Гордон Г. Эмиль Гилельс. За гранью мифа

Подождите немного. Документ загружается.

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

«Мне приходилось наблюдать его [Гилельса] подчас в очень

сложных обстоятельствах. Я был свидетелем того, как после чрезвы-

чайно тяжелого трехдневного перелета (с вынужденными ночевками

в пути) из Москвы в Лондон, Гилельс прямо с аэродрома был достав-

лен на машине в концертный зал "Фестиваль-холл", где уже более ча-

са несколько тысяч лондонцев ожидали начала концерта прославлен-

ного, но незнакомого еще им пианиста. Гилельс был первым

советским пианистом в Англии. Он понимал всю ответственность

своего выступления. Но отменить концерт было невозможно — он

уже был перенесен два раза. Все, что Гилельс произнес перед нача-

лом концерта, была скромная просьба: "Чашку крепкого черного ко-

фе". Узнав, что Гилельс приехал, публика неистовствовала, заранее

награждая его оглушительной овацией. Я никогда не забуду лица Ги-

лельса, когда он выходил на эстраду: оно было совершенно спокой-

ным, но мне показалось, что именно в этом спокойствии сконцент-

рированы были все мужество, вся воля, все мастерство и весь опыт,

все понимание того, что не только себя, а всю советскую музыку

представляет он сейчас в чужой стране. Он знал, что должен побе-

дить... Смолкли громовые аплодисменты. Несколько секунд напря-

женнейшей тишины

—

и прозвучала первая, полная страсти и гнева

фраза бетховенской "Аппассионаты"... В этот вечер победил не толь-

ко Гилельс. С ним победила вся наша музыкальная культура».

Второй «вариант». «...На аэродроме нас встретили взволнован-

ные руководители Общества англо-советской дружбы

—

организато-

ры нашей поездки: "Зал полон! Публика не хочет расходиться

—

кон-

церт переносится два дня подряд! Умоляем

—

поедемте туда!.."

Я был руководителем нашей группы, но мог ли я просить Эмиля

Гилельса и Игоря Безродного играть перед публикой так вот, прямо

с самолета, после нескольких суток, проведенных почти без сна и пи-

щи, после нескольких суток, в течение которых оба они не притра-

гивались к инструментам?..

...И вот начался этот невероятный концерт. Два музыканта:

один — уже всемирно прославленный мастер, другой, в сущности,

только еще начинает свою артистическую жизнь. Оба выступают

в Англии впервые. И при каких обстоятельствах!

Игорь даже не скрывал своего волнения...

Гилельс был внешне спокоен, но никогда я не видел его лица та-

ким, как в ту минуту, когда он извлек из рояля первые, беспредель-

ной глубины и сосредоточенности, звуки бетховенской "Аппассиона-

ты". Его лицо было белым и могло показаться злым. Но это была.

165

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

конечно, не злость

—

это было предельное напряжение всех внутрен-

них сил, огромное напряжение воли. Это было мужество!

Да, воля и мужество! Слова эти не встречаются в концертных ре-

цензиях. Но сейчас я не могу обойтись без них. Мужество и воля

—

это часть мастерства. И в тот день я отчетливо увидел, в какой высо-

кой степени этими качествами обладают наши музыканты — и зре-

лые, и совсем юные. Быть может, в этом секрет побед, которые они

одерживают зачастую в безмерно трудных условиях?

На следующий день газеты восторженно отозвались об искусстве

советских музыкантов, подчеркнув особую трудность обстановки,

в какой проходил концерт. "С самолета

—

в концертный зал". "Голод-

ные русские на эстраде»

—

разные были заголовки..."»

И последняя, третья версия. «Мы... летели в Лондон на серию

концертов, организованных только что созданным тогда Обществом

англо-советской дружбы. Летели четверо суток. Над всей Европой

—

туман, мы совершаем одну за другой вынужденные посадки, почти не

спим все эти дни, кое-как питаемся. И когда, наконец, самолет при-

землился в лондонском аэропорту, нас встретили у трапа растерян-

ные устроители гастролей с сообщением, что зал полон, концерт от-

кладывался трижды и, сделай они это в четвертый раз, произойдет

катастрофа для Общества дружбы.

