Бартелеми Д. Рыцарство. От древней Германии до Франции XII века

Подождите немного. Документ загружается.

РЫПАРСТВО

Эта книга является итоговым трудом ученого с мировым

именем, ведущего французского медиевиста, профессора

средневековой истории в университете Сорбонна, руководителя

исследований в Практической школе высших наук, известного

своими научными разработками в области исторической ан-

тропологии. Предпринятые им изыскания позволили по-новому

взглянуть на механизмы, управляющие средневековым

обществом, выделить его специфические черты, ускользавшие

от внимания историков, занимавшихся этой проблематикой

ранее. Не случайно во французской прессе результаты ис-

следований Доминика Бартелеми сравниваются с прорывом,

совершенным в середине XX века Марком Блоком. Книга о

рыцарстве Доминика Бартелеми мало похожа на традиционные

исследования этого феномена средневековой Европы и ох-

ватывает период, далеко выходящий за рамки возникновения

и дальнейшего существования рыцарского сословия. Фран-

цузский историк рассматривает рыцарство не только как

специфическую военную касту, появившуюся в условиях

политических изменений в X-XI веках, но как явление культуры,

оказавшее определяющее воздействие на становление ци-

вилизации западноевропейского средневековья. Доминик

Бартелеми полагает, что рыцарство было своего рода «столпом»

средневекового общества, впитав в себя основные ценности

и установки той эпохи. На базе аутентичных источников он

подвергает всестороннему анализу разные стороны жизни

этого сословия. Ученый обращает внимание как на культурные

завоевания рыцарства, так и на безнравственные и безобраз-

ные стороны его жизни: среди которых настроенность на

военные конфликты, или презрение к труду. Особое место в

книге занимает глава о так называемой «рыцарственной»

культуре и литературе, ставшими своего рода мостом к ли-

тературе Нового времени. Книга будет хорошим подарком

для всех изучающих французскую историю и литературу, а

также для всех интересующихся рыцарями и рыцарством

как культурным феноменом.

ISBN 978-5-91852-022-2

520222

LA CHEVALERIE

DIE LA GERMAN IE

A LA FRANCE DU XII

SIECLE

Paris

Fayard

2007

ДОМИНИК БАРТЕЛЕМИ

РЫЦАРСТВО

ОТ ДРЕВНЕЙ ГЕРМАНИИ

ДО ФРАНЦИИ XII В,

ЕВРАЗИЯ

Санкт-Петербург

2012

ББК 63.3(0)4

УДК 94(43\44) "04\12"

Б26

Ouvrage риЬНё avec le concours du Ministere fran^ais chargg de culture —

Centre National du Livre.

Издание осуществлено при поддержке Национального Центра Книги

Министерства культуры Франции.

Cet ouvrage. риЬНё dans le cadre du Programme d'aide a la publication Pouchkine,

а ЬёпёПаё du soutien de I'Ambassade de France en Russie.

Издание осуществлено в рамках программы содействия издательскому делу

«Пушкин» при поддержке Посольства Франции в России.

Научный редактор: к. и. н. Карачинский А. Ю.

Бартелеми Доминик

Б2б Рыцарство: От древней Германии до Франции XII в. Пер. с франц.

М. Ю. Некрасова. — СПб.: ЕВРАЗИЯ, 2012. — 584 с. [4 л.

ил. цв.]: ил.

ISBN 978-5-91852-022-2

Эта книга является итоговым трудом ученого с мировым именем, ведущего фран-

цузского медиевиста, профессора средневековой истории в университете Сорбонна,

руководителя исследований в Практической школе высших наук, известного своими

научными разработками в области исторической антропологии. Предпринятые им

изыскания позволили по-новому взглянуть на механизмы, управляющие средневеко-

вым обществом, выделить его специфические черты, ускользавшие от внимания исто-

риков, занимавшихся этой проблематикой ранее. Не случайно во французской прессе

результаты исследований Доминика Бартелеми сравниваются с прорывом, совершен-

ным к середине XX века Марком Блоком. Книга о рыцарстве Доминика Бартелеми

мало похожа на традиционные исследования этого феномена средневековой Европы

и охватывает период, далеко выходящий за рамки возникновения и дальнейшего су-

ществования рыцарского сословия. Французский историк рассматривает рыцарство не

только как специфическую военную касту, появившуюся в условиях политических

изменений в X-XI веках, но как явление культуры, оказавшее определяющее воз-

действие на становление цивилизации западноевропейского средневековья. Доминик

Бартелеми полагает, что рыцарство было своего рода «столпом» средневекового обще-

