Лорд А.Б. Сказитель

Подождите немного. Документ загружается.

150

Часть

первая

характерен для

«литературного»

стиля

. Совершенно очевидно

поэтому, что в устном тексте

будет

преобладать непериодический

анжамбман, а в тексте

«литературном»

— периодический. Но анжамб-

ман

не может использоваться как единственный критерий устного или

«литературного»

стиля; сам по себе это показатель ненадежный. Дело

том, что письменность так же стремится подчеркнуть самостоя-

тельность строки, как в устном стиле мелодия или инструментальный

аккомпанемент.

Непериодический анжамбман дольше, чем схемы

формул, сохраняется в стиле, во

всех

прочих отношениях «литера-

турном», поскольку там причины, вызвавшие его появление в устном

стиле, сменяются не менее действенными, хотя и совсем другими

причинами.

Такие

элементы, как формульная схема и анжамбман, чрезвычайно

важны для стилистического анализа с целью определения устного или

«литературного»

характера текста. Однако гораздо важнее для

понимания

того, как развивается литературый

эпос,

изменения в области

идей, изменения в эпических темах грамотного устного поэта. Для

быстрого сложения устному эпическому поэту нужны устоявшиеся темы.

Однако,

когда это сказитель уровня

Авдо

Меджедовича, он связан

темами лишь настолько, насколько сам того пожелает; и обычно он

именно

этого и желает, так как

чувствует,

что эти темы «правильные»,

что они подходят для эпической поэзии. В конце концов, однако,

письменность

освобождает его от необходимости использовать темы для

сложения песни. Для певца это означает не только более широкие

возможности использования новых тем, но и ббльшую свободу их

сознательного комбинирования и перераспределения.

Появление

письменности в качестве нового средства выражения

предполагает, что у бывшего сказителя появляется новая аудитория —

аудитория, которая

умеет

читать. Субъективно он может поначалу еще

какое-то время ориентироваться на привычных ему слушателей. Но

у новой, пусть пока немногочисленной, читающей публики, несомненно,

возникнут и новые вкусы, развившиеся на основе вкусов традиционной

неграмотной аудитории сказителя. Они

требуют

новых тем или новых

поворотов старых.

На

сказителя больше не

будет

давить тирания временных огра-

ничений

исполнения или несосредоточенность его непосредственных

слушателей в кафане. Это обстоятельство, как мы видели на примере

продиктованных устных песен, приводит к созданию песен более

длинных, чем прежде. Независимость от аудитории в сочетании с боль-

шей

тематической свободой порождает длинные поэмы с бблыпим тема-

тическим разнообразием, часто тяготеющие к эпизодической структуре.

Кажется весьма вероятным, что средневековый роман восходит

продиктованным текстам устного эпоса, на том этапе, когда его

величественная религиозная магия ощущалась уже не столь сильно

в то же время когда по крайней мере некоторые из его создателей

Глава

шестая

151

уже не довольствовались «подлинной историей» и желали чего-то

фантастического и чудесного.

Возвращаясь к текстам, которые в разное время заставляли меня

задуматься над тем, нельзя ли назвать их переходными, я

нахожу,

что

каждом

случае

ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. Все

они

либо устные, либо письменные. Стихи, написанные «в

стиле»

устного

эпоса,

такие, например, как в

«Разговоре»

Качича

или «Сербском

зеркале» Негоша

, при том, что иногда они поразительно близки

народному эпосу, — это все же несомненно письменные тексты

Я сильно подозреваю, что в самом процессе написания этих песен их

авторы уже не принадлежали традиции устного сложения. Оба автора,

конечно,

выросли на устном эпосе. Тем не менее они все же были

образованными людьми, людьми книжной учености. Они не могли

слагать устный

эпос.

Всякий,

кто хорошо знает

устную

традицию, без

труда

отличает

песни

Качича или позднейших авторов, писавших в стиле устного эпоса,

от подлинно устного эпоса. Иногда эти отличия очевидны. Например,

некоторые песни Качича целиком написаны рифмованными дву-

стишиями.

