Путилова Е.О. Детская литература

Подождите немного. Документ загружается.

111

сал и опубликовал, затем появился очерк Ричарда Стиля, Селькирк стал

входить в моду, его приглашали в различные дома, чтобы поглядеть на не-

го и послушать. Встретился с ним и Даниель Дефо. Его история захватила

воображение писателя.

Началась она в 1676 году, когда в шотландском местечке Ларго в се-

мье башмачника Джона Селькирка родился седьмой сын. Окрестили его

Александром. Как и старшие братья, Александр должен был стать баш-

мачником, но сам-то жаждал другого. Едва дождавшись восемнадцати лет,

он покинул родной дом и пустился в плаванье, нанявшись матросом на

первый попавшийся корабль. Плаванье не было счастливым: на судно на-

пали французские пираты, экипаж был захвачен и продан в рабство. Одна-

ко вскоре Селькирк и сам стал пиратом, а когда вернулся домой, всё мес-

течко не переставало дивиться на серьгу в ухе, на перстни и толстый ко-

шель, который он неизменно широко открывал в харчевне «Красный лев».

Ему было двадцать семь, когда он вновь записался на судно. Это был один

из двух кораблей, снаряжаемых знаменитым капитаном Вильямом Дампь-

ером. Они отправлялись в Вест-Индию за золотом. Вильям Дампьр был

воплощением авантюрного духа своего времени – эпохи великих геогра-

фических открытий. Он был бесстрашным мореходом и воином, учёным-

натуралистом и корсаром. Селькирк был назначен боцманом на галеру

«Сэнк Пор». Во время плавания он не поладил с капитаном галеры. Что

там произошло, теперь уже никто не узнает. Известно только, что в судо-

вом журнале появилась запись: «Александр Селькирк списан с судна по

собственному желанию». Списан он был на необитаемый остров Мас а

Тьерра (архипелаг Хуан Фернандес) – в шестистах километрах от запад-

ного побережья Чили. Ему дали запас пороха и патронов, необходимую

одежду и кое-какие инструменты. Он остался один посреди океана с наде-

ждой, что вскоре какое-нибудь судно зайдёт на остров за пресной водой.

Ждать этой счастливой минуты ему пришлось более четырёх лет – 1580

дней. И когда 31 января 1709 года Вудс Роджерс, сподвижник Дампьра,

112

действительно пристал к берегу, он обнаружил человека в звериных шку-

рах, с диким взглядом, потерявшего дар речи... Роджерс совершал круго-

светное путешествие. Длилось оно ещё два года и девять месяцев. За это

время к Селькирку, вернулись память и речь, он постепенно пересказал

спутникам свою одиссею и оказался полезен на корабле. Когда 14 октября

1711 года, он, наконец, достиг родных берегов и на землю сошёл уже ка-

питаном «Инкриза». Тут же возникла мода на него как на человека необы-

чайной судьбы, однако же быстро прошла, т.к. был он мрачен, нелюдим и

вскоре опять ушёл в плаванье. Умер Селькирк от тропической лихорадки в

1720 году где-то у берегов Африки... Маловероятно, что он прочитал ро-

ман Даниеля Дефо, первое издание которого вышло 25 апреля 1719 года,

хотя теоретически это возможно. И уж совершенно неизвестно, как бы он к

нему отнёсся. Впрочем, это неважно. Важно, что роман Дефо вызвал на-

стоящий фурор, и тень его славы коснулась и Селькирка: в 1885 году в го-

родке Ларго, в нише его родного дома был ему установлен памятник. Ост-

ров Мас а Тьерра переименован в остров Робинзона Крузо, а на вершине

Эль-Юнке, откуда Селькирк всматривался в морскую даль, установлена

мемориальная доска. За соседним островком официально закреплено на-

звание острова Александра Селькирка.

Любопытно, что Дефо описал в книге совсем другой остров – распо-

ложенный в Атлантическом океане, а не в Тихом, неподалёку от устья реки

Ориноко. Остров назывался Тобаго. Дефо выбрал это место, потому что в

литературе он был описан и, следовательно, его можно было изобразить

вполне достоверно. Ныне остров гордится «пещерой Робинзона»... Дефо

дал своему герою другое имя – в честь давнего школьного приятеля Тимо-

ти Крузо. К тому же, обитает на острове Робинзон целых двадцать восемь

лет!

