ибо для наших глаз, омраченных и ослепленных предрассудками и традициями, ее
первое появление гораздо менее заметно и вероятно, чем многие заблуждения: так,
внешность многих великих людей незначительна и невзрачна на вид. И зачем они
попусту распространяются о новых мнениях, когда их собственное мнение, что
выслушивать следует лишь тех, кто им угоден, есть самое худшее из новшеств, —
главная причина возникновения столь обильных у нас ересей и расколов, а также
отсутствия истинного знания, не говоря уже о большей опасности подобного взгляда.
Ибо когда Господь потрясает государство сильными, но здоровыми потрясениями, с
целью всеобщей реформы, то, без сомнения, в это время многие сектаторы и лжеучители
находят обильнейшую жатву для соблазна.
Но еще несомненнее то, что Бог избирает для своего дела людей редких
способностей и необычайного рвения не только затем, чтобы они оглядывались назад и
пользовались уроками прошлого, но также и затем, чтобы они шли вперед по новым
путям к открытию истины. Ибо порядок, в котором Господь просвещает свою церковь,
таков, что Он раздает и распределяет свой свет постепенно, дабы наше земное зрение
могло вынести его наилучшим образом. Господь не определяет и не ограничивает Себя
также в том, где и откуда должен быть впервые услышан голос Его избранников; Он
смотрит не человеческими очами, избирает не человеческим избранием, дабы мы не
связывали себя определенными местами и собраниями и внешней профессией людей,
помещая свою веру то в старом доме собраний, то в Вестминстерской часовне; если нет
ясного убеждения и христианской любви, воспитанной на терпении, то всей веры и
религии, канонизированных там, недостаточно, чтобы исцелить малейшую рану совести,
чтобы наставить ничтожнейшего из христиан, который бы захотел жить по духу, а не по
букве человеческого долга, — недостаточно, несмотря на все раздающиеся там голоса,
хотя бы даже к этим голосам, для увеличения их числа, сам Генрих VII, окруженный
всеми своими вассальными мертвецами, присоединил голоса покойников.
И если люди, являющиеся руководителями ереси, заблуждаются, то разве не наша
леность, упрямство и неверие в правое дело мешают нам дружески беседовать с ними и
дружески расходиться, обсуждая и исследуя предмет перед свободной и многолюдной
аудиторией если не ради их, то ради нас самих. Всякий, вкусивший знания, скажет, сколь
великую пользу он получал от тех, кто, не довольствуясь старыми рецептами,
оказывались способными устанавливать и проводить в жизнь новые принципы. Если бы
даже эти люди были подобны пыли и праху от обуви нашей, то и в таком случае, пока
они годны для того, чтобы сделать доспех правды чистым и блестящим, ими не
следовало бы пренебрегать совершенно. Но если они принадлежат к числу тех, кого Бог,
по нужде этого времени, наделил особо чрезвычайными и обильными дарами, и в то же
время не принадлежат, быть может, ни к числу священников, ни к числу фарисеев, а мы,
в поспешной ревности, не делая между ними никакого различия, решаем заградить им
уста из боязни, как бы они не выступили с новыми и опасными взглядами, то горе нам,
так как, думая защищать подобным образом Евангелие, мы становимся его
преследователями!
От начала этого парламента немало было лиц, и из пресвитериан, и из других,
которые своими книгами, изданными, в знак презрения к imprimatur'y, без цензуры,
пробили тройной лед, скопившийся около наших сердец, и научили народ видеть свет. Я
надеюсь, что ни один из них не убеждал возобновить те узы, презирая которые, они
совершили столько добра. Но если ни знамение, данное Моисеем юному Навину, ни
приказание нашего Спасителя юному Иоанну, который не хотел пускать тех, кого считал
нечистыми, недостаточны для того, чтобы убедить наших старейшин, сколь неугодна
Господу их угрюмая склонность к запрещениям; если недостаточны их собственные
воспоминания о том, как много зла было от цензуры и как много добра они сделали,
пренебрегая последней; если они, тем не менее, хотят навязать нам и выполнить над