Выступать в тот вечер должны были Э. Гилельс и И. Безродный.

Я, как руководитель группы, не знал, что делать. Все ужасно уста-

ли, и сказать людям: "Играйте!"

—

я не мог. Посмотрел на Гилельса...

Он подумал и произнес: "Поехали!" Едва мы вошли в зал, англича-

нин-распорядитель объявил: "Они приехали и будут играть!" Зал от-

ветил ему громом оваций. Гилельс попросил: "Дайте только чашечку

кофе",

—

выпил кофе, вышел на сцену и заиграл Appassionata. Это бы-

ло чудо!»

Остался и еще след лондонской эпопеи. В группу наших послан-

ников входил и Константин Федин. Он записал в дневнике: «Лондон.

29.XI.1952 год. Мы садимся (почти аварийная посадка самолета. —

Г. Г.) в половине второго пополудни 29 числа, а ровно в три часа

—

начало концерта в Фестиваль-холле, в котором выступают Безрод-

ный и Гилельс,

—

и никто, кроме этой пары, еле волочащей ноги по-

сле подъемов и посадок в течение двух суток!.. Музыканты пробуют

отказаться (новый штрих.

—

Г. Г.), но не тут-то было; все билеты про-

даны, 3 тысячи человек ожидают, а концерт уже один раз отменялся

из-за нашего опоздания. Из аэродрома до концертного зала час ез-

ды... Артисты едва успевают переодеться. Зал терпеливо ждет,

—

пуб-

166

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

лику оповещают, что концертанты только что с самолета, и это про-

изводит впечатление...

Безродный три дня носил скрипку в футляре, Гилельс не подхо-

дил все это время к роялю. Но концерт должен состояться, и он со-

стоялся...

Редко так проходят концерты, как прошел этот сумасшедший

концерт в Лондоне: три тысячи прохладных англичан неистовство-

вали... "Аппассионата" была сыграна блестяще... Для славы русского

исполнительского искусства эта суббота в Лондоне очень много

сделала».

После Лондона

—

Глазго. Сначала речи, «потом,

—

продолжает Фе-

дин,

—

все мы очищаем поле для Гилельса. Игра его искупает, более

или менее, наши грехи,

—

зал слушает музыку, явно удивленный ее си-

лой по сравнению с несколько маломощным прологом митинга».

После Глазго — Манчестер, снова Лондон, потом Бирмингем,

Эдинбург, опять Лондон... Кроме «Аппассионаты» — 32 вариации

Бетховена, Чакона Генделя, Соната B-dur KV 570 Моцарта, дла этю-

да Скрябина, пять «Мимолетностей» Прокофьева, Полонез As-dur

Шопена, Концерт № 1 Чайковского; не все программы, к сожале-

нию, сохранились.

Приезды Гилельса в Лондон были многочисленны и «результа-

тивны». Англия помнила это.

Лондон, 24 марта 1965 год.

Дорогой г-н Гилельс,

удовольствием

сообщаю Вам, что на заседании Правления,

состоявшемся сегодня, единогласно было принято региение

о Вашем избрании Почетным Членом Королевской академии

музыки.

Диплом, выданный Вам в результате

Вашего

избрания, будет

прислан Вам в отдельном конверте.

Искренне Ваш,

Г. Стэнли

Кребер,

секретарь

1954 год. Париж.

Легко ли было «приручить» легендарный город?! Вспоминаются

слова Бориса Зайцева:

«С давних пор сколько горячих, молодых голов в Париж явля-

лось, сколько сердец, полных тщеславия и ощущения силы, дарови-

тости... Завоевать Париж — завоевать мир. Париж и мир жестоко

167

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

смалывали в порошок тысячи, но единицы все же возносились —

и тогда уж это, правда, была слава».

Гилельс вышел на завоевание Парижа

—

и его победа была пол-

ной.

На первом же концерте

—

в знаменитом Зале Плейеля

—

переан-

шлаг: люди с боем осаждали зал, толпы остались на улице, те, кто су-

мели проникнуть

—

законно и не совсем,

—

разместились на эстраде,

стояли у дверей... Конечно, слава Гилельса определила его приезд;

можно предположить, что многие еще помнили его выступления

16 лет назад, когда он, в 1938 году, как победитель Брюссельского

конкурса «транзитом» играл в Париже.

