Конышев В.Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории

Подождите немного. Документ загружается.

111

ных суждений

238

. Как справедливо заметил Джон Гэддис, трудно ожи-

дать от подобной теории высокой предсказательной силы. В то же вре-

мя она обращает внимание ученых на актуальные вопросы современно-

сти и помогает переосмыслить уже найденные ответы

239

. Не уди-

вительно, что многие работы, которые можно отнести к историко–

системному направлению, содержат изрядную долю критики в адрес

ТМО.

Джордж Лиска выделяет три важных этапа в развитии реалистичес-

кой традиции: «бихевиористская революция», структурализм и пост-

структурализм. Связанные с поиском путей построения общей теории,

они на деле оказались «тремя путями деградации». Реальный выход,

который бы избавил теорию от «застывания», отставания от динамики

реальных процессов, состоит в том, чтобы привнести в неореализм

принцип историзма, который позволит увидеть политический процесс

как диалектическое взаимодействие власти/cилы с формально–юри-

дическими и ценностно–культурными нормами

240

Популярность неореализма среди историков связана с тем, что мно-

гие из них разделяют его базовые принципы: анархичность междуна-

родной системы, решающая роль ведущих держав, конфликтность меж-

дународной системы, баланс сил как ядро международной политики.

Несмотря на несколько иную трактовку этих понятий, большинство ис-

ториков считает, что для периода с 1648 по 1945 гг. реалистическое на-

правление остается наиболее адекватным из всех существующих в рам-

ках ТМО. Внимание к неореализму в последнее десятилетие подогрели

споры о том, насколько состоятельны аргументы этой парадигмы при

объяснении такого масштабного явления, как окончание холодной вой-

238

См.: Schraeder P. Historical reality versus neo–realist theory// Brown M., Lynn–

Jones S., Miller S. (eds.) The perils of anarchy: contemporary realism and international secu-

rity. Cambridge, MA: MIT Press, 1995. P.421–461; Gaddis J. In defense of particular gener-

alization: rewriting cold war history, rethinking international relations theory// Elman C., El-

man M. (eds.) Bridges and boundaries: historians, political scientists and the study of interna-

tional relations. Cambridge: The MIT Press, 2001. P.301–326; Pelz S. Toward a new diplo-

matic history: two and a half cheers for international relations methods// Elman C., Elman M.

(eds.) Bridges and boundaries. P.85–110.

239

Gaddis J. International relations theory and the end of the cold war. // Lynn–Jones S.,

Miller S. (eds.) The cold war and after:prospects for peace. Cambridge: MIT Press, 1993.

P.329.

240

Liska G. Expanding realism: the historical dimension of world politics. Lanham: Row-

man and Littlefield Publishers, 998. P.10–11.

112

ны. Поскольку историческая наука также не имеет одного ответа о его

причинах, возник вопрос, в какой мере может здесь быть полезен нео-

реализм

241

. Тем более, что его представители пытаются интерпретиро-

вать и даже предсказать развитие международных отношений в постби-

полярном мире

242

Интерес к неореализму объясняется стремлением историков рабо-

тать с долгосрочными процессами и общими концепциями: роль геге-

монии в истории; тенденции развития международной системы в усло-

виях анархии; значение ядерных вооружений в современной политике;

связь между войной как общим и конкретным явлением. Относительно

большей популярностью среди историков пользуются теория гегемони-

стской стабильности, теория циклов и формирующийся на его основе

эволюционный подход. В свою очередь, структурный реализм подвер-

гается основательной критике за антиисторизм и дедуктивность.

Как отметил Джон Гэддис, несмотря на тенденцию к синтезу мето-

дов истории и неореализма, обобщения историков сохраняют свои осо-

бенности. Во–первых, выводимые тенденции носят ограниченный во

времени и пространстве характер, не претендуя на универсальность.

Изучая особенности сталинской эпохи, было бы ошибочно делать вы-

воды о диктаторстве вообще, хотя ряд выводов, таких, как перенос сте-

реотипов внутренней политики на внешнюю, применим достаточно

широко.

