Лорд А.Б. Сказитель

Подождите немного. Документ загружается.

160

Часть

вторая

Сейчас не осталось сомнений в том, что создатель гомеровских поэм

был устным поэтом. Доказательство тому

следует

искать в самих

произведениях; так и должно быть, это закономерно и логично. Мы уже

говорили о необходимости для устной поэзии специфической формы

стиля и отмечали их характерные приметы. Какие же признаки

формульной техники и тематической структуры вскрывает анализ

гомеровских поэм?

Исследования

Пэрри

дают,

как мне кажется, ответ на первую часть

этого вопроса

. Хотя некоторые исследователи и не согласны были с его

интерпретацией роли и значения формульной структуры в целом, само

открытие сложной системы формул у Гомера, сделанное

Пэрри,

никогда не подвергалось сомнению.

Следует

особенно подчеркнуть, что

формулы не сводятся к привычным эпитетам или часто повторяющимся

стихам, что формулы пронизывают весь

эпос.

Из таблицы VII видно,

что около 90% из проанализированных в ней 15 стихов являются

формулами или формульными выражениями. Принимая во внимание

ограниченность материала для анализа — всего две поэмы,

приблизительно 27 тысяч стихов, — количество явно формульных

стихов или частей стиха поистине поразительно, особенно если

учесть

изысканность

и замысловатость греческого гексаметра. Перед

древнегреческими сказителями стояла нелегкая задача, и мы должны

с глубочайшим почтением отнестись к

тому,

чего им удалось достичь,

создав столь совершенную и

богатую

по своей выразительности

формульную технику, представляющую собой сложное и гармониче-

ское художественное средство.

Греческий гексаметр — это, видимо, самый известный метр во всей

литературе, и того, что уже было написано о нем, вполне достаточно

для нашего исследования. Однако, чтобы понять систему разбиений

таблицы VII, нужно сказать несколько слов о протяженности формул.

В южнославянской поэзии

существуют

формулы, состоящие из

четырех, шести и десяти слогов. Структура сербскохорватского стиха

с его обязательной цезурой после четвертого слога относительно

проста. Греческий гексаметр допускает большее разнообразие, так как в

нем

цезура может появиться в разных местах стиха. Можно было бы,

видимо,

предположить, что эта гибкость стиха тесно связана со струк-

турой мелодии, под которую пелись или произносились стихи, но,

поскольку мы ничего не знаем об этой музыке, всякое подобное

утверждение остается чисто гадательным. Цезура может появляться

следующих позициях: а) после первого слога третьей стопы, б) после

второго слога третьей стопы, если она дактилическая, в) после первого

слога четвертой стопы. К этому

следует

добавить г) буколическую

диэрезу

(после четвертой стопы) и д)

паузу

после слова, перенесенного

из

предыдущего стиха; эта пауза чаще всего оказывается после первого

Буколическая диэреза —словораздел (цезура) после четвертой стопы в гексаметре.

Глава

седьмая

161

слога второй стопы. Можно, таким образом, ожидать,

что в

стихе

встретятся формулы длиной

, 2*/

, 2

4 и 6

стоп, считая

от

начала стиха,

соответственно

—

дополнительной

ним длины, считая

от паузы

и до

конца стиха.

Единственно

надежным способом анализа формульной структуры

является способ, который применил Пэрри

который также

был

использован

третьей главе настоящей книги. Он состоит

том, чтобы,

выбрав некоторое число стихов

(в

данном

случае

15), проанализировать

каждый стих

точки зрения

его

формульности.

Для

таблицы

VII

использованы

строк «Илиады». Поскольку

мое

разбиение несколько

отличается

от

разбиения, сделанного

Пэрри,

предлагаю читателю

сравнить наши таблицы.

Как

при

анализе южнославянской поэзии,

формулы подчеркиваются сплошной линией,

формульные выраже-

ния

—

пунктиром. Соответствующие параллели

из

Гомера приведены

примечаниях

таблице.