Веселе се свита

биновине,

по свиту високе

планине,

Све пустин>е и горе

зслене,

Свако

цвиЬе, ружице

румене.

Родише се четири ]еднд*:д,

У истоку света

имеъъака,

KOJH

cjajy

липше нег

Цатща,

Жарко

сунце оли приходишь .

Радуются в свете все державы

высокие по

свету

горы,

Все пустыни и леса зелены,

Всяк

цветок и роза ала.

Родилось четыре во всем сходных

В стороне восточной тезки

сияют краше, чем денница,

Солнце

ярко иль его предтеча.

Более того, эта песня, как и

другие

песни из рифмованных дву-

стиший,

написана четверостишиями с точкой в конце каждой строфы,

что несвойственно чисто стиховой устной традиции данного региона.

Те песни XIX века, которые начинаются с даты, несомненно, вышли

из-под пера писателя, а не из уст сказителя. Например:

На

тисуЬу и седме стотине

Деведесет и шесте године

Махмут

везир

COBJCT

учинио

У би]елу Скадру на BojaHy

,16

В тысяча семьсот

Девяносто шестом

году

Махмут

визирь совет созвал

В белом Скадре на [реке]

Бояне.

Это,

вероятно, первый пример подобной датировки, являющейся час-

тым признаком позднейших песен.

На

хил>аду и осме стотине

Седамдесет и пете године

Збор

зборило двана]ест кнезова

На

шл>емену земл>е Херцегове

У широком

nojby

Невесин>у .

Ср.

также:

В тысяча восемьсот

Семьдесят пятом

году

Совет держали двенадцать князей

Посреди

гор Герцеговины,

На

широком поле Невесине.

152

Часть

первая

Bpaho

Moja и дружино драга, Братья мои и милая дружина,

Да

вам

причам

njecMy од истине, Давайте спою вам песню правдивую

За

господе и добре дружине. Для

владык

[наших] и доброй дружины.

Од

хшьаде девете стотине В тысяча девятьсот

Четрнаесте

у л>ету године, Четырнадцатом году, летом,

jyHOMe,

када цвати трава, В июне, когда цветет трава,

Састала

се два силна владара Встретились два могучих властелина

Хабсбуршкога рода и племена

. Габсбургского роду-племени

В самих песнях всегда есть признаки того,

что они

написаны,

не

сложены устно.

окончательно сформулированной письменной

литературной традиции

уже нет

формул.

Они

больше

не

нужны. Здесь

могут

быть повторяющиеся словосочетания,

но

количество

их в

целом

невелико.

Выбор слов рассчитан

на то,

чтобы произвести нетрадицион-

ное

впечатление,

слова

эти

помещаются

нетрадиционные схемы.

Так

меняются основные модели,

на

которых основываются формулы.

Каждый стих здесь неповторим,

неповторим намеренно. Метр строго

выдержан. Если

встречаются повторяющиеся

«куски»

(чего,

как

правило,

не

бывает),

то

они используются авторами

как

особый прием,

не

возникают

из

привычных ассоциаций

— это

опять

же

невозможно

по

причине уникальности каждого стиха.

традиции подобная

уни-

кальность уравновешивается полиморфизмом

на

уровне темы

целой

песни.

Каждое исполнение

с его

неповторимостью

устной традиции

представляет собой один элемент

этом полиморфизме,

ибо

каждое

устное исполнение есть формальная разновидность целого.

письменной

же, литературной традиции неповторимость абсолютна. Неповторима

«Энеида»

Вергилия, неповторима

песня Углянина «Пленение Джулича

Ибрахима»,

но она в то же

время

—

лишь одна

из

разновидностей

большого комплекса.

В большинстве стран Западной Европы,

где мы

находим следы

по

крайней

мере начала перехода

от

устной традиции

традиции лите-

ратурной, этот процесс, по-видимому, осуществляется через посредство

людей,

в той или

иной степени знакомых

литературной традицией,

занесенной

извне. Иными словами, причина этого перехода лежит

в уже

сформировавшейся,

первоначально чужеродной литературной традиции.