Во–вторых, причинные связи трактуются историками менее катего-

рично, преимущественно как условия, которые носят вероятностный

характер. Причем границы между причинами и следствиями, зависи-

мыми и независимыми переменными не могут быть заданы жестко в

силу закона всеобщей связи вещей и постоянного развития. Историки

склонны видеть в политике процесс, в котором обобщения неотделимы

от комплекса событий, они не являются изолированными цепочками

причинно–следственных связей. Именно это позволяет учесть, как те-

чение времени влияет на события.

241

Lebow R. Social science and history: ranchers versus farmers? // Elman C., Elman M.

(eds.) Bridges and boundaries. P.111–113.

242

См., например: Layne Cr. The unipolar illusion: why new great powers will rise// In-

ternational security. 1993. Vol.17. №4. P.5–51; Mearsheimer J. Back to the future: instability

in Europe after the cold war// Brown M., Lynn–Jones S., Miller S. (eds.) The perils of anar-

chy. P.78–129.

113

В–третьих, предпочтение отдается ретроспективным выводам, а не

прогнозам. Модель прошлого строится как его реконструкция, а не ана-

лог.

В–четвертых, само объяснение для историка означает главным об-

разом не обобщение, а прослеживание того, как процессы и события

изменяются во времени и пространстве. Перспектива плодотворного

сотрудничества историков и представителей ТМО видится Гэддису в

создании теории, которая была бы ближе к историческим традициям.

Она должна быть лишена чрезмерного упрощения и претензии на непо-

грешимую логику. Теории следует учитывать неповторимость истории

и эволюцию научных понятий

243

Неореализм Уолтса предсказывал длительное, устойчивое и относи-

тельно безопасное существование биполярной системы и оказался не-

прав. В начале 1980-х гг. мир стоял на грани ядерной катастрофы, а в

конце этого же десятилетия биполярность исчезла. Гэддис отмечает, что

ошибка Уолтса состоит во внимании к схеме полярности вместо изуче-

ния источников силы государства с учетом конкретно–исторической

ситуации. Советский Союз потерпел историческое поражение, когда его

вооруженные силы оставались такими же, как и до краха. Поэтому

ошибочно видеть международную политику только сквозь призму во-

енной мощи. США и их союзники сумели, в отличие от СССР, сохра-

нить необходимое многообразие компонентов национальной мощи,

включающее военные, экономические, идеологические, морально–

ценностные составляющие. Да и самому понятию биполярности «тео-

ретики» вслед за Уолтсом придают чрезмерное значение. Гэддис счита-

ет ее просто результатом политики холодной войны, а не сущностной

характеристикой международной системы

244

. Соглашаясь с критикой

Гэддиса, все же отметим, что она тоже не совсем корректна. Хотя Уолтс

действительно не разрабатывал тему источников силы, он не сводил

243

Gaddis J. In defense of particular generalization. P.311–321. Gaddis J. International

relations theory and the end of the cold war. P.356–358, 363. О различии в методолгии ис-

торического и политологического исследования см. также в: Thorne Ch. Border crossing:

studies in international history.. Oxford: Basil Blackwell, 1988; McDonald T. (ed.) The his-

toric turn in the human science. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1996; Kavanagh D.

Why political science needs history? // Political studies. 1991. Vol.39. P.479–495; Craig G.

The historian and the study of international relations// American historical review. 1983.

Vol.9. №1. P.1–11.

244

Gaddis J. We now know: rethinking cold war history. Oxford: Claredon Press,

1997. P.284.

114

силу государства к военной составляющей, указывая на ее комплексный

характер. А международную политику и Уолтс, и неореализм в целом

отнюдь не рассматривают только сквозь призму военной мощи. Такой

акцент был характерен для классического реализма Моргентау.

В русле синтеза истории и теории неореализма появились работы,

которые, с одной стороны, довольно критически относятся к претензи-

ям неореализма на знание универсальных законов и значимость общей

теории, а с другой — вполне созвучны ему по многим положениям.