Как это ни странно, но и это изменение сделано писателем во имя

правды. Реальный человек, с которым он беседовал, не выдержал, ослабел

и духом и телом за четыре года. Герой романа не только не отчаялся и не

113

потерял рассудка, но, напротив, окреп душою, утвердился в вере, очистил-

ся от пороков, цивилизовал дикий остров и полудиких людей... И всё это

Дефо считал историей куда более правдивой, чем та, которую пережил

Селькирк. Как же такое может быть? На самом деле, именно так и должно

было быть, если роман создавался в начале XVIII столетия.

* * *

XVIII век – эпоха Просвещения. Она была овеяна глубочайшей верой

во всемогущество человеческого разума, в способность человека изжить

свои пороки, если только он их осознает. В эпоху Просвещения зародилась

вера в могучую животворную силу Природы, её оздоровляющее влияние

на человеческую личность.

Окончательно эта идея сформируется позже, в творчестве великого

французского просветителя Жан-Жака Руссо (1712 – 1778). Во всех своих

произведениях он будет выступать врагом современного общества, раз-

вращающего человека: эгоизм, корыстолюбие, тщеславие, праздность,

страсть к изощрённым наслаждениям – всё это, по Руссо, плоды цивилиза-

ции. В старину патриархальный селянин, человек «естественный», не ве-

дал ни о чём подобном. Бороться с упадком нравов, считает Руссо, можно

лишь одним способом: вернуть человека, «блудного сына природы», его

матери. Эти идеи Руссо сформулирует в педагогическом сочинении

«Эмиль, или О воспитании» только в 1762 году – через сорок три года

после опубликования «Робинзона Крузо»! Неудивительно, что Руссо чрез-

вычайно высоко оценил роман. «Эта книга – писал он, – будет первою,

которую я дам своему Эмилю с тем, чтобы она в течение нескольких лет

составляла всю его библиотеку, а потом сделалась бы главным украшени-

ем и более обширного собрания книг».

У Дефо о «естественном человеке» не рассуждают, он рождается у

нас на глазах! Читатель с лихорадочным вниманием следит за этим про-

цессом. Собственно говоря, в этом и состоит величайшее мастерство Дефо-

романиста, что трудный путь перерождения личности он превращает в

114

приключенческий роман. В нём есть морские штормы, кораблекрушения,

невольничьи рынки, в нём развевается чёрный пиратский «роджер» и раз-

даётся хруст костей на зубах людоедов. А если разобраться, то всё это

происходит ради того, чтобы один-единственный человек понял, как

дÓлжно жить и как не дÓлжно.

Начинается роман с наставлений, которые папенька даёт юному Ро-

бинзону. Он буквально поёт гимн среднему сословию, которое имеет воз-

можность спокойно спать по ночам, т.к. может не думать ни о том, где

достать назавтра кусок хлеба, ни о том, как сохранить имеющиеся излиш-

ки. Завершая пространную свою проповедь, отец добавляет:

«Я никогда не перестану молиться за тебя, сын мой, но знаю наперёд, что

Господь не благословит тебя, если и ты тоже не послушаешься моих сове-

тов, и что тебе впоследствии придётся горько раскаиваться в этом».

Отец Робинзона как бы предопределяет всё дальнейшее развитие сю-

жета. Строится он на взаимоотношениях героя с Богом. Причём Бог пред-

стаёт в романе в протестантском понимании и очень напоминает классного

наставника, использующего методику кнута и пряника.

Дав отцу слово сидеть дома, восемнадцатилетний Робинзон, «сам не

зная зачем», отправился в портовый город Гулль и взошёл на корабль,

идущий в Лондон, так и не получив согласия родителей и «не испросив

благословения Божия». Естественно, что не успел корабль выйти из Гулля,

как Господь взялся за кнут: поднялся сильный ветер. Этот ветер и морская

болезнь были всего лишь первыми предостережениями Робинзону. И он

понял это, и дал торжественный обет, что если Господу угодно будет спа-

сти его, то уж никогда он не ступит на палубу корабля. Молитвы его были

услышаны, теперь в дело идёт пряник: буря стихает. Однако как только ве-

тер улёгся, испарилось и раскаяние. Робинзон впадает в новый грех – пус-

кается бражничать с матросами.

«В пунше я топил своё раскаяние, своё сожаление о родительском доме и

все свои прекрасные намерения относительно будущего».