Кто-то

из

людей, знакомых

традицией письменной литературы,

переносит

ее

понятия

на

родную

устную

поэзию.

Так

поступали Качич,

Негош,

Мажунарич, Караджич

Сима Милутинович

южнославян-

ских землях

XVIII—XIX

веков были образованные люди, писавшие

эпические

стихи исконным сербским десятисложником. Негош

Мажу-

ранич

использовали

его в

«Горном венце»

(Горски

вщенац)

«Смерти

Смаил-аги Ченгича»

(Смрт

Смаилаге

Ченгика)

чисто литературных

целях.

этих произведениях авторы

не

подражают устному эпосу,

не

пишут

«в его

стиле».

Они

создают

на

родном языке литературную

эпическую традицию.

Так,

Негош начинает свою поэму монологом владыки Данило:

Глава

шестая 153

Moje

племе сном мртвщем спава, Племя мое мертвым сном уснуло,

Суза

Moja нема родителе, И слеза моя безродной стала,

Нада

мном je небо затворено, Глухо небо надо мной замкнулось

Не

прима ми плача ни молитве; И не внемлет плачу, ни молитве;

ад ми се cenjeT претворио, Словно в ад мир целый превратился,

сви л>уди паклени духови!

А все люди — в адские исчадья

вот

знаменитое место

из

«Смерти Смаил-аги Ченгича»

И.

Мажу-

ранича

Кад

ал' ето инога nacr'jepa Глядь, иной подходит пастырь кроткий

пуено кротак к своме стаду греде. К стаду своему родному.

Не

реси га ни сребро ни злато, Серебро, золото его не красят,

него крепост и мантсуа црна. Сила в нем под одеяньем черным.

Не

прате га

cjaJHH

пратиоци Нет за ним блестящей свиты

уз

фен>ере и дупл 'jepe cjaJHe, с фонарями и восковыми свечами,

Ни

noHOCH'jex

звона са звоника: ни торжественного звона с колоколен:

eeh

га прати са запада сунце солнце с запада его сопровождает

звон

CMJepaH

овна из планине. да в горах негромкий колокольчик

вожака-барана.

Црква му je дивно поднебеф, Его церковь — дивный свод небесный,

олтар часни брдо и долина, а алтарь святой — гора с долиной,

такфн мирис што се к небу диже запах ладана вздымает к небу,

из

цвщета и из б']ела ce'jeTa от цветов исходит он, от бела света

из

крви

на крст проливене. и от пролитой за крест наш крови.

Переход

от

устного стиля

письменному трудно понять,

частности,

потому,

что

наши представления

письменном стиле связаны

с его

качеством, которое

мы

непременно считаем высоким.

Мы

принимаем

как

нечто само собой разумеющееся,

что

письменный стиль всегда,

с самого

начала,

выше устного.

Это —

ошибка, сделанная

уже на

стадии

наблюдения, ошибка, которую

— увы! —

постоянно совершают ученые,

пожертвовавшие опытом ради теоретических построений. Совершенство

письменного стиля создается многими поколениями. Когда традиция

целом

или

отдельный человек переходит

от

устного творчества

письменному, происходит переход

от

законченного, зрелого состояния

одного стиля

зыбкому, зачаточному состоянию другого. Совершенно

невозможно, чтобы гомеровские поэмы относились

«переходному»

или

раннему периоду письменного стиля. Слова Б ауры

о том, что

богатство

этих поэм «заставляет думать

об

опоре

на

письменность»

, неочевидны

сомнительны.

Если данному обществу известна письменность,

это

может повлиять

на

его

устную традицию,

но

вовсе

не

обязательно

самом деле

на нее

влияет. Само наличие письменности

не

предполагает непременно

наличия

традиции письменной литературы;

если таковая

существует,

она

не

обязательно оказывает влияние

на

устную традицию.

южных

славян традиция письменной литературы существует

конца

века;

собственно, они-то

изобрели славянские алфавиты.