Книга историка Пола Кеннеди «Расцвет и упадок великих держав»

245

представляет собой яркий пример междисциплинарного исследования,

которое соединяет концепцию циклического развития международной

системы с историческим анализом. Книгу Кеннеди нельзя безоговороч-

но относить к неореализму, о чем предупреждает и сам автор

246

, но тот

факт, что историки отозвались о ней в основном критически, а неореа-

листы склонны считать Кеннеди своим коллегой по цеху и даже обла-

дателем собственной теории

247

, говорит сам за себя.

Явных формулировок его теория не получила, но неореалисты видят

ее в следующем виде:

• Значительные изменения международной системы связаны с

развитием экономики и технологий. В свою очередь, они приво-

дят к изменениям в социальных структурах, политических сис-

темах, военной силе и иерархии отношений в международной

системе.

• Темпы изменений в регионах и государствах неравномерны. На

это влияют колебания в количестве и скорости внедрения изо-

бретений и технологий, особенности климата и географии, вой-

ны.

• Военная мощь государства определяется инфраструктурой про-

изводства, технологиями и финансовой системой. Неравномер-

ность экономического развития уменьшает военную силу и

ухудшает стратегические позиции государства.

245

Kennedy P. The rise and fall of the great powers: economic change and military con-

flict from 1500 to 2000. New York: Random House, 1987.

246

Kennedy P. The rise and fall. P.536.

247

Dark K. The wave of time: long–term change and international relations. New York,

London: Pinter, 1998. P.50–51; Rasler K., Thompson W. The great powers and the global

struggle. P.143–146.

115

• Войны между великими державами связаны с их возвышением и

последующим упадком. Выигрывает тот, кто способен мобили-

зовать на военные нужды больше материальных ресурсов. В ре-

зультате войн устанавливается новое разделение мира.

• Государство становится великой державой в особых историчес-

ких обстоятельствах, которые позволяют овладеть необычно

большими силовыми и экономическими ресурсами. С исчезно-

вением этих условий происходит возврат к «нормальному» раз-

меру территории и иерархии отношений. Причем упадок может

быть ускорен, если государство будет пытаться выполнять обя-

зательства, которые превосходят ее возможности

248

Позиции историков–«партикуляристов», которые особо подчерки-

вают неповторимость и индивидуальность в каждом эпизоде развития

истории, Кеннеди противопоставил обобщенную картину международ-

ных отношений как историю политики баланса сил между великими

державами. Он утверждает, что «международная система подвержена

постоянным изменениям, но не только тем, что вызываются каждоднев-

ными действиями государственных деятелей и приливами и отливами

политических или военных событий, но также и тем, что происходят от

более глубоких трансформаций в основаниях мировой силы, которые не

сразу проявляются на поверхности»

249

Кеннеди делает умозаключения на основе исторических обобщений.

В основе его концепции лежит убеждение, что существует причинная

связь между положением, которое государство занимает в международ-

ной политике, и общим балансом экономического развития. Вслед за

сторонниками гегемонизма и теории длинных циклов Кеннеди связыва-

ет крупные изменения международной системы, включая глобальные

войны, с экономическими факторами. В основе процветания — внедре-

ние полезных инноваций в экономику и военное дело. Аналогично Гил-

пину Кеннеди выделяет доиндустриальный и индустриальный периоды

развития международной системы (возвышение Британии с 1815 г.).

Очередной передел мира всегда соответствовал перераспределению си-

лы в системе.

Однако взлет и падение очередного гегемона в условиях анархично-

сти системы не означает совершенной неизбежности войн между вели-

248

Rasler K., Thompson W. The great powers and the global struggle. P.143–144.

249

Kennedy P. The rise and fall. P.536.

116

кими державами. Это показали события второй половины XX в., когда в

условиях ядерного сдерживания США и СССР вели только локальные

войны на территориях других стран с применением обычного оружия.

