Дэвис Д., Трани Ю. Первая холодная война

Подождите немного. Документ загружается.

УДК 327

ББК66.4

Д941

Исключительное право публикации книги Дэвиса Дональда Э. и Трани Юджина П.

«Первая холодная война. Наследие Вудро Вильсона в советско-американских

отношениях» на русском языке принадлежит издательству «ОЛМА-ПРЕСС».

Выпуск произведения или его части без разрешения издательства считается

противоправным и преследуется по закону.

Eugene P. Trani, Donald Е. Davis. The First Cold War. The Legacy of Woodrow

Wilson in U.S.-Soviet Relations

Разработка оформления серии

Петра Волкова

Дэвис Д. Э., Трани Ю. П.

Д 941 Первая холодная война. Наследие Вудро Вильсона в советско-

американских отношениях / Науч. ред. А. А. Поршакова; Пер.

с англ. Е. В. Нетесовой; Сост. указ. и библиогр. ред. Д. Н. Бакун — М.:

ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - 479 с: ил. - (Архив)

ISBN 5-224-03357-8

Авторам книги, американским профессорам удалось убедительно доказать,

что холодная война началась задолго до того, как в 1947 г. в администрации США

заговорили о «сдерживании коммунизма».

Эта хорошо аргументированная идея еще раз подчеркивает цикличность ха-

рактера мировой истории, когда однажды выработанная модель воспроизводит-

ся затем в схожих условиях. Политические стереотипы, возникшие после Первой

мировой войны (1914—1918), легко возродились после Второй (1939-1945).

Авторы предлагают взгляд извне на события 1913— 1921 годов, революцию в

России, интервенцию и гражданскую войну, воссоздают удивительно четкую

картину того, что волновало западных политиков на переломном этапе

российской истории.

УДК 327

ББК 66.4

ISBN 5-224-03357-8 на русский язык, 2002

Предисловие к русскому изданию

Редко, кому выпадает честь написать предисловие к кни-

ге своих учителей. Мне она выпала.

Еще аспирантом МГУ в 1981 г. я слушал лекции профес-

сора Юджина Трани о его интерпретации политики Вудро

Вильсона. Преподавал в Московском университете и Ричард

Маккинзи, который был фактически третьим соавтором

этой монографии, но не так давно безвременно ушел из жиз-

ни. Хорошо мне известен, хотя больше по трудам, Дональд

Дэвис из университета штата Иллинойс. Все это — серьез-

ные, талантливые ученые, которые больше 20 лет посвятили

работе над этой книгой. И относиться к ней можно только

как к очень серьезному исследованию по теме, которая не

может оставить равнодушной читающую часть российской

публики.

В последнее время мы много думаем о своем прошлом, до-

капываемся до сути событий и явлений, чтобы понять самих

себя. Трудно предположить, что читатель не знаком с событи-

ями 1917 года, интервенции и гражданской войны. Но наш

взгляд — изнутри. Трани и Дэвис предлагают широчайший

взгляд извне. Скрупулезнейше изучив архивы Америки, Рос-

сии, других стран, они воссоздают удивительно выпуклую

картину того, что существовало в умах западных политиков во

времена наших революционных катаклизмов. Мы имеем уни-

кальную возможность заглянуть на самую «кухню», где вари-

лась политика в отношении России, понять логику, которая

в конечном счете привела к почти вековому противостоянию

двух систем.

Книга провокационна в хорошем смысле этого слова. Ав-

торы очень убедительно доказывают, что «холодная война»

началась задолго до того, как в 1947 г. Джордж Кеннан заго-

ворил о «сдерживании коммунизма». Президент США Вудро

Вильсон и его госсекретари Лэнсинг и Колби уже к началу

1920-х годов сформулировали все те постулаты, которые

в конце 1940-х Уолтер Липман отчеканит в формулу «холод-

ная война». С этим можно соглашаться, отмечая удивитель-

ное сходство идей соратников Вильсона и послевоеннных

американских политиков времен администрации Трумэна.

Можно спорить, подчеркивая различия исторических эпох

и отсутствие к 1920-м годам того глобального биполярного

соперничества, которое развернулось в эпоху ракетно-ядер-

ного оружия. Идея красивая и, как каждая красивая и хоро-

шо доказанная идея, она заслуживает аплодисментов.

В книге Дэвиса и Трани перед нами проходит калейдо-

скоп бурных событий в Петрограде и Вашингтоне, Архан-

гельске и Сиэтле, Омске и Париже, Владивостоке и Лондоне,

Мурманске и Токио. В этом калейдоскопе кружились идео-

логии, принципы геополитики, военные интересы, союзни-

ческие обязательства, внутриполитические события, классо-

вые противоречия, исторические предрассудки, человечес-

кие пороки, заблуждения и самое обыкновенное незнание.