Тем не

менее

до

Перевод М. Зенкевича (Негош П. Горный венец. М.,

1955,

с. 19).

154

Часть

первая

конца

XIX—начала

XX века эта письменная традиция не оказывала

никакого

влияния на форму традиции устной. Обе они существовали бок

бок, в разных, конечно, социальных

группах,

но несомненно на одной

той же территории. В средние века письменность и письменная

литература развивались, как и во всей остальной Европе, в монастырях,

сначала по иностранным образцам, а позднее самостоятельно. Носители

устной традиции были людьми неграмотными, не имевшими отношения

монастырям. Начиная с XV века на Адриатическом побережье и на

некоторых островах — прежде всего в

городах:

Сплите, Задре, Дубров-

нике

— возникла, опять же под иностранным влиянием и по иностранным

образцам, богатая литературная традиция, бытовавшая не только

среде

духовенства,

но главным образом в

среде

богатого купечества.

В деревнях, расположенных вблизи этих городов, а также среди низших

слоев городского населения (т.е. тех, кто не принадлежал к знати и не

получил образования за границей или дома), среди неграмотных, по-

прежнему процветала устная традиция. В обоих эти*,

случаях

литера-

турная традиция не развилась из устной; она пришла извне — из

Византии или Италии.

В средневековой литературе, развившейся под византийским влия-

нием,

бросается в глаза

отсутствие

стихотворных произведений, за

исключением гимнов или литургической и дидактической

поэзии

На

побережье, как в средние века, так и в эпоху Возрождения, создавалась

поэзия

на латыни и на хорватском языке; в последнем

случае

использовалась не местная, а итальянская метрика. Хотя некоторые

поэты,

судя

по используемым ими эпитетам, были знакомы с местным

устным творчеством, произведения их носят чисто литературный, а не

устный характер.

Существует

и целый ряд хорватских стихов (частично

приписываемых поэтам XV века Шишко Менчетичу и Джоре

Држичу,

частично —

другим

поэтам), близких к устной лирике и, может быть,

действительно относящихся к ней. Эти стихи были опубликованы лишь

XIX веке

. Начиная с XVI века некоторое количество повествова-

тельных

баллад

из устной традиции появляется в виде вставок в литера-

турных

произведениях

. Самые ранние записи

устных

эпических текстов

встречаются в рукописных собраниях первых десятилетий

XVIII

века,

обнаруженных и опубликованных в

XIX—XX

веках

. Эти частные

собрания

никак

не повлияли на собственно

устную

традицию; До

XVIII

века мы находим либо собрания песен, либо

сугубо

литературные

произведения, возникшие на основе иностранных образцов.

XVIII

веке встречаются первые эпические произведения в стиле

устных

песен, которые тем не менее были написаны и никогда не пелись.

Самое значительное и наиболее известное из этих произведений —

«Приятная

беседа

народа славянского» Андрии Качича-Миошича,

которую мы уже упоминали

. Качич

(1704—1760)

был францисканским

монахом,

«Разговор»

— это стихотворная и прозаическая хроника

южных славян с древнейших времен до его времени. Стихотворная

Глава

шестая

155

часть состоит из эпических песен, почти целиком написанных десяти-

сложником устной традиции. Качич очень хорошо знал устный эпос

стилизовал под него свои песни. Источниками ему служили отчасти

слышанные им устные эпические песни, отчасти — ив еще большей

степени — доступные ему хроники, исторические описания, документы

рассказы очевидцев. У Качича была установка на историческую

достоверность, как он ее понимал. Он взялся прославить тех героев,

которых устная традиция не прославила или прославила недостаточно.

Интересно отметить, что аббат Фортис, записавший знаменитую

«Хасанагиницу»

, принял книгу Качича за собрание устного эпоса. Он

перевел на итальянский три песни Качича, благодаря чему они попали

в книгу Гердера

«Голоса

народов в их песнях» (Stimmen der

Volker

Liedern)

(1778—1779).

