Дэвис Н. История Европы

Подождите немного. Документ загружается.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

381

Англии. Богословие методистов в духе кальвинизма должно было привести к сближению с

пресвитерианами. В то же время созданные преподобным Гриффитом Джоунсом, ректором

в Лландоурор, передвиж-

438 LUMEN

ные школы, изумительные валлийские гимны Уильяма Уильямса (1717-1791), по

прозвищу Pant у Celyn, и традиция вдохновенной проповеди, заложенная Даниэлем

Роуландом (1713-1790) из Ллангейто, своего рода «валлийского Иерусалима», — все это

обеспечило сохранение валлийского языка и культуры до наших времен. Всякий, кто только

услышит валлийский хор, гармонически взмывающий ввысь с напевами Lianfair, Cwm

Rhondda или Blaenwern, сможет уяснить для себя значение национальной гордости и

духовного подъема. Излишне говорить, что hwyl, или энтузиазм валлийских методистов,

был полной противоположностью духу Просвещения, который к тому времени стал

главным течением среди интеллектуальных кругов Европы.

В еврейском мире хасидизм Бааль Шем Това (Израэль Бен Элиезера, 1700-1760),

мистика из местечка Мендзыбуж в Подолии, подрывал позиции польских раввинов так же,

как Уэсли подрывал основы англиканских епископов. Хасиды [благочестивые] отвергали

сухой формализм синагоги и селились общинами во главе с цадиком [святым мужем],

причем это звание передавалось по наследству. Географически и в культурном отношении

они были очень далеки от христиан-методистов, но они были с ними близки по душевному

складу. Хасиды строго соблюдали предписания ортодоксального иудаизма относительно

одежды и пищи, но, как и методисты, это течение воодушевляло народ, порождало

радостную музыку и возрождало духовность.

Сильно изменились также европейские нравы. На строгости прошлых времен люди

реагировали не столько изменением правил, сколько игнорируя нормы вкуса и поведения,

которые некогда сумели им навязать религиозные авторитеты. В полном контрасте с

пуританством кальвинистов и иезуитов, которое преобладало еще ок. 1660 г., в следующем

столетии резко возрастает художественное чувство и ослабевают моральные ограничения.

«Галантный век» был и веком, который жил без угрызений совести. Высшие классы

общества (и их подражатели) как никогда раньше отдались искусствам и изящному образу

жизни: изысканная роскошь видна была везде — в платье, дворцах, мебели, музыке,

собраниях предметов искусства. В то же время во всех классах общества было заметно

смягчение нравов, в особенности сексуальных. Сексуальная распущенность постепенно не

только становилась приемлемой, но выставлялась напоказ. После долгого периода

Реформации все почувствовали свободу, желание вести себя разгульно. Для тех, кому

позволяли кошелек и здоровье, обычным стало предаваться без меры роскоши в одежде,

пьянству, обжорству и распутству. Люди гордились пудреными завитыми париками и

нижними юбками с буфами, живописными парками, расписным фарфором и пудрили

интимные части тела. Таким был тот социальный климат, который, без сомнения,

приближал религиозное возрождение. Но он также расширял границы интеллектуальной

терпимости, каковой воспользовались философы Просвещения. [ЭРОС]

ЭРОС

Говорили, что он «все опрокинул». Говорили также, что Фридрих Август, курфюрст

Саксонский, был отцом примерно 300 детей, включая Морица Саксонского, маршала

Франции (1696-1750). Его удивительные амурные приключения свидетельствуют и о

разнообразии его вкусов, и о его необыкновенной жизненной силе. Кроме жены Эбердины

Байрейтской, он пользовался благосклоннос-

тью целой стаи любовниц — официальных, конфиденциальных и особо секретных.

Мориц Саксонский был сыном шведской графини Авроры Кёнигсмарк; сводный брат Морица

граф Ротовский был рожден Фатимой, турчанкой, захваченной в плен под Будой; а сводная

сестра Морица графиня Ожельская родилась у Генриетты Дюваль, дочери виноторговца из

Варшавы. В официальном спис-

ке за графиней д'Эстерль идут мадам Тешену, мадам Хойм, мадам Козель, Мария,

графиня Денхофф, хотя в нем и нет бывшей любовницы посла Британии в Дрездене. И

Фридрих Август был бы замечательным королем, если бы его политические авантюры

достигали цели хотя вполовину так же удачно, как его сперматозоиды. (Тот, кто отравляет

жизнь другим, у того большое потомство.)

Просвещение и абсолютизм, ок. 1650-1789 439

Просвещение было, по Канту, тем периодом европейской цивилизации, когда

«человечество вырастало из добровольной незрелости». Проще можно сказать, что

европейцы достигли «возраста рассудительности». Эта метафора очень выразительна, если

считать средневековый христианский мир родителем, а европейскую светскую культуру

ребенком, зачатым в эпоху Возрождения. Детство этого дитяти было отягощено багажом

родительских и религиозных традиций и семейными ссорами. Главным его достижением

стало автономное мышление, то есть способность самостоятельно думать и действовать. Но

дитя и в дальнейшем не утратило выраженных фамильных черт.

Однако просвещение можно лучше понять, обратившись к той тьме, которую пытался

развеять свет разума. Тьма была рождена не религией как таковой — философы считали,

что религия отвечает главной потребности человека; тьма была порождением всего того

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

382

неразумного, иррационального и догматического, чего так много было в европейском

христианстве. Все перечисленное с добавлением фанатизма, предрассудков и монашества

составляло СМЫСЛ самого бранного слова того времени — энтузиазм. Просветители

призваны были пролить свет на многое: философию, естественные науки и религию,

экономику, политику, историю и образование.

Впрочем, особую интеллектуальную среду обитания, где произрастал рационализм,

найти можно было не везде. Требовалось, с одной стороны, наличие и католиков, и

протестантов, чье догматическое соперничество было подходящим столкновением идей, а с

другой, известная доля терпимости, чтобы начать разумный их диалог. В XVII в. такие

условия сложились только в трех-четырех местах: в Речи Посполитой, где иезуиты

действовали рядом с православными, евреями и некоторыми радикальными сектами.

Подходящие условия были в Швейцарии, где всегда существовала возможность идейного

обмена между католическими и протестантскими кантонами. Затем в Шотландии и Англии,

где широко утвердившаяся традиция англиканской церкви давала защиту

противоположным воззрениям. Подходящие условия сложились и в Нидерландах, где

местные интеллектуальные ресурсы пополнялись постоянным притоком изгнанников-

интеллектуалов

от Ж.-С. Скалигера и Рене Декарта до Спинозы, А.-Э. Шефстбери, Ле Клерка и Вейля.

