Кирилюк Ф.М. Новітня політологія

Подождите немного. Документ загружается.

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

251

симпатики партії; вони надають їй всебічну підтримку і беруть участь у всебічних

об’єднаннях — молодіжних, жіночих, спортивних і т. д. Найбільше коло (А) — ви-

борці партії, чия прив’язка до неї більше всього обмежена голосуванням на її ко-

ристь.

Дюверже підкреслює, що в кадрових партіях зазвичай немає чіткого, постій-

ного членства і статусу індивідуального учасника, а також централізованої

структури. Партійний курс виробляють впливові боси. Схему таких партій мож-

на визначити як А + В + Д.

«Концентрична» структура масових партій (може бути) доповнена їх постій-

ними членами + С. Вони досить централізовані, засновані на ієрархії від ниж-

нього рівня місцевих організацій до вищих органів партії і фінансуються за ра-

хунок партійних внесків. Важливим показником впливу партій, за Дюверже,

виступає індекс членства: співвідношення між числом виборців і членів даної

партії (А/С). Пізніше він скорегував свою схему, визнавши факт існування не-

прямих партій (лейбористи в Англії: людина спочатку вступає до профспілки і

автоматично вважається членом партії, якщо прямо від цього не відмовляється).

Вчений також зазначає, що за внутрішньою будовою відрізняються партії із си-

льною та слабкою структурою. В першому випадку внутрішньопартійна дисциплі-

на, яка фіксується в статутах, приписує всім депутатам підкорятися розпоряджен-

ням парламентської групи і керівних органів партії. Слабоструктурована партія

означає, що її парламентарі мають майже повну свободу голосування.

Тому коли йдеться не про період, а про сутність і необхідність партій у суспіль-

стві, в державному управлінні політолог Дюверже надає особливої уваги. Він пише:

«Але чи буде більш задовільним режим без партій — ось у чому дійсно проблема…

Чи буде свобода забезпечена надійніше, якщо уряд виявиться перед обличчям роз-

різнених індивідів, необ’єднаних у політичні формування?». Для відповіді на це

питання нам варто пригадати, що ми щойно розлучилися з наївним уявленням про

демократію. Значить, продовжує Дюверже, нам повинно бути зрозуміло, чому

справжня демократія неможлива без партій. Головне призначення політичних пар-

тій — це створення нових еліт. При будь-якому іншому політичному режимі ми

будемо мати справу з спадкоємністю привілейованих еліт. Тому, скажемо, диктату-

ра з єдиною масовою партією куди прогресивніше і ближче до демократії, ніж дик-

татури без партій особистого або військового типу.

Дюверже стверджував, що режим без партій забезпечує увічнення керівних еліт,

сформованих за правом народження і багатства чи посади. Безпартійний режим —

неминуче режим консервативний, переконаний Дюверже, він ще далі від демокра-

тії, ніж однопартійний.

Щодо необхідності існування партій як явища, треба відзначити, що партії ви-

конують дуже багато корисних для суспільства функцій. Політичні партії є практи-

чними засобами, що відкривають канали зв’язку серед різних соціальних груп, ви-

являють і репрезентують їхні інтереси, які виражають об’єднаний політичний вибір

їхніх членів і прихильників.

Отже, природа політичних партій полягає в тому, що вони об’єднують у своїй

структурі громадян певних соціальних верств і груп, а також завдяки цій структурі

партії беруть участь у процесах здобуття, утримання та впливу на державну владу.

Політичні партії є важливими виразниками інтересів соціальних класів, проверстків

і груп, трансформуючи велику кількість цих різноманітних і специфічних потреб і

Ф. М. Кирилюк252

вимог у більш системні, зручні для оперування пакети пропозицій. Проте в той час

як групи тиску лише виражають певні інтереси, політичні партії відбирають, раціо-

налізують і впорядковують інтереси, як правило, різних груп, об’єднуючи їх у єди-

ну систему. Фактично партія виступає важливим фактором у визначенні, відборі,

систематизації і вираженні суспільних інтересів у політиці.

Також партія виконує роль каналу вираження та формування ідей, цілей, за-

вдань тощо, який спрямований як угору, до вершини владної піраміди у державі,

так і вниз — до найнижчих соціальних верств, та є визначальним для політичного

управління в суспільстві. М. Дюверже вважав, що партійна система менше є відби-

тком громадської думки, ніж громадська думка проекцією партійної системи. Полі-

тичні партії були головними рушійними силами у революційних перетвореннях су-

часної доби. Іншими словами, політичні партії задають напрямок та беруть або

прагнуть брати активну участь у здійсненні державної політики. При цьому Дюве-

рже розглядає партію не як спільноту ідейну чи соціально класову, а як систему си-

стем, яка в той же час є частиною системи більш високого рівня — партійної. На-

явність великої кількості партій передбачає об’єднання їх в систему, яка визначала

б місце цих партій в політичній системі та форми їх взаємодії.

