
акустические  характеристики,  как  прерванность  и  резкость,  определяет  общую 
трагически  напряженную  тональность  восьмистишия.  Глубокие  звуковые  повторы, 
составляющие  своеобразную  внутреннюю  рифму  первой  и  предпоследней  строк (ср.: 
Река  времен  в  своем  стремленьи  —  То  вечности  жерлом  пожрется),  выделяют  два 
ключевых, [13] предельно обобщенных образа текста — образы времени и вечности — 
и  обнажают  внутреннюю  форму  слов  время (от *vertmen — «движение,  вращение») и 
жерло
1
,  причем  в  строке  То  вечности  жерлом  пожрется  восстанавливаются  и 
генетические  связи  исторически  родственных  и  контактных  в  строке  слов  жерло  и 
пожрется. На основе преображенного повтора ударных гласных сближаются третья и 
предпоследняя строки: последовательность ударных гласных в них (о — о—э//э—о—о) 
представляет  собой  своеобразную  систему  отражений,  мотивированную 
содержательно.  Соотнесенность  этих  строк  в  звуковом  отношении  связывает  частные 
образы  пропасти  и  жерла,  обладающие  общими  смысловыми  компонентами.  Слова, 
объединенные звуковыми повторами, сближаются семантически, в результате в тексте 
усиливается значимость образов движения и гибели, подчеркивается течение времени и 
линейное  развитие  истории.  И  время,  и  история  в  стихотворении  Державина  имеют 
конец  и  не  предполагают  ни  торжества  прогресса,  ни  установления  гармонии: 
включенные  в  восьмистишие  слова  уносит,  топит,  пожрется,  забвенье,  пропасть  и 
жерло  содержат  взаимодействующие  в  тексте  семантические  компоненты «гибель», 
«утрата», «конец», «небытие». Распространенность этих признаков на «все дела людей» 
подчеркивается  как  использованием  обобщающего  местоимения  и  форм 
множественного  числа  существительных,  так  и  употреблением  в  первом 
четверостишии  глагольных  форм  настоящего  постоянного,  создающего  эффект 
непреложности сообщаемого. 
Во втором четверостишии время, теряя направленность движения, «раздвигается» 
в бесконечность. Для образного строя текста значима при этом мотивированная смена 
видовых  характеристик  глаголов.  В  первом  четверостишии  используются  глаголы 
несовершенного  вида,  обозначающие  длительность  процесса  и  повторяемость 
неумолимых  законов  истории,  продолжающих  действовать,  пока  течет  земное  время. 
Во  втором  четверостишии  совершенный  вид  с  присущей  ему  семантикой  предела 
ограничивает  этот  процесс  и  служит  своеобразной  грамматической  метафорой  конца 
мировой истории. 
Образ  времени  сопоставляется  с  образом  вечности,  а  план  настоящего 
постоянного  сменяется  планом  будущего  (То  вечности  жерлом  пожрется).  Если  в 
бытовом языковом сознании вечность обычно сводится к временной длительности, не 
имеющей  ни  начала, ни  конца, то  Державин, говоря  о вечности,  избегает конкретных 
временных  характеристик  и измерений. С  одной  стороны, вечность  у него динамична 
(пожрется),  с  другой,  в  соответ-[14]-ствии  с  поэтической  традицией XVIII в.,  она 
сближается с Хаосом (в переводе с др.-греч. «зев, зияние», «отверстое пространство»), 
который для античных философов и поэтов и воплощался в образе бездны. 
Непостижимость  вечности  в  стихотворении  Державина  находит  отражение  в 
отказе  от  ее  развернутой  образной  характеристики.  Если  образ  истории (времени) 
строится на основе цепочки тесно связанных друг с другом метафор и детализируется 
(время — река  с  бурным  течением,  несущаяся  к «пропасти  забвенья»),  то  вечность  в 
тексте имеет только один образный признак — всё пожирающее жерло. Этот сложный 
синкретичный  образ  восходит  к  нескольким  источникам.  Слово  жерло,  по  В.Далю, 
имеет  ряд  значений, важнейшими  из которых  являются: 1) «отверстие  вроде  провала, 
раструба;  отверстие  до  самой  глубины...»  и 2) «горло».  Выступая  в  этих  значениях, 
слово жерло соотносится с традиционными для русской поэзии XVIII в. образами зева, 
челюстей, гортани (в значении «горло», «зев»), которые служили перифрастическими 
                                                           
1
 «Жерло... от той же  основы, что  жрать, горло. Жерло буквально — "глотка, пасть"» (Шанский  Н.М., 
Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка. — М., 1994. – С. 87). [14]