Рост и упадок экономической мощи государства сопровождается таки-

ми же процессами в военной области, причем не обязательно одновре-

менно. Кроме того, есть прямая зависимость между победой в «боль-

шой» войне и реальной мощью, то есть объемом мобилизованных для

войны ресурсов. Однако эти тезисы не означают экономического де-

терминизма как универсального закона: не все события однозначно оп-

ределяются экономическими факторами

250

Концепцию Кеннеди отличает динамизм в понимании процессов и

явлений международной политики. Он подчеркивает, что категория ба-

ланса сил, понимаемая как состояние равновесия, несостоятельна. Рав-

новесие не может продолжаться, именно поэтому история междуна-

родных отношений последних пяти веков представляет собой преиму-

щественно историю войн или подготовку к ним. Перераспределение сил

происходит всегда, в мирное и военное время.

В конце 1980-х гг. образ ближайшего будущего международной сис-

темы виделся Кеннеди стабильным. Перераспределение сил должно

происходить медленно, и маловероятно, что пятерка сильнейших долж-

на измениться: США, СССР, Китай, Япония, Европейское экономиче-

ское сообщество. В то же время центр экономической активности дол-

жен перемещаться в Японию и Китай. Советский Союз встанет перед

выбором: либо резко сократить военные расходы, либо отказаться от

научного социализма, чтобы поддержать экономику. В противном слу-

чае в стране возможен кризис более масштабный, чем в 1960–70-е гг.

Несмотря на эрозию, в военном смысле биполярный мир продолжит

существование. Государства решать две вечные проблемы: неравно-

мерность экономического развития плюс конкурентная внешняя среда.

В отличие от «теоретиков», Кеннеди утверждает, что при таких услови-

ях для государства не существует универсальной стратегии междуна-

родной политики, которая в этом смысле остается ближе к искусству,

чем к науке

251

Кеннеди считал, что США как мировой лидер столкнутся с рядом

проблем. Прежде всего, несмотря на безусловное превосходство в эко-

250

Ibid. P.xxii–xxv.

251

Ibid. P.513, 536–540.

117

номике и технологиях в абсолютном выражении, темпы падения амери-

канского влияния в мире выше, чем у СССР. В США может проявиться

эффект «перенапряжения империи», когда сумма международных обя-

зательств и интересов превосходит силу, которая необходима, чтобы

защитить их все одновременно. Уже в 1980-е гг. такая тенденция про-

явилась во многих регионах, где США объявили о своих жизненно важ-

ных интересах, но при этом не имели достаточно ресурсов для эффек-

тивного влияния. Например, на Среднем Востоке

252

, где трения между

американскими союзниками

253

и другие региональные противоречия

чреваты военными конфликтами. Ряд дипломатических и военных про-

валов в регионе, антиамериканизм арабов затрудняли американцам про-

ведение последовательной и долгосрочной политики по контролю над

нефтяными ресурсами

254

Другой фактор, уменьшающий мощь США, — ухудшение части по-

казателей экономического развития на протяжении 1980-х гг. Среди них

сокращение производства не только в традиционных индустриальных

отраслях и сельском хозяйстве, но и высокотехнологичных: робототех-

нике, аэрокосмической промышленности, автомобилестроении, произ-

водстве компьютеров. По данным на 1986 г., положительный торговый

баланс высокотехнологическими товарами упал с 27 млрд. долл. в

1980 г. до 4 млрд. Падение конкурентоспособности американских това-

ров вынуждало правительство идти на протекционистские меры на

внутреннем рынке.

В финансовой сфере наблюдалась тенденция к превращению США в

крупнейшего должника, когда выплаты по государственным обязатель-

ствам покрываются за счет увеличения импорта капитала

255

. В целом

Кеннеди солидарен с выводами представителей гегемонизма и теории

циклов, что на исходе 1980-х гг. США находились на начальной стадии

«заката гегемона», хотя крупные экономические потрясения стране не

грозили.