В своем

труде

«Очерк наблюдений на островах

Керсо и Озеро»

(Saggio

d'Osservazioni

sopra

Tlsola

di Cherso ed Osero)

(1771 г.) Фортис сравнил песни Качича с «переводами» Макферсона,

которые начали публиковаться в 1760

году.

«Разговор»

приобрел огромную популярность; некоторые песни,

написанные

Качичем, вошли в

устную

традицию, откуда они не

произошли. Их можно было записать от сказителей еще в 30-е годы

нашего века; очень вероятно, что они

бытуют

доныне. Сам Качич был

собирателем лишь отчасти, однако время настоящей собирательской

деятельности было уже не за горами. В 1814

году

появилась первая

книга

Вука

Стефановича Караджича, и за ним идет множество соби-

рателей, вплоть до наших дней. Все эти собрания содержали

неравноценный материал, но по большей части песни были записаны

непосредственно от сказителей и, несмотря на

редактуру,

дают

довольно

верное представление о традиции. Это — устные диктованные тексты.

В собрания попадали и тексты письменные, такие же, как песни Качича;

эти

песни также не являются в действительности устными и тради-

ционными.

Другие

песни были впервые сложены сказителями непо-

средственно во время записи, причем, вероятно, по просьбе собирателей,

как

было с новыми песнями знаменитого сказителя Филипа Вишнича

Их

нам, видимо,

следует

считать устными эпическими песнями. Похоже,

что собирательство способствовало созданию новых песен. Это было

время расцвета национализма, и шовинизм тех дней, не свойственный

самой традиции, но взращенный националистическими и политическими

силами вне ее, к сожалению, сказался и на этих песнях.

Песня о жене Хасан-аги, одной из первых ставшая известной за пределами

южнославянского ареала, была опубликована в оригинале и в итальянском переводе

в названной ниже книге аббата Фортиса (по некоторым утверждениям, взята им из книги

Качича).

Для книги Гердера ее перевел Гете, впоследствии переводили Ш. Нодье,

П.

Мериме, В. Скотт, у нас — Пушкин и

Ахматова

(ее перевод опубликован в книге:

Сербский

эпос.

Т. 2. М., 1960, с.

403—406).

Подробнее см.: Сербский

эпос.

М.—Л., 1933,

с. 178, 184—191. Там же см. подробный обзор ранних записей и публикаций эпоса

(с.

175—181).

156

Часть

первая

Какое

же влияние оказали собрания песен на песенную традицию?

Большие

дорогие издания не достигали среды, в которой бытовало

сказительство: не оказывали они никакого влияния и на те местности,

которых не было грамотных людей. Однако в XIX веке постепенно

начали распространяться школы, и после первой мировой войны они

существовали уже почти повсеместно. После прихода к власти ком-

мунистов началась планомерная борьба с неграмотностью, и сейчас

Югославии лишь сравнительно небольшое число стариков осталось

неграмотным. Во

всех

школьных учебниках обязательно печатались

песни

из собрания Караджича или, реже, из книги Негоша. Школьные

учителя сыграли важную роль в записывании песен; благодаря им,

а также грамотной молодежи распространялись печатные издания

песенных текстов. Кроме того, до самого последнего времени широкое

распространение имели дешевые перепечатки отдельных песен

которые время от времени появляются и сейчас. Эти издания содержат

главным образом песни из книги Караджича. Они являлись также

средством распространения новых песен — в основном не из устной

традиции, а письменных — о различных восстаниях против турок,

Балканских

войнах, первой мировой войне и недавних войнах и рево-

люциях. Особенно широко такие издания были распространены у сербов

черногорцев в период

между

двумя мировыми войнами. Типографии

Белграда и Цетине напечатали множество брошюрок с песнями.

В Сараеве мусульмане занимались перепечаткой песен из сборников

«Матицы Хорватской» и Хёрманна

. Эта деятельность по изданию

песен

в основном имела место с начала XX века, особенно после

1918

года.

