Нерсесянц В.С. Философия права
Подождите немного. Документ загружается.
всего о неизбежной объективно-исторической ограниченности их представлений о путях
последующего исторического развития, о будущности права, свободы, собственности и т. д.
Каждая концепция по-своему абсолютизировала относительное, выдавая конец видимого отрезка
истории за конец истории вообще. Такой видимой частью истории для гегелевской концепции
является капитализм, для марксизма — антикапитализм. И каждая из этих концепций трактовала
невидимую ей часть истории как простое и прямое продолжение (до дурной бесконечности — до
"конца истории") видимой части истории. Отсюда и неизбежное историческое мифотворчество
о неизвестном будущем, находящемся за невидимым грядущим очередным большим поворотом
истории.
Современная перепроверка — с позиций концепции цивилиз-ма — прошлых представлений об
историческом прогрессе свободы и права позволяет выявить в них верное и познавательно ценное
от исторически обусловленных иллюзий, искажений, недоразумений (а всякий миф в своей
основе — это в буквальном смысле не-до-разумение, т. е. еще адекватно не понятое, пока что не
доступное разуму).
Так, с точки зрения концепции цивилизма очевидна мифоло-гичность представлений о
капитализме как вершине и конце прогресса свободы, права, собственности и т. д. Но вместе с тем
в этих представлениях (особенно глубоко и ярко — у Гегеля) присутствует та верная мысль, что
свобода, собственность и т. д. возможны лишь в правовой форме, что исторический прогресс —
это по сути правовой прогресс и что, следовательно, выход за границы капитализма, его
отрицание — это одновременно отрицание права, свободы, собственности вообще. Реальный
(антикапиталистический) социализм XX в. выразительно подтвердил это.
Мифом оказалось и представление о том, будто отрицание капитализма (частной собственности,
правового равенства и т. д.) освобождает людей, дает им большее, "фактическое равенство", ведет
к полному коммунизму и т. и. Но многие критические положения этого подхода (критика
недостатков частной собственности, указание на ограниченный характер формально-правового
равенства и т. д.) по существу верны, хотя и искажены коммунистической мотивацией,
критериями и ориентирами этой критики. Реально-историческим подтверждением
основательности этой критики является фактическая ликвидация капитализма в XX в. в целом
ряде стран в духе именно марксистско-пролетарского антикапитализма.
348 Раздел IV. Проблемы постсоциалистического права и государства
Хотя этот антикапитализм (в реальной истории — социализм) не привел к прогнозированному
"полному коммунизму", однако его всемирно-историческое место в качестве переходного периода
между капитализмом и цивилизмом не менее значимо, чем доктри-нально предсказанного
коммунизма. С точки зрения прогресса свободы и права смысл социализма — в подготовке
необходимых условий для перехода к цивилизму.
В контексте изложенной диалектики исторического прогресса свободы и права (от капитализма
— через социализм — к цивилизму) можно сказать, что с исторических и теоретических
позиций и Гегеля, и Маркса (да и вообще — до современного кризиса социализма) цивилизм не
только не виден, но и вообще не вообразим, поскольку его тогда и за потенциальным
историческим горизонтом мысли и реалий еще не было. Ограниченная позитивная диалектика
Гегеля в действительности упирается в капитализм, радикальная негативная диалектика
Маркса завершается антикапитализмом. Концепция цивилизма продолжает диалектику
исторического прогресса, преодолевая ограниченность гегелевской и негативизм Марксовой
версий диалектики исторического развития.
Если даже реальный социализм XX в. упустит объективную возможность для перехода к
цивилизму, то это вовсе не будет означать ни потери самой идеи цивилизма (и ее автономного
регулятивного воздействия — и без прямой практической ее реализации в концептуально
"чистом" виде), ни уже навсегда открывшегося пути к нему. Без перехода к цивилизму ни
коммунистическую идеологию, ни новые попытки ее реализации преодолеть невозможно.
Без признания правового института гражданской собственности любая индивидуальная
собственность будет по своей природе частной собственностью со всеми присущими ей
антагонизмами, а там, где есть частная собственность, там неизбежна и борьба против нее, там
естественно возникает и коммунистическая идея — бессмертная идеология несобственников.
