ше красоты, чем в изящной фразе. Но каждой науке свойственна 
ее особая эстетика языка. Человеческие факты — по сути своей 
феномены слишком тонкие, многие из них ускользают от мате-
матического измерения. Чтобы хорошо их передать и благодаря 
этому хорошо понять (ибо можно ли до конца понять то, что не 
умеешь высказать?), требуется большая чуткость языка, точность 
оттенков в тоне... Между выражением реальностей мира физичес-
кого и выражением реальностей человеческого духа — контраст в 
целом такой же, как между работой фрезеровщика и работой ма-
стера, изготавливающего лютни: оба работают с точностью до мил-
лиметра, но фрезеровщик пользуется механическими измеритель-
ными инструментами, а музыкальный мастер руководствуется 
главным образом чувствительностью своего уха и пальцев. Ничего 
путного не получилось бы, если бы фрезеровщик прибегал к эм-
пирическому методу музыкального мастера, а тот пытался бы под-
ражать фрезеровщику. Но кто станет отрицать, что, подобно чут-
кости пальцев, есть чуткость слова?»
1
. «Настоящий... историк по-
хож на сказочного людоеда. Где пахнет человечиной, там, он зна-
ет, его ждет добыча»
2
. 
А теперь поставим вопрос, который с точки зрения науки прин-
ципиально важен: «Как формируются новые научные идеи, дела-
ются открытия в связи с ролью языка?» Вот что писал по этому 
поводу выдающийся французский физик XX в., один из осново-
положников квантовой механики Л. Бройль: «В силу своей стро-
гой дедуктивности математический язык позволяет детально опи-
сать уже полученные интеллектуальные ценности; но он не по-
зволяет получить что-либо новое. Итак, не чистые дедукции, а 
смелые индукции и оригинальные представления являются ис-
точниками великого прогресса науки. Лишь обычный язык, по-
скольку он более гибок, более богат оттенками и более емок, при 
всей своей относительной неточности по сравнению со строгим 
символическим языком, позволяет формулировать истинно новые 
идеи и оправдывать их введение путем наводящих соображений или 
аналогий»
3
. Выходит, что акт научного творчества, приводящий к 
открытию нового знания, совершается на уровне выдвижения но-
вой идеи на естественном языке, а формализованный язык при-
меняется для изложения результатов исследования. И научное от-
крытие и описание полученных результатов историк осуществля-
ет на одном и том же естественном языке, что свидетельствует о 
своеобразной гармонии. Но здесь необходимо внести одно уточне-
ние. Не все из упомянутых составных частей языка историка при-
1
 Блок
 М. Апология истории или ремесло историка/ пер. Е.М.Лысенко. — М., 
1986. - С. 18. 
2
 Там же. 
3
 Бройль
 Л. По тропам науки. — М., 1962. — С. 327. 
202 
частны в равной степени к получению историком нового научно-
го знания. Обнаружение исторических фактов связано с открыти-
ем новых источников. Однако развитие познания не сводится только 
к обнаружению новых фактов, меняется, уточняется, обогащает-
ся картина представлений о прошлом. Такое движение познания 
связано прежде всего с совершенствованием методов историче-
ского познания, теоретических его основ в целом. Новизна теоре-
тических подходов к изучению истории резюмируется в категори-
альном аппарате мышления. 
Научные исторические понятия в чисто количественном отно-
шении имеют значительно меньший удельный вес в языке исто-
рика, чем литературная разговорная речь его эпохи. Но это не 
самое важное. Более существенно то, что понятия не являются в 
такой степени, как литературный язык, продуктом органическо-
го развития. Их содержание — результат научного исследования, 
поэтому они обладают большей четкостью, причем речь может 
идти и о наборе признаков явлений, фиксируемых в определен-
ный мыслительный образ. В этом смысле исторические понятия 
отличаются большей строгостью содержания, чем лексика лите-
ратурного языка. Строгость эта — языковая, поэтому к содержа-
нию понятий не следует предъявлять больше требований, чем они 
могут удовлетворить по своей природе. Математическая точность 
не является критерием степени соответствия понятия действи-
тельности: такое соответствие никак не может быть выражено 
количественно. Четкий набор признаков, включаемых в определе-
ние понятия, также не решает проблемы его точности, поскольку 
определение — не обязательная форма существования понятий. 
Известно, что многие понятия не сформулированы в качестве 
определений. Это не является упущением историков, поскольку 
наталкивает на природу понятия: оно — не только слово, термин, 
но и обобщение признаков класса однопорядковых, т. е. повторя-
ющихся, явлений. Так как повторяемость в истории никогда не 
бывает буквальной, то и однопорядковые явления отличаются по 
набору признаков, причем не только количественно, но и каче-
ственно. Обычно за этим стоит степень развития того или иного 
явления в конкретных исторических условиях. Понятия «рабство», 
«полис», «феодализм», «община», «собственность» и т.д. являют-
ся обобщениями однопорядковых явлений. Однако хорошо извест-
но, что каждое из них обладало своими отличительными и порой 
очень существенными особенностями (признаками), которых не 
было в других случаях. Можно ли считать обязательным призна-
ком абсолютизма отсутствие органа сословного представительства? 
Очевидно, нет, хотя это было характерно для абсолютизма во 
Франции. Является ли феодальная иерархия необходимым усло-
вием феодальной собственности на землю в средние века? Тоже 
нет: в средневековых поземельных отношениях на Руси этого не 
203