технике,

пробуждается интерес к тысяче и одному лежащему втуне изобретению, среди которых нужно узнать

наилучшее, то самое, которое разрушит препятствия и откроет иное будущее. Ибо всегда имеются сотни

возможных новшеств, в общем и целом дремлющих, которые в один прекрасный день становится

настоятельно необходимым разбудить,

Но не заслуживает ли лучшего объяснения картина сегодняшнего дня со времен спада 70-х годов? В числе

прочих трудностей (сочетание безработицы и инфляции) обнаружившаяся ненадежность нефтяной энергии,

которая, как справедливо говорит Менш, рекомендует единственное решение: прибегнуть к инновации

121

Но пути, по которым направляются исследования и капиталовложения, были известны задолго до 1970 г.:

солнечная энергия, использование битуминозных сланцев, геотермальной энергии и газа, получаемого от

ферментации растений, или спирта в виде эрзаца бензина — все они были использованы во время последней

войны, будучи быстро доведены умельцами до работоспособного состояния. Потом их забросили. Разница

заключается в том, что сегодня великий всеобщий кризис (один из тех «кризисов века», к которым мы еше

вернемся) поставил все развитые экономики в безвыходное положение: обновляй, либо умри, либо окажись

в застое! Наверняка эти экономики выберут обновление. Подобный ультиматум, вне сомнения, предшество-

вал каждому из больших подъемов экономики, которые из века в век всегда имели поддержку со стороны

техники. В этом смысле техника царит: именно она изменяет мир.

398 Глава 6. ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ТЕХНИЧЕСКАЯ ОТСТАЛОСТЬ

ПРИМЕЧАНИЯ

Mieli A. Panorama general de historia de la ciencia. II, 1946, p. 238, note 16.

CipollaC.M. Guns and sails in the early

Phase of European Expansion 1400-1700. 1965

p. 104.

Storia delta tecnologia. P.p. C. Singer, 11, p. 739.

Liitge F. Deutsche Social- and Wirtschaflsgeschichte, 1966, S. 209.

Storia del/a tecnologia. P.p. C. Singer, p., 739.

White L. Medieval Technology and Social Change, 1962, p. 101.

Ehingen J. Viage... — Viajes estranjeros por Espana у Portugal. P.p. J. Garcia Mendoza. 1952, p. 245.

8 Cipolla C.M. Op. tit., p. 106-107.

Renneville C. Voyages. Op. cit., V, p. 43. i°SanudoM.Z>/an/, III, 170 sq.

См. раздел, написанный М. Молла (Mollat M.), в: Histoire du Moyen Age. Ed. p. E. Perroy, p. 463.

Brandi K. Kaiser Karl V. 1937, p. 132.

Sombart W. Krieg und Kapitalismus. Op. cit., S. 84-85.

Chroniquesde Froissart. Ed. 1888, Vllf, p. 37 sq.

Sanudo M. Op. cit., I, 1879, col. 1071-1072.

Davis R. Influences de I'Angleterre sur le dec/in de Venise аи XVile siede. — Decadency economics Veneziana

nelsecoloXVII. 1957, p. 214-215.

Памятная записка шевалье де Разийи кардиналу де Ришелье, 26 нояирн i i'0(> • (B.N., Ms. n.a., 9389, P> 66 v°.

Le Loyal Serviteur. La Tres Joyeuse et Tres Plaisanfe Histoire... de Bayard. Op. cit., ed. 1872, p. 280.

Monluc B. Commentates. Ed. Pleiade. 1965, p. 34, 46.

Для двух предшествующих абзацев см.: Sombart W. Op. cit., p. 78 sq.

Castro M. Vida del soldado espanol Miguel de Castro. 1949,p.5H.

Montaigne M. Journal de voyage en Italie. Op. cit., p. 1155.

Braudel F. Medit... II, p. 167.

Отчет Саворньяна де Бразза для последних лет XVI в. Он находится либо в Государственном архиве, либо в

музее Коррер в Венеции.

Sombart W, Op. cit, p. 88.

Ibid., p. 93.

Bredvelt van \feen F. Louis de Geer 1587-1655 (на нидерландском языке), 1935, p. 40, 85.

Около 1555 г. (?) Прежняя серия «К» Национального архива в Париже, переданная в Симанкас.

Braudel F. Medit... II, p. 168. ^ Ibid., p. 134.

P. de Las Cortes. Relacion del viaje, naufragio у captiverio... 1611-1626. British Museum, Sloane, 1005.

ПРИМЕЧАНИЯ 399

Gemelli Careri G.F. Voyage du tour du monde, IV, p. 374.

Blum A. Les Origines du papier, de t'imprimerie et de la gravure. 1935.

Febvre L, Martin H.J, L'Apparition du libre. 1971, p. 41-42. "/Wrf.,p.42,47.

ЛИ., p. 47.

Ibid., p. 20.