Кровавый путь от капитализма к социализму был проделан при попутном ветре истории,
усиленном чарами притягательного мифа о всеобщем земном рае. Проект возвращения от
социализма к капитализму лишен не только подобных сверхмотиваций, абсолютно необходимых
для любого большого исторического дела, но и той справедливости и соответствующей массовой
поддержки, которые необходимы для достижения социального согласия в обществе с
социалистическим прошлым. Сделать бывшее небывшим не могли даже олимпийские боги. Тем
более что "бывшее" (в нашем случае социализм), как показывает концепция цивилизма, обладает
потенциалом, необходимым и достаточным для достижения исторически более высокой ступени
свободы, равенства, права и справедливости.
Глава 1. От социализма к цивилизму. Концепция цивилитарного права 349
5. Цивилизм как русская идея в контексте всемирной истории
Социализм как переходный строй между капитализмом и цивилизмом — таков тот всемирно-
исторический контекст, в рамках которого только и можно адекватно уяснить координаты
российской истории XX в., понять, откуда и куда мы идем, какая будущность нас ждет, каковы
предпосылки и условия нашего перехода к праву, к экономически, юридически и морально
свободной личности, гражданскому обществу, товарно-рыночным отношениям, правовому
государству, каково, наконец, отклонение нашего реального движения от наших объективных
возможностей идти к цивилизму.
Без коммунистической перспективы реальный социализм (а именно — социализм
коммунистический) оказался в исторической ловушке и предстал как переходный строй без
переходов. Отсюда и представления о социализме как исторической ошибке и тупиковой ветви
общественного развития, попытки исправить дело возвращением к капитализму как конечному и
высшему пункту мировой цивилизации.
Но история и цивилизация не остановились на капитализме, капитализм — не конец истории, а
социализм — не историческая ошибка сотен миллионов людей на протяжении почти столетия в
России, а затем и в целом ряде других стран.
Цивилизм как концепция постсоциализма освобождает общество с социалистическим прошлым от
комплекса исторической неполноценности и демонстрирует, что социализм — это не впустую
затраченное время, а самый тяжкий и жестокий этап всемирной истории (этап негативный, время
отрицания прошлого — для будущего) на пути к утверждению более высокой ступени
человеческой свободы, равенства, справедливости и права.
Колесо всемирной истории прошлось по тем, кто оказался в социалистическом пространстве и
времени. Отсюда наши потери и трагедии. Но здесь — и работа на будущее.
Все эти соображения и суждения по вполне понятным причинам относятся прежде всего и
главным образом к российскому обществу, к России, где была начата и ценой огромных усилий и
жертв осуществлена до конца практическая реализация коммунистической идеи. И в этом
всемирно-историческом процессе Россия была, выражаясь языком Гегеля, носителем мирового
духа, исполнителем его поручения. Так что и претензии России в XX в. (в рамках и формах СССР
и мировой социалистической системы) на лидерство и роль первопроходца в мировом прогрессе
имели реальные социально-исторические основания.
Но коммунизм не справился со своими проблемами, не понял реального смысла своей практики и
подлинных тенденций ее эволюции. Большие идеологии (в их числе и коммунистическая) эгои-
1 - Нерсесянц «Философия права»
350 Раздел IV. Проблемы постсоциалистического права и государства
стичны: они пренебрегают всем, включая и будущность своей практики, во имя самосохранения
даже в виде устаревшего и разоблаченного мифа, ставшего уже сказкой.
Контуры цивилизма как будущности социализма стали проясняться лишь в условиях стагнации и
кризиса реального социализма, выявивших иллюзорность коммунистической перспективы и
неадекватность доктринальных представлений о социализме как низшей фазе коммунизма,
которая на базе социализированной собственности должна была развиться в полный коммунизм.
Очевидно, что до появления соответствующих объективно-исторических реалий периода упадка и
кризиса практически сложившегося социализма не было и самой возможности для уяснения
действительных перспектив его развития. Так что ни в XIX в., ни в I половине XX в. не было еще
условий для формирования даже представлений о цивилизме как будущности социализма.
