Нерсесянц В.С. Философия права

Подождите немного. Документ загружается.

На самом же деле образцы практической реализации идей и представлений этого направления о

"законности", о "праве", его "нормативности", "четкости", "формальной определенности", "ин-

ституциональности" и т. д. в наиболее полном, адекватном, аутентичном и классическом виде

представлены практикой массовых реп-

LСм.: XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Ч. III. M., 1963. С. 303.

LСм., например: Теория государства и права. Основы марксистско-ленинского учения о государстве и праве. М., 1962;

Общая теория советского права. М., 1966; Основы теории государства и права. М., 1969; Недбайло И.Е. Введение в

общую теорию государства и права. Киев, 1971; Теория государства и права. М., 1968 (II изд. — 1974); Марксистско-

ленинская общая теория государства и права. Основные институты и понятия. М., 1970; Марксистско-ленинская общая

теория государства и права. Социалистическое право. М., 1973; Теория государства и права. Л., 1982; Теория

государства и права. М., 1983; Основы теории государства и права. М., 1988; и др.

LАлександров И.Г. Сущность права (К вопросу о сущности исторических типов права). С. 53.

306 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

рессий и беззаконий, неслыханного бесправия и произвола 30-х — начала 50-х годов. А ведь это

было время безраздельного господства именно этого тоталитарного "нормативизма" и

антиправового легизма.

Весьма показательно, что и после разоблачения "культа личности Сталина" в научной и учебной

литературе 60—80-х годов прежние концептуальные представления не просто развивались и

тиражировались в благоприятном режиме официальной идеологии, но и агрессивно отстаивались

и пропагандировались в качестве "безусловно, правильной"

трактовки советского

социалистического права. В этом же духе Иоффе и Шаргородский в начале 60-х годов откровенно

признавали, что их понимание и определение права "основано на тех же посылках, что и общее

определение понятия права, данное в 1938 году"

И это не было позицией отдельных авторов, это было официальное кредо советской юридической

науки того времени. Для реабилитации тоталитарного "правопонимания" 1938 г. и дальнейшего

его использования (но без "ошибок" Вышинского) в качестве официальной позиции советской

юридической науки Совещание 1938 г. стали изображать как важную и плодотворную веху в

развитии марксистско-ленинского учения о государстве и праве, несколько, правда, омраченную

обстановкой культа личности Сталина и некоторыми теоретическими и методологическими

"ошибками" Вышинского.

Типична и характерна в этой связи положительная оценка Совещания 1938 г. в многотомном

труде по марксистско-ленинской общей теории государства и права, подготовленном ведущими

авторами того времени и призванном, так сказать, обобщить опыт и наметить пути в дальнейшем

развитии не только советской, но и всей социалистической юридической науки. "Одним из

событий в жизни советской правовой науки, — отмечали авторы первой книги этого издания, —

явилось Всесоюзное совещание по вопросам науки советского права и государства, состоявшееся

в 1938 году. По своему замыслу совещание было призвано подвести итог идеологической борьбы,

которую пришлось выдержать представителям марксистско-ленинской государственно-правовой

мысли со всеми теми, кто пытался исказить марксистско-ленинское учение о государстве и

праве"

По такой оценке получается, что Вышинский и его сторонники как "представители марксистско-

ленинской государственно-правовой мысли" выдержали и выиграли "идеологическую борьбу"

про-

Александров И.Г. Право и законность в период развернутого строительства коммунизма. М., 1961. С. 204.

LИоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. М., 1961. С. 59.

LМарксистско-ленинская общая теория государства и права. Основные институты и понятия. М., 1970. С. 173.

Глава 3. Советский легизм L307

тив таких "исказителей" подлинного "марксистско-ленинского учения о государстве и праве", как

казненные ко времени Совещания 1938 г. Пашуканис и Крыленко или давно умершие Рейснер,

Стуч-ка и др. Так ведь то же самое говорили Вышинский и другие участники Совещания 1938 г.