К слову. Публика, за неимением мест расположившаяся на эстра-

де, — картина, ставшая привычной для гилельсовских концертов.

О более поздних годах вспоминает Татьяна Николаева: «...Он кон-

цертировал в Париже, я прилетела в день концерта, достать билет

было уже, конечно, невозможно. Он меня пригласил. В числе тех, ко-

му не хватало мест в зале, я сидела прямо на сцене. И впервые наблю-

дала, как непосредственно воздействует на слушателей мощь гилель-

совского искусства».

Но вернемся к первому концерту. В программе: Третий концерт

Бетховена, Третий

—

Прокофьева и Первый

—

Чайковского. Дирижи-

ровал Андре Клюитенс. Через месяц, вернувшись в столицу после вы-

ступлений в других городах Франции, Гилельс «прибавил» к этим

трем концертам и Пятый Бранденбургский концерт Баха.

Сольная парижская программа включала в себя Сонату B-dur

KV 570 Моцарта, Сонату b-moll Шопена, три прелюдии и фуги Шос-

таковича, «Мимолетности», Токкату и Марш из «Трех апельсинов»

Прокофьева. Были сыграны также этюд «Сложные арпеджио» Де-

бюсси и этюд «Кампанелла» Листа.

Успех редкий. Газеты с трудом подбирали эпитеты: «Крупней-

ший пианист мира», «Первый пианист мира»...

С Францией у Гилельса установились «доверительные» отноше-

ния. Он любил играть там, а публика, в свою очередь, нетерпеливо

ждала его приездов, считая «паузы» слишком затянувшимися. Впро-

чем, это относится ко многим странам... Слушатели трогательно вы-

ражали свои чувства: цветы, подарки, письма...

На одном из концертов в Париже Гилельсу была передана запис-

ка: «Спасибо, что приехали сюда, мы Вас так ждали. Порадуйте нас

—

сыграйте прелюд Баха-Зилоти. Никто, кроме Вас не играет так, как

играл Зилоти.

168

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

Для нас, его учеников, Ваш концерт

—

праздник».

Париж, Франция много значили в жизни Гилельса. У него сложи-

лись дружеские отношения с виднейшими представителями француз-

ской культуры. Обо всем не скажешь,

—

лишь беглый набросок.

Прежде всего, должна быть названа глава французской фортепи-

анной школы, старейшина французских музыкантов, друг и спо-

движник Габриэля Форе, Клода Дебюсси, Мориса Равеля

—

Маргерит

Лонг. Казалось бы, многое могло разделять этих двух музыкантов

разных поколений, несхожих судеб, различных культур. Но меж-

ду ними — редкостное взаимопонимание и взаимоуважение. Они

всегда старались выкроить время для встреч, бесед, для «обмена

опытом».

Маргерит Лонг не скрывала своего восхищения Гилельсом.

На следующий год после знакомства с ним Лонг приехала в Москву.

Состоялась ее встреча с коллективом консерватории; это было

в Малом зале. На сцене

—

Гилельс, среди музыкантов, принимавших

ее. В зале «живо заинтересовались рассказом М. Лонг о француз-

ском фортепианном искусстве, об особенностях исполнения от-

дельных сочинений,

—

вспоминает К. Аджемов.

—

Когда был задан

вопрос о 2-м концерте Сен-Санса, Маргерит Лонг воскликнула:

"У Вас великий Гилельс, он — идеальный исполнитель этого кон-

церта!"»

Сохранились ее письма; некоторые, к сожалению, не датирова-

ны. Но я предупредил: буду говорить, «путая» годы, в целом.

Вот Лонг не смогла сдержать своих чувств

—

под свежим впечат-

лением она садится за письмо Гилельсу:

Я только что слушала Вас по радио. Это восхитительно. Ни-

кто не играет

лучше,

чем Вы. Я Вам

говорю это.

За это я Вас

уважаю и люблю. Когда приедете на концерт в Париж!

Маргерит Лонг

И еще:

Дорогой друг!