Разбиение

внутри стихов

не

всегда соответствует

тому,

что

было

сделано

Пэрри,

вполне возможно,

что

кто-нибудь

другой

мог бы

разделить стихи иначе. Мы

не

станем останавливаться

на

деталях такого

рода

рассмотрим

всю

таблицу

целом.

При

этом оказывается,

что

более

90%

строк приведенного отрывка подчеркнуты либо сплошной,

либо пунктирной линией.

Что

же

касается

двух

полустиший, которые

определил

как

неформульные,

то тут

я,

видимо, проявил чрезмерную

осторожность;

то же

относится

и к

шести целым стихам, также

включенным

в эту

категорию. Конкордансы

не

дают

примеров

формульных

схем

под

ключевыми словами

из

данных отрывков.

Но при

сплошном

просмотре обеих гомеровских поэм почти наверняка

обнаружатся

другие

примеры таких ритмико-синтаксических структур.

Впрочем,

этом

нет

никакой необходимости, поскольку подчеркнутого

вполне достаточно, чтобы продемонстрировать формульную

структуру

текста.

Таблица VII

IAIAAOI

ecL

rir|Xniri5eu)

'AxiXrjoc

2 " ' 3

ouXo|ievr|v,

fj jiupi'

'Axaiolc бсХуе'

тгоХХас

б'

lc(>di|iouc vuxdc 'Ai5i яроса^БУ

aurouc 6E eXiopia

TEUXE

KUVEOOIV

oiwvotoi

те

тгасп, Aioc

6'ETEXEIETO

PouXq,

6—2111

162

Часть

вторая

Б£

СО бг)

АтрБ1бг|С

та

ТЕ

тгрыта

бтотптпу

dva? dv6pti3v ка\

EplOaVTE

ос 'Axi?

^XE\3C

21 22

Tic

т'ар

o(pu>£ 6etov

Epi6i

?uv£r|KE

jjdxEo6ai;

Лптоис ка\ Aioc шос* 6 yotp PocoiXn'i хоХювБ\с

vouoov

rivd

отратбу copbE какт^у,

OXEKOVTO

5E Xaoi.

OUVEKOC

TOV

Xpuonv

птфаоЕУ арптпра

ydp т^ХвЕ бо&С

'ЕЖ

vfjac

'Ax

3334

Xuo6|i£v6c

ТЕ биуатра cpEptov т' атгере'юГ ctTroiva,

xepoiv ЕкпРоХои

'АЯОХХСОУОС

хриоБЦ) dvd окптгтр^, ка\

Х'ЮОЕТО

яаутас 'Ахаюис.

Формульная техника гомеровских поэм

впрямь столь совершенна,

система формул,

как

показал Пэрри, столь «экономна»

лишена

альтернативных синонимических выражений,

что

поистине поража-

ешься,

как

такая совершенная техника была создана

без

помощи

письменности

. Как было показано выше, южнославянская поэзия более

экономна,

чем

считалось ранее.

Для

того чтобы определить, экономна

ли

та

или иная поэтическая традиция,

следует

ограничиться творчеством

одного сказителя

— как это и

было сделано

предыдущих

главах,

—

учитывая

при

этом

все

поэтические элементы формулы, включая

и ее

фонетическую

структуру.

Принцип экономии

южнославянской поэзии

не понимали из-за того,

что

судили

по

наспех прочитанным сборникам

песен, записанных

разное время

от

разных певцов

из

разных

местностей. Таким путем невозможно получить достоверных результа-

тов. Более того,

даже

если ограничиться творчеством одного сказителя

брать только напетые тексты,

мы все

равно

не

получим истинной

картины,

которую можно было

бы

сравнивать

гомеровскими поэмами.

Всегда

нужно делать поправку

на то, что

текст поется,

и на

отклонения,

неизбежные при непрерывном сложении стихов.

