Лучники одеты в облегающие, подпоясанные кафтаны, близкие греческому скарамангию. На
ногах остроносые сапоги (илл. 72)
130
.
Перед нами сцена единоборства двух легковооруженных всадников: христианский
паладин с копьем атакует "исмаилита, натянувшего тетиву лука"
131
. Точно переданы не
только вооружение, но и особенности боевой тактики азиатской (в данном случае
подразумевается сельджукская) конницы, которая, притворно отступая, завлекала противника
в глубь своих боевых порядков. "Что же касается вооружения, то турки, не в пример кельтам,
мало пользуются копьями, а стараются окружить врага со всех сторон и обстрелять его из
луков; защищаться турки предпочитают издали. Когда турок преследует, он захватывает свою
жертву при помощи лука; когда его преследуют самого, одолевает врага при помощи стрел;
турок мечет стрелу, и стрела на своем лету поражает копя или всадника; пущенная сильной
рукой, она пронзает тело насквозь. Вот какие искусные лучники турки"
132
. Анне вторит
Никита Хониат, называющий сельджукских всадников "персами": "Обыкновенно персы
непрестанно пришпоривают коня, и между тем, как конь часто бьет копытами по земле и
быстро несется, перс, имея в руках стрелу, пускает ее назад и таким образом наперед убивает
того, кто торопился сам убить его и, внезапно обратившись из преследуемого в
преследующего, берет в плен того, кто собирался уже сам взять его"
133
.
Постоянным вторжениям легкой мусульманской конницы, опустошавшей
византийские владения в Малой Азии, империя противопоставила усовершенствованную
систему охраны границ, гибкую тактику обороны и наступления. Трактат "О военных
хитростях" второй половины X в. рисует войну на Востоке как чередование кавалерийских
разведок, засад, внезапных ударов, набегов в тыл неприятеля. В сложной борьбе, в которой
небольшим отрядам приходилось сражаться с превосходящими силами мусульман,
решающую роль играла легкая кавалерия
134
.
Охрана малоазийских областей империи была поручена "акритам", то есть
пограничникам, которые селились со своими семьями на пожалованных землях. Они
настолько успешно отражали набеги мусульман и разбойников-апелатов, что с IX — X вв.
создался своеобразный культ акритов. Только в конце XIII в. институт акритов пришел в
упадок. В собирательном образе Дигениса Акрита византийский эпос воспел подвиги
воинов-пограничников
135
.
Таким образом, сцены единоборства ромейских и сарацинских всадников снова
возвращают нас к поэме о Дигенисе, походы которого охватывают почти весь восточный
театр военных действий между греками и арабами:
"Он власти подчинил своей всю Сирию,
И Вавилон, и Харсианы земли все,
Армению он занял, Каппадокию.
Затем Аморий и Иконий покорил,
И крепость взял прославленную, мощную,
Большую, превосходно укрепленную, —
Об Анкире веду я речь — и Смирну взял,
И земли он завоевал приморские...
136
.
Весь Вавилон завоевал, не зная поражений,
Багдад и Таре он покорил, и маврохионитов,
И многие владения свирепых эфиопов..."
137
.
Он обращает в бегство целые полчища арабов:
"Вскочил немедля на коня, копьем вооружился
И, бросившись на воинов, лишил я жизни многих;
А кое-кто узнал меня, и раздались их речи;
"Безмерно мужество его, отвага несравненна.
Легко Акрита в нем узнать — теперь мы все погибли!"