Между тем тот или иной образ будущего, то или иное представление о будущности
соответствующего объекта, явления (в нашем случае — о будущности социализма) играет
существенную роль в процессе познания и преобразования практики, в понимании и оценке
прошлого и современности.
Так, ясно, что представленная в марксистской доктрине концепция социализма с
коммунистической будущностью по сути своей не может допустить после буржуазной частной
собственности, буржуазного права, буржуазного товарно-рыночного хозяйства, буржуазного
гражданского общества и буржуазного правового государства какого-то нового
(послебуржуазного) типа индивидуальной собственности на средства производства, нового типа
права, рынка, гражданского общества и государства, поскольку все эти институты, согласно
доктрине, будут "отмирать" по мере продвижения от социализма (как первой фазы коммунизма) к
полному коммунизму.
И только в концепции цивилизма, отрицающей одновременно и коммунистическую и
капиталистическую перспективы для социализма, впервые обосновывается объективно-
историческая возможность нового (постсоциалистического и вместе с тем небуржуазного) типа
индивидуальной собственности, права, рынка, гражданского общества и правового государства.
С позиций концепции цивилизма ясно, что актуально обсуж-! даемые у нас трудности перехода к
рынку, гражданскому общест- ву, правовым отношениям в экономике, политике и т. д. — это труЛ
ности перехода не вообще к рынку, гражданскому обществу, праву и т. д., а именно к
буржуазному рынку, к буржуазному гражданскому обществу, к буржуазному праву и т. д.
Например, тезис современных сторонников рынка о том, что рынку нет альтернативы, по сути
дела имеет в виду капиталистическое "рыночное общество" и игнорирует (невольно) альтернативу
рынка при цивилизме, на базе гражданской собственности.
Глава 1. От социализма к цивилизму. Концепция цивилитарного права 351
Борьба, следовательно, идет не за или против рынка, а за тот или иной тип рынка. Проблема
состоит сегодня не в том, что наше общество против рынка; скорее, наоборот, оно за рынок, но за
такой рынок, переход к которому связан не с отрицанием социализма в пользу капитализма, а со
справедливым для всех членов общества преобразованием социализма, исключающим чьи-либо
привилегии за счет "всех вместе". Иначе говоря, наше общество готово к далеко идущим и весьма
радикальным преобразованиям в духе требований принципа всеобщей справедливости, открыто
для утверждения некапиталистического и вместе с тем несоциалистического строя. Такое
постсоциалистическое будущее и представлено в концепции цивилизма.
Как идейно-теоретический итог российского опыта XX в. ци-вилизм (в своей непосредственной
причастности к судьбам России и российской истории) является современным выражением в
общезначимых для цивилизации категориях всемирно-исторического прогресса свободы и права
того, что традиционно именуется русской национальной идеей
1
. Ведь только концепция
цивилизма оправдывает усилия столь тяжкого прошлого (с его мессианством, энтузиазмом,
самопожертвованием и неимоверными лишениями во имя будущего), придает всемирно-
исторический смысл и адекватную будущность уникальной по своей напряженности российской
истории XX в.
В концепции постсоциалистического цивилизма прошлое и будущее России приобретают
взаимосвязанный и осмысленный характер как ступени единого, прогрессивно
развивающегося исторического процесса. Только благодаря этому можно концептуально, а не
голословно утверждать, что у России есть не только прошлое, но и будущее, что у нее есть своя
история, которая имеет собственное продолжение.
Когда же из прошлого России по тем или иным соображениям вычеркивают социализм, а
постсоциалистическую Россию как "блуд ного сына" зовут вернуться к дореволюционным
порядкам или к капитализму, то это фактически означает историческую дисквалификацию
России — и на прошлое, и на все оставшееся будущее. Если, как полагают идеологи возврата
назад, Россия почти весь XX в., то есть в эпоху ее максимальной всемирно-исторической
активности и значимости, по ошибке или по иному ущербному основанию вела себя и других в
тупик, то на какую будущность она может в таком случае рассчитывать?
1
См.: Нерсесянц B.C. Цивилизм как русская идея // Рубежи, 1996, № 4. с 129—153. Интересная интерпретация
цивилизма в контексте соотношения отечественной и западной мысли содержится у Ю.С. Пивоварова и А.И. Фурсова.