В основу типології партійних систем Дюверже поклав кількісний критерій. За-

лежно від кількості партій він виділив однопартійні (неконкурентні) системи, які

поділяються на деспотичні і демократичні різновиди; багатопартійні (конкурентні

— з однією домінантною партією), двопартійні (біпартійні) і мультипартійні. У до-

слідженні ролі політичних партій у виборчому процесі. Дюверже відмітив досить

тісний взаємозв’язок між партійною та виборчою системами. На думку М. Дювер-

же, вони взаємозалежні і можуть впливати на розвиток та форму одна одної.

З його досліджень випливає, що мажоритарна система в один тур призводить до

двопартійності. І навпаки мажоритарне голосування в два тура і система пропор-

ційного представництва призводять до багатопартійності. Винятком з цього прави-

ла можна означити лише ситуацію в Бельгії в кінці ХІХ — на початку ХХ ст. В той

період для Бельгії була характерна класична двопартійність, і виникнення в той час

соціалізму, викликало процес витіснення ліберальної партії, призупинений введен-

ням пропорційної системи. Тим не менше другий тур там існував. У Бельгії другий

тур хоч і передбачався законом, але практично ніколи не проводився, оскільки вже

в першому турі змагалися тільки дві партії. Це було зумовлено політичною ситуаці-

єю, що історично склалася в Бельгії на той час. Вплив церкви, що створила католи-

цьку партію, її сильна внутрішньопартійна дисципліна та розвинена інфраструктура

стримували лібералів від розбіжностей, які могли б призвести до розколу. Цей ви-

падок дуже добре підкреслює взаємозалежність політичних явищ: якщо виборча

система впливає на організацію партій, то й остання зворотно впливає на виборчу

систему. Саме так у Бельгії двопартійна система виключала проведення другого туру.

Як свідчить історичний досвід, двопартійна система формується, як правило,

тільки в країнах з мажоритарною системою голосування в один тур. М. Дюверже

відзначає, що цьому сприяють принаймні два фактори. Перший — «технічний». Він

полягає в тому, що третя партія завжди буває слабо представлена в парламенті то-

му, що кількість місць, одержаних у законодавчому органі, буде значно менша від

кількості одержаних партією голосів, «ефект недопредставництва»). Другий —

«психологічний» — виборець вважає за краще віддати свій голос за того, хто має

реальний успіх; навіть якщо йому доведеться здійснювати свій вибір на основі

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

253

принципу: з двох бід — меншу. Звідси — відсутність практичного інтересу в масо-

вого виборця до нових або слабких партій.

Що стосується впливу виборчої системи на взаємовідносини між партіями, то слід

відзначити, що вони завжди носять характер конкуренції, оскільки ці відносини ство-

рюються і існують як знаряддя в демократичній боротьбі за оволодіння політичною

владою, або за участь у ній. В той же час суперництво партій в політичному житті мо-

же складатися в різних формах: відкрите протистояння, тимчасова згода, передвибор-

ний альянс, урядовий союз. Характер партійних відносин великою мірою визначається

історичними і соціально-економічними умовами країн, національними особливостями,

ідеологічними симпатіями та багатьма іншими факторами і не в останню чергу — ви-

борчими системами.

З цього приводу політолог підкреслює, що конфліктність партійних систем при-

ймає різні форми: від жорсткого протистояння до взаємних поступок і укладання

союзів. Нерідко стверджується, що ці форми взаємовідносин визначаються відмін-

ностями в партійних програмах та ідеологічних доктринах: якщо між партіями не

досягається парламентської або урядової згоди, причина — в непримиренності

ідейно-політичних поглядів.

Є підстави стверджувати, що не дивлячись на явне протистояння партій у рам-

ках двопартійної системи, неминучим буде зростання їхньої подібності. Партії в

передвиборній боротьбі роблять акцент не на залученні голосів своїх твердих при-

бічників, які проголосують за них у будь-якому випадку, а на тих, хто вагається,

хто знаходиться не на політичних полюсах, а в центрі. В програмних заявах цих

партій не буває крайнощів, акценти зміщуються з ідеологічних цінностей на про-

блеми, які хвилюють пересічного громадянина.

При багатопартійній системі вагання виборців, які не визначилися, відбувається,

як правило, також між двома партіями, достатньо близькими за ідеологічною орієн-

тацією. Виникає декілька (залежно від кількості партій) осередків вагання, між

якими розподіляється вся маса тих, хто не визначився. В підсумку, в орбіту діяль-

ності партії потрапляє значно менша кількість виборців, що є її потенційними при-

хильниками. Щоб утримати своїх постійних виборців, не дати супернику їх пере-

орієнтувати, партія прагне зберегти своє обличчя, показати свою відмінність

шляхом пропаганди ідеологічних цінностей, та своїх політичних ідеалів. В резуль-

таті суперництво ідей, доктрин, поглядів стає характерним для партійної боротьби

в рамках багатопартійності.