Главными лабораториями Просвещения стали «Батавские Афины» - Лейден, Амстердам -

«Космополис Европы» и Гаага. Хотя французы играли выдающуюся роль с самого начала, а

французский язык был принят как общий — lingua franca, сама Франция стала ареной

важных событий только в середине XVIII в., когда здесь созрели для этого условия. Вольтер

— эта центральная фигура эпохи Просвещения — вынужден был жить в Швейцарии или на

самой границе со Швейцарией.

Центральное понятие эпохи — lumen naturale, [естественный свет разума] появляется

впервые в работе Меланхтона De lege naturae (1559 г.), а через труды Меланхтона его

можно возвести к Цицерону и стоикам. Вот почему важной вехой стал перевод стоиков,

выполненный Йостом Липсом (1547-1606) в Лейдене. Вместе с плодами научной

революции и рациональным методом Декарта это понятие стало основой идеологии,

воцарившейся на целых сто лет (с 1670-х до 1770-х гг.). Эта идеология породила убеждение,

что посредством разума можно познать те законы, которые лежат в основе кажущегося

хаоса мира людей и мира природы, а также законы естественной религии, естественной

морали и естественного права. В искусстве сложилось представление, что только строгие

правила и симметрия могут выразить тот порядок, с которым ассоциировалась всякая

красота. Красота — это порядок, а порядок прекрасен — вот дух классицизма.

Философия Просвещения занималась прежде всего эпистемологией — то есть теорией

познания, тем, как мы знаем и что мы знаем. Основные вопросы были поставлены тремя

британцами: англичанином Джоном Локком (1632-1704), ирландцем епископом Дж. Беркли

(1685-1753) и шотландцем Давидом Юмом (1711-1776), некогда бывшим секретарем

Британского посольства в Париже. Будучи эмпириками, они считали, что научный метод

наблюдения и дедукции следует распространить и на дела людей, вот почему их

современник Александр Поп писал:

Познай себя, не гонись за изучением Бога,

подлинная наука человека — сам человек

440 LUMEN

В знаменитом Опыте о человеческом разуме (1690 г.) Локк выдвинул предположение,

что при рождении ум человека — это чистый лист [tabula rasa]. Все человеческое знание

проистекает из опыта: внешнего (ощущения) и внутреннего (рефлексия). МЫСЛЬ Локка

развили во Франции аббат Этьен Кондильяк (1715-1780), воспользовавшись в труде

Трактат об ощущениях (1754 г.) аналогией с бесчувственной статуей, которую оживляет

дар чувств; а также Жюльен Оффре де Ламетри (1709-1751), чей последовательный

материализм в ero Человеке-машине (1748 г.) стал полным отрицанием духовности вообще.

Епископ Беркли впал в другую крайность, заявляя, что существуют только ум и образы

мысли. Юм, предпринявший в своем Трактате о человеческой природе (1739-1740 гг.)

рациональное исследование понимания, страстей и морали, приходит к полному отрицанию

возможности рациональной веры. В конце концов, рационализм XVIII века делает вывод,

что даже иррациональное не может быть чем-то совсем нерациональным.

В области нравственной философии несколько направлений религиозной и отвлеченной

мысли достигают одной цели — утверждения утилитаризма. Рационалисты СКЛОНЯЮТСЯ К

тому, чтобы оценивать моральные принципы по их полезности для улучшения положения

человека. Эта тенденция отмечается уже у Локка. Барон Гольбах (1723-1789), в некоторых

отношениях самый радикальный из философов, выступал защитником гедонистической

морали, называя добродетелью то, что доставляет наибольшее удовольствие. Позднее

счастье стали усматривать скорее в общем, чем в индивидуальном. Целью становится

социальная гармония, а не частное благополучие. В 1776 г. молодой Иеремия Бентам (1748-

1832) сформулировал главный принцип: «Мерой правильного и неправильного является

наибольшее счастье для наибольшего числа людей».

Просвещение не сочувствовало европейским евреям. Евреев считали религиозной

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

383

общиной, а их религия представлялась бессмысленным обскурантизмом. Так Драйден не

пожалел сарказма в отношении евреев:

Евреи, упрямые, своевольные и вечно недовольные люди,

Богом избалованный народ, который легко бунтует

И которого не управит никакой король и не удовлетворит никакой бог»

Со временем и некоторые еврейские руководители стали так же критичны по

отношению к себе: они изо всех сил стремились вырваться из круга ограничений

традиционного иудаизма. Результатом стало еврейское Просвещение — Хаскала, ставившее

своей целью реформировать еврейскую общину изнутри (см. с. 843).

Тем временем научное знание шло вперед большими шагами. Главная фигура этого

времени — сэр Исаак Ньютон (1642-1727) был президентом Лондонского королевского

общества. В 1687 г. он опубликовал свои «Principia» [Математические начала

натуральной философии]. Ero законы механики и всемирного тяготения более чем на

двести лет стали основой физики, а, следовательно, и общей картины мира. Он разработал

дифференциальное счисление, которое он назвал флюкиями. Как это и подобало отцу

Просвещения, свои первые эксперименты в 1666 г. он поставил, изучая природу света.

Ньютон поместил стеклянную призму позади дыры в ставнях своего окна в колледже Св.

Троицы в Кембридже: «И я увидел... что свет, стремящийся к одной стороне Образа,

образует рефракцию гораздо большую, чем свет, стремящийся к другой [стороне]. Так что

истинная причина длины этого отражения была определена не иначе, как то, что свет

состоит из лучей, по-разному отражающихся, которые ... соответственно их степени

рефракции направлялись к разным частям стены»

Заметим, что именно свойства света в свое время дали Эйнштейну ключ к тому

открытию, которое опрокинуло систему Ньютона [е = mс

]. Ньютон как унитарий был

лишен многих формальных почестей, но ему достало и славы, и успеха. Он даже баловался

алхимией. Говоря о себе, он нашел удивительный образ «мальчика, играющего на морском

берегу... а перед ним лежит до времени непознанный великий океан истины»

. Поп написал

эпитафию для гробницы Ньютона в Вестминстерском аббатстве:

Законы вечные скрывала ночи тень: «Да будет Ньютон»,

— Бог сказал. И создал день.

И прояснил все день.