Обходя эти неприятные моменты, авторы названного курса продолжают: "К несомненным

достижениям совещания следует отнести прежде всего то, что оно отвергло вульгарно-

материалистический подход к пониманию государства и права вообще, Советского государства и

права в частности. Было отвергнуто понимание советского права как отмирающего буржуазного

права. Совещание подчеркнуло значение нормативной стороны советского социалистического

права. Все это, несомненно, было призвано обеспечить проведение в жизнь принципа

социалистической законности, абсолютно необходимого для социалистического строительства"

То, что здесь анонимно названо "вульгарно-материалистическим подходом", на самом деле, судя

по концепциям Стучки, Пашу-каниса, Разумовского и ряда других ведущих советских авторов 20-

х и начала 30-х годов, было во многом лишь воспроизведением и толкованием в духе тогдашней

коммунистической идеологии и социалистической практики соответствующих положений из

трудов Маркса, Энгельса и Ленина, руководящих решений правящей большевистской партии. Во

всяком случае учение марксизма-ленинизма о государстве и праве в трактовке этих юристов 20-х

годов было ближе к соответствующим первоисточникам, нежели в толковании Вышинского и его

последователей. Авторы же цитируемого курса пытаются потребности господствующей

идеологии и практики во все новой и новой версии "подлинного марксизма-ленинизма"

завуалировать, как это делал и Вышинский, поисками "козлов отпущения" и обвинениями

предшественников в "извращении", "искажении" и т. д.

Даже об "отмирающем буржуазном праве" в приведенной из курса цитате говорится так, будто

данное представление о судьбе права после пролетарской революции восходит не к Марксу и

Ленину, а к Пашуканису.

Упомянутая авторами курса "нормативная сторона советского социалистического права",

подчеркнутая и тем самым как бы сохраненная для жизни Вышинским, стала не просто одним из

расхожих реабилитирующих аргументов в пользу Совещания 1938 г., но, и вообще каким-то

мистическим, во всяком случае явно иррациональным символом для всех поколений

приверженцев этого тоталитарно-легистского "правопонимания". Они узнают и признают

друг друга по "нормативности права", хотя все это — лишь слова пароля на "правовом фронте", к

тому же неверно понятые и

Там же.

308 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

не к месту используемые, поскольку их позиция в принципе исключает как сколько-нибудь

теоретически последовательную концепцию нормативности, так и признание какого-нибудь

объективного критерия отличия правовой нормы от явного произвола в форме закона или иного

официально-властного установления, априорно являющегося для них "нормативно-правовым"

актом.

Сторонники этого официального подхода были настолько заняты защитой "нормативности права",

которой, правда, никто не угрожал, что им просто некогда было объяснить непосвященным тайну

родства столь восхваляемого ими "правопонимания" со сталинской тиранией и произволом

в последующие десятилетия. Не случайно же именно это "правопонимание" получило

официальное признание антиправовой тоталитарной системы и более полувека монопольно

господствовало во всей социалистической юриспруденции.

Ясно, что "нормативность социалистического права" была лишь иносказанием — одним из

необходимых для тоталитаризма юридических мифов, с помощью которого бесправие

изображалось как торжество "права высшего типа", положения насильственно-приказного,

антиправового законодательства — как нормы права, беззаконие — как социалистическая

законность и т. д. Только поэтому данное "правопонимание" и пользовалось официально-властной

поддержкой.

Критика "ошибок" Вышинского и "недостатков" его определения права в названном курсе и в

других работах данного направления носила во многом декларативный характер, поскольку велась

с позиций защиты основных положений Совещания 1938 г. и завуалированного смысла

"нормативности советского права", "нормативной специфики права"

, под которой и Вышинский,

и все сторонники этого подхода имеют в виду насильственно-приказной характер права.

В духе приспособления определения права Вышинского под свое время авторы курса, в частности,

отмечали: "Подчеркивание нормативной специфики права — верное само по себе —

сопровождалось игнорированием тех аспектов права и правового регулирования, которые связаны

прежде всего с общественными отношениями"

. Это очень странное сетование: с одной стороны, в

Трою со всякого рода хитростями и уловками протаскивают бутафорного коня, а с другой

стороны, как бы сожалеют, что он не живой. Одно исключает другое: или вы действительно

хотите общественно обусловленного и определенного права, тогда не выдавайте за право

насильственно-приказные веления ("нормы", "нормативные акты") тоталитарной власти,

полностью ликвидировавшей всякую незави

Там же. С. 174.

LТам же.