— См.: Пивоваров Ю., Фурсов А. Послесловие к "Цивилизму" B.C. Нерсесянца // Там же. С. 154—158.
352 Раздел IV. Проблемы постсоциалистического права и государства
Идеология ошибочности и тупиковости российской истории XX в. будучи по сути своей
антиисторичной, навязывает России и ее народам стойкий комплекс исторической
неполноценности и отбрасывает страну на периферию социально-исторического развития.
Между тем ясно, что социализм XX в. — это именно русская история. Более того — это, по
критериям всемирной истории, самое существенное во всей истории России. Тот звездный
случай, когда национальная история напрямую делает дело всемирной истории. Делает потому,
что способна это сделать и видит в этом свое собственное дело и свою всемирно-историческую
миссию. По ошибке, обману и т. д. такие дела не делаются. Именно в России проделана вся
черновая работа всемирной истории, связанная с реализацией и практической проверкой
общечеловеческой коммунистической идеи. Ответ найден — цивилизм с неотчуждаемым
правом каждого на гражданскую собственность. Это и есть русская идея сегодня и на будущее,
российский вклад во всемирно-исторический прогресс свободы и равенства людей.
Глава 2. Преодоление тоталитаризма: трудный путь России к праву
1. Традиции и опыт государственно-правовых преобразований в России: актуальные уроки
В ходе становления в России постсоциалистического права и государства приходится
одновременно решать большой комплекс старых и новых проблем, связанных с тяжелым
наследием самодержавного и тоталитарного прошлого и трудным путем к правовому будущему.
Значительным достижением на этом пути стала новая, постсоветская, Конституция России 1993
г., закрепившая права и свободы человека и гражданина (в том числе и право частной
собственности), положения о разделении властей, правовом государстве и т. д.
Сегодня, наконец-то, по достоинству признается общечеловеческая ценность и значимость этих
идей и институтов. Но при этом не следует забывать, что конкретно-исторически они в своем
развитом виде стали выражением именно буржуазных требований и представлений о свободе,
праве, государственности, собственности и получили практическую реализацию до сих пор лишь в
условиях зрелого капиталистического строя, на базе уже устоявшегося и функционирующего
буржуазного гражданского общества.
Так что само по себе конституционное признание таких идей и ценностей, при всей его важности,
еще не дает объективно необходимых для их практического осуществления условий. Невозможно
же из неправовой ситуации по желанию "прыгнуть" в развитую буржуазную ситуацию, которая
является результатом долгого пред-
Глава 2. Преодоление тоталитаризма: путь России к праву 353
шествующего (по сути дела — западноевропейского) движения от зачатков права к современным
формам господства права.
Постсоциалистический путь к этим ценностям, при всем его своеобразии, не может, конечно,
игнорировать логику их формирования и развития, необходимые материальные и духовные
предпосылки их претворения в жизнь и т. д. Причем история становления правового государства,
прав и свобод человека и т. д. должна быть осмыслена в ее соотношении с отечественными
традициями и реалиями.
Лишь с учетом такого исторического опыта (зарубежного и своего) можно уяснить подлинный
смысл и условия реализации декларированных ценностей, трезво и без иллюзий оценить реальное
положение дел в современной России и действительные возможности продвижения страны к
правовому государству, к практическому утверждению прав и свобод человека. Все это тем более
необходимо, что у нас зачастую об этих проблемах судят понаслышке и все еще живуче печальное
обыкновение подменять эффектными лозунгами важное, трудное и кропотливое дело созидания
новых форм, институтов и отношений общественной жизни.
Трудный путь современной России к правовому государству, к правам и свободам человека
усугублен и усложнен целым рядом негативных факторов, унаследованных от прошлого. В
числе таких факторов — многовековые традиции деспотизма и крепостничества, всесилия власти
и бесправия населения, стойкий и широко распространенный правовой нигилизм, отсутствие
сколько-нибудь значимого опыта свободы, права, самоуправления, демократии,
конституционализма, политической и правовой культуры, подчиненное положение общества в его
отношениях с ничем не ограниченной и бесконтрольной властью и т. и.