ства, впитав в себя основные ценности и установки той эпохи. На базе аутентичных

источников он подвергает всестороннему анализу разные стороны жизни этого

сословия. Ученый обращает внимание как на культурные завоевания рыцарства, так

и на безнравственные и безобразные стороны его жизни: среди которых настроен-

ность на военные конфликты, или презрение к труду. Особое место в книге занимает

глава о так называемой «рыцарственной» культуре и литературе, ставшими своего

рода мостом к литературе Нового времени. Книга будет хорошим подарком для всех

изучающих французскую историю и литературу, а также для всех интересующихся

рыцарями и рыцарством как культурным феноменом.

ISBN 978-5-91852-022-2 © Оформление, ООО «Издательство «ЕВРАЗИЯ», 2012

Филиппу Контамину

ВСТУПЛЕНИЕ

Если нужно указать место и время, где изобрели рыцарство, каким

его представляет себе современная Европа, то в этом плане внимание

привлекает Франция XII в. Это страна, откуда выходило больше всего

крестоносцев — рыцарей, которые намеревались смело сражаться за

правое дело, вызывая невольное уважение даже у сарацин и затмевая

доблестью вспомогательные отряды пехоты. Монахи-хронисты, на-

ходившиеся при особе короля Франции или короля Англии, герцога

Нормандского, вроде Сугерия или Ордерика Виталия, в 1140-е гг.

постоянно писали как о рыцарях-заступниках, князьях, обещавших

защищать церкви и бедных, так и о рыцарстве, тяготеющем к спек-

таклю и зрелищу, о тех знатных юношах, что, служа этим князьям,

с упоением бились на поединках, бросали друг другу вызовы, при

случае проявляли хорошие манеры в отношении врага. Один фла-

мандский хронист, Гальберт Брюггский, первым упоминает в 1127 г.

большие турниры, на которые граф Фландрский недавно отправился

во главе рыцарей своего региона. Это было время расцвета настоящих

княжеских и баронских дворов, где присутствовали дамы, где люби-

ли слушать о геройстве Роланда и подвигах Ланселота. В рассказах

о вторых и во всех романах Кретьена де Труа (1170-е гг.) очень

высоко ценились хорошие манеры и кодексы правил для рыцарских

состязаний, сделавшись отчетливым и новым контрапунктом идеа-

лам воинской суровости, унаследованным от раннего Средневековья,

германского или романо-варварского. Не в эту ли эпоху — XII в. —

традиционный ритуал вручения меча, посвящение в рыцари (adoube-

meat), принял беспрецедентное значение и окрасился в христианские

и куртуазные цвета?

Так что не зря говорили в особых случаях, не зря писали в кни-

гах, что «Франция» — страна рыцарства. В традиционной «истории

Франции» есть несколько чисто мифологических сюжетов — таких,

5 I Доминик Бартелеми. Рыцарство: от древней Германии до Франции XII в.

как феодальная анархия или страхи тысячного года. Изобретение

рыцарства на рубеже тысяча сотого года, напротив, действительно

имело место.

Тем не менее тему французского рыцарства, может быть, слиш-

ком тесно связывают с представлениями о национальной гордости

и идеологическими интересами. И это делали не только задним чис-

лом, в Новое время: так иногда поступали и в XII в. В самом деле,

«рыцарством» можно назвать почти все, что приносит славу и пре-

имущество благородному конному воину, составляя пестрый набор

избыточных или противоречащих друг другу достоинств. Что такое

быть рыцарем — значит ли это оставаться неколебимым в защите

правого дела или же блистать красивым милосердием в отношении

врага, пусть даже обвиняя его в неправоте, но отдавая должное

его храбрости? Что было лейтмотивом при посвящении: должен ли

рыцарь в первую очередь отстаивать свои права, защищать права

чужие (слабых, женщин) или находить верное соотношение между

теми и другими? Правду сказать, в XII в. для рыцарей главным было

снискать уважение других рыцарей подвигами, которые авторы от-

дельных «жест» еще и приукрашивали. Это в Новое время станут

более систематично усматривать «рыцарство» в умеренности, в спра-

ведливости (недостаточно замечая скрытую напряженность в отноше-

ниях между этими двумя понятиями). И поэтому тогдашние авторы,

как Гизо в 1830 г., смогут рассказывать истории, в которых «усилия

Церкви и поэзии» окультуривают варварские нравы — германские

или же феодальные, на рубеже тысяча сотого года.

