
Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть 
над  ним  командира...  похожего...  на  огромного  идола;  ...гигант-командир,  в 
пароходной  форме,  появился  на  своих  мостках  и,  как  милостивый  языческий  бог, 
приветственно  помотал  рукой  пассажирам;  Но  тут  зычно,  точно  в  языческом 
храме, загудел по всему дому второй гонг; ...надо всем кораблем восседал его грузный 
водитель, похожий на языческого идола. 
На  основе  повторов  в  тексте  возникают  образные  параллели «капитан — 
языческий  идол», «пассажиры — идолопоклонники», «отель (ресторан) — храм». 
Современная  эпоха  изображается  Буниным  как  господство  нового «язычества» — 
одержимость пустыми и суетными страстями и порабощенность, «возвращение» к [249] 
«немощным и бедным вещественным началам» (Ап. Павел.  Послание к Галатам 4:9)
1
. 
Именно  поэтому  такое  большое  место  в  рассказе  занимают  развернутые  описания 
занятий пассажиров «Атлантиды»,  в  которых актуализируется  сема «порок»: это  мир, 
где  царят  сластолюбие,  чревоугодие,  страсть  к  роскоши,  гордыня  и  тщеславие. 
«Мертвенно-чистыми»  оказываются  в  нем  музеи, «холодными» — церкви,  в  которых 
только «огромная пустота, молчание, тихие огоньки семисвечника»; храмом становится 
ресторан, а любовь заменяется игрой в нее. 
Лжи  и  фальши  современной  цивилизации,  погружающейся «во  тьму», 
противопоставляется  естественность  абруццских  горцев,  слитых  с  миром  природы  и 
связанных  в  тексте  с  образом  света:  Шли  они — и  целая  страна,  радостная, 
прекрасная,  солнечная,  простиралась  под  ними:  и  каменистые  горбы  острова, 
который  почти  весь  лежал  у  их  ног,  и  та  сказочная  синева,  в  которой  плавал  он,  и 
сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем... 
Однако образы двух горцев, радостных, наивных и смиренных сердцем, связаны 
скорее  с  прошлым,  что  подчеркивается  деталями,  указывающими  на  древность  их 
одежды  и  инструментов:  У  одного  под  кожаным  плащом  была  волынка,  —  большой 
козий мех с двумя дудками, у другого — нечто вроде деревянной цевницы... 
Современную  же  технократическую  цивилизацию  символизирует 
«многоярусный, многотрубный» корабль, пытающийся одолеть «мрак, океан и вьюгу» 
и оказывающийся во власти Дьявола. Характерно, что само название корабля повторяет 
название  затонувшего  когда-то  острова  и  погибшей  при  этом  цивилизации.  Мотив 
обреченности «Атлантиды»,  ее  возможной  гибели  и  разрушения  связан  в  тексте,  с 
одной  стороны,  с  образами,  варьирующими  тему  смерти:  «бешеной  вьюги, 
проносившейся,  как  погребальная  месса», «траурными  горами  океана», «смертной 
тоски» сирены, а с другой — с образами Апокалипсиса. Не случайно только в издании 
1953  г.  И.А.  Бунин  снял  эпиграф  из  Апокалипсиса  («Горе  тебе,  Вавилон,  город 
крепкий!»),  предварявший  во  всех  прежних  редакциях  текст  рассказа.  Источник 
эпиграфа — рефрен  плача «царей  земных»,  купцов  и  моряков  о  Вавилоне. 
«Вавилонской  блуднице»  в  Апокалипсисе  вменяется  в  вину,  что «славилась  она  и 
роскошествовала», за что ей воздается столько же «мучений и горестей»: «...придут на 
нее казни, смерть и плач, и голод, и будет сожжена огнем» (Апокалипсис, 18:8). Таким 
образом, рассказ И.А.Бунина «Господин из Сан-Франциско» содержит предосте-[250]-
режение  и  пророчество  о  страшных  потрясениях,  о  суде  над  бездуховностью, 
внутренней  несостоятельностью  и  ложью  Нового  Вавилона,  о  его  разрушении  и 
грядущей гибели. В сильную позицию текста вынесены три ключевые для текста слова: 
мрак,  океан,  вьюга,  —  завершающие  рассказ  и  отсылающие  к  этим  же  лексическим 
единицам  в  первой  его  композиционной  части. «Смерть,  непознанная,  непознаваемая 
природа  и  ужасная,  вышедшая  из-под  воли  цивилизация, — вот  те  страшные  силы, 
                                                           
1
 Ср. со следующей записью в дневнике И.А. Бунина (от 12 (25) января 1922 г.): «Христианство погибло, 
и  язычество  восстановилось  уже  давным-давно,  с  Возрождения.  И  снова  мир  погибнет...»  (Бунин  И. 
Лишь слову жизнь дана. — М, 1990. – С. 133). [250]