Все это существенно тормозит процесс либерализации и демократизации общественного мнения,
усвоения им новых правовых и политических ценностей. В этих условиях существенно
усложняется и выбор верных стратегических линий взаимосвязи истории и современности
страны, правильных ориентиров на будущее. Между тем надлежащее историческое
осмысление современных и предстоящих преобразований является необходимым условием их
широкого общественного признания и практического осуществления. Такая историческая
мотивированность и обоснованность проводимых радикальных реформ весьма значима в
складывающейся обстановке идеологического и общемировоззренческого вакуума, переоценки
прежних ценностей, поиска новых ориентиров для развития российского общества и государства.
Историческое обоснование и обеспечение современных реформ отечественным и зарубежным
опытом приобретает особую актуальность и в силу того, что в общественном и политическом
сознании отсутствует необходимое для серьезных и успешных преобра-
354 Раздел IV. Проблемы постсоциалистического права и государства
зований единство в оценке прошлого и его значения для современности и будущего страны.
Широкое распространение получили такие противоборствующие в этом ключевом вопросе
крайности, как консервативно-апологетическое и радикально-нигилистическое отношения к
прошлому, к историческому опыту страны. Такие же крайности апологетики и нигилизма
доминируют и в отношениях к зарубежному опыту.
Между тем ясно, что успех современных реформ во многом зависит от исторической
самоидентификации населения России ("многонационального народа Российской Федерации",
согласно определению из Преамбулы Конституции России 1993 г.), от умелого и продуктивного
сочетания опыта и уроков собственной истории с общезначимыми ценностями, результатами и
ориентирами общеевропейской и всемирной истории, с современными тенденциями и
направлениями развития мирового сообщества народов и государств.
Достойная будущность России не может быть ни возвратом к прошлому, ни отрицанием этого
прошлого, но обязательно — продолжением и обновлением самобытной истории страны с учетом
накопленного опыта и современных реалий в стране и в мире.
История российской государственности свидетельствует, что на процесс ее формирования и
развития и своеобразие складывающейся в ее рамках политико-правовой культуры существенное
влияние оказывали такие факторы, как особенности геополитического положения страны (между
Востоком и Западом), ее пространственные характеристики и климатические условия,
многоэтнический состав населения, характер и уровень хозяйственной деятельности,
социокультурный быт, традиции и верования, по преимуществу военный характер внешней
политики (от борьбы за выживание — до внешней экспансии), личностные характеристики и
свойства правителей (особенно в условиях утверждения институтов деспотической,
самодержавно-монархической, абсолютистской, имперской, а затем и партийно-диктаторской
власти).
Утверждение на огромном евразийском пространстве государственного единства страны
сопровождалось определенной политико-правовой консолидацией и упорядочением социальных и
национальных отношений, несло с собою известные элементы стабильности, организованности,
безопасности и выполняло тем самым определенную культурно-цивилизаторскую функцию.
При этом следует отметить, что центральная власть в России в своей политике и законодательстве
в определенной мере стремилась учитывать этнические, исторические, религиозные,
социокультурные и иные особенности в отдельных составных частях большой и многоликой
страны. Так, хотя конфессиональный момент определял некоторые стороны правового положения
подданных (преимущества православного населения, ограничения для лиц иудейского
вероисповедания и т. д.), однако в стране соблюдался (с теми или, si
Глава 2. Преодоление тоталитаризма: путь России к праву 355
иными ограничениями) принцип свободы совести. Относительно свободно развивалась
религиозная жизнь представителей армянской и грузинской церквей, мусульман, караимов,
лютеран, католиков, буддистов. Это предотвращало сепаратистские движения на религиозной
почве.
Для сохранения единого геополитического пространства использовались различные формы
автономии для тех или иных частей империи (примеры Финляндии и отчасти Польши).
Применительно к кочевым и сибирским народам применялась своеобразная форма косвенного
управления (под наблюдением русской администрации туземные органы власти опирались на
традиции своих народов и т. д.). На территории Российской империи сложился относительный
плюрализм законов. Наряду с русским законодательством действовали и иные системы права:
шариат, грузинское право, армянское право, собственные национальные системы права в русской
Польше, Финляндии, Бессарабии, обычное право кочевых и сибирских народов и т. д.