Глава 3. Советский легизм L309

симость и самодеятельность общества, или для вас право — это лишь принудительные

предписания официальных представителей тоталитарной системы, тогда при чем тут апелляции к

"обществу", которое при тоталитаризме (и, кстати говоря, для тоталитарного "правопонимания")

лишено всякого, в том числе и правообразую-щего, значения.

В курсе перечисляются и другие "недостатки" определения Вышинского: "нечеткость

методологических позиций и недостаточно последовательный материалистический подход к

истолкованию права", "отсутствие указаний на материальную обусловленность права", указание

лишь на принуждение в качестве средства "обеспечения правовых предписаний", тогда как

применительно к социалистическому праву, "выражающему волю сознательных тружеников

общества", это "соблюдение правовых предписаний обеспечивается прежде всего

высокосознательным отношением большинства граждан к исполнению всех предписаний и

большой организаторской, воспитательной работой партии и государства"

Это сочетание принуждения с убеждением при социалистическом тоталитаризме народ,

прошедший "воспитательную" академию "большого террора" и прочих репрессий, с меткой

иронией окрестил "принудительно-добровольным порядком". Тоталитарное же

"правопонимание" (и у Вышинского, и у его последователей) стремится изобразить дело так,

будто принуждение (с "добровольностью" или без нее) связано лишь с обеспечением и

исполнением права, а не с самим содержанием и сутью их насильственно-приказного

варианта "права", "правовых предписаний", "правовых норм" и т. д. Право подразумевает,

конечно, соответствующие санкции, но сами по себе санкции еще не свидетельетвуют о наличии

права и правовой нормативности. При отсутствии же права не может быть и правовых санкций,

вместо которых в ситуации бесправия действуют произвол и насилие.

В многочисленных других работах 70—80-х годов по существу лишь воспроизводились (в той или

иной вариации) те же самые подходы и оценки, что и в названном фундаментальном курсе.

Особо много усилий было приложено (и до и после названного курса), чтобы как-то развести в

разные стороны определение 1938 г. и его одиозного автора. "Впервые в советской юридической

науке, — писал Л.С. Явич, — нормативный характер права был подчеркнут отнюдь не

Вышинским, а И.В. Крыленко в связи с критикой концепции Е. Пашуканиса, сводившего право к

общественным отношениям. Иное дело, что в интерпретации Вышинского нормативность права

неоправданно формализировалась, что ей придавался волюнтаристский оттенок, а сами

юридические нормы были действитель-

См. там же. С. 173—175.

310 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

но сведены только к государственным велениям, приказам, исполнение которых обеспечивается

якобы лишь одним принуждением"

В другой публикации 60-х годов авторство в отношении "нормативности социалистического

права" приписывалось уже не Крыленко, а самим "классикам марксизма-ленинизма"

. В духе

"существенного усовершенствования" определения Вышинского авторы этой статьи (Д.А.

Керимов, И.Е. Недбайло, И.С. Само-щенко, Л.С. Явич), в частности, писали, что "классики

марксизма-ленинизма, помимо всего прочего, непрестанно подчеркивали нормативность

социалистического права, связывая его понятие с тем, что оно играет роль "масштаба" поведения,

регулятора общественных отношений"

Между тем на уровне простого факта известно, что "классики марксизма-ленинизма" вообще не

говорили ни о "социалистическом праве", ни тем более о "нормативности социалистического

права".

Также и А.Ф. Шебанов, защищая "утвердившееся в советской юридической науке понятие права

как системы норм (правил поведения)", т. е. определение права 1938 г., писал: "Положение о

нормативном характере права иногда приписывают Вышинскому на том основании, что оно было

высказано в его докладе на совещании юристов в 1938 г. Однако в действительности это

положение было результатом коллективного творчества ученых Института права АН СССР, о чем

заявлял и сам Вышинский"

Непреходящее значение "нормативно-классового понимания права"

образца 1938 г. отмечается и

в книге времен перестройки. Правда, цитируемому автору в определении Вышинского нравится не

все. "В советской литературе, — пишет он, — подвергалась критике наиболее серьезная ошибка,

допущенная в сформулированном в 1938 г. А.Я. Вышинским определении советского права,

состоявшая в том, что в нем игнорировалась воспитательная роль социалистического права,

которое сводилось к мерам принуждения, постулировалось, что его применение "обеспечивается

всей принудительной силой социалистического государства"

"Советская литература", которая здесь имеется в виду, конечно, "критиковала" определение

Вышинского в весьма щадящем режиме, памятуя о суке, на котором сидит.