Но неужели франки, а потом феодалы X и XI вв., были не более

чем насильниками и в их обычаях ничто не предвещало классиче-

ского рыцарства?И, с другой стороны, не-ужели слово «рыцарство» —

это исчерпывающая характеристика рыцарей XII в., всех их действий,

от посвящения вплоть до истинно христианской смерти? На самом

деле, и довольно часто, эти люди оставались мстительными и высоко-

мерными, особенно в отношении крестьян.

Не отрицая, что между 1060 и 1140 гг. (то есть «в тысяча со-

том году» в широком смысле) во Франции произошла настоящая

рыцарская мутация (mutation), я хотел бы здесь заняться поиском

франкских, а еще в большей мере феодальных корней классического

рыцарства. Тем более что классическое рыцарство действительно не

стоит отделять от того, что называют «феодализмом». Все рыцари

тысяча сотого года были феодалами — сеньорами и вассалами. Лю-

1. Варварские воины 23

бовь к подвигам и частые случаи снисходительности в отношении

противника у них выражали непокорность своим королям и князьям

либо Церкви, требовавшей вести священную войну. Именно зачатки

индивидуализма побуждали их выделяться, блистать, соперничать

в храбрости, а также ставить условия сеньору в том, что касалось их

службы, и ограничивать ее. Ими двигало не строгое принуждение,

а, скорей, соображения чести и призывы хранить таковую. Принад-

лежность к «феодалам» следовала также из их дистанцированности

от низших классов, презрения или по меньшей мере снисходитель-

ности к ним, даже когда речь шла об их защите. Идея содружества

бескорыстных заступников, жаждущих социальной реформы, XII в.

была совершенно чужда. Рыцарство — это только один аспект, в чис-

ле прочих и после прочих, феодального господства. Хорошо, если

рыцарство иногда придавало последнему некоторую умеренность,

в определенных отношениях смягчало его. Но лишить рыцарей мисти-

ческого флёра надо сразу же. Если благородные воины к тысяча сото-

му году умерили стремление к насилию и стали либо пожелали стать

более куртуазными, если они превратили демонстрацию храбрости

в спектакль, это касалось прежде всего их отношений между собой

и отражало не столько рост цивилизованности, сколько укрепление

определенного классового сознания.

Почему именно в то время?

Во многих недавних французских исследованиях отвечали: по-

скольку после того, как в тысячном году произошла феодализация,

конные воины, жившие в замках, сформировали новый, поднимаю-

щийся класс, место которого в тысяча сотом году и закрепили рыцар-

ская практика и рыцарские идеалы. Однако из этих исследований не

ясно, как это класс, родившийся из разгула насилия, мог довольно

быстро консолидироваться за счет небывалого смягчения нравов. Во

всяком случае я постарался показать, что такой мутации тысячного

года не было: социальное верховенство воина, благородного всадника,

включенного в феодо-вассальные отношения, возникло раньше. Разве

такое верховенство не отмечалось с эпохи Карла Великого?

Конечно, рыцарскую мутацию тысяча сотого года надо объяснять

не подъемом рыцарского класса. С учетом всех факторов нам, ско-

рей, следует связать ее с угрозами, нависшими над этим классом,

с конкуренцией, и увидеть в этой мутации нечто вроде более ак-

тивной демонстрации силы, как и стараний рыцарей оправдать свое

существование.

8 Доминик Бартелеми. Рыцарство: от древней Германии до Франции XII в.

А в первой части книги речь идет о германских и франкских

воинах, об их жестоких идеалах, сочетающихся с менее жестокой

практикой. В самом деле, отмечено, что эти народы очень рано

озаботились тем, чтобы оправдывать свои войны (что несколько

ограничивало последние) и заключать соглашения между собой. Это

хорошо показывают выводы антропологов: несколько снижая драма-

тизм представлений о «мести», они дают хорошее противоядие от

наших современных предрассудков о «варварстве» варваров. Разве

последние не обратились в VI в. в христианство? Если только само

христианство не приноровилось к их нравам... Читатель сможет сам

составить для себя представление об этом.