Для

сравнения

следует

использовать тексты продиктованные, причем певцом, который

не

сбивается

при

диктовке. Взяв такие тексты,

мы

убедились,

что

имеем

Глава

седьмая

163

статистические данные, сопоставимые с данными гомеровских поэм,

которые, естественно,

могут

быть только продиктованными, а не на-

петыми текстами. Если прибегнуть к более точным методам иссле-

дования,

принимая во внимание характер текстов, используемых

нашем югославском эксперименте, и отдавая себе отчет в том, какой

тип

текстов представлен гомеровскими поэмами, то окажется, что

никаких

расхождений

между

статистическими данными, полученными

для

двух

этих традиций, нет.

Таким

образом, в греческой поэзии мы находим тот же тип фор-

мульной техники, что и в южнославянской, и

действует

она на основе

тех же принципов. Это — самое надежное на сегодняшний день дока-

зательство устного сложения текста, и его одного достаточно, чтобы

обосновать вывод об устном характере гомеровских поэм. Есть, однако,

другие

признаки, подтверждающие этот вывод.

В своих исследованиях анжамбмана у Гомера Пэрри показал, что

необходимый анжамбман в гомеровском эпосе встречается гораздо

реже, чем у Вергилия или Аполлония Родосского

. Стих есть само-

стоятельная единица метра. В южнославянских песнях необходимый

анжамбман практически

отсутствует.

Одной из основных причин такого

расхождения

между

двумя рассматриваемыми традициями является

длина гексаметрической строки. Протяженность ее достаточна для того,

чтббы в ней можно было выразить законченную мысль, иногда строка

оказывается

даже

слишком длинной. В этом

случае

новая мысль

начинается

до того, как закончится стих. Поскольку в этом

стихе

не

хватает

места для завершения новой мысли, она продолжается в начале

следующего стиха. Этим объясняется возникновение системы формул

для заполнения промежутка от буколической диэрезы до конца стиха

дополнительных к ним систем, охватывающих слова, перенесенные

начало следующего стиха.

Как

это выглядит в гомеровских поэмах, показал

Пэрри,

и я в спе-

циальной

статье

уже сопоставил его наблюдения со статистическими

данными

по южнославянской поэзии. При этом, чтобы правильно

понять

расхождения

между

этими двумя традициями, а именно: почему

число синтаксически законченных стихов в южнославянской поэзии

выше,

чем в греческой, необходимо было, как и во

всех

прочих

случаях,

учитывать различие языков, длины стиха и, возможно, типов музы-

кального аккомпанемента. Этот принципиально важный стилисти-

ческий

признак становится понятным, если отнестись с особым

вниманием

к проблемам метода. Анализ анжамбманов

дает

нам,

собственно говоря, простой эмпирический критерий, который удобно

использовать, когда мы приступаем к исследованию какого-нибудь

текста и хотим выяснить, может ли этот текст быть устным. Это,

однако,

нужно сделать с

учетом

музыкального сопровождения (если о

нем

вообще что-нибудь известно) и прочих особенностей, которые

могут

быть обусловлены длиной стиха и спецификой данного языка.

164

Часть

вторая

Еще один критерий, подтверждающий устное происхождение, не

менее надежен, но применять его труднее, так как он

требует

гораздо

большего количества материала, чем

доходит

обычно до нас от поэзии

прошлых эпох. Способ этот состоит в исследовании тематической

структуры

Пожалуй, никакие

другие

произведения мировой литературы не

исследовались столь часто и разносторонне, как гомеровские поэмы.

Нужна изрядная смелость, чтобы снова подступиться к ним, и такую

попытку может оправдать только убеждение, что для этого есть новые

серьезные основания и что результаты анализа

будут

иметь принци-

пиальное значение.

На

первом этапе тематического анализа необходимо доказать, что

исследуемое произведение действительно содержит поэтические темы.

Иными

словами, мы должны найти в этом произведении, или в

других

произведениях того же певца, или, наконец, в произведениях, созданных

той же традиции, одни и те же ситуации, которые хотя бы единожды

повторяются. Здесь применяется тот же метод, что и при формульном

анализе,

с той лишь разницей, что в данном

случае

сопоставляются

единицы

более крупные и дословное совпадение их для сравнения не

обязательно. Собственно говоря, буквальное совпадение, как мы

видели, просто маловероятно.