LЯвич Л.С. Об определении социалистического права // Правоведение, 1963, № 4. С. 109.

LКеримов ДА., Недбайло И.Е., Самощенко И.С, Явич Л.С. К вопросу об определении понятия социалистического права

(по поводу статьи Я.Ф. Миколенко "Право и формы его проявления") // Правоведение, 1966, № 2. С. 18.

Там же. С. 17, 18.

1Шебанов А.Ф, Проблемы теории социалистического права и идеологическая борь-ба//Проблемы государства и права.

Выпуск 12. КГ, 1976. С: 4, 5.

LНормы советского права. Проблемы теории. Саратов, 1987. С. 16.

LТам же. С. 32—33.

Глава 4. В поисках новых подходов к праву

311

Но была и другая юридическая литература с совершенно другими оценками и Совещания 1938 г.,

и позиции Вышинского, и последующего развития "официального" правопонимания его

сторонниками и последователями.

Глава 4. В поисках новых подходов к праву

1. Широкий подход к праву

Уже с середины 50-х годов, особенно после XX съезда КПСС, в обстановке определенного

смягчения политического режима и идеологической ситуации в стране, некоторые юристы

старшего поколения воспользовались появившейся возможностью отмежеваться от определения

права 1938 г., начали критику позиций Вышинского и предложили свое понимание и определение

социалистического права

В противовес "узконормативному" определению права Вышинским и его последователями было

предложено понимание права как единства правовой нормы и правоотношения (С.Ф. Кечекьян,

А.А. Пионтковский) или как единства правовой нормы, правоотношения и правосознания (А.К.

Стальгевич, Я.Ф. Миколенко).

При этом правоотношение (и связанное с ним субъективное право — в трактовках Кечекьяна и

Пионтковского) и соответственно правоотношение и правосознание (согласно Стальгевичу и

Миколенко) предстают как реализация и результат действия "правовой нормы", производные от

нее формы и проявления права. Исходный и определяющий характер "правовой нормы", т. е.

нормативность права в смысле определения 1938 г. и последующей "официальной" традиции,

следовательно, продолжали признаваться, но эту нормативность предлагалось дополнить

моментами ее осуществления в жизни.

Правоотношения, пояснял Кечекьян, являются результатом осуществления норм права,

закрепляющих определенный порядок отношений. И складывающийся в обществе правопорядок

нельзя понимать просто как совокупность действующих в данном общест-

См.: Кечекъян С.Ф. Нормы права и правоотношения // Советское государство и право, 1955, № 2; Он же.

Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958; Яшжтковский А.А. Некоторые вопросы общей теории

государства и права // Советское государство и право, 1956, № 1; Он же. К вопросу о взаимоотношении объективного и

субъективного права // Советское государство и право, 1958, № 5; Он же. К вопросу об изучении общенародного

права // Советское государство и право, 1962, № 11; Он же. Юридическая наука, ее природа и метод // Советское

государство и право, 1965, № 7; Стальгевич А.К. Некоторое вопросы теории социалистических правовых отношений //

Советское государство и право, 1957, № 12; Он же. Ценная книга // Советское государство и право, 1965, № 7;

Миколенко Я.Ф. Право и формы его проявления // Советское государство и право, 1965, № 7.

312 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

ве правовых норм. Правопорядок — это не просто нормы права, а нормы права в их

осуществлении, вместе с конкретными правами, обязанностями, сетью правоотношений,

соответствующих нормам права

. "По нашему мнению, — писал Кечекьян, — в определении права

как совокупности норм подразумевается, что речь идет о нормах, реализуемых в

правоотношениях, что единство нормы права и правоотношений исключает необходимость

отдельно говорить о каждом из этих явлений в определении права"

Возможно, что сам Кечекьян, выступая на Совещании 1938 г. за данное определение, и

подразумевал единство нормы права и правоотношений, но ни на Совещании, ни позже (до 1955

г.) этого положения не формулировал. Гораздо важнее то, что само определение Вышинского,

принятое в 1938 г. и ставшее общеобязательным, такого единства как раз и не подразумевало, да и