Аналізуючи роль виборчого процесу в формуванні партійних систем, взаємодію

партійних і виборчих систем, Дюверже зазначив, що необхідно враховувати нові

тенденції в еволюції сучасних політичних партій, які особливо рельєфно проявля-

ються в розвинутих країнах Заходу. Аналіз цих тенденцій свідчить, що в названих

країнах соціальні і політичні конфлікти концентруються навколо основних полю-

сів, які в сфері ідеології умовно можна визначити як консерватизм, лібералізм і со-

ціал-демократизм. У той же час існують соціально-політичні сили, які орієнтуються

на правий і лівий варіанти радикалізму, які виступають на користь виходу за межі

пануючої політичної системи. Слід також підкреслити, що нездоланної перешкоди

між ними не існує. В усіх головних партіях індустріально розвинутих країн є певне

сполучення демократичних, ліберальних і консервативних елементів.

Отже, в більшості партій спостерігається тенденція орієнтації не просто на тра-

диційно «свої» групи виборців, а й на електорат, на який претендують і інші партії.

Ф. М. Кирилюк254

В результаті чого більшість великих політичних партій, в тому числі і соціал-

демократичні, по суті справи, перестали бути чисто класовими і перетворилися в

«загальнонародні» або, як їх ще називають «партії для всіх». Все це примушує пар-

тії як лівої так і правої орієнтації формулювати позиції з багатьох питань так, щоб

залучити на свій бік нові групи виборців, включати до програм відповідні вимоги,

що вносить додатковий елемент невизначеності і нестабільності соціальної бази, а

отже, і результатів виборів.

Важливе місце в політичній теорії Дюверже належить з’ясуванню сутності і мі-

сця в політичному житті «груп тиску». Він вніс вагомий вклад, підвівши риску ба-

гатьох дискусійних питань. На противагу тим вченим, що вважали термін «групи

тиску» неадекватним та пропонували замінити його терміном «групи інтересів» (чи

«зацікавлені групи»), Дюверже свідомо ввів його як синонім «політичних груп ін-

тересів». При цьому французький вчений провів чітку мету всередині груп тиску.

Він поділив їх на ексклюзивні (exclusive pressure groups), тобто такі, для яких взає-

модія з інститутами держави є єдиною функцією, та неповні (partial pressure

groups), тобто ті, в яких взаємодія з інститутами є лише частиною їхньої активності,

яких у реальному житті більше. Виділивши ці дві групи тиску в самостійну полі-

тичну структуру, Дюверже звернув свою увагу на проблему псевдогруп тиску. Він

відніс до них ті організації, які хоча й впливають на владу, але по суті не виража-

ють загального інтересу. Саме за цієї причини, наголошує він, вони не можуть бути

віднесені до справжніх груп тиску. Саме Дюверже належить ідея про чітке розме-

жування політичних партій та груп тиску. При цьому вчений не тільки сформулю-

вав критерій цього розподілу (який нині є загальноприйнятим у політичній науці), а

й розглянув різноманітні варіанти переходу груп тиску в політичній партії.

Визначаючи поняття «групи тиску», Дюверже, насамперед, протиставляє його

поняттю «партії». Якщо партії намагаються завоювати і використати владу; то гру-

пи тиску не беруть участі в прямій боротьбі за владу, вони впливають на владу,

знаходячись поза нею, здійснюють на неї тиск. Групи тиску домагаються впливу на

людей влади, але не протиставляють людей влади.

Вчений відрізняє організації, які діють виключно в політичній сфері (наприклад,

«Парламентська асоціація по захисту свободи освіти» у Франції), і організації, для

яких політичний тиск становить лише частину їхньої активності (профспілки, мо-

лодіжні рухи, церква, письменницькі організації). З точки зору структури Дюверже

розділяє групи тиску на масові (профспілки, молодіжні рухи, організації ветеранів

війни) і кадрові (організації патронажу, профспілки працівників вищої школи). До

третього типу груп тиску він відносить різні науково-дослідні центри, рекламні

агентства і т. д.

Розглядаючи форму діяльності груп тиску, він відрізняє пряму дію (урядові де-

марші) і дію через громадську думку (страйки, маніфестації). Дюверже погоджува-

вся з думкою інших політологів про такі форми дії груп тиску на рівні міністрів

вищої адміністрації, підкуп посадових осіб і т. д.

Отже, праці Дюверже «Політичні партії», «Вплив виборчих систем на політичне

життя» та інші присвячені походженню та суті політичних партій, законам їх роз-

витку і функціонування в рамках різних політичних режимів і виборчих систем. Ці

праці стали класичними, перекладені багатьма мовами світу і принесли її автору

репутацію творця сучасної теорії політичних партій. Роботи Моріса Дюверже — це

справді енциклопедії знань, які необхідні для свідомих дій у складному світі полі-

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

255

тичного життя та для впливу на еволюцію такого важливого та специфічного еле-

мента політичного життя суспільства, як політична партія.