Наши источники недостаточно полны, чтобы мы могли оценить

уровень насилия в Галлии в первом тысячелетии (даже для более

позднего периода, информация о котором более насыщенна, трудно

дать оценку, насколько суровыми были войны и социальная жизнь

в целом). Скажем только, что худшее случается не всегда: длитель-

ное сохранение жестокого идеала может в равной мере и толкать

воинов на жестокости, и несколько сдерживать их. Кстати, такой

идеал часто уживался с другими, и как раз в каролингские времена

существовала модель мира между христианами, возможно, цивилизо-

вавшая нравы франков еще в IX в. и оставившая следы в «первом

феодальном веке» (X и XI вв.).

Смягчившийся ив то же время уважаемый воин прекрасного

Средневековья — человек знатный, и больше всего он отличается от

других тем, что переместился на коня. Поэтому развитие верховой

езды, использования конницы в войнах вполне могло совпасть с раз-

витием войны «по правилам», смягченной, войны между людьми из

хорошего общества. Связь между рыцарством (chevalerie) и конем

(cheval), пусть ее и нельзя считать прямой, не должна уходить на

второй план! Наличие коня действительно связано с закреплением

статуса элитного воина (но не обуславливает этот статус), того воина,

для которого принадлежность к классическому рыцарству — одна из

форм (в числе прочих) осуществления его интересов. Тем не менее

во французском языке сохраняется различие между существительны-

ми cavalier (всадник) и chevalier (рыцарь) и даже противоположность

между прилагательными cavaliere (развязный, дерзкий) и chevale-

resque (рыцарский), о чем нам не следует забывать.

Вступление

Однако не останется ли у нас такого впечатления: чем больше

оснований называть знатного воина всадником, тем больше у него

возможностей выделиться и усвоить рыцарские принципы поведения?

В этом можно было бы разобраться, сравнив древнюю Германию

или меровингскую Галлию с каролингским миром. В документах

800 г. и IX в. небывалая значимость коня (а также меча) поражает,

но нам очень трудно датировать, оценить и подробно описать раз-

витие искусства верховой езды, и Филипп Контамин мастерски про-

демонстрировал сложность этой задачи, призвав к осторожности при

составлении «моделей».

Тем не менее в данном эссе делается попытка в общих чертах

сформулировать модель. Прежде всего речь пойдет о древней Герма-

нии, то есть об очень ранних временах, так как обычаи тысяча сотого

года, определяемые как обычаи классического рыцарства, которым

двигали честь и гордость, очень трудно сравнивать с системой рим-

ских институтов, имевшей ярко выраженный этатичный характер.

Их истоки, скорей, коренятся в аристократическом режиме, который,

как мы увидим, Тацит в какой-то мере обнаруживает в Германии со-

того года. Начав с него, мы, рассматривая несколько разрозненные

и случайные источники, обращаясь к хроникам, в отношении которых

можно задаться вопросом, не выдумывает ли автор (что тоже было

бы интересно) и выбирает ли он эпизоды типичные или, наобо-

рот, исключительные, пройдемся по документам всего тысячелетия.

И постепенно, пытаясь найти правила и ограничения, перейдем по

преимуществу к анализу «междоусобных войн». Хоть это понятие

внушает ужас современным людям или набожным католикам, нам не

следует отказываться от такого анализа, который порой преподносит

сюрпризы.

Но эта книга — не более чем эссе в строгом смысле слова, с ува-

жением и благодарностью посвященное Филиппу Контамину: набор

гипотез и приблизительных оценок, дерзкий кавалерийский рейд че-

рез века, изобилующие контрастами и мутациями. Я хотел бы, чтобы

это эссе побудило образованную публику и студентов по меньшей

мере приобрести или вернуть интерес к средневековому прошлому,

которое книги Жоржа Дюби сделали столь живым, и чтобы мои учи-

теля и коллеги восприняли этот текст как рабочий документ, который

мы — то есть они и я — вправе впоследствии уточнить и развить.

I Доминик Бартелеми. Рыцарство: от древней Германии до Франции XII в. 1. Варварские воины 23

Несколько успокаивает меня тот факт, что это эссе включает не-

которое число элементов, которыми оно обязано прежним работам

других историков: помимо уже названных — Жана Флори, Мэтью

Стрикленда, Джона Джиллингема, Джона Франса и многих других.