Тема из числа

легче

всего вычленяемых в гомеровских поэмах, как,

сущности, и во всей эпической литературе; — это собрание. Так легко

вычленяется она потому, что в ней есть очевидные начало и завершен

ние.

Рассмотрим эту

тему

в первой и второй песнях «Илиады». Первое

собрание в

«Илиаде»

не носит характера официальной церемонии

весьма непродолжительно. Хрис подходит к кораблям ахейцев и обра-

щается ко всем собравшимся, и в особенности к Атридам. Народ

выражает ему свое одобрение, но Агамемнон

грубо

прогоняет жреца.

Здесь мы находим гибридную форму темы собрания. Она находится где-

то посередине

между

двумя темами: обменом

двух

персонажей речами

собственно собранием, так как действие происходит при народе, но

момент созывания и роспуска собрания

отсутствует.

Во второй раз собрание происходит по всей форме; его созывает

Ахилл,

по наущению Геры; герои поднимаются, держат речи и воз-

вращаются на свои места; тема завершается роспуском собрания. Это

описание

может служить эталоном использования данной темы.

Третье собрание — это заключительная сцена песни I, собрание

богов, где происходит перебранка

между

Герой и Зевсом и Гефест

принимает

сторону матери. Здесь мы вновь встречаем специфическую

разновидность более широкой темы, так как участвующие в ней боги

всегда пребывают вместе, за исключением

отсутстующих

по какому-

нибудь

делу.

Их нужно специально созывать на совет, только когда

обсуждается какой-то особо важный вопрос. Это напоминает картину из

семейной

жизни или то, как в мусульманских песнях Югославии аги

Глава

седьмая

165

с Границы всегда сидят все вместе в зеленой беседке в Удбине. Созывать

совет обычно нет необходимости, поэтому нет необходимости и

распускать его. Это собрание напоминает первое из описанных выше,

с той разницей, что там

беседу

начинает чужой человек, пришедший

собрание, а здесь разговор ограничивается семейным кругом.

Взаимоотношения

между

этими тремя примерами одной темы можно

представить следующим образом: А (собрание, созванное Ахиллом),

{

(совет богов) и Б

(ссора

между

Хрисом и Агамемноном).

Во второй песни «Илиады» мы находим^ряд весьма показательных

примеров данной темы. Сначала идет совет старейшин, созванных

Агамемноном вследствие обманчивого сна. Это официальное меро-

приятие,

относящееся к категории А. Если обозначить собрание всего

народа через А

то совет старейшин можно представить как А

, хотя по

структуре

они не различаются. Однако в рассматриваемом примере из

песни

II совет старейшин

входит

как составная часть в сцену всеобщего

собрания:

посланы глашатаи, чтобы созвать весь народ, а пока он

собирается, происходит совет старейшин. А

здесь включается в А^

В первый раз это народное собрание формально не распускается, его

прерывают сами участники, которых Одиссею приходится уговаривать

вернуться. Такое прерванное и возобновленное собрание можно обо-

значить А

1а

В песни II находим еще два примера нашей темы. Один из них можно

считать особой разновидностью А

, т.е. совета старейшин. Агамемнон

созывает старейшин и военачальников; совершается жертвоприноше-

ние,

и начинается пир (пир и жертвоприношение, конечно, и сами по

себе являются отдельными темами); затем

следует

краткая речь Несто-

ра, содержащая поучение и совет Агамемнону. Это можно обозначить

как

2а

. Хотя этот пример я объединяю с темой собрания, видимо, пра-

вильнее было бы отнести его к темам жертвоприношения и пира. Такая

неоднозначность только подчеркивает, что темы

могут

частично пере-

крывать

друг

друга

или, точнее, что та или иная подтема может исполь-

зоваться в нескольких крупных

темах.

Созыв старейшин, равно как и

речь Нестора, является как раз подтемой. Нечто подобное происходит и

стихах,

которые

следуют

непосредственно за этой речью: вестники

разносят призыв к битве, и собирается войско. Сама по себе подтема

созывания

людей может использоваться во многих ситуациях; в данном

случае

она

входит

тему

сбора войска, предваряющую

тему

«перечня».