ІЗ ПЕРШОДЖЕРЕЛ

М. ДЮВЕРЖЕ

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ

И КОНСТИТУЦИОНАЛЬНОЕ ПРАВО

Ни термин «институт», ни термин «политический» совершенно точного значения не име-

ют: в этом-то и кроется трудность определения понятия политических институтов. Для начала

попытаемся выделить конкретное, объективное и научное понятие «политические институ-

ты», а потом покажем, какими преимуществами оборачивается употребление этого выражения

вместо термина «конституционное право» и наряду с ним.

[...] Поначалу, как указывается в словаре Литре, слово «институты» означало «все, что

изобретено и установлено людьми в отличие оттого, что дано от природы»: сексуальный акт,

например, есть природный феномен, а брак существует как институт. Для Дюркгейма и его

последователей, наоборот, институтами являются идеи, верования, обычаи, социальная прак-

тика, которые индивид получает в готовом виде; это — «полностью институционализирован-

ная совокупность действий или идей, которые индивиды обнаруживают перед собой и кото-

рые в той или иной степени им навязаны»; таким образом, институты вовсе не

противопоставлены природе, они — естественные факты социального универсума. И все же

определение Дюркгейма чересчур общее. Думается, что термин «институты» можно было бы

резервировать для обозначения совокупности идей, верований, обычаев, составляющих упо-

рядоченное и организованное целое (например, брак, семья, выборы, правительство, собст-

венность и т. д.). Удовольствуемся временно этим понятием. [...]

Что касается понятия «политический», то и тут ясности не больше: по сути оно относится

к двум разнопорядковым феноменам.

А. Одни, исходя из этимологии слова, называют политическими институтами институты госу-

дарства (от греческого «полис» — город — государство — более или менее соответствующее тому,

что мы сегодня называем государством), т. е. институты некой человеческой общности, наилучшим

на сегодняшний момент образом организованной и усовершенствованной. [...]

Б. Другие относят понятие «политический» к тому основополагающему общественному

явлению, которое Дюги называл «разделением на управляющих и управляемых». В любой че-

ловеческой группировке есть две категории людей: те, кто командуют, и те, кто подчиняются;

те, кто отдают приказы, и те, кто им повинуются; начальники и подчиненные, управляющие и

управляемые. Это фундаментальное различие существует в семье, в самоуправляющей едини-

це, в государстве, в ассоциациях, в религиозных братствах, в церквях и т. д. Политическими

называют такие институты, которые затрагивают правителей и их власть, руководителей и их

полномочия.

[...] а) Консервативное понимание политических институтов в XIX в. В XIX в. люди охот-

но противопоставляли термин «институты» термину «конституция». Первым они обозначали

те социальные и политические структуры, которые были порождены традицией, историей,

нравами, привычками; вторым — подчеркивали вторжение воли, нацеленной на придание по-

литической власти рациональной и крепкой организации. Либералы требовали конституции;

консерваторы утверждали верховенство институтов, рассматриваемых ими как «естествен-

ные», над конструкциями, полагаемыми как «искусственные». В то же время последние про-

тивились изменениям и реформам, ущемляющим их интересы. Восхваляя рациональную по-

литическую структуру, утвержденную официальным документом, их противники, напротив,

хотели одним ударом опрокинуть установленные институты и заменить их другими, имею-

щими иное содержание. Так, термины «конституция» и «конституционное право» получили

новаторское звучание, в то время как термин «политические институты» имел консерватив-

ный оттенок: установить конституцию означало в каком-то смысле совершить «Революцию

посредством Права».

Ф. М. Кирилюк256

Сегодня многое изменилось, по крайней мере в политически развитых странах (в других

ситуация такая же, как в Европе XIX в.). Марксистский анализ распространил идею, частично

верную, о том, что либеральный, парламентский способ правления, установленный конститу-

ционным путем, используется «буржуазией» для поддержания своего господства над «проле-

тариатом» и для сохранения существующего общественного строя. С другой стороны, этот

анализ настаивал на том, что право и конституция являются частью общественной «надстрой-

ки», базис которой образован экономическими институтами. Приверженность конституцион-

ным текстам принимает сегодня, таким образом, более или менее консервативный характер. В

XIX в. конституций требовали левые партии: ныне о них вспоминают скорее правые партии.

б) Научное понимание политических институтов в настоящее время. [...] Параллельно

описанной выше эволюции происходила другая. Противопоставление «институтов» и «кон-

ституций» более не означает, что акцент делается на традициях вопреки изменениям, на про-

шлом в противовес реформам: суть в том, что акцент ставится на реальную и конкретную ор-

ганизацию обществ, а не на юридические установления, которые мы пытаемся к ним

приложить, не достигая этого полностью. Это в какой-то степени противостояние факта и

права.

Данная эволюция отражает современное развитие социальных наук. Сегодня человече-

ское общество и его институты рассматриваются как объект науки: в течение последних пяти-

десяти лет шло мощное развитие методов научного наблюдения за общественными явления-

ми. Конечно, юридические феномены занимают важное место среди общественных явлений,

но не только они. К тому же в праве нужно различать то, что является эффективно примени-

мым, и то, что таковым не является. Закон, юридическое установление, Конституция являются

не выражением реального, но попыткой упорядочения реального, попыткой, которая никогда

не удается полностью.