Помощь и советы я получил тоже от многих. Ключевую роль в его

появлении сыграл Дени Мараваль, который предложил мне этот сю-

жет и с великим постоянством и великим терпением меня поддер-

живал. Многим обязан я и ряду коллег и студентов, а также своему

ближайшему окружению, своей жене, Оливье Грюсси и чрезвычайно

деятельному коллективу издательства «Артем Файяр», особенно На-

тали Ренье-Декрюк.

1. ВАРВАРСКИЕ ВОИНЫ

Рыцари XII в., люди из знатных родов, полагали, что происходят

от великих героев-воинов. Разве они не были через франков потом-

ками троянцев — достойных предков римлян и, может быть, турок?

Если не заходить так далеко, они знали, что их род восходит к графам

Карла Великого, временная удаленность которых (триста лет) позво-

ляла идеализировать их достоинства и подвиги в песнях о Роланде,

о Гильоме, о Рауле Камбрейском. Даже если они со своей стороны

старались ограничить риск войны, если по-рыцарски щадили друг дру-

га, они этим не особо хвастались. Они, скорей, предпочитали, чтобы

их изображали столь же суровыми на справедливой войне, какими

были их франкские предки: так делали авторы песен «крестоносного

цикла» (например, «Песни об Антиохии»),

Европа Нового времени открыла для них и для Средневековья дру-

гих предков-воинов — прежде всего обитателей древней Германии,

описанной около 100 г. римлянином Тацитом. Со своим ритуалом по-

священия в воины и такими достоинствами, как смелость, щедрость,

преданность сеньору, они выглядят достойными феодалами у врат

приходящей в упадок империи, западную часть которой они вскоре

завоюют. Им немного недоставало умения ездить на коне, умерен-

ности и справедливости, чтобы стать уже рыцарями.

Происхождение Средневековья от германцев через посредство

франков или других народов, таких как готы, бургунды, лангобарды,

англосаксы, вполне правдоподобно — я имею в виду социологический

смысл слова «происхождение», отнюдь не этнический. Франки об-

разовались в III в., и в их состав вошли многие германские народы,

описанные Тацитом. Став хозяевами Галлии, они ввели или возвра-

тили воинские приемы и обычаи, которых Римская империя не при-

меняла или не сохранила и из которых позже действительно вырастет

рыцарство. Сходство между образом жизни германцев и феодальным

I Доминик Бартелеми. Рыцарство: от древней Германии до Франции XII в.

1. Варварские воины

обществом неоспоримо. Вот почему не только книги XIX в. о Средних

веках и рыцарстве, но даже крупные новейшие исследования, как

труды Франко Кардини и Жана Флори, начинают с древней Германии

или не обходят ее вниманием.

Мне тоже кажется, что без Тацита обойтись нельзя. Однако при

условии, чтобы, ссылаясь на него, не делать биологическими или

духовными предками средневековой знати одних только древних гер-

манцев. Ведь эта знать возникла благодаря слиянию разных родов,

германских и римских, галло-римских и галло-германских: хороший

пример — генеалогия Карла Великого. С VI в. франкская монархия

как политический или социальный режим сама была смесью, резуль-

татом слияния разных наследий или, скорей, как в 1875 г. осознал

Нюма-Дени Фюстель де Куланж, оригинальной и функциональной

их разработкой на основе различных элементов. Так что история

прелюдий к «рыцарству» рискует оказаться намного сложней, чем

можно ожидать на первый взгляд: речь должна идти не только о до-

полнениях к «германской системе» и о ее смягчении, надо также

понять, как означенная система сумела избежать эрозии за период

между сотым и тысяча сотым годами, — или же, может быть, ее раз-

работали заново.

Например, на полдороге от Тацита к Ордерику Виталию один автор

приводит довольно негативное свидетельство о франках, — а именно

епископ Григорий Турский (573-594) в «Истории франков». Действи-

тельно, франкских королей VI в., Хлодвига и его династию, как и их

лейдов (аристократию), он часто описывает в черных красках. Такое

впечатление, что они не имели ни одного воинского достоинства, ни

смелости, ни верности, а были извергами, предателями и деспотами,

антиподами рыцарства. И странно, что они христиане.

Какова в этом контрасте доля реальности, связанная с возможным

отходом варварского воина от прежних идеалов под влиянием ис-

порченного римского мира, и что привнесли оба источника? В самом

деле, Тацит — это римлянин, который идеализирует варваров из

внешнего мира как бы в порицание некоторым представителям мира

своего. Григорий же — подданный франкских королей, брюзга или

моралист, и видеть истинную «добродетель», высшую силу и справед-

ливость он не желает ни в ком, кроме как в святых — воображаемых

существах, живущих в более высоком мире, чем дольний. Не преуве-

личивает ли каждый из них, притом по-своему?