252

Термин «Middle East» географически шире, чем используемый в России близкий

термин «Ближний Восток»: им обозначается территория от Марокко до Афганистана,

включая страны Персидского залива.

253

В частности, между Саудовской Аравией и Израилем по продажам американско-

го оружия и мерам обеспечения безопасности в регионе.

254

Kennedy P. The rise and fall. P.514–517.

255

Ibid. P.525–528.

118

Третий фактор — неизбежный рост военных расходов вслед за рас-

ширением интересов и международных обязательств, который проис-

ходит на фоне усиления ближайших конкурентов и отставания собст-

венных темпов экономического развития. В долгосрочном плане это

дополнительно стимулирует упадок экономики через отвлечение ин-

вестиций и повышение налогов.

По прогнозу Кеннеди, в XXI в. международная система должна раз-

виваться в сторону многополярности, а Соединенные Штаты, постепен-

но утратив черты гегемона, на долгое время останутся одной из самых

влиятельных великих держав

256

. Неизбежность относительного упадка

Кеннеди обосновывает ссылкой на историю. «Ни одному обществу про-

сто не было дано оставаться впереди всех постоянно потому, что это

подразумевает замораживание всяких изменений в темпах роста, техно-

логического и военного развития, которые существуют с незапамятных

времен»

257

. На протяжении 1990-х гг. политика администрации Билла

Клинтона соответствовала гегемонисткой позиции: отказ платить взно-

сы в ООН; отказ от участия в ряде важных конвенций (Киотский прото-

кол, Международный суд); использование военной силы в Косово в

1999 г. вопреки уставу ООН; ставка на односторонние действия. Ту же

политику продолжил Джордж Буш–младший, при котором США вы-

шли из Договора о ПРО от 1972 г., а в 2003 г. начали войну против Ира-

ка без санкции ООН.

Как следует из последних работ Кеннеди, постбиполярный мировой

порядок нельзя назвать устойчивым, о чем свидетельствует целый ряд

фактов. К ним относятся рост числа военных конфликтов, в том числе в

Европе, а также рост агрессивного национализма и международного

терроризма. США выполняют роль всемирного полицейского, а не ли-

дера. Вашингтон не в состоянии контролировать всю международную

систему не только в военном, но и в экономическом отношении, как

показал международный финансовый кризис 1997–98 гг.

В самих США наблюдался экономический спад на фоне усиления

международной конкуренции за счет региональной кооперации. В Ев-

ропе появилась конкурирующая мировая валюта. В Азиатско–тихо-

океанском регионе быстро укрепляются новые структуры экономичес-

кого сотрудничества. В международной системе набирает темпы про-

256

Ibid. P.534.

257

Ibid. P.533.

119

цесс регионализации как сопротивление политике глобализации. Пре-

тензия США на политическую и культурную гегемонию встречает про-

тест и находит выражение в росте антиамериканизма и религиозного

экстремизма, имеющего ярко выраженную антизападную направлен-

ность

258

Следует отметить, что представители историко–системного подхода

не склонны жестко привязываться к той или иной парадигме ТМО. По-

добные работы могут оказаться близки не только неореализму, но также

либерализму

259

. Часть исследователей идет по пути синтеза различных

концепций и методов, пытаясь остаться «выше» споров между различ-

ными парадигмами

260

Анализ международной политики как нелинейной системы

Еще одно направление неореализма, которое претендует преодолеть

недостатки системного анализа Кеннета Уолтса, развивается также на

междисциплинарной основе. Оно является результатом взаимного ин-

тереса ученых естественников и гуманитариев, но пока в значительной

мере представляет собой «технократическую» точку зрения из–за пря-

мого переноса концепций из таких наук, как физика, химия, математи-

ка. Нелинейный анализ в политической сфере стал в США своеобраз-

ной научной модой, как в свое время теория игр под влиянием Мортона

Каплана. Опираясь на идеи Ивана Пригожина

261

, по этому пути идут и

российские ученые, применяющие идеи синергетики к изучению меж-

дународной политики

262

258

Kennedy P., Messner D. (eds.) Global trends and global governance. London: Pluto

Press, 2002. P.133–141.