Архитектоника тематической структуры здесь просто поразительна.

Последнее собрание в песни II — собрание у троянцев — мы застаем

уже в самом разгаре. Это всенародное собрание, оно, следовательно,

представляет собой разновидность А^ К собранию обращается с речью

Ирида,

а распускает его Гектор. Мы застаем только конец этого

собрания.

Таким

образом, в первых

двух

песнях «Илиады» мы находим семь

примеров темы собрания. Эталоном ее является второй пример из

166

Часть

вторая

песни

I. Остальные представляются нам вариациями на данную

тему

различных тональностях. В процессе анализа мы увидели, как пере-

плетаются и перекрывают

друг

друга

крупные темы; теперь мы

начинаем

ощущать всю сложность тематической структуры «Илиады».

Итак,

мы применили уже все три вида критериев, которые, как мы

считаем, позволяют установить, является ли данное произведение

устным. Гомеровские поэмы удовлетворяют всем трем критериям.

Теперь мы действительно понимаем, что Гомер — устный поэт. Из

этого вытекают важные следствия, и некоторые из них были очевидны

уже в процессе тематического анализа. Но ограничиться этим мы не

можем.

Прежде всего это значит, что Гомер принадлежит устной традиции

эпической

песни. Это не человек со стороны, который обращается

традиции, обладая лишь поверхностным представлением о ней

бессистемно выхватывая из нее отдельные элементы, или же пытается

передать традиционный

«аромат»,

хотя мышление его при этом по сути

своей совершенно отлично от традиционного. У него нет и раздвоения

личности,

при котором половина его сознания и поэтической техники

принадлежит традиции, а половина достигла парнасских высот

письменной

литературы. Он

даже

не

«погружен»

в традицию. Он сам —

традиция;

он является одной из неотъемлемых частей этого комплекса.

Для нас, как, несомненно, и для своих слушателей, Гомер — это самое

талантливое и поразительное, что есть в этой традиции. Яркость

описания

и непосредственное воздействие его поэм тем и обусловлены,

что он устный поэт. Тот, кто

хотел

бы сделать из Гомера поэта

литературного, не понимает, в чем состоит его «литературность»; в нем

нет ничего от той искусственности, которая присуща авторам,

использующим темы и приемы устной традиции в

чуждых

традиции

целях. С древнейших времен и до наших дней нас постоянно вводили

заблуждение относительно истинной природы творчества и истинного

величия Гомера. Объяснить это можно тем, что мы пытались понять

Гомера, исходя из наших собственных категорий, которые мы окрести-

ли

«вечными категориями искусства».

Мы

изощряли воображение и изобретательность, отыскивая в гоме-

ровских поэмах какое-то единство, неповторимость и оригинальность,

которые здесь совершенно ни при чем. Если бы Гомер задумывался об

аристотелевских понятиях единства, он не был бы Гомером и он не

сложил бы

«Илиаду»

или

«Одиссею».

Устный поэт прядет нить повест-

вования,

он украшает его, если у него есть к этому дар; а у Гомера такой

дар, разумеется, был. И мы должны сосредоточить свое внимание не на

том,

чуждом

ему, понятии тесного, неразложимого единства, а на самом

повествовании и еще более на том, как оно орнаментировано. Вот

повествование, и Гомер рассказывает его от начала до конца. Он изла-

гает

его во

всех

подробностях, не торопясь, охотно приостанавливая его,

чтобы рассказать еще какой-нибудь вспомнившийся сюжет. И если эти

Глава

седьмая

167

сюжеты приходятся к

месту,

то не из-за какого-то изначально заданного

представления о структурном единстве, которого сказитель сознательно

старательно добивается, а потому, что, когда эти истории приходят

голову певцу,

ведущему

свой рассказ, он настолько занят своим

сюжетом, что подходящая история сама возникает в силу естественных

ассоциаций.

И не

беда,

если какая-то история или какой-то орна-

ментальный элемент окажутся почему-то не связанными с основным

сюжетом или с поэмой в целом: орнаментальный элемент ценится сам

по

себе, и это понимает аудитория сказителя.