Просвещение и абсолютизм, ок. 1650-1789 441

Применению ньютоновых законов способствовали и усовершенствования технологий, и

параллельные успехи в других науках. Королевская обсерватория (1675 г.) в Гринвиче

разработала мощные телескопы; Британское Адмиралтейство, предложив награду в 20000

фунтов стерлингов, получило хронометр. В математике Готфрид Лейбниц из Лейпцига

(1646-1716) сумел открыть дифференциалы независимо от Ньютона и раньше него. В

биологии, а точнее, в ботанике швед Карл Линней (1707-1778) из хаоса вывел порядок

своей системой классификации растений, изложенной в Системе природы (1735 г.) и

Философии ботаники (1736 г.). В химии фундаментальные открытия совершил Джозеф

Пристли (1733-1804), открывший сложную природу воздуха, Генри Кэвендиш (17З1-1810),

продемонстрировавший сложную природу воды, и, главное, Антуан-Лорн Лавуазье (1743-

1794), открывший наконец химические реакции. [ELDLUFT] [ЭЙЛЕР]

Естественным следствием интереса к теории познания при все увеличивавшемся объеме

знаний стала мания составления энциклопедий. Компендиумы универсальных знаний были

достаточно распространены в Средние века, но затем вышли из моды. Первыми, кто

попытался возродить этот жанр, были Й.- Г. Альстед в Голландии (1630 г.) и Луи Морери в

Лионе (1674 г.). Однако отцом современных энциклопедий считают Пьера Вейля (1647-

1706). Первый том его Исторического и критического словаря появился в Роттердаме в

1697 г. В Англии этот жанр был представлен трудом члена Королевскго общества Джона

Харриса Lexicon technicum (1704 г.) и Cyclopaedia (1728 г.) Эфраима Чемберса; в Германии

— Словарем печатной и разговорной лексики Иоганна Хюбнера (Лейпциг, 1704 г.) и

Всеобщим лексиконом Яблоньского (Лейпциг, 1721 г.); в Италии — Универсальным

словарем Г. Пивати (Венеция, 1744 г.); и в Польше — Новыми Адинами (1745-1746) Б.

Хмелёвского. Громадный иллюстрированный Универсальный словарь в 64 томах с 4 томами

приложений издал в Лейпциге Й.-Г. Цедлер (1732 — 1754). Во Франции грандиозный

проект Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел, предпринятый Дени

Дидро (1713-1784) и Жаном Д'Аламбером (1717-1783 гг.), был вдохновлен французским

переводом труда Чемберса.

Он вышел в Париже в 17 томах (на 16 288 страницах) в период 1751 — 1765 гг., затем

последовали приложения, иллюстрации и указатели, издание которых растянулось до 1782

г. Труд этот отличался исключительным прагматизмом, субъективностью,

антиклерикализмом и решительной критикой современного режима, так что его издатели

постоянно подвергались преследованиям. Но он стал памятником своему времени. Целью

Энциклопедии было (ни больше ни меньше!) суммировать все знания человечества. Первое

издание Британской энциклопедии, не столь амбициозной, но гораздо более долговечной,

появилось в Эдинбурге (1768 г.). Тем временем Lexicon Хюбнера пережил уже множество

изданий и переводов; в 1808 г. авторское право на него приобрел издатель Ф.-А. Брокгауз

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

384

(1772-1823 гг.), который использовал его для своей самой знаменитой немецкой

энциклопедии.

Религиозная мысль этого времени находилась под большим влиянием рационализма,

особенно в сфере библеистики. Прежде всего важно было разрешить вопрос, кто же прав:

католики или протестанты, поскольку и те и другие опирались в своих воззрениях на

Священное Писание. Первым на этом пути был Уильям Чиллингворс с его Религией

протестантов (1637 г.), преподаватель университета в Оксфорде, который учился у

иезуитов в Дуэ и которого — что весьма типично — ложно обвиняли в социнианстве.

Значительно продвинулся по этому пути французский ораторианин Ришар Симон (1638-

1712), применивший в своей Критической истории Ветхого Завета классические правила

французской литературной критики. Книгу Симона решительно раскритиковал Боссюэ, она

была помещена в Индекс запрещенных книг, все экземпляры уничтожены, но метод Симона

применялся и дальше.

Размышления о религии породили в свое время интеллектуальную моду на деизм. Деизм

— это сведенное к минимуму религиозное верование: вера в Высшее существо, в Бога-

Творца, в Провидение. В своих ранних проявлениях деизм впервые отмечается в Англии в

различных шатких системах, таких как Трактат об истине (1624 г.) лорда Херберта

Чербери (1583-1648) и труд Джона Толанда Христианство без тайн (1696 г.). Деизм

особенно пышно расцвел в 1770-е годы, когда Вольтер был в Англии, однако это направ-

442 LUMEN

ЭЙЛЕР

В 1765 г. русскому послу в Берлине было приказано пригласить в Санкт-Петербург одного

одноглазого человека и не жалеть никаких расходов. Леонард Эйлер ( 1707-1783)принимает

это приглашение при условии, что станет директором русской Императорской академии с

громадным жалованием в 3000 рублей, пенсией для жены и высокими постами для его

четырех сыновей. Все условия были приняты безропотно. За пять лет до того русская армия

разорила ферму Эйлера в Шарлоттенбурге — тогда царь приказал щедро возместить убытки

хозяина. Ведь Эйлер был самым выдающимся математиком своего времени. Все согласны в

том, что с ним мог бы сравниться еще разве что К.-Ф. Гаусс (1777-1855), родившийся в

Брауншвейге через 10 лет после того, как Эйлер покинул Берлин.

Говорили, что «Эйлер считает так, как другие дышат или

как орел парит». Он был сыном швейцарского пастора, получил образование в Базеле и

имел феноменальную память. Он знал на память Энеиду Вергилия, причем мог указать и

номер строки, и страницу. Впервые он поехал в Россию в компании братьев Бернулли, еще

до того, как за его головой начали «охотиться» агенты Фридриха Великого. Его труды были

столь же оригинальны, сколь и многочисленны. Эйлер написал 886 научных работ, около

4000 писем, то есть он писал примерно по две печатных страницы в день в течение 50 лет.

Русский журнал Commentarii Academiae Scientiarum Imperialis Petropolitanae печатал его

неизданные труды еще 45 лет после смерти Эйлера. Он сформулировал и доказал

множество теорем, нашел новый метод вычисления синуса, уточнил цифровое значение

числа «пи», ввел гипотезу

о существовании трансцендентальных чисел. «Теорема Эйлера» продемонстрировала

связь между показательной и тригонометрической функциями:

iх

= cos х + i sin x

Благодаря Эйлеру русская академия вошла в число передовых научных учреждений

Европы, а блестящая Санкт-Петербургская математическая школа надолго пережила самого

Эйлера. Но он неохотно говорил о России. Когда же мать Фридриха Великого принудила его

высказаться, он ей ответил: «Мадам, в этой стране тех, кто говорит, вешают». Авторитет

Эйлера был так высок, что избранные им для учебника Introductio in analysis infinitorum (1748)

символы стали основой стандартной математической нотации. Он очень способствовал

тому, чтобы у математиков появилось универсальное средство общения, которого у

европейцев до того не было.