Семь дней длилось плавание, но когда корабль приблизился к Ярмуту,

вдруг налетела такая буря, что даже на лицах старых просолённых моряков

115

отражался ужас. Робинзон же попросту лишился чувств. Корабль начал

погружаться в пучину. Это было уже ясное свидетельство гнева господне-

го на клятвопреступника. Капитан погибшего судна, узнав его историю,

восклицает: «Господи, что я сделал?!.. Чем заслужил я позор иметь на

борту своего корабля такого негодяя?» А затем добавляет: «Вообще, мо-

лодой человек, будьте уверены, что если вы не возвратитесь к отцу, то

где бы вы ни были, вы не встретите ничего, кроме невзгод и бедствий, и

над вами исполнится предсказание вашего отца». Так всё и происходит. И

встреча с пиратами, и плен, и продажа в рабство, и бегство из него, и мир-

ные дни на табачной плантации в Бразилии – всё это продолжение диалога

Робинзона с Богом. Как только герой проявляет добрые качества души,

ему свыше немедленно подаётся знак поощрения, но стоит ему сделать

шаг в противоположном направлении, как его настигает возмездие. Госпо-

ду Богу было за что награждать сына своего: дитя времени, он был энерги-

чен, предприимчив, он чувствовал себя творцом своей судьбы. А время

было азартное: отчаянная погоня за богатством, риск, головокружительные

прожекты. Разбогатеть – сказочно разбогатеть! Сразу и сейчас! – вот был

девиз времени и Робинзона. И тут уж предприимчивость обращается в

алчность. Каждого человека, природу он оценивает лишь как предмет ис-

пользования (его плантация, история с мальчиком Ксури!). Практицизм

становится его страстью. В свои восемнадцать, потом двадцать лет этот

странный юноша ни разу ни в кого и ни во что не влюбился, кроме золота

и моря, которое грозило опасностями, но и сулило несметные сокровища.

Робинзон слышал, но не внимал голосу Небесного наставника. И путь его

был путём деградации, нравственного нисхождения. Наказания ужесточа-

лись. Последнее, роковое кораблекрушение было карой за намерение за-

няться работорговлей.

И вот теперь, оставшись единственным живым человеком на много-

много морских миль вокруг, Робинзон Крузо начинает путь возрождения.

Он растянется на двадцать восемь лет. Нелегко искупить все грехи, очи-

116

ститься душою и в горниле страданий как бы заново родиться. Но видно,

Господь заронил в него такие семена, которые должны были дать всходы

только на этой горячей и влажной субтропической почве, вдали от людей,

вдали от обжитого и удобного мира. Здесь в полной мере проявились и его

трудолюбие, и настойчивость, и целеустремлённость. Но главное то, что

здесь, наедине с природой, он превращается в «естественного человека»,

для которого ложные ценности цивилизации утрачивают всякий смысл.

«...У меня было немного денег, серебра и золота, всего около тридцати шес-

ти фунтов стерлингов. Увы, они лежали как жалкий, ни на что не годный

хлам: мне было некуда их тратить. С радостью отдал бы я пригоршню этого

металла за десяток трубок для табака или ручную мельницу, чтобы разма-

лывать своё зерно! Да что я – я отдал бы все эти деньги за шестипенсовую

пачку семян репы и моркови, за горсточку гороха и бобов или за бутылку

чернил! Эти деньги не давали мне ни выгод, ни удовольствия. Так и лежали

они у меня в шкафу и в дождливую погоду плесневели от сырости моей пе-

щеры. И будь у меня полон шкаф бриллиантов, они точно так же не имели

бы для меня никакой цены, потому что были бы совершенно не нужны мне».

Никакой цены! А ведь совсем недавно деньги были для него абсолют-

ной ценностью, ради которой он забыл и родной дом, и слёзы матери, и го-

ре отца, и все свои клятвы, и Бога! А тут цена тридцати шести фунтов

сперва падает до десяти трубок табаку, потом до шести пенсов, а затем

шкаф бриллиантов превращается в ничто!

Три великие силы потрудились над душой Робинзона, очищая, со-

скребая с неё коросту буржуазности: Бог, природа и одиночество. Благо-

даря им, его неуёмная энергия нашла выход, его природное трудолюбие

преумножилось, его мужество и упорство закалились. Замечательно, что

труд для Робинзона из тяжкой повинности превращается в творческий

процесс, которому он предаётся с упоением. Для того, чтоб сделать полку

или табуретку, нужно применить всю свою смекалку и изобретательность.