Их прекрасные тексты, насыщенные или перегруженные — как

угодно, доминируют среди документации о германцах и франках,

составленной современниками, и предоставили позднейшим истори-

кам материал для создания собственных концепций. Образ древней

Германии ^асто позволял им воскрешать миф о воинской доблести

предков. О^раз меровингской Галлии, которую после Франсуа Гизо

(1846) част'р рассматривали как изнанку германской декорации,

наконец выявленную Григорием, давал им возможность описывать

насилие и хаос, реакцией на которые в конечном счете якобы стало

изобретение рыцарства и создание всей французской цивилизации.

Присмотримся ко всему этому ближе. И даже не побоимся отпра-

виться дальше в глубь истории, чем во времена Тацита, ведь не он

первым воздал хвалу варварской доблести.

« ГАЛЛЫ И ГЕРМАНЦЫ

На земле Галлии, как и соседней Германии, с VIII в. до н. э. че-

ловек из элиты отличался тем, что владел конем и неким подобием

железного меча. Не господствовал ли знатный воин над крестьянином

еще с тех пор? Не навязывал ли он, во всяком случае, свой пре-

стиж и авторитет простым безлошадным воинам, хуже вооруженным

и хуже защищенным, чем он, — настолько хуже, что он мог сделать

их своими подручными и данниками?

Об общественных отношениях у «наших предков галлов» известно

немногое. Археология сообщает о настоящем социальном расслоении

и о переменах в облике жилища и в экономике, прежде всего бла-

годаря контактам с марсельскими греками и другими обитателями

Средиземноморья. А то, что говорят о галлах их завоеватель Цезарь

(с 52 г. до н. э.) и греческий географ Страбон (ок. 18 г. н. э.), скорей,

лестно для них, хоть и схематично.

«Было некогда время, — по словам Цезаря, — когда галлы пре-

восходили храбростью {virtute) германцев»

. Тогда они основали коло-

нию в одном лесу, за Рейном, — колонию вольков-тектосагов, и этот

народ «пользуется большой славой за свою справедливость и военную

доблесть». Можно подумать, древние галлы или по меньшей мере

их вожди первыми изобрели рыцарство! Правду сказать, Цезарь

и Страбон делают его, скорей (если это на самом деле «рыцарство»),

в равной мере принадлежностью обеих групп народов, галльских

и германских, которая лучше сохранилась у последних.

У греко-римских авторов, писавших о «варварах» Северной Евро-

пы, существовало нечто вроде вульгаты. «Все племя, теперь называе-

мое галльским и галатским, помешано на войне, отличается отвагой

I Доминик Бартелеми. Рыцарство: от древней Германии до Франции XII в.

и быстро бросается в бой; впрочем, оно простодушно и нез/юбиво»

Так Страбон начинает знаменитое описание галлов, однако далее

уточняет, что «дал это описание на основании древних обычаев»

(он писал в 18 г. н. э.), «которые еще сохраняются у германцев до

настоящего времени»

. В самом деле, торговля и соседство с греко-

римским миром мало-помалу привели к тому, что галлы одрябли

и, как отмечал Цезарь в 52 г. до н. э., «даже и сами/не пытаются

равняться в храбрости (virtus) с германцами». Тем нё менее галль-

ская война периодически показывала, что остатки быЛой храбрости

еще сохранились! И сам Цезарь говорил о храбрости жителей тех

земель, соседних с Германией, особенно «бельгов» и «гельветов»,

которые привыкли к войне из-за этого беспокойного соседства. Но

после этого присоединение Галлии к империи и те выгоды, которые

ее именитые жители получили от римского мира, по-настоящему от-

резали ее от Германии.