ление значительно ослабло после выхода в свет Аналогии религии (1736 г.) епископа

Джозефа Батлера; о стойком влиянии Батлера королеве Каролине однажды сказали: «Нет,

мадам, он не умер, он только похоронен». Во Франции к деизму пришли в попытках найти

нечто среднее между традиционным христианством и крайним свободомыслием, например,

барона Гольбаха (1723-1789) и Клода Гельвеция (1715-1771), начавших открыто

высказывать свои атеистические воззрения. Дидро в своих статьях в Энциклопедии

Христианство, Вера и Провидение придерживается деизма. Вольтер, неутомимый в своих

нападках на традиционную религию, вынужден был, однако, защищать существование Бога

в противовес Гольбаху с его Системой природы (1770 г.). Размышляя о ночном небе, он

написал: «Надо быть слепым, чтобы не удивляться его виду; надо быть глуп-

цом, чтобы не признать его творца; надо быть сумасшедшим, чтобы не поклониться

ему». И, наконец, заключает: «Если бы Бога не было, Его следовало бы выдумать» («Si Dieu

n'existait pas, il faudrait l'inventer»)

Борьба философов с авторитетом Церкви и государства поневоле создавала впечатление,

будто католицизм и абсолютная монархия были едины в каком-то слепом сопротивлении

разуму и переменам. Дидро приписывают жестокое замечание, что спасение наступит

тогда, когда «последнего короля задушат кишками последнего священника». Он находился

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

385

всего в одном шаге от упрощенного представления революционеров о вечной борьбе

прогресса с реакцией. В свое время такую же крайнюю позицию занял католический

публицист Жозеф де Местр (1754-1821), но он подошел к этому с другой стороны,

утверждая в Рас-

Просвещение и абсолютизм, ок. 1650-1789 443

суждениях о Франции (1796 г.), что восстание и неверие — синонимы.

Среди приоритетов Просвещения важное место занимала рациональная экономика.

Общее представление этой эпохи о прогрессе нашло специальное выражение в идее

экономического прогресса. На микроуровне дворяне (джентри) были заняты научным

усовершенствованием ведения хозяйства, убежденные, что их владения следует не просто

приводить в порядок, но превращать в цветущие предприятия. Освоение земли голландцами

или по голландской модели совершенно изменило лицо нескольких низменных районов: от

болот в Кембриджшире и Линкольншире на востоке Англии до дельты Вислы. Набирало

теми огораживание, особенно в Англии; оно угрожало крестьянским хозяйствам, но было

залогом образования более крупных аграрных единиц, подходящих уже для коммерческих

целей. Систематическое выращивание племенного скота, селекция в растениеводстве,

удобрение почвы, севооборот и осушение, как их практиковали «фермер Джордж» в

Виндзоре в 1770-е годы или Томас Кок из Холькхэма в Норфолке, давали потрясающее

увеличение урожаев (или поголовья). В тех странах, где преобладало крепостное право,

просвещенные землевладельцы убеждались, что их крепостные, освободившись, будут

работать эффективнее. Случаи добровольного освобождения крестьян отмечаются в разных

местах от Франции до Польши.

На макроуровне долго царил меркантилизм в его автократической разновидности.

Известным ero поборником был министр Людовика XIV Жан-Батист Кольбер (1619-1683).

Появились государственные мануфактуры. В колониях закладывались плантации,

упорядочивалось налогообложение, строились порты, дороги и каналы, развивался

транспорт. У огромного Лангедокского канала (1681 г.) появились собратья в Европе: от

превращенного в канал Гвадалквивира в Испании до канала Эскульстуна в Швеции,

Августовского канала в Литве и сети каналов Волго-Балтийской системы в России.

Вместе с тем росло убеждение, что для решительного развития экономики ее надо

освободить от искусственных ограничений. Это направление нашло свое выражение в

трудах ирландского банкира Ричарда Кантиллона (ум. в 1734 г.), кото-

рого цитирует Мирабо Старший в своем исключительно популярном труде Друг людей

[L'Ami des hommes 1756 г.]. Но утвердилось оно только благодаря экономистам —

физиократам, связанным с энциклопедистами: Француа Кене (1694-1774), Жану де Гурне

(1712-1759) и П. Дюпону де Немур (1739-1817). Известный тезис «Бедные крестьяне —

бедное королевство» был кратким изложением представлений революции: национального

процветания можно достичь только через личное процветание при общей свободе. Ученик

Кене Жак Тюрго (1727-1781) [министр Людовика XVI] не смог, однако, применить эти

принципы на практике. Но шотландский профессор Адам Смит (1723-1790) свел близкое

знакомство с кружком Кене, когда жил в Париже (1765-1766). Это стало решающим

обстоятельством в формировании взглядов основателя современной экономической теории.

[РЫНОК]

Рационалистическая политическая теория давно уже связывалась с поддержкой

абсолютной монархии, что вполне отвечало духу классицизма — духу порядка и гармонии.

На практике это означало поиск наиболее действенных средств, чтобы выбраться из

путаницы местных и феодальных привилегий. Выводы Гоббса, если не его аргументация, не

слишком отличались от взглядов таких французских теологов, как Жак-Бенинь Боссюэ,

епископ Mo (1627-1704), главный защитник божественного права королей. Однако в XVIII

в. аргументация изменилась. В двух Трактатах о правлении (1690 г.) Локк утверждал, что

правительство должно подчиняться естественному праву, и возражал против принципа

наследственной власти. Он утверждал необходимость определенного нейтрального

авторитета для разрешения противоречий правителя с управляемыми. Но, главное,

подчеркивая право собственности, он разрабатывал одновременно идею правления через

общественный договор, а следовательно, принцип согласия как краеугольный камень

либерализма. Он не имел специальных идей о судебной власти, но выступал за разделение

властей и необходимость сдержек и противовесов между исполнительной и

законодательной властями. Эти два последних принципа были четко сформулированы в

труде Дух законов (1748 г.), принадлежащем Шарлю-Луи де Секонда, барону де Мои-

444 LUMEN

РЫНОК

Доктор АДАм Смит (1723-1790) был самым рассеянным профессором. Однажды он

заварил хлеб с маслом, после чего заявил, что чай очень плох. Он стал настоящей

достопримечательностью Эдинбурга, где часами бродил по улицам, глубоко задумавшись,

полуодетый, дергающийся всем телом, ведя с самим собой горячий спор взволнованным

голосом, причем он при этом мчался во весь опор своей неподражаемой «походкой

червяка». Однажды он в пылу спора с собой вступил прямо в дубильный чан. Он совершенно

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

386

не подходил для брака и прожил всю жизнь со своей матерью. Замечательно, что этот

изумительно беспорядочный человек изобрел процесс разумного наведения порядка в

механизмах нашей повседневной жизни.