Печатные издания оказали воздействие на грамотное младшее

поколение,

молодежь стала заучивать песни из книг. При этом они

продолжали учиться сказительскому искусству у старших и пели песни из

устной традиции. Но, заучивая часть своего репертуара из песенников,

они

все больше отдалялись от традиции. Заучивание фиксированного

текста влияло и на

другие

их песни, так как певцам теперь казалось, что

они

должны заучивать

даже

устные песни. Появился устойчивый

«правильный» текст, и тут прозвучал погребальный колокол по устной

традиции. Мало кто из молодых сказителей, особенно среди христиан, не

заразился этим недугом. В несколько меньшей степени затронул он

мусульман, благодаря тому что ни одно из собраний их песен не

приобрело такого почти сакрального значения, как книги Караджича или

Негоша.

Конечно,

благодаря сборникам песни переходили из одного района

другой, но это влияние книги немногим отличалось от того, что могло

случиться — и не раз случалось, — когда сказитель переезжал из одного

района

другой

или купцы перевозили песни по торговым путям. Пока

речь идет об устной технике сложения, в таком распространении песен

с помощью книг нет ничего противоестественного.

Глава

шестая

157

Действительно, если зрелым неграмотным сказителям

даже

и читают

песни

из сборников, это не оказывает на них особого влияния

. Усвое-

ние

песни таким образом сходно с ее усвоением обычным путем. Навыки

устного сложения слишком глубоко укоренились, чтобы их можно было

изменить.

Сказители

же, принявшие идею фиксированного текста, навсегда

потеряны

для устной традиции. Сама эта идея означает гибель

традиции, приход поколения «сказителей», которые воспроизводят

песню,

а не воссоздают ее. Именно такие «сказители» выступают

национальных костюмах на праздниках народной песни и поют песни,

выученные по сборнику Караджича. Любой из нас может сделать то же

самое, стоит немного потренироваться и обзавестись национальным

костюмом. На самом

деле

такие

«певцы»

—

мошенники,

маскирующиеся

под сказителей! Они целиком, с первого до последнего слова, заим-

ствуют

песни настоящих сказителей, и их пение можно проверять по

книге.

Для фольклориста они представляют серьезную опасность. В них

прочно

укоренилась идея фиксированного текста, но одного этого

недостаточно, чтобы они стали литературными поэтами, пусть

даже

они

живут

теперь в обществе людей с «письменным складом

ума»,

хотя

некоторые из них по-прежнему неграмотны.

Произошло

изменение: устойчивость основного сюжета — то, к чему

стремится устная традиция, — сменилась стабильностью текста, т.е.

конкретных

слов повествования. Распространение идеи фиксированное™

среди носителей устной традиции — это лишь один из аспектов

перехода от общества с устной культурой к обществу с культурой

письменной.

Как ни парадоксально, именно фольклористы и, в еще

большей степени, те, кто использовал их собрания в целях просве-

тительской, националистической, политической или религиозной пропа-

ганды, дали обществу, основанному на устной культуре, фиксированную

форму его собственных творений. Этот аспект перехода можно, таким

образом, отнести ко времени начала фольклорных записей — точнее,

ко

времени, когда записи в той или иной форме начинают рас-

пространяться среди сказителей, как было показано выше. В совре-

менной

Югославии переход от устной культуры к

культуре

письменной

этой части почти полностью завершился. Устная традиция там почти

совсем прекратила свое существование.

Это,

однако, только один аспект перехода, к тому же самый легкий

для анализа. Традиции письменного эпоса в Далмации эпохи Воз-

рождения развились не из устной традции

. Они продолжали итальян-

скую литературную традицию и не были автохтонными. Это не

означает, что они не породили подлинно хорватскую литературную

См.

статью

И.Н.

Голенищева-Кутузова

«Поэты

Далмации

эпохи

Возрождения»

в его

книге:

Славянские

литературы.

М., 1973 — и

тексты

сборнике:

Поэты

Далмации

эпохи

Возрождения

XV—XVI

веков.

М., 1959.