РСФСР, а затем и СССР (с 1922 г.), пришедшие на смену Российской империи как "тюрьмы
народов" (по характеристике А.И. Герцена, М.А. Бакунина, а потом и большевиков), во многом
предстали в реальной действительности в виде новой исторической разновидности "империи" с
партийно-политической структурой управления всеми народами бывшей царской России — на
базе насильственных средств, методов и норм партийно-коммунистической диктатуры
пролетариата.
Господство в России на протяжении многих столетий деспотической системы власти, бесправное
положение подавляющего большинства населения, отсутствие гарантий прав и свобод личности,
преимущественная ориентация на принудительно-силовые методы и приемы во внутренней и
внешней политике, утверждение бюрократически-централизованной системы управления страной
и подавления всякого инакомыслия предопределили консерватизм и застойный характер
процессов экономической, политической и правовой жизни страны.
Необходимость преодоления этой отсталости страны (производственной, технической, научной,
военной, общекультурной, социально-экономической, административно-управленческой,
государственно-правовой и т. д.) со времен Петра I была осознана как одна из важнейших
стратегических задач российской государственности. Речь при этом (как во времена Петра, так и в
дальнейшем) шла об отставании России от уровня развития передовых стран Западной Европы
(прежде всего — Голландии, Англии, Франции, Германии). Такой европейский критерий для
оценки положения дел в России и выбора надлежащих ориентиров для российских реформ и
преобразований диктовался не только естественными интересами страны на европейском
континенте и высоким (по существу — ми-
356 Раздел IV. Проблемы постсоциалистического права и государства
ровым) уровнем европейских достижений в развитии общечеловеческой цивилизации, но в
конечном счете тем обстоятельством, что русское государство по исходной территории и
этническому составу было европейским государством, — правда, восточноевропейским, а не
западноевропейским. На формирование европейской природы русского государства
существенное воздействие оказало и христианство, которое со времен его принятия в 988 г. в
Киевской Руси при князе Владимире играло роль государственной религии.
И на всех последующих этапах развития российского государства (в период Московского царства
со столицей в Москве и Российской империи со столицей в Петербурге) — в условиях расширения
территории и этнического состава российской государственности и превращения России в
евразийскую державу (по своей территории и этническому составу) — исторически продолжалась
и подчеркивалась неразрывная связь Российского государства с Киевской Русью как началом и
корнем русского государства и российской государственности.
Так, ко времени освобождения Руси от татаро-монгольского ига, возвышения Москвы,
политического объединения Руси, становления и укрепления централизованного русского
государства одним из важных положений складывающейся официальной государственной
идеологии является идея неразрывности истории Киевской Руси и Московского государства как
основа легитимации притязаний русских правителей на царскую корону (путем возведения
генеалогии московских князей к великим киевским князьям, а через них — к римскому
императору Августу, "царю Вселенной"), возвышения Московского царства как единого оплота
всего православного христианства, а Москвы как "третьего Рима" (после древнего Рима и
Константинополя).
В это время стали довольно отчетливо проявляться и особенности взаимоотношений
православной церкви с государством в России — в отличие от другого типа отношений между
церковью и государством в Западной Европе. В вопросе об отношениях между светской и
духовной властью, между царем и церковью доминирующие позиции во все большей мере
занимают представления о божественном избранничестве царя, первенстве и верховенстве
царской власти. Согласно официальной идеологии того времени, православная церковь — одно из
учреждений государства (хотя и важнейшее), а "симфония" властей означает подчинение
духовной власти светской. Здесь отчетливо проявляется влияние духовных и политических
традиций Византии, где "согласие и единомыслие" светской и духовной властей, их "симфония"
фактически означали подчинение церкви и духовной жизни произволу самодержавной власти и
сопровождались обожествлением императора.
Глава 2. Преодоление тоталитаризма: путь России к праву 357
В России (как и в Византии) отсутствовали условия и традиции того сложившегося в Западной
Европе (во многом — благодаря римско-католической церкви, ее учению, наднациональному
статусу и автономной жизнестойкой организации) типа взаимоотношений между церковью и
государством, который представлял собой по существу разделение духовной и светской властей
в обществе и государстве и создал необходимые предпосылки для ограничения власти государства
и признания прав и свобод людей, для становления идей, концепций, норм и процедур
западноевропейской политической и правовой культуры.