Интересно, что как Цезарь, так и Страбон склонны связывать эти

«германские черты» не только с социальным положением, но и с эт-

нической «природой» — хотя античные историки и географы не умели

пользоваться инструментарием нашей современной социологии. Эти

германские черты галлов, даже ушедшие в прошлое или лимитроф-

ные, все равно интересовали Страбона. Цезарю галлы сопротивлялись

недолго, но «хотя все галаты по натуре воинственный народ, все же

они более искусные всадники, чем пехотинцы, и лучшая часть кон-

ницы у римлян состоит из этого племени»

Впечатление производит и их вооружение, сообразное их большо-

му росту: «длинный меч, висящий на правом боку, длинный прямоу-

гольный щит в соответствии с ростом и "мандарис" — особый род

дротика», используемый также на охоте

«Государственное устройство у них было в большинстве аристо-

кратическим»

. Если они приходили в состояние возбуждения, их

было легко одолеть, поскольку они были слишком смелы, когда их

вызывали на бой, — в чем проявлялась неорганизованность, а так-

же германские черты, если резюмировать соображения Страбона.

Итак, в них была отвага, еще раз отвага, неизменно отвага... и еще

«много глупости и хвастовства, а также страсти к украшению». К их

бездумности «присоединяется еще варварский и экзотический обы-

чай, свойственный большинству северных народов», и, как полагает

Страбон, этот обычай состоит в том, чтобы, «возвращаясь после

битвы, вешать головы врагов на шеи лошадям и, доставив эти тро-

феи домой, прибивать их гвоздями напоказ перед входом в дом»

1. Варварские воины

Это свирепый обычай, даже если речь идет не о настоящем зверстве,

а только а, трофеях, которые выставляют напоказ.

Картин^ Страбона написана яркими и контрастными краска-

ми. Пока что кажется, что перед тобой действительно варварская

«орда», — и однако «они легко собираются вместе в большом чис-

ле, так как отличаются простотой, прямодушием и всегда сочув-

ствуют страданиям тех своих близких, кому, по их мнению, чинят

несправедливость»

. Вот и снова они близки к рыцарству!

Их собрания выбирают вождей для войны — и, стало быть, конеч-

но, обсуждают их компетентность. У них есть также друиды, которые

служат арбитрами в войнах между этими народами и улаживают

частные конфликты, прежде всего разбирая дела об убийстве. Сколь-

ко сведений, плохо сочетающихся с неисправимой бездумностью!

Может быть, представление о варварской ярости — дань стереотипу?

Или эту ярость просто намеренно имитировали — как целое тече-

ние историков, испытавших влияние антропологии, думает сегодня

о феодальной ярости?

Описания галлов у Цезаря (в его шестой книге), как и его рас-

сказы о разделении их на племена и о его собственных походах,

подтверждают, что у них был аристократический режим. У них, не-

сомненно, происходили собрания «народов» или «городов», но это не

была демократия в том смысле, в каком ее понимаем мы: в самом

деле, «в Галлии люди могущественные, а также имеющие средства

для содержания наемников, большей частью стремились к захвату

царской власти»

. Комендантом оппидума Бибракт (близ Лана) был

«рем Иккий, человек очень знатный и среди своих популярный»

Лидеры клик повсюду были важней должностных лиц. Наконец,

«у гельветов [еще очень похожих на германцев] первое место по

своей знатности и богатству занимал Оргеториг». В 58 г. до н. э.

он «вступил в тайное соглашение со знатью и убедил общину» пере-

селиться в другое место, применив оружие. В самом деле, он сказал

им, что «гельветы превосходят всех своей храбростью», поэтому они

заслуживают господства над всей Галлией или по меньшей мере

расширения территории сообразно «их многолюдству, военной славе

и храбрости»

. Через десять веков совершение подвига (отныне более

индивидуального) станет основанием для получения большего фьефа.

Пока что можно задаться вопросом: может быть, «несправедливость»

такого рода, а не сильных по отношению к слабым, скорей побуждала

соседей примыкать к гельветам! Особенно если этот аргумент Орге-

торига подкреплялся материальными обещаниями...

I Доминик Бартелеми. Рыцарство: от древней Германии до Франции XII в.

Многие комментаторы Нового времени, эрудиты, порой сверхосто-

рожные, систематически подозревали римских историков. Цезаря,

а потом Тацита, что те выдумывали целые пассажи в реУах галлов,

а потом германцев (как в X в. будет делать Рихер Реймакий, усерд-

ный читатель Цезаря, в отношении посткаролингских графов). Но

даже если им действительно приходилось сочинять этп, разве они

не были воочию знакомы с образом жизни и ценностными системами

тех народов, с которыми Рим долго мерялся силами? И разве эти речи

не свидетельствуют, что вождь был вынужден убеждав слушателей,

мобилизуя свое красноречие?