Мы видим, таким образом, точное значение термина «политические институты». [...] Это

значит, что мы не должны более придерживаться юридического анализа политических инсти-

тутов, а должны включать его в более полный и объемный анализ социологического характера

— анализ, присущий политической науке. [...] Эта новая ориентация влечет за собой два фун-

даментальных последствия:

а) первое — она подводит к расширению поля традиционного исследования: от-

ныне мы будем изучать не только те политические институты, которые регламентированы

правом, но и те, которые полностью или частично правом игнорируются, те, которые сущест-

вуют вне права: например, политические партии, общественное мнение, пропаганду, прессу,

«группу давления» и т. д.;

б) второе — новая ориентация обязывает к изменению точки зрения внутри тради-

ционного поля исследования: даже те политические институты, которые регламентированы правом

— установлены Конституцией или законами, ее дополняющими, — не должны более изучаться в

ридическом аспекте; отныне нужно пытаться определить, в какой мере они функционируют в соот-

ветствии с правом, а в какой — ускользают от него; необходимо определить их действительное

значение, опираясь на факты, а не ограничиваться анализом теоретической важности, которую им

придают юридические тексты.

[...] Совокупность политических институтов, действующих в данной стране в данный мо-

мент, составляет «политический режим»; в каком-то смысле политические режимы — это со-

звездия, звездами в которых являются политические институты. [...]

Выражение «общая теория» употребляется нами не в философском, а в научном смысле.

Речь идет не об абстрактных рассуждениях о том, какой политический режим является наи-

лучшим по отношению к заранее определенной системе ценностей, а о сравнительном иссле-

довании существующих политических режимов, с тем чтобы выявить общие черты и различия

и на этом основании выстроить типологию, настолько далекую от искусственности, насколько

это вообще возможно.

Не будем рассматривать влияние, власть с философской или метафизической точек зре-

ния. Не будем задаваться вопросом о том, оправдана ли эта власть теоретически или нет, при-

емлемо ли с позиций разума то, что одни люди командуют другими. Существование власти

установлено во всех человеческих сообществах, особенно в национальных государствах —

нациях: посмотрим же, с помощью каких практических средств эта власть заставляет уважать

себя, какими способами она добивается повиновения. Первостепенное значение для этого

имеют доктрины, рассматривающие природу власти: они представляют собой один из тех

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

257

способов, которыми власть добивается послушания (или, напротив, одно из препятствий эму

послушанию). Власть не просто материальный факт, «вещь», как сказал бы Дюркгейм: она

глубоко проникнута идеями, верованиями, коллективными представлениями. То, что люди

думают о власти, является одной из ее фундаментальных основ.

Среди этих верований и коллективных представлений идея прав современных, особенно

этатических, обществах играет основопагающую роль. Для современного общества власть в

государстве должна осуществляться в правовых формах, в соответствии с правовыми проце-

дурами: власть должна соответствовать некой концепции права. Подобная связь власти и пра-

ва постоянно ставит под сомнение в СССР, в коммунистических учениях: однако она остается

глубоко укорененной в верованиях западного человека, этому необходимо рассмотреть ее от-

дельно.

С другой стороны, понятие государства-нации, т. е. социального пространства, на котором

власть организована наилучшим образом и осуществляется наиболее полно, подвергается

ожесточенным нападал со стороны федералистских теорий, постоянно укрепляющих свои по-

зиции. Некоторое обесценение государства обязывает нас поставить вопрос о властях предер-

жащих и сравнить тех, кто правит государством, с теми, кто управляет различными социаль-

ными группами.

[...] Напомним, что данная проблема рассматривается здесь под углом зрения фактов, а не

теорий. Мы не пытаемся выяснить, является ли власть логически, доктринально обоснованной

в соответствии с той или иной концепцией мира и человека. Мы лишь пытаемся описывать и

анализировать конкретные основания власти. Вопрос не стоит: нужно или не нужно подчи-

няться власти? Мы хотим узнать, в какой мере люди действительно подчиняются и по каким

конкретным причинам это происходит.

Ответить на поставленный таким образом вопрос непросто. Эта фундаментальная про-

блема политической науки является одной из более сложных: будь она полностью прояснена,

политика достигла бы своей главной цели — познания природы власти. До этого еще далеко.

Поэтому большая часть рассуждений, которые последуют ниже, будет иметь весьма общий и

достаточно поэтический характер.

Для удобства изложения проведем различие между двумя большими категориями основа-

ний власти: к одной категории относятся основания, исходящие от принуждения, к другой —

те, что примыкают к верованиям. Однако эта классификация является весьма произвольной:

на самом деле верования используются в качестве элементов принуждения, а принуждение

редко применяется в чистом виде, вне связи с верованиями. В действительности принуждение

и основания как основания власти тесно переплетены друг с другом, будем неустанно повто-

рять, что власть как любой общественный феномен неотделима от идеологии, мифов, коллек-

тивных представлений, создаваемых людьми в отношении власти.