В истории российской государственности (особенно отчетливо — после татаро-монгольского ига
и становления Московского царства) соотношение трех основных компонентов
государственности (населения, территории и власти) складывалось в пользу власти и
территории, в ущерб и за счет интересов населения. Чем дальше, тем больше такое положение
дел расходилось с ситуацией, складывавшейся в государствах Западной Европы, где права,
свободы и интересы населения в целом, сословий и индивидов в процессе перехода от
раннефеодальных отношений к обществу и государству Нового времени во все большей мере
получали официальное признание и законодательное закрепление и становились существенным
ограничителем как власти верховного правителя, так и государственной власти в целом (в ее
соотношении с обществом и подданными). Именно в этом русле в странах Западной Европы
развивался процесс становления капитализма, утверждения принципов прав и свобод человека и
гражданина, формирования начал буржуазного гражданского общества и правового государства.
В России же бесправное положение представителей всех слоев населения, включая дворянство,
"общее крепостное состояние сословий" (по словам выдающегося русского юриста XIX в. Б.И.
Чичерина) продолжалось вплоть до II половины XVIII в. Впервые в политико-правовой истории
России император Петр III своим указом от 18 февраля 1762 г. о дворянской вольности освободил
дворян от обязательной государственной службы. Вслед за этим Екатерина II в 70—80-х годах
XVIII в. признала за дворянами некоторые другие гражданские права и свободы, включая право
частной собственности. Потребовалось еще сто лет, чтобы от крепостной зависимости была (при
Александре II в 1861 г.) освобождена основная часть российского населения — крестьянство.
Причем освобождение это произошло без наделения крестьян землей (вместо этого действовала
система общинного владения землей — с большой зависимостью отдельного крестьянина от
общины).
Ключевой для России земельный вопрос не был решен ни при царе, ни при большевиках и до сих
пор (при формальном провозглашении права частной собственности на землю) остается одной из
важнейших и трудноразрешаемых задач всего процесса совре-
358 Раздел IV. Проблемы постсоциалистического права и государства
менных социально-экономических и политико-правовых преобразований в стране.
Это бесправие населения сочеталось с традиционным в России нигилистическим отношением к
правам и свободам личности, к правовым ценностям и к праву вообще. К.Д. Кавелин в 40-х годах
XIX в. одним из первых заметил, что в российской истории личность постоянно заслонялась
семьей, общиной, государством. Б.А. Кистяковский в своей статье "В защиту права" (1909 г.), в
частности, писал: "Притупленность правосознания русской интеллигенции и отсутствие интереса
к правовым идеям являются результатом застарелого зла — отсутствия какого бы то ни было
правового порядка в повседневной жизни русского народа"
1
.
Правовой нигилизм имел весьма широкое распространение, и даже такой критик царизма, как
А.И. Герцен, трактовал отсутствие начал права в русской общественной жизни как нечто
положительное, как некое преимущество России перед Западом в движении к будущему
справедливому строю.
Славянофилы и вовсе отрицали саму постановку вопроса о правовых гарантиях свободы личности
против произвола властей. "Гарантия ненужна! Гарантия есть зло", — утверждал К.С. Аксаков
2
.
Пародируя правовой нигилизм К.С. Аксакова и других славянофилов, русский поэт-юморист XIX
в. Б.И. Алмазов писал:
"По причинам органическим
Мы совсем не снабжены
Здравым смыслом юридическим,
Сим исчадьем сатаны.
Широки натуры русские,
Нашей правды идеал
Не влезает в формы узкие
Юридических начал".
В дальнейшем, в условиях диктатуры пролетариата, на смену этому дореволюционному
правовому нигилизму пришел не просто очередной, усиленный вариант правового нигилизма, а
нечто качественно новое — коммунистическая аннигиляция права.