Галльские аристократы, выведенные Цезарем в книге, обменива-

ются аргументами на собраниях. Верцингеториг, в 52 г. до н. э. об-

виненный в измене, защищается, после его речи толпа приветствует

его криками и потрясает оружием, «что галлы всегда делают в честь

оратора, речь которого они одобряют»

. Эта привычка, которую Тацит

позже (к 99 г. н. э.) представит как германскую, — обычай народов,

которые любят изображать воинственность, но достаточно хорошо

умеют смирять свой пыл, чтобы в случае расхождения публики во

мнениях собрания не вырождались в массовые драки. Во всяком слу-

чае этого не допускает их религия.

Связи внутри клик, отношения верности, клятвенные союзы между

аристократами разных народов — все это придает цезаревской Гал-

лии феодальные черты. Это слово мы понимаем в широком смысле,

но Цезарь действительно описал в начале своей шестой книги нечто

вроде трех сословий посткаролингской Галлии (X и XI вв.). «Во всей

Галлии [во времена Цезаря] существуют вообще только два класса

людей, которые пользуются известным значением и почетом». Это

жрецы, то есть друиды, которые председательствуют на церемониях,

улаживают многие споры и освобождены от налогов и военной служ-

бы. Проповедуя бессмертие души, они дают лучший стимул воинам,

ведь «эта вера устраняет страх смерти и тем возбуждает храбрость».

После них есть «другой класс — это всадники (equites)»; они все

участвуют в войне вместе со своими амбактами и клиентами, чис-

ленность которых свидетельствует об их богатстве

. Что до народа,

людей, которые облагаются налогом и страдают от «обид со стороны

сильных», они добровольно подчиняются знатным, и те имеют над

ними права господ над рабами

. Но разве эти знатные не имеют

социологического облика угнетателей? Разве они в то же время не

«рыцари» (equites)?

Есть господствующий класс, из которого одно-

1. Варварские воины

временно выходят угнетатели и защитники слабых и который ничего

не делает, чтобы дать слабым защиту, не лишая их свободы.

Если друиды разрешали конфликты при помощи некоего подобия

отлучения^ неужели они ничего не предпринимали против злоупо-

требленийсильных?Далее мы увидим, лучше ли поступало средне-

вековое духовенство, и мы, увы, никогда не сможем сравнить его

юрисдикцию^ с юрисдикцией друидов, о которой Цезарь говорит, что

она простиралась очень широко.

Принадлежность галлов к друидизму и их связи со Средиземно-

морьем больше всего отличали их от германцев. Цезарь говорит, что

последние были совсем другими •— более неотесанными, более до-

блестными и более воинственными. Но, говоря, что галлы более не

рисковали равняться с германцами в храбрости, он явно дает понять,

что они придерживались и все еще придерживаются тех же критери-

ев, тех же воинских идеалов.

Этих галльских «рыцарей» ему не приходит в голову сравнивать

с «римскими рыцарями» из сословия всадников. В самом деле, по-

следнее не занимало первого места — оно стояло ниже сенаторов.

Воинская функция или воинское призвание уже не были обязатель-

ными для этого сословия — напротив, в него входили видные граж-

дане, занимавшиеся самыми разными делами. А галло-германскую

аристократию (говоря словами Страбона) характеризует то, что это

была элита, которую в принципе объединяли одинаковые идеалы. Ее

представители проявляли выраженное пристрастие к войне, потому

что воинские достоинства были главным критерием, по которому их

оценивали. И они постоянно пользовались символикой оружия.

В этой сфере в галльских институтах времен Цезаря были еще

очень заметны германские черты. Мы уже сравнили одобрение, выра-

женное Верцингеторигу слушателями, потрясающими оружием, с го-

лосованием фрамеями в «Германии» Тацита. У Цезаря также можно

отметить, что «в остальных своих обычаях они [галлы] отличаются

от прочих народов главным образом тем, что позволяют своим детям

подходить к себе при народе не раньше достижения ими совершен-

нолетия и воинского возраста и считают неприличным, чтобы сын

в детском возрасте появлялся на публике при отце»

. Отец имеет

право жизни и смерти над женой и малолетними детьми. «Прочие

народы» — вероятно, скорее римляне, чем германцы. В самом деле,

одна из самых знаменитых страниц «Германии» Тацита — это стра-

ница о вручении оружия знатному юноше его отцом, или вождем, или

родственником, что означает для него переход из семьи в государство