[...] Термин «принуждение» используется здесь в достаточно широком и, следовательно,

неопределенном смысле: он обозначает всякий внешний по отношению к индивиду фактор,

оказывающий на него давление в направлении подчинения правителям. Речь может идти о

принуждении чисто материальном и физическом (полиция или армия), о принуждении психо-

логическом или психосоциологическом, являющемся результатом давления обычаев или дей-

ствия пропаганды.

Суммируя, попытаемся выделить среди этих форм принуждения, ее социальное давление,

материальное принуждение со стороны властей, пропаганду властей (или принуждение с по-

мощью убеждения: принуждение с анестезией).

[…] Мы подчиняемся руководителям какой-либо социальной группы в силу того, что

группа в целом побуждает к повиновению: авторитет, власть основываются прежде всего на

этом коллективном безличном принуждении, которое не всегда осознается как принуждение

теми, кто его испытывает; впрочем, по мере привыкания к принуждению оно становится для

них естественным. Конформизм представляет собой один из фундаментальных источников

подчинения власти.

а) «Естественный» характер подчинения. Во Франции много говорят о «фрондерском»

характере индивидов, их естественной предрасположенности к непослушанию, везде в «за-

прещенном направлении», уклонению от уплаты налогов, сопротивлении приказам начальст-

ва. Достаточно представить себе сложность поддержания порядка в классе и склонность

школьников к шуму и толкотне, чтобы с первого же взгляда усомниться в естественном ха-

рактере подчинения.

Ф. М. Кирилюк258

И тем не менее это соответствует истине. Заметим сначала, что дух гражданского непови-

новения неодинаково развит в разных странах и что особенно он силен во Франции, главным

образом на Юге (как и у всех нардов Средиземноморья), а поездка в Великобританию, Нидер-

ланды или Скандинавию продемонстрирует естественный характер повиновения властям. До-

бавим к этому, что во Франции, как и у других наций подобного типа, сопротивление государ-

ственной власти соседствует с подчинением авторитету других социальных групп — к

примеру, семейных или религиозных. Это просто может быть признаком слабости уз нацио-

нальной солидарности. Но в любом случае в обычное время это сопротивление весьма огра-

ниченно. Жульничают в мелочах, но в целом повинуются.

Нужно, впрочем, договориться о смысле, который мы вкладываем в слово «естествен-

ный». С социологической точки зрения под «естественным» понимается то, что соответствует

общепринятому поведению. «Естественным» является то, что совпадает со среднестатистиче-

скими значениями. Очевидно, что в обычное время бунтари и неслухи составляют крошечное

меньшинство во всех социальных группах. И речь идет не только об «активных бунтарях»,

приводящих свои действия в соответствие с намерениями, но и о «пассивных», которые хоте-

ли бы ослушаться, но не решаются из-за страха перед государственным принуждением. Ко-

нечно, множество людей ругают «власть», «правительство», «министров» и т. д., но они име-

ют претензии к форме или существу их действий, а не к самому факту их существования. Они

выражают несогласие по поводу личности и поведения людей, стоящих у власти, но не ставят

под сомнение само существование власти, которой следует подчиниться. [...]

б) Факторы естественного подчинения. Здесь мы ограничимся несколькими общими

предположениями. Похоже, что, рациональные факторы имеют меньшее значение, чем факто-

ры иррациональные.

1. Рациональные факторы. Размышляя, люди приходят к признанию необходимости вла-

сти и подчинения. Они легко понимают, что ни одна социальная группа не может существо-

вать без власти, которая бы поддерживала в ней минимум порядка. В крайнем случае в полной

анархии можно жить вдвоем или втроем: для ста человек это становится совершенно невоз-

можным. Так, отмечая пользу власти, люди приходят к тому, что начинают рассматривать ее

как естественную.

Рациональный фактор не является, наверное, самым значимым: на основании опыта он

дает оправдание необходимости подчинения власти и позволяет каждому примирить совесть с

деяниями. Но факт естественного подчинения, безусловно, предшествует любым рассуждени-

ям. Сначала люди естественным образом подчиняются, а затем оправдывают свое подчине-

ние.

2. Иррациональные факторы. Основную роль здесь, похоже, играют традиция и воспита-

ние. Властям подчиняются потому, что таков обычай. Руководителей принимают потому, что

они были всегда и их авторитет предстает в качестве такого же необсуждаемого и естествен-

ного феномена, как вода, огонь, дождь или град. (N. 13.: «естественное» здесь употребляется

не в социологическом, а в обычном смысле.) Мысль о том, что можно жить без руководителя,

большинству даже не приходит в голову, ибо ни одна конкретная вещь на эту мысль не наво-

дит (а те, кого она посещает, считают ее нелепицей, абсурдом, неосуществимым мечтанием).

Социальная действительность — такая, какой она прямо и непосредственно познается людь-

ми, — содержит в себе идею руководства, авторитета, властвования.