158

Часть

первая

традицию. Конечно же, из них развивалась настоящая хорватская

литература, такая же настоящая и самобытная, как литературы

других

народов. Но сами они не восходят непосредственно к устной традиции

южных славян,

даже

когда заимствуют ее сюжеты, что с течением

времени происходило все чаще и чаще.

Неясно,

необходимо ли такое

параллельное существование литературных традиций наряду с устными

для перехода от устной литературы к письменной, но сами эти

заимствованные формы никоим образом не являются переходными.

В том, что мы изобразили здесь, нет ничего специфически южно-

славянского. Разве лишь то, что устная традиция дожила до наших дней

процветала еще вчера. Начиная с римлян, народы Европы заимство-

вали литературные традиции и превращали их в свои собственные.

Заимствованная литературная традиция вытесняла исконные устные

традиции, а вовсе не развивалась их них. Не

существует

прямой линии

развития от chansons de

jeste*

до «Генриады», от

«Беовульфа»

до

«Потерянного рая»

. Наша западная традиция литературного эпоса

восходит, через Аполлония и Вергилия, к Гомеру, Вергилий не писал ни

сатурнийским стихом

, ни каким-либо непосредственно восходящим

нему размером. Точно так же Мильтон не писал германским алли-

терационным стихом или чем-то, что развилось непосредственно из него,

потому что эти исконные устные методы не имели подлинных потомков.

Устная традиция не превращалась в традицию книжного эпоса и не

переносилась в нее, она все более и более отходила на задний план,

на

периферию в самом буквальном смысле, пока не исчезла совсем.

Французские эпические песни. Далее А. Лорд называет эпопеи Вольтера

(«Генриада») и Мильтона («Потерянный рай») — классические образцы этого жанра во

.французской и английской литературах.

Сатурнийский стих — древнейший стих италийской народной поэзии, впоследствии

вытесненный в латинской литературе размерами, заимствованными из греческой традиции.

Часть

вторая

ПРИМЕНЕНИЕ

ТЕОРИИ

Глава

седьмая

ГОМЕР

Форма

устной повествовательной поэзии обусловлена ее бытованием;

способ сложения и передачи эпических песен оставляет на них свой

неизгладимый отпечаток. Этот отпечаток несут на себе формулы

темы, он проявляется в

структуре

самих песен. Все эти элементы

возникли

в естественной лаборатории южнославянской эпической

традиции, в которой нам удалось их выделить. Мы видели, как певцы

усваивают песню, как они меняют ее, как из кратких песен

делают

длинные.

Перед нами прошла целая вереница сказителей, среди которых

встречались подлинные художники, и особенности их творчества

перестали быть загадкой для нас. Теперь, когда мы все это понимаем,

это понимание, несомненно, еще

углубится

результате

дальнейших

исследований, мы можем снова обратиться к песням, дошедшим до нас

виде бесценных рукописей. Несут ли и эти песни отпечаток устного

творчества, который мы теперь научились распознавать? Этому вопросу

посвящены следующие главы книги.

Наконец-то

мы в состоянии решить, был ли автор гомеровских поэм

«устным

поэтом» и являются ли сами эти поэмы «устными произ-

ведениями». Теперь мы точно знаем, что

следует

понимать под этими

терминами,

по крайней мере применительно к созданию эпоса. Избавив-

шись

от ряда неверных представлений об «устной традиции»,

«устном

творчестве»

и «устной передаче», мы вместо этого основываемся на

сведениях, полученных из наблюдения и анализа устной традиции в про-

цессе бытования.

То,

что именуется устной традицией, представляет собой, как мы

теперь понимаем, не менее сложную и значительную

художественную

форму, чем производная от нее «литературная традиция». Устная тради-

ция

не менее

«литературна»,

в широком смысле этого слова, нежели

собственно литературная традиция. Это не просто дальняя родственница

литературы, только менее изысканная или более грубая и беспорядоч-

ная.

К моменту появления письменной литературы художественные

формы

давно уже установились и были высоко развитыми и древними.