левую руку стоял Дмитрий ШуйскийD
105
Dс обнаженным мечом, в парчовой одежде,
подшитой соболями. За ним, позади царя, один слуга в дорогой одежде, с платком в
руках. По правой стороне сидел московский патриарх,D
106
Dперед которым держали
крест на золотом блюде. После него епископы и весь Духовный совет,D
107
Dа за ними
сидели сенаторыD
108
Dи другие дворяне. По левую руку — также сенаторы и дворяне.
Там пан воевода, поцеловав руку царскую, обратился к царю с речью, которая так его
растрогала, что он плакал, как бобр, часто утирая себе очи платком. От имени царя
отвечал посол Афанасий. Потом пан воевода сел за несколько шагов перед царем, на
другой же лавке сели его приближенные паны, между этими лавками проходили мы
по реестру целовать руку царскую. Когда этоD[41]Dзакончилось, царь, подозвав к
своему трону пана воеводу, пригласил его на обед, а его приближенных приглашал
Басманов.
Потом пан воевода вышел на крыльцо, и на выходе встретился с ним московский
патриарх и духовенство. Патриарх сначала поздоровался с паном воеводой, а затем с
его приближенными, также дал им поцеловать крест и благословил. За духовенством
вышел царь, его провожали в церковь, держа под обе руки, а перед ним несли
золотое яблоко с крестом.D
109
DПоодаль шел за ним воевода в ту же самую церковь и
остановился в боковых церковных дверях, в галерее, внимательно рассматривая
обряд. В то время принесли в другую церковь меньшую царскую корону. После
богослужения царь сел в галерее и немного поговорил с паном воеводой. Потом пан
воевода проводил его в покои, которые хотя и построены из дерева, но, вместе с тем,
довольно изысканны и великолепны. На всех дверях засовы с петлями из червонного
золота. Зеленые печи, и некоторые наполовину огорожены серебряными решетками.
Побыв там с час, пошли в столовую палату, перед которой стояло в сенях очень много
золотой и серебряной посуды. Между нею было также семь серебряных бочек,
наподобие сельдяных, стянутых золочеными обручами. Столовая посуда также вся из
золота, а обычная — из серебра, как-то: рукомойники, ванночки, которых стояло очень
много. Столовая изба была обита персидской голубой материей, карнизы же около
двери и около окон парчовые. Трон царский покрыт материей, вытканной золотыми
полосами, стол перед ним серебряный, прикрытый скатертью, вышитой золотом. За
ним сидел только сам царь. Другой стол — по левую руку, а за тем сидели пан
воевода и его приближенные, третий же стол стоял возле второго, напротив царя.
Там нас, слуг, посадили вперемежку с “москвой”, которая нас потчевала. Тарелок нам
не дали, только четыре — для панов, и то еще царь сказал, что делает это не по
обычаю. По правую руку от царя сидели сенаторы, которых там зовут думными
панами. Воды не давали, но стояла там одна большая труба, серебряная с позолотою,
в высоту с мужика, а около нее медные тазы, поставленные вокруг один над другим, в
которые сверху брызгала кипящая вода.D
110
Однако рук никто не мыл. В избе стоял
буфет, наполненный посудой — больше золотой, нежели серебряной, и установлено
ею было все под самый верх. В этом причудливом буфете — львы, драконы,
единороги, олени, грифы, ящерицы, кони и другие бокалы, дивные и большие.
Затем принесли кушанья, разную рыбу, потому что была пятница.D
111
DСперва уставили
стол блюдами из одного кушанья, то есть так, чтобы блюдо от блюда отстояло на
локоть. А когда унесли их, то другие так же поставили. Хлеба не положили, но когда
сели, каждому от царя разнесли по обычаю по большому куску белого хлеба, из
которого мы себе и должны были сделать тарелки. Так тянулся этот обед несколько
часов. Носили на столы очень много разнообразных вкусных пирогов, и все на золоте.
Что касается питья, то сперва пил царь за пана воеводу, затем за его приближенных,
а потом также нам всем подали “царское пожалование”, то есть по чарке вина. Затем
различных сортов меда, выдержанного пива — что кому любо было, в великом
множестве, и все ставили на золоте. Прислуга у царского стола отправляет службу
по-простому, без поклонов, и[42]Dчашничие, которых здесь зовут
стольниками,D
112
Dдаже не снимали шапок, а только наклоняли голову. В середине
обеда пан воевода почувствовал себя плохо и удалился в царский дворец, в который
не пустили никого, кроме двух мальчиков-слуг.