Авторы наглядно показывают, что и США, и Россия были

очень плохо подготовлены к тем испытаниям, которые выпа-

ли на долю их взаимоотношений в 1917 году. Две страны не

знали друг друга, не интересовались друг другом и сильно

друг друга недолюбливали.

Если проявить еще большую смелость, чем Дэвис и Тра-

ни, то признаки «холодной войны» можно обнаружить еще

до Первой мировой войны. Американское общественное

мнение считало царскую Россию цитаделью деспотизма,

пресса о нашей стране была отвратительной. Николая II пре-

подносили за океаном как символ тирании, а в Санкт-Петер-

бурге Вильсона рассматривали как опасного радикального

либерала. На США приходился 1% российской торговли,

и такой же была наша доля в американских внешнеэкономи-

ческих связях. Главным и единственным пунктом в повестке

дня двусторонних отношений была судьба торгового догово-

pa от 1832 г., который Соединенные Штаты денонсировали

в 1912 г. под давлением своего еврейского лобби, недовольно-

го дискриминацией евреев с американскими паспортами при

въезде в Россию. Здесь легко провести аналогии с принятой

в 1970-е годы (и до сих пор не отмененной) поправкой Джек-

сона-Вэника, увязывавшую предоставление СССР статуса

наибольшего благоприятствования в торговле со свободой

еврейской эмиграции.

Вудро Вильсон, вступив на пост президента в 1913 году,

долго выбирал кандидата на должность посла в Россию,

и в результате этот пост в Санкт-Петербурге целых два года

оставался вакантным. После 15 месяцев не слишком удачной

деятельности Джорджа Мэри приехал Дэвид Фрэнсис, кото-

рый с удивлением обнаружил, что посольство «неудобно,

плохо приспособлено, почти абсолютно не оборудовано».

В начале Первой мировой войны США придерживались

нейтралитета, и функция Фрэнсиса сводилась к безуспеш-

ным попыткам выступить посредником между воюющими

сторонами и более успешным акциям по улучшению положе-

ния немецких и австрийских военнопленных, предпринятым

по просьбе Берлина и Вены. Вместе со всей российской про-

грессивной общественностью посол возмущался «министер-

ской чехардой», считал царских премьеров отпетыми реакци-

онерами. Он очень удивился свержению царизма, что вряд ли

можно поставить ему в вину, поскольку удивились и все не-

посредственные участники процесса, включая Ленина.

После Февраля 1917 г. в США начался период демократи-

ческой русофилии. Вашингтон с подачи Фрэнсиса первым

признал Временное правительство князя Львова. Картина

мироздания, которую "портила" Российская империя, про-

яснилась: авторитарным центральным державам во главе

с Германией теперь противостояла полностью демократичес-

кая Антанта. Америка с полным основанием могла вступить

в войну для защиты западных ценностей.

Приветствуя «демократический русский народ, который

сбросил чуждую ему автократию», американское руководство

пребывало в уверенности, что такой народ положит все свои

силы на алтарь общей победы над Германией. Просчет был

огромный и по многим параметрам: сильно преувеличива-

лись демократические инстинкты народа, его желание вое-

вать, способность Временного правительства контролиро-

вать ситуацию в стране и явно недооценивались силы ради-

кализма, анархии и советской оппозиции. Вместо того, что-

бы помочь Львову с Керенским, которые сразу оказались

в отчаянном положении, администрация Вильсона сперва

вырабатывала политику, потом создавала комиссию, которая

в июне 1917 года прибыла в Петроград с формулой «нет бое-

вых действий — нет займов».

Беспорядки в стране и нежелание воевать были расце-

нены как PR-проблема, для решения которой выделялись

большие деньги на борьбу с немецкой пропагандой и про-

свещение в духе демократических ценностей. Временное

правительство было загнано в условия, когда для получе-

ния паровозов, займов или военных поставок вынуждено

было гнать сопротивляющихся людей на фронт и развивать

либеральные идеи, которые основной массе населения бы-

ли до «лампочки». Несмотря на многочисленные преду-

преждения о том, что без западной помощи Керенский — не

жилец, Вильсон так практически ничего не сделал для его

поддержки. Уже когда большевики приняли решение о во-

оруженном восстании, Фрэнсис пытался заставить Керен-

ского устроить наступление на фронте. В итоге все, чем

американцы смогли ему помочь — выделить автомобиль по-

мощника посла для бегства из Петрограда. Роль Запада

в падении Временного правительства была действительно

впечатляющей.

