впечатляющие сооружения. Князь поощрял образование; устраивал школы, собрал писцов 
для перевода на славянский язык греческих книг. 
 
Обилие пришельцев, их высокомерная уверенность в себе, новизна религии не могла не 
возбуждать недовольства, антивизантийских настроений. Греческий философ и один из 
руководителей константинопольской политики при Константине IX Мономахе (1042—
1055) Михаил Пселл объяснял войну 1043 г. «старой враждой»: «Это варварское племя 
все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то 
одно, то другое, ищет предлога для войны с нами». 
 
Двойственное отношение к Византии — стране, откуда пришло православие, и империи, 
которая притязает на духовную власть на Руси, ограничивая тем самым власть великого 
киевского князя — нашло блестящее выражение в одном из первых памятников 
древнейшей русской проповеднической литературы. Назначение Ярославом 
митрополитом бывшего священника в киевском предместье Березове, отмеченное 
«Повестью временных лет», могло бы показаться неожиданным. Причиной княжеского 
выбора было «Слово о законе и благодати», написанное березовским священником 
Иларионом между 1037 и 1050 гг. «Слово» состоит из трех частей: о законе и благодати; 
похвала кагану нашему Владимиру; молитва к Богу о нашей земле. 
 
Богословский трактат, политический манифест, пламенная ораторская речь, «Слово» 
Илариона носило прежде всего полемический характер. Будущий митрополит стремился в 
первую очередь убедить византийскую церковь канонизировать великого князя 
Владимира, крестившего Русь. Он оспаривал претензии империи на мировое господство, 
не отвергая значения Византии, но утверждая, что и Русь имеет свою, назначенную ей 
богом миссию 
 
[45/46] 
 
на свете. Иларион восхваляет не только Владимира, но также его предков — деда Игоря, 
отца Святослава, несмотря на то, что они были язычниками. «Слово» — первый в русской 
литературе патриотический манифест, свидетельствующий о силе державы Ярослава, 
достойного сына Владимира, содержащий зерно позднейших взглядов на судьбу России. 
 
Не менее интересна богословско-философская часть «Слова», посвященная «закону» и 
«благодати». Иларион сравнивает Ветхий завет и Новый, утверждая превосходство 
Нового, то есть христианства над иудейством. В эпоху иудейства отношения между Богом 
и людьми определялись «законом», началом несвободным, принудительным, употребляя 
современную терминологию — формальным. В эпоху христианства — действует 
«благодать», означающая свободное общение человека с Богом. Для Илариона благодать 
— синоним истины, закон — подобие истины, ее тень. Закон — слуга и предтеча 
благодати, благодать — слуга будущему веку, жизни нетленной. Сначала закон, потом 
благодать, сначала подобие истины, потом — истина. 
 
Проблема «закона», связывающего человека формальными узами, и «благодати», 
позволяющей душе свободное парение, станет позднее одним из главных предметов 
споров русских философов. 
 
Актуальность «Слова» Илариона не ограничивается этим. Историки не перестают искать 
ответа на вопрос: чем объясняется антииудейская направленность текста? Только ли 
противопоставлением Ветхого завета Новому? Было ли «Слово» предупреждением об 
опасности еврейского прозелитизма в Киевской Руси? Исследователь древней русской