Только что слушала по радио великолепную трансляцию Ва-

шего концерта Рахманинова. Я очень взволнована: какой Вы

артист! Какой пианист! Это восхитительно, и я счастлива

сказать Вам то, что думаю...

Маргерит Лонг

169

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

Когда не стало Маргерит Лонг, после ее похорон, Гилельс полу-

чил письмо от Жана Руара, музыковеда и критика, их общего друга.

Трудно воспринять это спокойно.

Мой бесконечно

дорогой

Эмиль!

Я только что был в церкви Сен Фердинанд... где собралось

множество музыкантов и друзей, пришедших отдать послед-

ний долг Маргерит Лонг.

Дорогой Эмиль,

все,

что ты желал, было выполнено. От тво-

его имени я принес великолепные розы, а также было и твое

послание. Твоя дань уважения очень тронула

всех,

кто по-на-

стоящему

любил эту великую женщину.

Долгие минуты мои мысли были о тебе...

Твоя фотография была там,

совсем

рядом с ней... Я ей сказал

«прощай» за тебя: от всего сердца я произнес это за тебя,

которого она так нежно любила и так глубоко восхищалась

тобой...

Ко всему сказанному я мог бы еще добавить, дорогой Эмиль,

что ты присутствовал там, с истинными и большими

друзья-

ми, которые были

удостюены

дружбы и привязанности этой

редкой женщины...

Прими,

дорогой

Эмиль, мою преданность тлбе.

Руар

Помолчим...

Не раз выражала свое восхищение Гилельсом и Надя Буланже.

...Очень хотелось послать Вам мои наилучшие пожелания

и сувениры. Поэтому я воспользовалась случаем поблагода-

рить Вас за ту

радость, которую

Вы доставили мне своим вы-

ступлением. Концерт Моцарта, записанный Вами и Вашей

дочерью [Двойной концерт Es-durJ, — это редкое явление, он

исполнен безукоризненно (выделено Н. Буланже. — Г. Г.),

с чувством, с блеском.

Вы должны быть горды и счастливы.

От души желаю Вам

всего хорошего

в 1976 г.

Надя Буланже

И еще,

—

по-видимому, прослушав какую-то запись Гилельса, воз-

можно, подаренную им:

170

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

Какой приятный сюрприз и какая

радость!

даже

не могла

поверить в

то,

что услышала. Не могла произнести

слово,

ког-

да слушала...

Надя Буланже

«Обозначу» и письмо, полученное Гилельсом из Канн в конце

1962 года.

Дорогой Гилельс!

сожалею,

что не

могу

Вас услышать в Париже в это время,

потому что

сейчас

я работаю на Юге страны. Из

очень любез-

ного письма Хачатуряна я узнал, что вы сыграли мое

произве-

дение. (Речь идет о фортепианном Концерте D-dur.

—

Г. Г.)

Это делает слишком много чести

небольшому

воспоминанию

о Париже, написанному вот уже 12 лет [назад] для моего

турне по Америке.

Я не сомневаюсь, что исполненное Вами, это произведение

приобрело тот размах, которого не гшеет в действительно-

сти, и я благодарю Вас за это от

всего

сердца.

надеждой

увидеть Вас вскоре и аплодировать Вам. Прими-

те

уверения, мой

дорогой

Гилельс, в моей искренней симпатии

и восхищении Вами.

Ф. Пуленк

Сохранилась фотография; среди небольшой группы людей

—

Пу-

ленк и Гилельс.

Пуленк написал Гилельсу незадолго до встречи Нового, 1963 го-

да, оказавшегося последним в его жизни. В 1970 году у нас вышел

большой том писем Пуленка

—

полный перевод французского изда-

ния 1967 года; мы проявили редкую оперативность: понадобилось

всего три года. Письма Гилельсу там нет.

Неудивительно; думаю, ни во Франции, ни у нас никто и понятия

не имел, что в руках у Гилельса такой документ! Знать об этом мож-

но было только от него самого, а он

—

в своей обычной манере

—

мол-

чал, не говоря уж о том, чтобы предлагать его издательству; а как бы-

ло бы «кстати»: Пуленк

—

советскому исполнителю!