Каждая тема, большая или малая, — можно

даже

сказать, каждая

формула — окружена ореолом значений, собранных из

всех

контекстов,

которых она ранее оказывалась. Это значение, которым наделила ее

традиция,

находящаяся в состоянии активного бытования. Для каждого

поэта

в каждый данный момент времени значение темы включает все

случаи, когда он ее использовал, и прежде всего те контексты,

которых она используется чаще всего. Оно включает также все те

случаи, когда он слушал, как эту

тему

используют

другие

певцы,

особенно

те, кого он слушал в юности, или талантливые сказители,

которые произвели на него сильное впечатление в последующие годы.

У слушателей значение темы также выводится из опыта ее восприятия.

Передача всего этого комплекса знаний возможна благодаря

совместному опыту, которым обладает сказитель и его аудитория. Для

нас,

учитывая расстояние во времени и пространстве, приблизиться к

пониманию

этого дополнительного значения возможно, лишь погрузив-

шись,

насколько это осуществимо, в весь доступный нам материал

традиционной

поэзии вообще или в материал данной конкретной

традиции.

Но

не

будем

забегать вперед. Установив, что способ сложения

гомеровских поэм тот же, что в устной поэзии, мы должны далее

решить, какой этап сказительской практики они представляют. Какие

этапы

сказительской практики мы можем выделить? Во-первых,

собственно

исполнение.

Здесь необходимо пояснение. Если имеется заинтересованная ауди-

тория,

у которой есть время и желание слушать певца изо дня в день,

талантливый певец, представляющий

богатую

традицию, это соче-

тание может породить песни не менее длинные, чем гомеровские поэмы.

Но,

как было показано в предыдущей главе, наши тексты не могли быть

записаны

во время исполнения. Обычное исполнение протекает

слишком

быстро для записи. Можно, конечно, представить себе, что

писец

запишет, сколько успеет, во время одного исполнения, внесет

исправления

во время следующего и так далее, пока за несколько раз не

запишет весь текст целиком. Я говорю об этом потому, что у Пэрри

начале его полевой работы был помощник, который

думал,

что у него

получится такая запись, но тексты так сильно менялись от исполнения

исполнению, что очень скоро ему пришлось оставить эту мысль.

168

Часть

вторая

Сейчас уже должно быть

ясно,

что такое предположение имеет смысл,

только если речь идет о повторении фиксированного текста. А в ис-

полнении

устного эпоса такого не бывает. Без звукозаписывающей

аппаратуры нельзя получить точный текст обычного исполнения.

Поэтому мы не можем сказать, что наши тексты гомеровских поэм

отражают первый ранг сказительской практики.

В том, что касается способа сложения эпоса, второй ранг мало

отличается от первого. Это устные продиктованные тексты. Запись под

диктовку — самое точное приближение к тексту обычного исполнения,

какого

можно добиться без звукозаписывающей аппаратуры, но

между

ними

есть существенные различия. Хороший сказитель и опытный

писец

могут

таким образом создать текст длиннее и лучше, чем при

обычном исполнении; причины этого мы уже рассматривали выше.

Именно

к этой категории, как мне представляется, логичнее всего

отнести гомеровские поэмы. Они представляют собой устные

продиктованные тексты. Внутри этой группы можно выделить

квалифицированные

и неумелые записи. Первые характеризуются

метрически правильными стихами и полнотой изложения. Вторые

будут

содержать многочисленные нарушения метра, и общая их

структура

окажется куцей. Даже если сделать поправку на позднейшую

редактуру,

нельзя

не признать, что гомеровские тексты — это образец диктовки и

мастерства записи.

Третий ранг сказительской практики имеет место, когда грамотный

сказитель записывает текст. В лучшем

случае

результат

будет

тот же,

что и на втором ранге, с той лишь разницей, что перо при этом

находится в руках сказителя, а писец в записи не

участвует.