не могло подразумевать. Во всяком случае сторонники такого "правопони-мания" иначе трактуют

связь нормы права и правоотношения. Неслучайно они сразу же усмотрели (по существу

правильно) в положениях Кечекьяна (а затем и Пионтковского) о единстве нормы права и

правоотношений "включение в понятие права правовых отношений, сведение так или иначе права

к правоотношению", в результате чего "в понятие права включаются, помимо норм права, также и

правоотношения"

Согласно интерпретации Кечекьяна, нормы права — не самоцель, а средство закрепления

определенного правопорядка. В этой связи он подчеркивал, что "правоотношение — результат

действия норм права не в том смысле, что это какой-то побочный продукт действующих норм

права, а в том смысле, что это тот результат, ради которого установлены нормы права, тот

результат, без которого нормы права лишены смысла"

Эти и другие утверждения Кечекьяна подразумевают наличие правовой действительности,

настоящего права, правовой нормы и т. д., — т. е. то, чего как раз не было (ни при Вышинском или

Ке-. чекьяне, ни позже) в той реальной ситуации тоталитарного социализма, к которой относилось

официальное "узконормативное" он-

LСм. Кечекьян С.Ф. Нормы права и правоотношения. С. 27; Он же. Правоотношения в социалистическом обществе. С.

29—30.

LКечекъян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. С. 30. Поясняя свою мысль, Кечекьян отмечал, что

определение должно охватывать наиболее существенные признаки определяемого явления и не должно останавливаться

на само собой разумеющихся его чертах. "Так, в определении права как совокупности норм, выражающих волю

господствующего класса, отсутствует указание на то, что содержание этой воли определяется материальными

условиями жизни этого класса". — Там же. С. 30—31, сноска 42.

LЯвич Л.С. Проблема содержания и формы в праве // Ученые записки Таджикского государственного университета, т.

VIII. Сталинабад, 1955. С. 66. См. также: Фар-бер И.Е. К вопросу о понятии права // Советское государство и право,

1957, № 1. С. 44.

1Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. С. 31.

Глава 4. В поисках новых подходов к праву L313

ределение права 1938 г. Последнее по сути своей было тоталитарным легистским

"правопониманием", определением и теорией "права" при отсутствии права и правового закона.

В данной связи весьма примечательна оговорка Кечекьяна ко всей своей трактовке права и

правопорядка, включая и положение о единстве правовой нормы и правоотношений: "Мы не

касаемся здесь такого случая, когда законы сами легализируют произвол, оставляя широкий

простор для беззакония (фашизм)"

. Ну а если речь идет о произволе, бесправии, антиправовом

законодательстве при социализме? Априорное признание наличия "советского социалистического

права" в такой неправовой ситуации по сути дела означает, что неправовой закон, неправовая

норма, неправовое отношение выдаются за правовой закон, правовую норму и правовое

отношение.

Таким образом, трактовка проблемы "социалистического права" (у Кечекьяна, Пионтковского и

др.), как и в определении права 1938 г., исходит из некорректной и неадекватной неправовым

реалиям предпосылки и презумпции о наличии "правовой нормы" там, где ее нет и не может быть.

В таком допущении — суть дела, сердцевина и т. и. "узконормативного" правопонимания

Вышинского и его последователей, и т. и. более "широкого" правопонимания в трактовках

Кечекьяна, Пионтковского, Стальгевича, Мико-ленко и других авторов, предлагавших "правовую

норму" (а на самом деле — норму неправового законодательства) дополнить ее производными

(формами ее реализации) — "правоотношением", "правосознанием".

Но ясно, что из осуществления фактически неправовой нормы правового отношения не получится.

Действие неправовой нормы (ее осуществление в жизни) не может привести к праву и

правопорядку, не может неправо превратить в право. Поэтому единство "нормы права" и

"правоотношений", о котором говорили Кечекьян, Пионтковский и др., по существу

конструируется на исходной базе неправовой нормы и остается в принципиальных рамках

определения 1938 г.

Острие критики этих новых, более "широких" трактовок права было направлено против

"узконормативности" определения 1938 г., но не против его "нормативности", а тем более (и это

самое главное) — не против подмены во всем официальном "правопонимании" права и правовой

нормативности — неправовым законодательством и неправовой нормативностью.