Дэвис и Трани очень живо изображают те мучения, кото-

рые Вильсон и его команда в Питере испытали после Ок-

тябрьского переворота. Боролись три линии. Первую озвучи-

вали глава военной миссии Джадсон и руководители миссии

Красного Креста, которые справедливо полагали, что боль-

шевики, взяв власть, перестали быть немецкими шпионами

и превратились в оборонцев, и их полупризнание поможет

восстановить фронт. Генконсул Саммерс, напротив, призы-

вал однозначно и публично отказать Советам в признании.

В итоге победила третья точка зрения — посла Фрэнсиса,

предлагавшего не делать ничего в ожидании неизбежного со

дня на день падения большевистского режима.

Новизна американской позиции заключалась в том, что

если до Октября главным движущим мотивом было удержа-

ние России в войне, то после — органическое неприятие

большевиков. Уже в декабре 1917 г. госсекретарь Лэнсинг

сделал вывод (позднее уже никогда не менявшийся), что

большевики бесчеловечны, бесчестны и беспринципны; они

создают авторитарную систему, опираясь на силу; хотят

свергнуть свободный капитализм и заменить его экстремист-

ской формой пролетарского деспотизма. Опасность была

осознана почти рефлекторно: впервые в истории в крупной

стране к власти пришел режим, открыто отвергавший и бро-

савший вызов западным ценностям и образу жизни, при этом

предлагавший собственную радикальную альтернативу,

да еще в глобальном масштабе. Для свержения большевист-

ского режима Лэнсинг считал возможным забыть (на время)

о демократии и поддержать установление с помощью войск

военной диктатуры, которая обеспечит стабильность и учас-

тие России в войне.

Какие-либо дипломатические контакты с Лениным или

Троцким были запрещены. Существовали послы и посольст-

ва, но с властью они не общались, а в феврале 1918 г. вообще

переместились в Вологду. Запад стал рассматривать Россию

как бессубъектную страну, где нет правительства, а есть

только отдельные нелегитимные субъекты политического

действия. Попытки большевиков заручиться какой-либо

поддержкой США в противодействии немецкому нашест-

вию или заманить страны Антанты на мирные переговоры

в Бресте, отклика не встретили.

Идея повлиять самым решительным образом на россий-

ские дела витала в воздухе, но вызревала постепенно. Виль-

сон очевидно не хотел вмешиваться. Россия по-прежнему

мало интересовала американское общественное мнение, втя-

гивание во внутренние дела далекой и малопонятной страны

претило демократическим принципам президента и противо-

речило изоляционистской политической традиции США.

Изменению американской позиции в сторону интервен-

ционизма в наибольшей степени способствовали разгон

большевиками Учредительного собрания, заключение ими

Брестского мира с немцами (во многом вынужденно — в от-

сутствии намека на помощь Запада) и жесткий прессинг со

стороны правительств Англии и Франции, всеми силами до-

бивавшихся восстановления Восточного фронта и свержения

Ленина. Еще в конце декабря 1917 г. Лондон и Париж разде-

лили сферы влияния на Юге России (в английскую включа-

лись Кубань, Северный Кавказ и Закавказье, во француз-

скую — Бессарабия, Украина и Крым) и начали оказывать

прямую помощь генералам Каледину, Алексееву и Корнило-

ву. Англо-французские проекты включали также высадку

японцев в Приморье и занятие ими Транссибирской магист-

рали, установление контроля над северными морскими пор-

тами и возможную прямую интервенцию в Россию.

Вильсон не мог пойти на открытую помощь антибольше-

вистским силам, поскольку для этого, по американским за-

конам, Конгресс должен бы был объявить России войну, а он

явно не горел желанием это делать. Вызывало опасения

и массированное присутствие далеко не союзных японских

войск в Сибири, коль скоро это могло вызвать там всплеск

проболыдевистских националистических чувств. К тому же

было не ясно, как японцев оттуда потом вернуть назад. Одна-

ко в апреле — мае 1918 г. под влиянием союзников и реши-

тельно настроенных членов собственной администрации

Вильсон сдался, согласившись на ограниченную интервен-

цию.

План был прост и внешне эффективен. Союзные войска

высаживаются в Мурманске и Архангельске, где защищают

военные склады и транспортные коммуникации от проник-

новения немцев и дружественных им финнов. Ограничен-

ные англо-японские контингенты устанавливают контроль

над Владивостоком и Транссибом до Иркутска с востока.