259

Например: Шлезингер А. Циклы американской истории. Москва: Прогресс–

Академия, 1992.

260

См.: Gaddis J. International relations theory and the end of the cold war.

261

См.: Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: новый диалог человека с при-

родой. М.: Наука, 1986.

262

См., например: Степин В.С. Теоретическое знание: структура, историческая

эволюция. М.: Прогресс, 2000; Сапронов М.В. Синергетический подход в исторических

исследованиях: новые возможности и трудности применения// Общественные науки и

современность. 2002. №4. С.158–172; Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как

новое мировидение: диалог с И. Пригожиным// Вопросы философии. 1992. №12. С.38–

51.

120

Нелинейный анализ имеет особую направленность: во–первых, по-

казывать на компьютерной модели, как влияет комплекс взаимодейст-

вий внутри системы на отдельные субъекты политики; во–вторых, вы-

являть, в какой момент международная система находится на грани не-

предсказуемости, чреватой потрясениями или глобальной войной. «По-

ведение» модели, которое оценивается с помощью вычисляемых инди-

каторов, должно предсказывать приближающийся кризис в междуна-

родных отношениях. Упор на динамику взаимодействий вместо статики

отношений является ключевым отличием нелинейного анализа от

структурной теории Уолтса.

В то же время сторонники этого направления разделяют неореали-

стические постулаты о конфликтности международной системы, о зави-

симости политики государства и других субъектов политики от систем-

ного влияния. Они соглашаются, что государство остается главным

элементом международной политики, но во взаимодействии с множест-

вом других акторов всех уровней. Последнему аспекту уделяется осо-

бое внимание.

Нелинейным анализом политических процессов занимаются ученые

из Института Санта–Фэ, ведущего «мозгового центра» в этой области, а

также Университета национальной обороны, РЭНД–корпорэйшн, Ко-

лумбийского и Мичиганского университетов

263

. В основе научного ми-

263

Czervinski T. Coping with the bounds: speculations on nonlinearity in military affairs.

Washington: National Defense University, 1998; Kiel D., Elliot E. (eds.) Choas theory in the

social sciences: foundations and applications. Ann Arbor: The University of Michigan Press,

1996; Alberts D., Czerwinski T. (eds.) Complexity, global politics, and national security.

Washington: National Defense University, 1997; Dockery J., Woodcock A. (eds.) The military

landscape: mathematical models of combat. Cambridge, U.K.: Woodhead, 1993; Snyder J.,

Jervis R. (eds.) Coping with complexity in the international system. Boulder: Westview Press,

1993; van Creveld M., Candby S., Brower S. Airpower and maneuver warfare. Maxwell Air

Force Base: Air University Press, 1994; Koenig J. A commander’s telescope for the 21th cen-

tury: command and non–linear science in future war. Quantico: Command and Staff College,

Marine Corps University, 1996; Kiel L. Managing chaos and complexity in government. San

Francisco: Jossey–Bass Inc., 1994; Beaumont R. War, chaos and history. Westport: Praeger,

1994; Saperstein A. Long peace — results of a bi–polar competitive world? // Journal of con-

flict resolution. 1991. №35. P.68–79; Saperstein A. Chaos and the making of international

security policy// Krasner S. (ed.) The ubiquity of chaos. Washington: American Association

for Advanced Studies, 1990; Saperstein A., Mayer–Kress G. A nonlinear dynamical model of

the impact of SDI on the arms race// Journal of conflict resolution. 1988. №32. P.636–670;

Campbell D., Mayer–Kress G. Chaos and politics: applications of nonlinear dynamics to so-

cial–political issues// Grebogy C., Yorke J. (eds.) The impact of chaos on science and society.

New York, Tokio, Paris: United Nations University Press, 1997. P.18–63; Richards D. (ed.)