Так, Пионтковский подчеркивал, что "общей теории государства и права необходимо сохранить

определение права, которое было дано в "Манифесте Коммунистической партии", — воля

господствующего класса, возведенная в закон, — но без того, чтобы

Там же. С. 30, сноска 40.

314 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

придавать ему лишь узконормативную интерпретацию"

. С этим солидаризировался и Кечекьян

Однако в "Манифесте" речь идет (верно или неверно — другой вопрос!) лишь о буржуазном праве

при капитализме, а вовсе не о праве при диктатуре пролетариата (т. е. не о буржуазном "равном

праве" в распределительных отношениях на первой фазе коммунизма, согласно "Критике Готской

программы" К. Маркса и "Государству и революции" В.И. Ленина) и тем более никак не о

"социалистическом праве", как это представлено в определении 1938 г., во всех вариантах

официального "правопонимания" и в "широких" трактовках понятия "социалистического права".

В контексте понимания права как единства правовой нормы и правоотношения, трактовки

правоотношения как нормы права в действии и т. д. Пионтковский большое внимание уделял

проблеме субъективного права, которая в духе определения 1938 г. игнорировалась сторонниками

официального правопонимания. Критикуя определение Вышинского, он призывал "отказаться от

догматиза-ции указанного узкого понимания права и поставить вопрос о том, что наше понятие о

праве должно охватывать не только объективное право, но и право в субъективном смысле, не

только нормы-права, но и права граждан и других субъектов правоотношений и соответствующие

им правовые обязанности"

Но, в конечном счете, определяющим началом и здесь является "норма права" (т. е. фактически —

норма антиправового закона), поскольку и объективное право — система этих "правовых норм", и

субъективное право — реализация тех же "правовых норм", того же объективного права. Статика

системы неправовых норм лишь дополняется ее динамикой, но все это не порождает права как

такового, не выводит за исходные границы норм неправового законодательства. Поэтому при всех

своих возражениях против определения 1938 г. Пионтковский полагал, что Вышинский

"правильно концентрировал внимание советских юристов на необходимости систематического

изучения норм права действующего советского законодательства (это играло положительную роль

в борьбе с правовым нигилизмом)"

Здесь хорошо видно, что в "широком" подходе, как и в определении 1938 г., "нормы права" (и

"советское социалистическое право" в целом) фактически отождествляются с советским

законодательством. Данное обстоятельство нашло свое отражение и в определении

общенародного права, предложенном Пионтковским: "об-

Пионтковский А.А. Некоторые вопросы общей теории государства и права // Советское государство и право, 1956, № 1.

С. 21.

печекъяп С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. С. 31.

LПионтковский А.А. К вопросу о взаимоотношении объективного и субъективного права. С. 28.

Там же. С. 27.

Глава 4. В поисках новых подходов к праву L315

щенародное право есть воля всего советского народа, содержание которой определяется

материальными условиями строительства коммунистического общества в нашей стране,

находящая свое выражение в советских законах и иных нормативных актах государственной

власти, а также в устанавливаемых на их основе правах и обязанностях членов социалистического

общества, общественных организаций трудящихся, хозяйственных предприятий, учреждений,

должностных лиц и органов государственной власти, воля, направленная на развернутое

строительство коммунистического общества и всестороннее удовлетворение материальных и

культурных потребностей личности"

В приведенном определении "объективное право (нормы права)" представлено "в советских

законах и иных нормативных актах государственной власти", на основе которых устанавливается

"субъективное право (правоотношения)"

— права и обязанности отдельных лиц, организаций и т.

д. Именно это имел в виду Пионтковский, когда он говорил, что "понимание права как единства

нормы и правоотношения отражает существенные черты права как сложного общественного

явления и позволяет не только объективное, но и субъективное право включить в понятие —

право"

В подтверждение своей трактовки "советского социалистического права" как единства норм права

и правоотношений Пионтковский неоднократно ссылался на положения Маркса о несводимости

права к закону ("Немецкая идеология"), о праве как правовом отношении ("К критике

политической экономики")

. Эти ссылки, однако, нельзя признать адекватными и

подтверждающими вывод Пионтковского, будто понимание права как единства нормы и

правоотношения соответствует взглядам Маркса и Энгельса на сущность права.