А зонтик! А глиняные обожжённые горшки! Он не работает – он изобрета-

ет, творит, священнодействует. Он наслаждается. Табуретка превращается

в поэму. И ребёнок, читая страницы, посвящённые сооружению крепости,

погребов, мебели, чувствует себя соучастником грандиозных преобразова-

ний необжитого мира. Поэзия человеческого жилья, его уюта и безопасно-

117

сти проникает в его сердце. Он идентифицирует себя с Героем, титаном,

устроителем земли, Прометеем. Сам же герой отлично понимает, что про-

исходит с ним, как он меняется, как вырастает:

«Теперь только начал я понимать, насколько жизнь, которую я вёл на этом

острове, несмотря на все её невзгоды, была счастливее той предосудитель-

ной жизни, которой я раньше предавался. Мои горести и радости стали дру-

гими, желания и стремления мои тоже совершенно изменились, самые вкусы

получали другое направление; я начинал любить то, что прежде мне не нра-

вилось, и, наоборот. Стал презирать всё, что раньше любил».

В литературе о Дефо давно уже установилось мнение, что путь, прой-

денный героем, являет собою модель исторического пути человечества.

Сначала он занялся собирательством: щедрая природа, как в эпоху золо-

того века, дарила ему свои плоды. Но затем он возжаждал мяса и стал

охотником. Устав от охоты, перешёл к скотоводству. Он стал приручать

козлят, завёл себе стадо и уже не должен был сам, как дикий козёл, но-

ситься по кручам. Затем он перешёл к земледелию. Это было высшим бла-

годеянием Бога. Увидав несколько колосков ячменя, этот суровый человек

заплакал.

«Трудно описать мою радость при этом открытии. <…> Но когда я увидел

ячмень, ... я так был изумлён и восхищён, что мне сразу пришло в голову,

что Бог повелел произрасти этим нескольким зёрнам ячменя, брошенным

безо всякого внимания в землю, с единственной целью помочь мне поддер-

жать своё существование в этой жалкой пустыне».

Затем Робинзон встречается с Пятницей. Некоторые считают, что эта

встреча знаменует переход к следующей социальной формации – рабству.

Но дело-то в том, что до рабства существовал родовой строй. А его у Ро-

бинзона не было, если, разумеется, не согласиться с ним и не начать всерь-

ёз считать его семейством кошек с котятами, собаку и попугая. Нет, отно-

шения с Пятницей куда сложнее. Он-то, несчастный дикарь, именно в рабы

себя и предлагает своему спасителю, поставив его ногу себе на голову. Но

Робинзон всё-таки прибыл из Англии, где какая-никакая а конституцион-

ная монархия существовала и при всех своих издержках была самой про-

грессивной формой государственности в подлунном мире. Робинзон был

наслышан о природном равенстве людей и, хотя закоренелые предрассуд-

ки заставляли его смотреть на темнокожего дикаря как на создание низ-

118

шее, он не мог не видеть поразительных способностей, заложенных в нём.

Он вынужден признать, что Богу было угодно одарить его воспитанника

«теми же душевными качествами, тем же умом, той же привязанностью, тем

же пониманием добра и зла, теми же страстями, тем же сознанием обиды,

теми же чувствами признательности, преданности и верности, – словом,

всеми теми чувствами, которыми одарены мы...»

Занимаясь его религиозным воспитанием, Робинзон поражается глу-

бине философских вопросов, которые ставит Пятница. Познакомившись с

его родичами, Робинзон обнаруживает в них способность понимать и са-

мые современные социальные идеи.

Когда на острове появляются, наконец, посланцы цивилизованного

мира, они находят по-настоящему культурно возделанную землю, благоус-

троенный быт и едва ли не совершенные общественные отношения. При-

сваивая Робинзону Крузо звание губернатора острова, они поступают

только справедливо. Покидая свой остров, Робинзон оставляет отлаженное

общественное устройство, которое далее должно функцирнировать и раз-

виваться уже без его помощи.

То же произошло и с Дефо: закончив роман, он предоставил ему жить

самостоятельной жизнью. И жизнь эта была счастливой.

Возникла масса продолжений и подделок. По всему миру разбрелись

самые разнообразные и разностильные Робинзоны. Вначале книжные, за-

тем кинематографические. Большинство из них, правда, ничего не имеет

общего с замыслом Дефо...

И всё же можно порадоваться за судьбу этой удивительной книги: Ро-

бинзон сумел выстоять против бурь и штормов, против работорговцев, пи-

ратов и людоедов, против новейших литературных вкусов и пристрастий...