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что становление России в качестве огромной евразийской
державы в результате многовековой борьбы против азиатских завоевателей и освобождения от
татаро-монгольского ига было, скорее, процессом не азиатизации российского государства, а
соответствующей европеизации и цивилизации новых азиатских этносов и территорий в составе
России. Весьма показательно в этом плане, что в своей исторической эволюции российское
государство ориентировалось не на азиатские
1
Кистяковский Б.А. В защиту права // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1990. С. 106.
2
LСм. там же. С. 107.
Глава 2. Преодоление тоталитаризма: путь России к. праву 359
формы правления, а так или иначе продвигалось по пути преодоления своего отставания от
Западной Европы. Собственно решению этой фундаментальной задачи и были посвящены все
основные российские преобразования со времен петровских реформ.
Сами петровские реформы в традициях российской государственности игнорировали интересы
подданных и населения в целом, были прежде всего направлены на использование
западноевропейских достижений для модернизации военно-промышленных и административно-
управленческих сфер жизни страны.
Четко обозначенные реформами Петра I европейские ориентиры и цели преобразования России
встретили большое сопротивление различных консервативных сил (из разных слоев общества),
отстаивавших самобытность страны и отвергавших ее европеизацию. В дальнейшем
противостояние этих двух начал, дошедшее до наших дней и современных преобразований,
оформилось в виде борьбы славянофилов и западников.
Для западников в целом были характерны ориентиры на западноевропейские духовные и
политико-правовые ценности и соответствующие институты европейской общественной и
государственной жизни, включая идеи и институты гражданского общества, конституционализма,
признания прав и свобод представителей всех сословий.
В противоположность западникам славянофилы отстаивали особый, самобытный путь России,
восхваляли "общинное начало" в русской жизни, выступали против усвоения и применения в
России достижений западного экономического, политического и правового опыта. Будучи
сторонниками самодержавия, они отрицали необходимость прогрессивных преобразований
общественного и государственного строя в России.
До сих пор в России сильно противостояние западного и восточного (славянофильского) начал в
общественной и политической мысли и жизни. И до сих пор актуальными остаются поиски
надлежащего, практически значимого (в сфере экономики, политики, общественной и
государственной жизни) синтеза российской "самобытности" и западных достижений,
включая сферу проблем общественного и государственного устройства, прав и свобод человека и
гражданина, политико-правовой культуры и т. д.
Своеобразное сочетание этих двух противоборствующих начал (модернизаторски-западнического
и охранительно-славянофильского) по существу характерно и для проводившихся в России
крупных реформ на протяжении XVIII—XX вв.
С одной стороны, жизненные потребности страны требовали европейской модернизации и
российские реформаторы осознавали необходимость назревших изменений. С другой стороны,
европейские ориентиры проводимых реформ требовали глубоких, всесторонних и
последовательных, словом — буржуазных, преобразсва-
360 Раздел IV. Проблемы постсоциалистического права и государства
ний всего общественного и государственного строя, т. е. того, что подрывало основы
самодержавия и выходило далеко за рамки реформаторского потенциала и преобразовательных
целей российской правящей верхушки. Ведь именно эта правящая верхушка была основным
автором и проводником российских реформ. Общество же по сути было объектом, а не субъектом
реформ, и его интересы учитывались лишь постольку, поскольку соответствовали интересам,
целям и устремлениям правящей власти и сохранению российского самодержавия.
С этим связаны и присущие российским реформам половинчатость, внутренняя противоречивость,
непоследовательность. Зачастую замыслы и проекты российских реформ оставались на бумаге,
нередко заявленные реформы осуществлялись лишь частично, свертывались, не доводились до
конца. За крупными прогрессивными реформами нередко следовали контрреформы, в ходе
которых позитивные итоги проведенных реформ во многом сводились на нет, а реформаторские
"дары" от власти населению и обществу отбирались обратно. Но полностью загнать развитие
страны в дореформенное русло, как правило, не удавалось, и через определенное время
неудовлетворенные потребности вновь порождали необходимость продолжения реформ, но уже с
несколько более высокой, чем ранее, исходной ступени.
В XX век Россия вошла как абсолютная монархия. Законодательная власть, как и исполнительная,
находилась в руках царя. Жизненные потребности общества требовали модернизации
сложившейся государственной системы, ограничения полномочий монарха, формирования
представительных органов власти.