Особо отмечу, что обращение Гилельса к Концерту Пуленка не

было результатом каких-то обстоятельств, скажем, знакомства с ком-

позитором во Франции. Нет, давным-давно, еще до войны, Гилельс

не только часто играл Пастораль и Токкату Пуленка, но и выпустил

171

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

их на пластинке. Он и позднее любил играть на бис Пастораль, как,

скажем, в концерте 1980 года в Англии,

—

благо, это «значится» на

компакт-диске.

Наконец, говоря о французском мастере, не обойду многозначи-

тельный факт,

—

скажу так: факт из его биографии. Дело вот в чем.

Как хорошо известно, Рахманинов (опять Рахманинов!) не очень-то

жаловал современную музыку, говоря о «модернизме» с нескрывае-

мой неприязнью. Из его «недружелюбных» высказываний — как

и Метнера — можно составить занимательную антологию. Но вот

в интервью 1933 года, отвечая на вопрос, почему он не играет про-

изведения современных композиторов, Рахманинов говорит: «При-

чина проста, и нет нужды ее скрывать: я ничего не понимаю в совре-

менной музыке. Единственное произведение, которое попало у меня

в фавор, наряду с неубывающим пристрастием к классике, это

—

Ток-

ката Пуленка. Она отличается богатством вдохновения и написана

для музыканта с темпераментом».

В эти же годы в далекой России Гилельс играет Пуленка. Явствен-

но слышится в этом, говоря словами Ахматовой, «двух голосов пере-

кличка».

Теперь

—

выдержки из отзывов прессы на выступления Гилельса

во Франции; беру наугад.

«В исполнении Эмилем Гилельсом Концерта Моцарта мы откры-

ли очарование и глубину, настоящее изящество, лишенное всякого

кокетства и придающее особую значительность тому, что он испол-

няет. Какое прекрасное легато! Какое чувство мелодии! Какая вели-

колепная фраза! Какое чувство целого! Это было особенно порази-

тельным в двух произведениях: в Концертах Пуленка и Шопена

(ми-минор). Никогда Концерт Пуленка не исполнялся столь изуми-

тельно».

Еще. Элен Журдан-Моранж: «Нужно было видеть разъезд публи-

ки из театра Елисейских полей после концерта Гилельса! Люди не

находили слов! Публика только что присутствовала на необычном

спектакле: рояль, обыкновенный рояль, волшебным образом заме-

нил собой оркестр! Сам Стравинский, думается, был бы ошелом-

лен, услышав свое переложение "Петрушки", соперничающее

в этом исполнении с многокрасочной палитрой оркестра. Мощь иг-

ры Гилельса граничит с чудом: при этом она столь гибка, что никог-

да не вызывает впечатления жесткости... Его великолепная интен-

сивность, его необыкновенная техника — все это поставлено на

службу мысли...»

172

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

С «Петрушкой» связан многозначительный эпизод

—

о нем пове-

дала Галина Черны-Стефаньска. На концерте Гилельса в Париже

—

может быть, на том самом, о котором только что шла речь,

—

присут-

ствовал Артур Рубинштейн. За кулисами, при многочисленных слуша-

телях, пришедших поздравить Гилельса, Рубинштейн сказал, что

Стравинский написал фортепианную транскрипцию «Петрушки» для

него, но отныне он никогда больше не будет это играть. Как же ве-

лика цена такого признания!

Да, многое принес в дар Парижу Гилельс. Но и Париж не остал-

ся в долгу.

20 марта 1967 года в газете «Голос Риги» была напечатана заметка:

«Награда советскому пианисту.

Эмилю Гилельсу вручена золотая медаль города Парижа.

Франция хорошо знакома с творчеством замечательного пиани-

ста, не раз выступавшего в залах Парижа и других городах страны,

—

сказал, вручая Эмилю Гилельсу медаль, председатель муниципально-

го совета французской столицы П. Фабер. — Концертная деятель-

ность Гилельса... способствует ознакомлению Франции с искусством

Советской страны, с творчеством одной из самых музыкальных на-

ций мира».