Смит и его друг Дэвид Юм были светилами шотландского Просвещения в тот период,

когда академическая жизнь Англии замерла. Он был в контакте с Джонсоном, Вольтером,

Франклином, Кене, Бёрком. Когда он (уже престарелым профессором) был на приеме у

королевских министров, они все встали, приветствуя ero: «Мы все стоим, мистер Смит, —

сказал Уильям Питт, — потому что мы все — ваши ученики».

Смит начал свою ученую карьеру в 28 лет на кафедре моральной философии в

университете Глазго, где он опубли-

ковал свою Теорию нравственных чувств (1759 г.). Это было исследование

происхождения одобрения и неодобрения. Смит вступил в область экономики, когда задался

вопросом приложения такого человеческого чувства, как алчность, а также тем, как частный

интерес может послужить общему благу, и его Исследование о природе и причине

богатства народов (объемом в 900 страниц, 1776 г.) было, по существу, пространным эссе

на ту же тему. Этот труд подорвал протекционистскую философию меркантилизма, который

господствовал в экономической науке к тому времени уже в течение 200 лет. Смит пришел к

выводу о существовании общества, в функционировании которого участвуют все люди, а

также сформулировал законы рынка. Он описал механизмы производства, конкуренции,

предложения и спроса и ценообразования. Особое внимание он уделил организации труда,

продемонстрировав основные положения в знаменитом описании фабрики шпилек:

посредством рационализации труда и спецификации заданий рабочие могли производить

48000 шпилек в день, при том, что каждый рабочий в отдельности мог произвести только 2-3.

Он особенно подчеркивал, что в природе рынка заложена способность саморегуляции,

которая (если ей не мешать) благопри-

ятствует социальной гармонии. Он установил два основных закона рынка: закон

накопления и закон народонаселения. «Потребность в людях, — писал он с шокирующей

прямотой, — по необходимости регулирует производство людей». Он любил приговаривать:

«Оставьте рынок в покое».

Со времени Адама Смита экономическая наука непрерывно исследует поднятые им

темы. Начало положили Рикардо, Мальтус и Маркс, затем Гобсон, Бастиа и Маршалл и,

наконец, Веблен, Шумпетер и Кейнс. Для Смита экономическая наука была частью

спекулятивной философии, и величайшие практики этой науки признавали хрупкость своих

построений. В глазах профанов, однако, экономика значит гораздо больше: она заняла

место, освободившееся с упадком религии и отсутствием общественного консенсуса в

вопросах морали; теперь она все больше занимает политиков, представляется панацеей от

всех зол, даже залогом личного удовлетворения. Из предмета специального, технического,

разъяснявшего устройство общества так же, как медицина разъясняет устройство

человеческого тела, она все больше превращается в самоцель, формулирует цели

общества, мотивы действий, побуждения. Моралист Смит ужаснулся бы, увидев это.

тескье (1689-1755), вдохновлявшемуся отчасти греческой и римской республиканскими

формами правления, а отчасти английскими конституционными установлениями 1689 г.: «В

каждом государстве есть три вида власти: законодательная, исполнительная власть над теми

вещами,

которые зависят от прав народа, и исполнительная власть, связанная с гражданским

правом... Но ничего не получится, если один и тот же человек будет осуществлять все три

власти: создание законов, исполнение общественных постановлений и власть судить за

преступления»

Просвещение и абсолютизм, ок. 1650-1789 445

Теории Локка и Монтескье широко распространялись энциклопедистами, особенно в

таких статьях, как Политическая власть или Естественная свобода. Они способствовали

не только демократизации, но, можно сказать, и революции.

В это время расцветает рационалистическая историография. История отходит от

простого повествования о событиях, от хроник и временников, служивших защите

правящей церкви и монарха; она становится наукой о причинах исторических событий и

перемен. Так называемая Всемирная история (1681 г.) Боссюэ или История великого

восстания (1704 г.) графа Кларендона пока еще принадлежали древней традиции

историографов, так же как и многочисленные протестантские и католические хроники

религиозных войн. Но в XVIII в. некоторые занялись историей нового рода. Так, Словарь

Бейля (1702 г.) состоял из расположенных в алфавитном порядке статей обо всех великих

людях истории и литературы; в них с безжалостным скепсисом рассматривалось все

достоверное и недостоверное, что было известно о каждом. Словарь демонстрировал, что

ни один исторический факт не может быть принят без достаточных свидетельств.

Джамбаттиста Вико в своей Новой науке (1725 г.) предлагает теорию цикличности истории.

Монтескье в Размышлениях (1734 г.) вводит понятие определяющей роли условий

окружающей среды, в то время как Вольтер в своих работах о Карле XII и Людовике XIV

подчеркивает роль фактора случайности в формировании характера выдающейся личности.

Трактат Юма Естественная история религии (1757 г.) подрывал святые основы истории

религии. Эти авторы отвергали роль Провидения как объяснение событий прошлого, то есть

возвращались к такому стилю мышления, который не был в ходу со времен Н. Маккиавелли

и Ф. Гвиччардини. Все они находились иод влиянием новомодного понятия общественного

прогресса, которое получило классическое определение в Сорбонне 3 июля и 11 декабря

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

387

1750 г., когда молодой Тюрго прочитал длиннейший, написанный по-латыни доклад в двух

частях:

«Природа наделила всех людей правом на счастье. .. Все поколения связаны друг с

другом последовательностью причин и следствий, что соеди-

няет современное состояние мира со всеми теми, которые ему предшествовали... весь

человеческий род, от самого его начала, представляется философу единым огромным

целым, у которого (как у всякого индивидуума) есть собственное детство и собственный

прогресс... Все человечество, переходя от спокойных времен к беспокойным и от хороших

лет к плохим, постоянно, хотя и медленно, движется ко все большему совершенству»

Историки все чаще применяли социальные, экономические и культурные понятия своего

времени для анализа прошлого. Теперь уже было недостаточно ограничиваться деяниями

королей и их дворов. Двумя величайшими памятниками этой эпохи стали История Америки

Уильяма Роберт-сона (1777 г.) и несравненная книга Закат и падение Римской империи

Эдуарда Гиббона (1788 г.). Только один том Истории польского народа (1780-1786 гг.)

епископа Адама Нарушевича вышел в свет — издание прекратилось из-за возражений поcла

императрицы Екатерины в связи с тем, что в истории древних славян (как она была здесь

представлена) поляки играли большую роль, чем русские.