* * *

В России роман Дефо впервые был переведён Я.Трусовым с француз-

ского в 1762 году. Он вышел под названием «Жизнь и приключения Ро-

бинзона Крузо, природного англичанина, сочинение Д.Фое». Затем в 1785

году в журнале Н.И.Новикова «Детское чтение для сердца и ума» печа-

тались фрагменты романа в переводе с немецкого. Когда в 1819 году

119

С.Н.Глинка решил выпускать журнал «Новое детское чтение», то он от-

крывался сокращённым вариантом «Робинзона». Во всех многочисленных

переделках и переводах с языка на язык текст искажался до неузнаваемо-

сти. Только в 1839 году появился перевод П.А.Корсакова с английского

под названием «Новейший детский Робинзон». Но и он не отличался

точностью, и приключенческая его сторона сильна пострадала в угоду мо-

рализаторской. В.Г.Белинский негодовал по поводу того, текст великого

романа искажается с «нравственной целью», и весь его смысл сводится к

тому, как важно слушаться родителей. Известно, что Белинский сам хотел

заняться переделкой романа для детей, но так и не успел. Зато в школе

Льва Николаевича Толстого, по его просьбе, студент Сердобольский осу-

ществил эту работу, и его переделка, вышедшая впервые во втором номере

журнала «Ясная Поляна», затем неоднократно перепечатывалась под име-

нем Толстого. Точный и почти полный перевод был сделан в только начале

ХХ века переводчицами М.А.Шишмарёвой и З.Н.Журавской. Именно из

этого текста извлечены все цитаты для настоящей статьи. В конце 20-х го-

дов ХХ столетия пересказал «Робинзона» для детей К.И.Чуковский, и эта

редакция для русских маленьких читателей стала классической. Были в со-

ветское время и другие переработки романа, но из них, в противополож-

ность редакциям XIX века, был выхолощен весь религиозный смысл.

3.5. «ПУТЕШЕСТВИЯ ГУЛЛИВЕРА» ДЖ.СВИФТА.

В 1775 году в Москве, в университетской типографии у Николая Ива-

новича Новикова, известного русского просветителя и книгоиздателя, вы-

шла книга с довольно странным названием: «Капитана Самуилы Брунта

путешествие в Каклогалинию или Землю петухов, а оттуда в месяц».

Право, если б в заголовке не было указано, что это «Сочинение славного

аглинского писателя г. Д. Свифта», то догадаться о содержании книги

современному читателю было бы непросто. Всё дело в том, что переведена

книга Свифта была с немецкой переработки. За два года до того книгу пе-

120

ревёл Ерофей Коржавин с французского. Называлась она «Путешествий

Гулливеровых книга» и столь же мало походила на роман Свифта, как и её

немецкий вариант. Судьба переводных книг вообще нелегка, но произве-

дение Свифта, изобилующее огромным количеством не существующих ни

в одном языке слов, вызывало особые трудности. Переводчики стремились

найти аналоги им в родном языке, но попытки чаще всего кончались казу-

сами: о Земле петухов, в частности, Свифт всё-таки не писал... Да и сам

текст, объёмный и сложный, насыщенный философскими размышлениями

и фантастическими описаниями, вызывал у переводчика желание выска-

заться покороче и поопределённее. Так возникло множество обработок ро-

мана, которые стыдливо предназначались детям. В наше время наиболее

известными русскими адаптациями романа для маленьких стал вариант

Т.Габбе, а для среднего и старшего возраста – сокращённый перевод

Б.Энгельгардта – уже с английского. Лучшим полным переводом романа

считается перевод А.Франковского.

* * *

Автор «Гулливера», Джонатан Свифт, родился в 1667 году в Дубли-

не, куда суровая судьба занесла его отца, тоже Джонатана. Тот был одним

из сыновей англиканского священника, Томаса Свифта, который имел дер-

зость выступить против Оливера Кромвеля (1599 – 1658), вождя англий-

ской буржуазной революции ХVII века. Кромвель был последователен и

жесток. Он настоял на казни короля Карла I и установил в мае 1649 года

республику. Однако республика вовсе не стала реально осуществившейся

мечтой о свободе. С противниками Кромвель, установивший в 1653 году

так называемый протекторат (а на самом деле – настоящую диктатуру),

расправлялся быстро и решительно: дед будущего писателя был заключён

в тюрьму, имущество его было конфисковано, а тринадцать его детей раз-

брелись по городам и весям в поисках куска хлеба. Многих из них занесло

в Ирландию. Счастье не сопутствовало им: Джонатан Свифт, отец будуще-

го писателя, умер двадцати пяти лет от роду, оставив практически без вся-