Во Франции Гилельс не только играл, но и записывался на теле-

видении. В американский фильм «Великие пианисты XX века» вклю-

чены кадры: Гилельс играет Первый концерт Чайковского, дири-

жирует Андре Клюитенс. Дан только небольшой отрывок первой

части

—

каденция, и то частично (концерт заснят целиком).

Когда не только слышишь, но и видишь

—

вблизи

—

Гилельса, ис-

пытываешь смешанное чувство восхищения и какого-то недоверия,

что ли: не может быть! Так воздействует, говоря словами Даниила

Шафрана, «его невероятное инструментальное могущество».

В 1957 году, в перерыве между концертами, Гилельса заполучило

телевидение: в Страсбурге, в студии, был снят фильм, длящийся око-

ло получаса. Черно-белое телевидение делало еще только первые ша-

ги; все было внове; никакого монтажа; вокруг рояля, отбрасывая

тень, громоздко разъезжает камера, то удаляясь от Гилельса, то при-

ближаясь и, естественно, мешая ему. Но его это не беспокоит: пол-

нейшая отрешенность от «внешнего мира» и погруженность в музы-

ку. Гилельс играет Экспромт f-moll Шуберта, три пьесы Чайковского

и Токкату Прокофьева. Впечатление ошеломляющее. Ни одного лиш-

него «невыразительного» движения

—

все соответствует смыслу музы-

ки. Руки Гилельса словно вторят рисунку фразы

—

или напоминают

173

Мирное время. Эпизоды из жизни артиста

жесты скульптора, лепящего определенную форму. Более «приспо-

собленных» рук

—

удобных, эластичных, сильных и мягких одновре-

менно

—

не приходилось видеть.

Экспромт Шуберта

—

немалых масштабов

—

сыгран со свойствен-

ной Гилельсу цельностью. Образное богатство музыки передано без

броских контрастов: разнообразие состояний находится в ином, бо-

лее глубоком измерении. Музыка течет неспешно, повествовательно.

Но в ней — «балладность» главной партии, мятежная взволнован-

ность связующей, светлая умиротворенность второй темы, сердеч-

ность дуэта,

—

оба перекликающихся голоса поручены левой руке

—

снизу и поверх правой, а в правой — почти неправдоподобная ров-

ность журчащих шестнадцатых; пальцы

—

это хорошо видно

—

нахо-

дятся так близко к клавишам, что, кажется, не отпускают их. Но это

обманчиво: ни одна нота не передерживается, освобождается с необ-

ходимостью. Нет резона пытаться сделать то, что на бумаге невоз-

можно: передать тончайшее гилельсовское интонирование

—

он при-

дает каждому мотиву и даже интервалу речевую выразительность.

Удивительно звучит рояль. На всем исполнении — печать грусти

и поэтичности.

На языке Чайковского Гилельс говорит с подкупающей искренно-

стью. Каждая пьеса наделена только ей присущим настроением. Две

пьесы ор. 19

—

непохожи друг на друга. Колорит «Вечерних грез» су-

мрачен, лишен «открытости»; краски заката приглушены...

Напротив, в светлые, «дневные» тона «одевает» Гилельс «Листок

из альбома». Эту пьесу он неожиданно играет подвижнее привычно-

го; перед вами непритязательная миниатюра, беглая зарисовка, по-

данная как бы невзначай, и лишь в среднем разделе проступает ду-

шевное волнение.

Третье сочинение Чайковского

—

«Юмореска» ор. 10

—

нигде, ка-

жется, не встречается больше в гилельсовской записи. Он увлечен

и пьесой, и самим процессом игры; трудности изложения

—

скажем,

аккордово-октавные фрагменты в крайних частях или шестнадцатые

левой руки в среднем разделе

—

как будто только подогревают его

азарт. Совершенство воплощения

—

редкое.

Наконец, Токката Прокофьева. Пианистический размах — бес-

примерен. Неуклонный ритм держит слушателя в неослабевающем

напряжении. Темперамент неудержим, но он подчинен императив-

ной воле,

—

полнейшее самообладание. Отчетливость игры, выверен-

ность каждого пальца

—

в самых головоломных ситуациях

—

создают

впечатление относительно нескорого движения; напряжение, разу-

174