Поневоле задумаешься, а были ли историки эпохи Просвещения более объективны, чем

придворные и церковные историки, которых они так безжалостно высмеивали. Нападки

Гиббона на монашество или необоснованные нападки Вольтера на Польшу, которая

становилась в его трудах мальчиком для битья, когда Вольтер выступал против

религиозного фанатизма, — все это свидетельствует, что одни предубеждения сменились

другими. Между тем объем и репутация историографии значительно выросли. На деле,

впрочем, Просвещение было полно противоречий. Ведущие деятели этой эпохи были

согласны друг с другом в целях и средствах, но никогда не имели согласия во взглядах и

мнениях. Так, самые влиятельные фигуры Просвещения — Вольтер и Руссо — не имели

между собой ничего общего.

Франсуа-Мари Аруэ (1694-1778), который взял псевдоним Вольтер во время своего

заточения в Бастилии, был не просто поэтом. Вольтер был поэтом, драматургом, писателем,

историком, философом, памфлетистом, другом королей и дерзким острословом. Вольтер

родился и получил образование в Париже, но большую часть своей

446 LUMEN

долгой жизни он провел во всевозможных изгнаниях. Государство преследовало не

только книги Вольтера, но даже его издателей и типографов. Вольтер балансировал на

самой границе политической и социальной респектабельности и наконец символично осел

на самом краю Франции в городке Ферне, неподалеку от Женевы. Вольтер покинул Париж

опозоренным, когда ему было 32. До своего 84-летия, кроме тех лет, когда он работал

придворным историографом в Версале в 1 744-1747 гг., он не возвращался более в Париж.

Вольтер прожил 6 плодотворных лет в Англии, потом 3 года при гостеприимном дворе

Станислава Лещинского в Люневиле в Лотарингии. Еще 3 года поэт провел в Пруссии у

короля Фридриха Великого, большого его почитателя. Из Швейцарии Вольтер был изгнан

за «неподобающие высказывания» о Кальвине. В конце концов Вольтер вернулся домой, в

Ферне. Дом Вольтера в 1760-1778 гг. был больше похож на двор коронованной особы. В его

имение приезжало столько гостей, что Вольтера стали называть «трактирщиком Европы»,

«королем Вольтером» и «сельским сеньором». Здесь, в Ферне, Вольтер попытался на

практике осуществить все свои идеи: он осушил болота, завел образцовую ферму, построил

церковь, театр, шелкопрядильную и часовую фабрики.

«Убежище 40 изгнанников превратилось в богатый город с населением в 1200 человек»,

— с гордостью замечал Вольтер.

В трудах Вольтера, которые составляют более 100 томов, обсуждаются вопросы

терпимости в религии, свободы и мира в политике, частной инициативы в экономике и

интеллектуального лидерства в искусстве. Английские письма, в которых Вольтер

восхищается веем, от квакеров, парламента и духа предпринимательства до Бэкона, Локка и

Шекспира, дали новую пищу для размышлений консервативным католическим кругам на

континенте. Век Людовика XIV (1751 г.) представил французам богатую, но весьма

критическую картину их недавнего прошлого. Философская новелла Кандид (1759 г.) была

написана как ответ Руссо. Вольтер рассказывает историю о молодом, исполненном

энтузиазма Кандиде и его просвещенном наставнике Панглосе с ero девизом — «все к

лучшему в этом лучшем из миров». Кандид и Панглосе на своем пути встречают всевоз-

можные несчастья и стихийные бедствия: войну, резню, болезнь, арест, пытки,

предательство, землетрясение, кораблекрушение, инквизицию и рабство. По завершении

своего путешествия они приходят к выводу, что, поскольку зло преобладает в мире, то

единственное, что им остается делать, — это приводить в порядок собственные дела.

Вольтер завершает новеллу словами Кандида: «Будем возделывать наш сад».

Трактат о терпимости (176З г.) — это крик души Вольтера. Причиной для ero

написания стало тулузское «дело Каласа». Кальвинист-отец был колесован по обвинению в

том, что препятствовал своему сыну принять католичество. Карманный философский

словарь (1764 г.), малый соперник великой Энциклопедии, — это неподражаемый образчик

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

388

иронии и сатиры. В дополнение Вольтер написал пару десятков трагедий, множество

политических памфлетов и около 1500 писем. Он умер в Париже после того, как был

коронован (в виде бюста на сцене) на представлении его последней пьесы. «Они бы пришли

такой же толпой и на мою казнь», — сказал он. И он все еще писал стихи:

Мы родились, мы живем, моя пастушка,

Как и почему мы умираем, не понять;

Каждый отплывает из ничего;

Куда?.. Бог знает, моя дорогая

«Я умираю, обожая Бога, — сказал он, — любя моих друзей, не имея ненависти к

врагам, но презирая предрассудки»'

Жан-Жак Руссо (1712-1778), родившийся в протестантской Женеве, был еще большим

скитальцем, чем Вольтер. У него было почти столько же талантов: музыкант, писатель и

философ, он приобрел почти такую же громадную известность. Мальчиком он сбежал и

провел почти десять лет на дорогах Савойи и Швейцарии, затем (при обещании обратиться)

был взят одной католичкой, жившей в Анси. Получивший, в основном, образование

самостоятельно, он вынужден был пробиваться, служа домашним учителем, композитором,

балетмейстером, слугой в Париже и секретарем французского посольства в Венеции. Его

связь с простой и необразованной девушкой Терезой Левассер и судьба пятерых их детей,

отданных в приют для подкидышей, были для него источни-

Просвещение и абсолютизм, ок. 1650-1789 447

ком глубоких переживаний, размышлений и, возможно повторявшегося психического

расстройства. В зрелые годы он неожиданно прославился как лауреат премии Дижонской

академии за Рассуждения о науках и искусствах [«Рассуждение... по вопросу,

предложенному... Академией: "Способствовало ли возрождение наук и искусств очищению

нравов"»] (1750 г.), а также в связи с популярностью его оперы Сельский колдун (1752 г.).

Он подружился с Дидро и стал сначала звездой парижских салонов, а потом — их жертвой,

так что в конце концов он снова отправляется скитаться. Одержимый страхом перед

мнимым заговором против себя, он постоянно переезжал, боясь сторонников Вольтера и

собственной внутренней неустроенности, — то в Женеву, то в прусский Невшатель, то на

остров на озере Лак-де-Бьен, то в Англию, то в Бургуан или Монкен в Дофине. Последние

годы он провел в Париже, занимаясь изданием мемуаров и Прогулок одинокого мечтателя

(1782 г.). Умер в замке Эрменонвиль.