Воспитание значительно усиливает это чувство послушания. С самого раннего возраста

маленького человечка учат подчиняться воле родителей, слушаться их указаний: в обществе

детей и родителей первые являются управляемыми, вторые — управляющими. Затем школа с

ее учителями, воспитателями, директорами, с ее системой санкций и принуждений крепко

вдалбливает чувство власти и повиновения. Нравственное и религиозное воспитание (а также

преподавание истории) дополняет это общее образование. По мере того, как ребенок развива-

ется и осознает окружающее его общество, разворачивающийся перед ним спектакль устояв-

шейся и всеохватывающей власти подхватывает эстафету, переданную родителями и учите-

лями. Приученный к послушанию, ребенок видит, что оно присутствует везде. Юношеское

стремление к самостоятельности приведет подростка лишь к утверждению его равенства с

прежними руководителями (учителями и родителями): это значит, что теперь он будет пови-

новаться тем же руководителям, что и они, без посредников.

[...] Общее социальное давление подписывается и усиливается материальным принужде-

нием правителей. Власть не является, как наивно полагают некоторые, чисто силовым фено-

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

259

меном: ее формирует множество других составляющих. Иногда даже кажется, что сила здесь

играет относительно второстепенную роль: когда власти необходимо применить силу для дос-

тижения повиновения, это значит, что ее основания пошатнулись; диктатура, как мы увидим

дальше, — это болезнь власти, проистекающая из ослабления верований, которые ее обычно

поддерживают.

Между тем сила, бесспорно, играет важную роль в этой области. Государство опирается

не только на человека с ружьем, но без него нет государства. Необходимо выделить внутри

этих силовых феноменов несколько элементов, варьирующихся в зависимости от типа обще-

ства.

а) Физическое принуждение. В чистом виде проявляется в физическом превосходстве.

Когда самый мускулистый становится во главе ватаги мальчишек или хулиганов, тогда и про-

являет себя самый простейший феномен властвования. Подобным же образом эта примитив-

ная сила присутствует и во власти отца над ребенком, мужа над женой, учителя над учеником.

Однако в более сложном и более цивилизованном обществе физическая сила дематериа-

лизуется и интеллектуализируется: с одной стороны, в дело вмешиваются ловкость и ум, с

другой — техника и организация. В рамках современных государств, например, физическое

принуждение приняло более тонкую форму уголовных процедур и полицейских акций, не пре-

терпев при этом глубинных изменений: в случае конфликта между управляющими и управ-

ляемыми последнее слово остается за первыми, так как они могут физически принудить вто-

рых подчиниться своей воле. Тюрьмы, пытки («рукоприкладство» как смягченная форма

пыток), казнь, присутствующие в уголовных кодексах и полицейской практике всех госу-

дарств, являются средствами физического принуждения. Полицейские дубинки и пистолеты

— даже армейские танки и пулеметы в случае революции — имеют ту же природу. За крас-

ными мантиями судей и интеллектуальными построениями юристов всегда скрывается эле-

мент насилия. И те, кто это отрицает, часто являются наилучшими пособниками насилия, по-

могая скрывать под маской ягненка волчьи зубы.

б). Принуждение личным воздействием. В небольших социальных группах «личное воз-

действие» руководителей играет важную роль в обеспечении послушания: на членов групп

давит своего рода моральное принуждение. Термин «воздействие», используемый в повсе-

дневном языке, имеет очень неопределенное значение; мы намеренно отказались его уточ-

нять, ибо он обозначает такой же неопределенный, но реальный феномен.

В школах есть учителя, у которых не шумят не потому, что они строже наказывают, и не

потому, что они более знающие и интересные люди, а просто потому, что они «пользуются

авторитетом». Подобным же образом не всегда самый сильный или самый умный оказывается

во главе компании играющих сорванцов или банды злоумышленников, нарушающих законы:

во главе становится тот, кто имеет наибольший «авторитет». «Личное воздействие» можно

было бы сравнить с «шаманством»: этим понятием некоторые племена обозначают таинст-

венную способность, заставляющую повиноваться определенному колдуну, вождю.

В больших сообществах, таких, как нации, «личное воздействие», «шаманство» играют

менее важную роль, ибо власть институционализирована и менее персонализирована: прямой

контакт между руководителем и теми, кем он руководит, весьма незначителен. Для восполне-

ния в дело вступает пропаганда. [...] Можно было бы предположить, что современная техника

в какой-то мере возвращает «личному воздействию» былую значимость: фотография, кино,

телевидение восстанавливают личный контакт между вождем и массами (улыбка Рузвельта).

Но подобный контакт скорее иллюзорен, чем реален. Прежде всего потому, что эффективная

власть принадлежит больше институтам, чем правителям; потому также, что этот контакт по-

средством имиджа подменяет действительное влияние внешним видом, который более зави-

сит от артистических способностей человека, чем от собственно «шаманства». Разумеется, со-

храняется влияние руководителя на своих близких, его власть над своими сотрудниками: но

это — скорее проблема внутренней организации властных институтов, чем собственно осно-

ваний властвования. [...]