Ряд исследователей (Л.С. Мамут, В.В. Лапаева и др.) справедливо отмечают, что понятие

"правовое отношение" Маркс в соответствии с традицией своего времени в ряде своих работ

использовал как синоним понятия "право" вообще, "правовой формы" как таковой

. При этом

"правовое отношение" (вообще право), согласно Марксу, это надстроечная форма проявления

базисных, материальных (производственных, экономических) отношений; оно складывается до и

независимо от закона и не является реализацией нормы законодательства.

Пионтковский А.А. К вопросу об изучении общенародного права. С. 24.

LСм. там же. С. 25.

Пионтковский А.А. Юридическая наука, ее природа и метод. С. 73.

См.: Пионтковский А.А. К вопросу о

взаимоотношении объективного и субъективного права. С. 29—30; Он же. К вопросу об изучении общенародного

права. С. 22. " См.; Мамут Л.С. Вопросы права в "Капитале" К. Маркса // Советское государство и право, 1967, № 12. С.

4; Лапаева В.В. Вопросы права в "Капитале" К. Маркса. М., 1982. С. 49—50.

316 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

Что же касается Пионтковского, Кечекьяна, Стальгевича, Ми-коленко, да и подавляющего

большинства советских авторов, то они используют понятие "правоотношение" совсем в другом

смысле и для них "правоотношение" — нечто вторичное и производное от закона ("объективного

права"), результат осуществления нормы антиправового законодательства, которую они весьма

некритично и априорно считают "нормой социалистического права".

Поэтому когда Маркс говорил о "правовом отношении", это, конечно, подразумевало различение

права и закона, когда же Ни-онтковский и другие сторонники "широкого" понимания права, не

говоря уже об "узконормативистах", говорят о правоотношении как реализации нормы

законодательства, то речь фактически идет о "законоотношении", т. е. не о различении права и

закона, а о действии закона, осуществлении его требований в жизни, соблюдении принципа

законности.

Все это (действие закона, реализация его требований, соблюдение законности и т. д.), конечно,

сами по себе очень важные аспекты характеристики права и правового закона. Но в ситуации

отсутствия права т. и. "широкий" подход к праву по существу выдавал за "социалистическое

право" неправовое законодательство, поддерживая и подкрепляя тем самым иллюзию о наличии

"советского социалистического права" как "нового типа права не только по своему классовому

содержанию, но и по своей правовой форме"

Сказанное полностью относится и ко всем другим направлениям т. и. "широкого" подхода к

пониманию и определению "советско- го социалистического права".

Также и в трактовках советского права, предложенных Сталь-. гевичем и Миколенко, под "нормой

права" фактически имеется в виду норма советского законодательства, которой, в конечном счете,

должны соответствовать и другие компоненты предлагаемого ими "широкого" понятия права

(правоотношение и правосознание).

При характеристике правоотношения Стальгевич, в частности, отмечал: "Волевой характер

правоотношений состоит прежде всего в том, что в них реализуется возведенная в закон воля

господствующего класса... Характерной чертой правоотношений является их соответствие нормам

права, выраженным в законах и подзаконных актах, и зависимость от них. Нормы права являются

необходимым условием или предпосылкой правоотношений"

. Критикуя распространенные

представления о правоотношении (позицию И.Г. Александрова и др.), Стальгевич считал, что

"регулируемые при помощи норм права общественные отношения (базисные или же

надстроечные) предусматриваются в нормах права не непосред-

Пиоитхоесхий А.А. К вопросу об изучении общенародного права. С. 25.

LСтальгевич А.К. Некоторые вопросы теории социалистических правовых отношений. С. 24.

Глава 4. В поисках новых подходов к праву L317

ственно, а в своем юридическом опосредовании, через правовые отношения. Значит, необходимо

различать: 1) нормы права, 2) соответствующие им правовые отношения и 3) регулируемые при

помощи них общественные отношения"

Но правоотношение, понимаемое как специфическое общественное отношение между лицами,

заключающееся в их взаимных правах и обязанностях, остается у Стальгевича производным от

"нормы права" (т. е. законодательства) и имеет место лишь постольку, поскольку есть исходная и

первичная по сравнению с правоотношением "правовая норма". Приписывание регулирующей

роли не "норме права", а "правоотношению" сути дела (вопреки мнению Стальгевича) не меняет,

поскольку этот промежуточный ("опосредствующий" регулятор общественных отношений) в свою

очередь уже "урегулирован" законодательством ("нормой права").