Белая гвардия вооружается, снабжается (со стороны США —

в негласном порядке), не пускает немцев на Юг России, ус-

танавливает демократические режимы и свергает большеви-

ков. А Транссиб с запада захватывают чехословаки, которых

большевистское правительство непредусмотрительно раз-

решило эвакуировать во Францию через Приморье. Чехо-

словаки давали и дополнительное обоснование для интер-

венции: эти «двоюродные братья русских» препятствовали

превращению Сибири в германскую житницу и нуждались

в защите от распоясавшихся немецких и австрийских воен-

нопленных.

План был реализован почти полностью. В Архангельске

и Мурманске были дислоцированы Американские экспеди-

ционные силы в Северной России (AEFNR) в составе около

5 тыс. чел. Вслед за японцами и англичанами во Владивосток

прибыли с Филиппин до 8,5 тыс. солдат 27-го и 31-го пехот-

ных полков США. Чехословаки свергли советскую власть от

Урала до Тихого океана. Западные страны подкачали силы

белого движения. Кстати, роль внешнего фактора в разжига-

нии костра российской гражданской войны авторы книги,

на мой взгляд, даже несколько недооценивают.

Но к тому моменту, когда в Германии в ноябре 1918 г. слу-

чилась революция, Берлин капитулировал и прежние анти-

немецкие обоснования для интервенции исчезли, в России

остались нереализованными две из намеченных целей. Белые

армии никак не хотели становиться эффективными или уста-

навливать демократическую власть, а большевики никак не

свергались. Вопрос о будущем России стал одним из цент-

ральных на Парижской конференции, которая всю первую

половину 1919 г. подводила черту под мировой войной.

Решительно настроенный Уинстон Черчилль убеждал в не-

обходимости войны с большевиками силами английских

и французских армий при поддержке и участии поляков, че-

хов, финнов и белогвардейцев. Более умеренный французский

маршал Фош предлагал организовать интервенцию польских

войск, выводимых из Франции, как прелюдию последующего

подключения западных союзных сил. Вильсон и английский

премьер Ллойд Джордж, сталкиваясь с явным нежеланием

собственных народов продлевать «удовольствия» войны и не

уверенные в полном и скором успехе предприятия, отвергли

наиболее воинственные проекты. Как и протянутую руку

Москвы, которая не была приглашена в Париж, но готова бы-

ла признать царские долги, открыть двери для иностранных

инвестиций и концессий, прекратить подрывную революци-

онную деятельность за рубежом, амнистировать противников

ленинского режима и признать независимость Финляндии,

Польши и Украины в обмен на дипломатическое признание

и прекращение интервенции. Разумность подобного компро-

мисса подтвердила отправленная Вильсоном в Россию в фев-

рале 1919 г. миссия Буллита, которая пришла к выводам о том,

что положение Ленина прочно, а победа Колчака и Деникина

приведет к еще большей кровавой бойне.

Заключения Буллита появились не вовремя. Революция

в Венгрии и другие события, свидетельствовавшие о быстром

распространении большевизма в Германии, Польше, При-

балтийских государствах, Австрии, Италии и породившие

«красный ужас» на Западе, отбили у американцев какое-либо

желание общаться с Советами. Вильсон решил, что только

победа белого движения возвратит Россию к демократии. За-

падные правительства разделили обязанности: англичане

снабжали Деникина, французы — чехословаков, США взяли

на себя обеспечение Колчака.

Между тем американское военное присутствие в России

стало вызывать недоуменные вопросы в Конгрессе. Вильсон

поспешил убрать войска из Архангельска и уверить своих за-

конодателей, что контингент в Сибири необходим для защи-

ты американских железнодорожных инженеров и помощи

в доставке гуманитарных грузов. Одновременно президент

отправил к Колчаку комиссию во главе с Моррисом и Грейв-

сом, подробную информацию о деятельности которой чита-

тель впервые сможет почерпнуть из этой книги. Комиссия

пришла к выводу, что личная честность Колчака и умеренно

либеральные взгляды гражданских членов Омского прави-

тельства никак не компенсируют полную дезорганизацию

его армии, погрязшей в интригах и коррупции реакционных

военных. К аналогичным выводам пришел и британский во-

енный кабинет в отношении Деникина, а белочехи запроси-

лись домой. Август и сентябрь 1919 г. стали началом конца

широкомасштабного вмешательства Запада во внутрирос-

сийские дела. Именно в это время, как доказывают Дэвис

и Трани, «горячая» война стала уступать место «холодной».

После острой, но успешной борьбы в Конгрессе вокруг ра-

тификации Парижского договора и создания Лиги наций (ку-

да изоляционистски настроенных американцев нужно было

тащить силком) Вильсон отправился в турне по западным

штатам страны, в ходе которого и сформулировал основные

постулаты первой «холодной войны». Лига наций во главе