Такой

вариант должен прийтись по

душе

тем, кому непременно подавай

писания

грамотного Гомера. Теоретически при такой записи должно

получиться примерно то же, что на предыдущем этапе. Однако такая

ситуация неестественна, встречавшиеся нам подобные тексты (которые

мы назвали

самозаписанными

устными

текстам)

во

всех

отношениях

уступают

продиктованным устным текстам. Вряд ли стоит цепляться за

такое решение из чисто сентиментальных соображений. Тот, кто вкла-

дывает в

руку

Гомера перо, рискует сделать из него плохого поэта. Дело

не

только в том, что сказитель и так уже обладает вполне совершенным

методом сложения эпоса в виде высоко развитой устной техники, но и в

том, что письменность только сковывает и ограничивает его. Метод,

которым владеет сказитель, возник, как уже говорилось, специально для

быстрого сложения непосредственно перед аудиторией. Письмо,

даже

для грамотного человека, — процесс слишком медленный, чтобы

устный поэт стал с ним возиться

. Не могу я согласиться и с тем, что

Гомер был полуграмотным, что бы под этим ни понималось. Судя по

мастерству, он должен быть либо лучшим из устных поэтов, либо

лучшим из поэтов литературных, а не какой-то посредственной помесью

того и

другого.

Всякий, кто действительно знаком с «полуграмотными»

Глава

седьмая

169

текстами, никогда, я думаю, не станет включать в эту категорию гоме-

ровские поэмы.

Желающие

могут

искать утешения и поддержки в открытии дого-

меровской письменности, представленной линейным письмом Б. Тем

самым им придется, конечно, списать со счетов

мудрое

предостережение

Стерлинга

Дау

который указывает, что линейное письмо Б имело

ограниченное применение и исчезло на материке около 1200

года

до н.э.

Он

пишет (с. 128): «Греки прожили на территории Греции четыреста

или

пятьсот лет, прежде чем узнали письменность. В

других

ремеслах

искусствах, включая управление государством, они достигли огромных

успехов. Искусство письма, т.е. самая основа античной культуры,

у микенских греков, овладевших им, не получало развития... Грамот-

ность у них развивалась в тесной связи с повседневными практическими

нуждами. Созданная для этих целей, она в самый раз пришлась к

ним...

Ее возникновение связано не с изящной словесностью, а с администра-

цией

и торговлей. Когда с приходом дорийцев и наступлением "темных

веков"

цели, которым служила письменность, — торговля и тщательно

разработанная система управления — отошли на второй план, письмен-

ность прекратила свое существование,

тогда

как словесность — т.е.

устная словесность — продолжалась...

Первое знакомство Европы с грамотностью было сравнительно

кратким,

поверхностным и малоперспективным. Как ни ужасна была

катастрофа, из-за которой грамотность была утрачена, сама по себе эта

потеря была не таким уже безусловным несчастьем. Устная традиция,

давшая нам гомеровские поэмы, на ранней стадии, т.е. до XII века, была,

возможно,

спасена именно благодаря ограниченному характеру употреб-

ления

письменности на материке; в частности, письменность несомненно

была исключена из области героической поэзии. Героическая

поэзия,

таким

образом, оставалась устной, и в период ее расцвета ей ничего

не

угрожало, так как письменность в это время не только не

распространилась, но, наоборот, полностью прекратила свое существо-

вание».

В той же статье (с. 108) Дау обращает внимание на наше несколько

наивное

отношение к грамотности:

«Так, грамотность обычно понимается как нечто нерасчлененное

(мы,

например, говорим: "Микенцы знали грамоту"),

тогда

как

действительности она представляет собой целый комплекс навыков,

используемых в самих различных целях, — собственно, для

всех

видов

коммуникации.

Было бы опрометчиво полагать, что, как только

человек — ребенок, варвар или миноец — научится писать, он станет

использовать это умение во

всех

случаях,

в каких используем его мы».

Если,

однако, предположить даже, что во времена Гомера письмен-

ность процветала на

службе

у литературы, из этого отнюдь не

следует,

что и сам Гомер писал свои поэмы. Как мы видели, устная литература

может существовать и

существует

бок о бок с письменной. Даже