самого юного возраста безнаказанно попирает старика еврея, и – печальное 
доказательство того, сколь рано униженность укореняется в одной стороне и 
тиранство в другой,– еврейский ребенок поддается побоям своего 
однолетки-мавра, пальцем не шевеля в свою защиту. Далее, евреи должны 
носить особую одежду, снимать обувь, проходя мимо мечети, мимо дома 
кади и даже мимо домов особо почитаемых мусульман, а в некоторых 
городах, например, в Фесе, и особенно в Саффи, где много святилищ, они 
вынуждены вообще ходить босиком. Им нигде не дозволено ездить верхом 
на лошади. Это животное почитается за слишком благородное для столь 
недостойного всадника; но они могут ездить на ослах или, в виде особой 
милости, на мулах, с тем, чтобы спешиваться и принимать почтительную 
позу при встрече с каждым мусульманином. Придя к колодцу, еврей обязан 
дождаться, пока все мусульмане, даже и те, что пришли позже его, уйдут, и 
только тогда может набрать воды. Смертью карается каждый евреи, который 
взойдет на крышу собственного дома, откуда он может увидать 
мавританских девиц; и смертью же карается каждый из них, буде он захочет 
строить козни против властей, либо ударит верного, либо заглянет случайно 
в мечеть во время молитвы. Все они почитаются за рабов султана, в чьих 
пределах они обитают, и не могут никуда уехать, не получив его позволения 
и не оставив значительной суммы в залог своего возвращения. Любой турок 
может вступить в еврейский город, зайти в дом, есть, пить, оскорблять 
хозяина и надругаться над женщинами, не встречая сопротивления и жалоб; 
еврей будет счастлив, если дело обойдется без побоев и ножевых ран. В 
Марокко нельзя приговорить к смерти мавра за убийство еврея, хотя 
убийство христианина часто наказывается смертной казнью. Более того, 
нередко случалось, что еврей, приносивший жалобу на убийство 
родственника или друга, сам подвергался наказанию, а убийцу отпускали на 
свободу. Вследствие всего этого евреи редко решается взывать к правосудию
или требовать возмездия. Он лишь корчится от побоев да раболепствует 
перед рукой, занесенной для удара (2:80-84).
Незадолго до прибытия британского посла (Пэйна) в 1785 году 
марокканский мавр убил еврея-купца, разрезал тело на части и разбросал их в
колодцы акведука в пригородной долине. Убийство было совершено с 
исключительной хитростью и жестокостью. И вот все еврейское население, 
стряхнув с себя безразличие и трусость, с неутомимым прилежанием взялось 
за поиски убийцы. Несмотря на все уловки и препоны, им удалось найти его, 
и он был брошен в тюрьму. Здесь предназначалось назначить ему некую 
казнь – не смертную, запрещенную упомянутым выше законом, но, 
возможно, бастинадо, каковая казнь порой производится таким образом, что 
оказывает то же действие. Дело, однако, застопорилось, и евреи, в 
сильнейшем возмущении от нанесенных им обид, во множестве столпились 
вокруг дворца, громко требуя правосудия. Султан, первоначально склонный 
даровать им его, скоро утратил все чувства, кроме изумления перед этим 
непривычным и неожиданным шумом; затем, вознегодовав на этих неверных,
осмелившихся возвысить голос вблизи монарха, он приказал своей страже