В этой связи С.Ф. Кечекьян отмечал: "Рассуждения А.К. Стальгевича были бы оправданы, если бы

правовые отношения предшествовали норме права и складывались независимо от нее, а этого-то

как раз и нет в действительности"

В 60-х годах Стальгевич вернулся к своим прежним представлениям о праве, по существу

совпадавшим с подходом Стучки. Большая заслуга Стучки, по оценке Стальгевича, состояла в

том, что "И.И. Стучка не сводил право к одним лишь нормам права, а, рассматривая право как

сложное общественное явление, различал в нем различные стороны, формы его выражения и

осуществления, которыми являются: правовые отношения, нормы права и правосознание"

Трехчленная концепция Стучки (право как единство правовой нормы, правоотношения и

правосознания) была (с определенными модификациями и уточнениями) поддержана и развита и в

упомянутой статье Я.Ф. Миколенко.

Критикуя определение 1938 г. и в целом "узконормативное" толкование права за сведение всего

права лишь к нормам права, Миколенко полагал, что право тождественно юридической

надстройке и включает в себя все три формы правовых явлений — правовую норму,

правоотношения и правосознание, причем "общее понятие юридической надстройки, т. е. общее

понятие права, не исключает раздельных понятий правосознания, правовых норм и правовых

отношений"

LТам же. С. 25.

Кечекъян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. С. 16—17. Стальгевич А.К. Ценная книга. С. 154.

Миколенко Я.Ф. Право и формы его проявления. С. 51. Трактовка Я.Ф. Миколенко была подвергнута критике с

"узконормативистских" позиций в статье четырех авторов: Керимов Д.А., Недбайло И,Е., Самощеико И.С., Явич Л.С. К

вопросу об определении понятия социалистического права (по поводу статьи Я.Ф. Миколенко "Право и формы его

проявления") // Правоведение, 1966, № 2. С. 17—23.

L1 Нерсесянц «Философия права»

318 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопониман

Однако Миколенко считал, что в общем определении права необходимо выразить сущность права

как части всей надстройки, а не перечислять все эти три формы его проявления. "Сущность права,

в том числе и общенародного,.— писал он, — можно определить следующим образом: право —

это закрепляемый и охраняемый го- сударственной властью порядок общественных отношений в

каче- стве волевых отношений"

Под "нормой права" Миколенко имеет в виду положение государственного нормативного акта

(норму законодательства), а под правоотношением и правосознанием — формы осуществления

этой "правовой нормы". Даже "правосознание" выступает в трактовке Миколенко как

"законосознание" (как законосоответствующее и законопослушное сознание). Так, по поводу

беспокойства сторонников официального "правопонимания" о возможном противопоставлении

правосознания "нормам права" в контексте "широкой" трактовки права Миколенко замечает:

"Верно, что иногда нежелание соблюдать закон прикрывается ссылкой на революционное,

социалистическое правосознание, что нередко этим маскируется незнание действующего

законодательства. Но на каком основании эти не -соответствующие нормам права взгляды следует

относить к понятию правосознания? И почему необходимо отказаться рассматри-

;

вать

правосознание как необходимый элемент права только потому, что кто-то свои противоречащие

нормам права взгляды облыж-, но пытается выдавать за правосознание?"

Согласно такой концепции, не только "право" подменяется "дей- ствующим законодательством",

но и сами представления, мысли, осознание права признаются лишь постольку, поскольку не

выходят за рамки "закона", не расходятся с официально установленным и дозволенным. Парадокс

состоит в том, что вопреки своим установкам и устремлениям "широкий" подход, фактически

оперировавший неправовым законодательством, распространял его влияние в расширенном

пространстве своего "правопонимания".

В целом полемика представителей "широкого" понимания права против сторонников

"узконормативного" подхода носит непринципиальный характер, поскольку в фактически

неправовой ситуации оба направления в одинаковой мере базировались на априорной

предпосылке о наличии "советского социалистического права", которое по существу

отождествлялось с советским законодательством. Под "нормой права" в обоих случаях имеется в

виду норма законодательства, производными которой являются компоненты более "широкого"

понимания права ("правоотношение" и "правосознание").