Руссо воспользовался методами Просвещения для ниспровержения достижений

Просвещения. В прославивших его Рассуждениях Руссо заявил, что цивилизация портит

человеческую натуру. В своем следующем труде, Рассуждение о происхождении и

основаниях неравенства между людьми (1755 г.), он нарисовал идиллическую картину

жизни первобытного человека и возложил на процветание всю вину за зло в политических и

общественных отношениях. Против этого труда ополчились и радикалы, и консерваторы.

Роман Юлия, или Новая Элоиза (1761 г.) — это история любви в родных для Руссо Альпах.

Перед читателем является никогда до того не виданная панорама чувств: страсть,

моральные переживания и неукротимая натура. Эмиль, или о воспитании (1762 г.) —

следующий невероятный успех — рисовал, как воспитывать ребенка, чтобы уберечь ero от

того искусственного разложения, которое несет с собой цивилизация. Это дитя природы

должно учиться от Богом данного опыта, а не по созданным людьми книгам; чтобы быть

счастливым, он должен иметь практические навыки и быть свободным.

Политический трактат Об общественном договоре (1762 г.) был поистине

революционным. Уже в первой фразе Руссо сетует на несправедливости существующего

порядка: «Человек рожда-

ется свободным, а между тем он всюду в оковах». Главные идеи Руссо, высказанные в

этом труде (общая воля, независимость народа и сам Договор), предлагали такие решения,

которые касаются не какого-то идеального правителя, но соотносятся с интересами самих

управляемых. И если Вольтер обращался к просвещенной элите, то Руссо обращался к

народам.

В Исповеди, опубликованной в 1782-1789 гг., Руссо с большим обаянием и

искренностью анализирует исключительно непривлекательную личность автора. Он

выставляет напоказ свою вину и сомнения. «Он изо всех сил бьет себя в грудь, — писал

один критик, — прекрасно зная, что читатель его простит». Эта поглощенность автора

своей искаженной психикой похожа на то, что появилось в литературе позднее. Руссо

презирал других философов и в особенности Вольтера. Он был полон решимости сказать

Высшему Судии в день Страшного суда: «Я был лучше, чем вон тот человек!»

Образование оказалось той сферой, где были особенно приложимы идеи Просвещения.

Фактически Церковь удерживала монополию в учебных планах школ и университетов.

Влияние Возрождения уже давно ослабло. В католическом мире иезуитские и пиаристские

[принадлежавшие Ордену... благочестивых школ — «Ordo clericorum... scholarum piarum»,

основанному в начале XVII века с целью создания школ для бедных] школы для мальчиков

и школы урсулинок для девочек придерживались старых традиций. Во Франции педагогика

закоснела после закрытия как гугенотских, так и янсенистских школ. Также и в

протестантском мире, если верить воспоминаниям Гиббона об Оксфорде, царила апатия,

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

389

«Пять лет, проведенных в Колледже Магдалины, — вспоминал Гиббон, — были самыми

праздными и бесплодными годами моей жизни». Гораздо лучше были школы и

университеты в Шотландии и Пруссии. Воспитательные учреждения Августа Германа

Франке (1664-1727) в Галле и Realschule [реальное училище] в Берлине закладывали

основания и народного языка и технического обучения. Тем не менее Просвещение почти

повсюду наталкивалось на укоренившуюся религиозную традицию обучения. Так, статья

д'Аламбера Колледж в Энциклопедии полна негодования: «Все это означает, что молодой

человек... после десяти

448 LUMEN

лет обучения покидает колледж с плохим знанием мертвого языка, с основами риторики

и философии, которые он постарается забыть; часто с испорченным здоровьем... и еще чаще

с таким поверхностным знанием религии, что он сдается в первом же богохульном

разговоре...»

В конечном счете под влиянием Просвещения религиозное обучение было отделено от

общего образования; в дополнение к классическим в программы были включены

современные предметы; и, как это произошло в результате долгой борьбы Бентама за

Лондонский университет, высшее образование освободилось от патронажа Церкви.

[COMENIUS]

Впрочем, ничто не сравнится но оказанному на молодежь влиянию с Эмилем; Руссо не

подпал под влияние своих коллег-философов. «Величайшей максимой Локка, — писал он,

— было убеждать детей, и это вошло в моду; ... но я больше не вижу таких глупых детей,

которых бы надо было убеждать» (Эмиль, кн. II). Взамен Руссо предлагал естественное

образование от рождения до зрелости, причем обучение по книгам запрещалось до

отроческих лет. Руссо буквально взорвал современные ему представления о развитии

ребенка. Первым руководством по воспитанию в духе Руссо стала книга Иоганна-Бернарда

Базедова Elementarwerk, которая появилась в 1770-1772 гг.; два года спустя открыла свои

двери первая школа этого педагога Philanthropinim в Дессау.

Однако один из самых смелых образовательных проектов того времени осуществился в

Польше, где в 1772-1773 гг. благодаря сложившимся там весьма необычным

обстоятельствам родилась Национальная образовательная комиссия, ставшая первым в

Европе министерством государственного образования. Это нововведение совпало с

политическим кризисом первого раздела Польши (что обеспечило мотивацию проекта) и с

роспуском ордена иезуитов (что обеспечило основной интеллектуальный потенциал его).

Несколькими годами ранее польские реформаторы в своих отчаянных попытках вырваться

из тисков России обратились к идеям Руссо. В его сочувственном труде Размышления об

образе правления в Польше (1769 г.) содержалась и крайне важная глава об образовании.

Руссо предлагал взамен всех существующих институтов создать единую

унифицированную систему образования. Его послушали, и последний король Польши

Станислав Август Понятовский представил осуществление его советов как условие своего

согласия на раздел страны. Политические перспективы Польши были не блестящими, но

она еще могла выжить в культурном отношении. В течение последующих двадцати лет

Образовательная комиссия создала около 200 светских школ, многие из которых пережили

и самое Республику. Были подготовлены учителя нового типа. Учебники польского языка и

польской литературы, а также по естественнонаучным предметам и современным языкам

были написаны бывшими иезуитами. «Если спустя 200 лет, — писал король в своем

дневнике, — еще останутся люди, называющие себя поляками, то я трудился не напрасно».