в) Экономическое принуждение. Экономическое принуждение очень близко по своему

происхождению к физическому. Тот, кто может лишить человека средств к существованию,

легко добивается его повиновения. Сколько рабочих и служащих подчиняются своему патро-

ну по этой фундаментальной причине?

К тому же политическая власть и экономическое принуждение тесно связаны. По общему

правилу во все исторические эпохи класс, владеющий средствами производства и богатством,

Ф. М. Кирилюк260

обладает и политическим влиянием и удерживает власть. Феодализм отдал государство в руки

земельных собственников в ту эпоху, когда основным источником богатства была земля. Карл

Маркс охарактеризовал современное ему государство как инструмент господства промыш-

ленной и торговой буржуазии в эпоху, когда основой богатства стали промышленность и тор-

говля: политические свободы, официально признанные за всеми гражданами, были скорее

формальными, нежели реальными, для тех, кто не имел экономической возможности ими вос-

пользоваться. [...] Когда изучаешь реальное и конкретное функционирование современных

обществ, то поражаешься той огромной роли, которую за юридическим и конституционным

фасадом играют в них деньги. Деньги, конечно, являются не единственным, но основным ис-

точником власти. Тема «всевластия денег», так часто звучащая в литературе, несет в себе глу-

бокую истину.

Без сомнения, экономическая и политическая власть не обязательно концентрируются в

одних и тех же руках. Верно, что в либеральных государствах XIX в. «власть денег» сущест-

вовала практически в чистом виде. Сегодня это уже не столь верно: профсоюзы, рабочие пар-

тии, разного рода группы, высокопоставленные чиновники образуют большое число центров

силы, соперничающих с финансовыми и промышленными магнатами. Ситуация подобного

«плюрализма» гарантирует, впрочем, некоторую свободу. Но она очень хрупка: само развитие

техники побуждает ко все большему вмешательству государства в экономику, что порождает

тенденцию к концентрации политической и экономической власти в невиданных ранее разме-

рах. [...]

г) Принуждение организацией. Наряду с традиционными и классическими формами при-

нуждения, которые только что были рассмотрены, мы сегодня обнаруживаем появление но-

вых, менее прямых, более замаскированных и, без сомнения, более эффективных форм при-

нуждения (в силу того, что они менее заметны для тех, кто подвергается их воздействию).

Сегодня разработаны технологии объединения людей в рамках ассоциаций и коллектив-

ных организаций, позволяющие добиваться подчинения тем более полного, что оно приемле-

мо и желаемо теми, кто подчиняется. Здесь невозможно дать даже общее описание этих тех-

нологий, наилучшими образцами которых являются профсоюзы, но особенно некоторые

политические партии — например коммунистическая: чересчур схематизируя различные эле-

менты этой организации, мы рискуем исказить очень сложную и неоднозначную действитель-

ность. Разделенность людей на небольшие, но очень сплоченные первичные организации (на-

пример, коммунистические ячейки), изолированность каждой из этих первичных групп от

остальных системой «вертикальных связей», систематическое использование делегирования

власти и непрямого голосования, практически приводящих к образованию класса кооптиро-

ванных и дисциплинированных руководителей, полупрофессионалов «внутренней партии»,

сочетание подлинной и серьезной дискуссии с практикой единогласного принятия решений,

выполняемых с железной неукоснительностью, — все эти разнообразные элементы (да и мно-

гие другие) формируют предельно крепкую и сплоченную социальную арматуру, позволяю-

щую организовывать большие массы людей и устанавливать над ними предельно сильную

власть.

Речь здесь не идет о принуждении в прямом смысле слова, предполагающем внешнее воз-

действие на принуждаемого: ведь система позволяет руководителям все время «прислуши-

ваться к массам», сохранять близость к управляемым и знать их чаяния, чтобы таким образом

выражать волю людей, одновременно управляя ими. С другой стороны, система прочно опи-

рается на пропаганду, технология которой тесно связана с ее собственной.

[...] Вторая мировая война и современные тоталитарные режимы служат прекрасной ил-

люстрацией эффективности пропаганды. В наши дни она получила еще большее развитие, так

как достижения общественных наук и психологии позволили лучше понять побудительные

причины человеческой деятельности и воздействовать на них. Пропаганда, однако, существо-

вала всегда.

• а) Классическая пропаганда. Пропаганду можно определить как усилие, совершаемое

правительством для того, чтобы убедить управляемых подчиниться ему. Вместо того чтобы

принуждать, следует убеждать: в действительности же способы, применяемые для достиже-

ния такого убеждения, делают его разновидностью косвенного принуждения. Отсюда и выте-

кает определение пропаганды, данное одним из современных авторов: «насилование толпы».

Когда правительство убеждает своих подданных подчиняться с помощью внушаемого им

страха, речь идет не о пропаганде, а о простом и чистом принуждении. Однако разделяющая