И в самом деле, Польша как государство была разрушена (см. сс. 661-4, 719, 721-2), но ее

культура не погибла. Со временем была упразднена Национальная образовательная

комиссия; однако ее идеи были восприняты департаментом учебного округа того, что стало

западным регионом Российской империи. И под просвещенным руководством князя

Чарторыйского просуществовало до 1825 г. Воспитанное в этих условиях поколение

польских патриотов и интеллигенции стало самым блестящим из всех, кто когда-либо

обращался к поэзии или трудился на государственной службе

Мы, таким образом, видим, что идеи Просвещения служили в разных странах разным

целям. В Нидерландах и Великобритании под влиянием этих идей сформировалось

либеральное крыло истэблишмента. В британском парламенте либерализм нашел свое

выражение в речах Ч.-Дж. Фокса и Эдмунда Бёрка. В американских колониях к этим идеям

обращались бунтари против британского правления. Во Франции и, в меньшей степени, в

Испании и Италии Просвещение вдохновляло интеллектуалов, бывших в оппозиции ancien

régime [старому режиму], но не имевших законных средств борьбы с ним. Во многих

странах Центральной и Восточной Европы к идеям Просвещения часто обращались

«просвещенные деспоты», которые стремились улучшить порядки в своих империях, что в

меньшем масштабе происходило и с отдельными дворянами, стремившимися улучшить

положение в своих поместьях, где использовался труд крепостных. Фридрих II

Просвещение и абсолютизм, ок. 1650-1789 449

COMENIUS

Когда Ян Амос Коменский умер в Амстердаме 15 ноября 1670 г., ero повсюду считали

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

Дэвис, Н. История Европы — М.: ACT: Транзиткнига, 2005. — 943 с.

390

безумцем, занятым совершенно безнадежным делом. Он был последним епископом общины

Чешских братьев; более пятидесяти лет он прожил в изгнании, а труд его жизни,

представлявший пансофический взгляд на универсальный мир и культуру, остался

незавершенным. Его предсказания — что папа будет низвержен и в 1672 году наступит конец

света — вызывали лишь насмешки.

Коменский родился в 1592 г. в Моравии и всю жизнь шел против течения. Он много

путешествовал, получил хорошее образование в Гейдельбергском университете и надеялся

остаться директором школы Чешских братьев в Фульнеке. Однако после победы Габсбургов

в Богемии был вынужден отправиться в 1621 г. в Польшу; затем преследование прошведски

настроенных протестантов в Польше в 1657-1658 гг. гонит его дальше в Голландию. Больше

всего сил он потратил на то, чтобы рассказать о судьбе Богемии; он писал о педагогике, он

был бродячим консультантом по вопросам образования. В этом своем последнем качестве

он подолгу жил в Англии, Швеции и Трансильвании. Его даже приглашали стать ректором

Гарвардского университета.

Между тем система взглядов Коменского была гораздо более последовательной, чем

можно заключить из разборов его критиков. Его страсть к реформированию образования

проистекала непосредственно из взглядов Чешских братьев, которые взросли на

гуситской традиции чтения Библии на народном языке. Необходимость обучения языку была

очевидна для того, кто происходил из многоязычной Моравии и побывал во многих других

странах; одержимость же идеями пацифизма была естественным следствием жизни

человека, много пострадавшего от войн и религиозных распрей.

Как автор-полиглот Комениус (он был больше известен под этим именем) приобрел

международную известность. Его ранний труд Лабиринт мира и райская обитель сердца

был своего рода паломничеством в сферы духовного, этот труд был написан по-чешски. Его

Врата языков — труд, начавшийся как трехъязычный учебник латинского, чешского и

немецкого, — затем дошел до сотни версий, включая персидскую и турецкую. Также

популярен был и его Мир в картинках (1658 г.), положивший начало визуальному обучению.

Однако самым значительным вкладом Коменского стали его педагогические труды Opera

didactica omnia (1658 г.). Весомость наследия Коменского со временем росла и привлекала к

себе четыре категории почитателей.

В вопросах религии его имя почитали те, кто в следующем веке возродили старую

общину Чешских братьев в новой форме Чешской Моравской церкви.

В эпоху чешского возрождения Коменский занял место на-

ционального святого. Палацкий составил его биографию; граф Лютцов популяризировал

по всему миру его Лабиринт; Томаш Масарик считал его ключевой фигурой чешской

демократии и гуманизма. Первая часть мемуаров Масарика называлась Завет Коменского.

Современные теоретики педагогики считают Коменского отцом-основателем этой

дисциплины. Его учебники, ориентированные на ученика, вдохновили такие прогрессивные

методы обучения (с ориентацией на ребенка), как методы Фребеля, Песталоцци и

Монтессори.

А защитники всеобщего образования приводят тексты Коменского как образцы:

«Не только дети богатых и сильных, но мальчики и девочки, богатые и бедные во всех

городах... и селениях должны ходить в школу. [...] Если кто-нибудь спросит: "Для чего

ремесленникам, крестьянам, привратникам и даже женщинам учиться грамоте?» — я отвечу:

Все они получат пищу для того, чтобы думать, выбирать, следовать и совершать доброе. [...]

Не беда, что некоторые кажутся от природы тупыми и глупыми... Чем меньше и слабее

склонности человека, тем больше он нуждается в помощи и поддержке..."»

И в наше время всякий ребенок, который читает комикс, учится по учебнику с

иллюстрациями или смотрит учебный фильм или учебную передачу по телевизору или на

видео, должен благодарить за это Коменского.

450 LUMEN

Прусский или императрица Екатерина II в России, конечно же, считали себя разумными

и просвещенными монархами, как и Карл III в Испании, или Леопольд, великий герцог

Тосканский, или его брат Иосиф II Австрийский. Однако свои отношения с философами-

консультантами они обычно строили но модели «безусловный хозяин

— почтительный клиент [плебей, пользовавшийся покровительством патрона-патриция

— ред.}». Великий Вольтер проявил себя не меньшим сикофантом, чем мудрецом: он редко

высказывался о милитаризме Фридриха или расправах Екатерины. И только Руссо открыто

высказывал Фридриху свои мысли. [ГУСИНЫЙ ШАГ]

Отметим также, что идеалы Просвещения устояли во всех перипетиях революционного

кризиса. Просвещенные реформаторы предреволюционного времени — барон фон Штейн

(1757-1831) в Пруссии, еврей-выкрест барон фон Зонненфельс (1732-1817) в Австрии,

Станислав Сташиц (1755— 1828) в Польше или граф Монелаж (1759-1838) в Баварии —

были все еще у дел в 1815 г. Между тем лишь немногие деятели революционного времени,

игравшие выдающуюся роль после 1789 г.

— Мирабо, Дантон, Кондорсе, Робеспьер, Сен-Жюст, — имели сколько-нибудь заметное

влияние до событий революции. В этом отношении (как и вообще во многом) исключением

был Томас Пейн (см. главу IX).

Тем не менее к 1778 г., когда умерли оба — Вольтер и Руссо, Просвещение начало

выдыхаться. Впрочем, значительное влияние Просвещения сохранится еще надолго, так

что, можно сказать, оно стало неотъемлемым компонентом того фундамента, на котором

взросла современная европейская мысль. В то же время рационализм, давший

первоначальный толчок Просвещению, постепенно терял влияние. Чистый разум оказался