Фрезер Дж.Дж. Золотая ветвь

Подождите немного. Документ загружается.

соблюдает, чтобы от этих угрызений освободиться, в значительной мере

обязаны своим существованием представлению, что растение или дерево

обитаемо духом и даже божеством и что, прежде чем со спокойной совестью

есть плоды нового урожая, необходимо получить на это разрешение духа и

снискать его благосклонность. В пользу такого предположения говорит пример

айнов, которые зовут просо «божественным злаком», «божеством злаковых» и,

до того как съесть лепешки, выпеченные из проса, обращаются к нему с

молитвой. Даже в тех случаях, когда о наличии божества в первинах урожая

речь не идет явно, в его пользу скрыто свидетельствуют торжественные

приготовления к их употреблению в пищу и опасность, которой якобы

подвергают себя люди, отваживающиеся отведать этих плодов без соблюдения

установленного ритуала. Следовательно, не будет преувеличением назвать

вкушение первых плодов по всех этих случаях таинством или приобщением к

божеств., или по крайней мере к могущественному духу.

К этому выводу нас подводит, в частности, обычай содержания первин урожая

в новых-или специально для этой цели предназначенных сосудах, а также

обычай очищения перед торжественным актом приобщения к богу. Ни в одном

из методов очищения сакраментальный характер совершаемого обряда не

проступает столь явно, как в обычае криков и семинолов принимать рвотное и

слабительное перед употреблением в пищу первых плодов урожая. Тем самым

индейцы хотят избежать осквернения священной пищи ее соприкосновением с

обычной пищей в животе. По той же причине современные католики

причащаются во время поста соятыми дарами. Молодые воины

скотоводческого племени масаев в Восточной Африке, живущие

исключительно на мясной и молочной диете, в течение определенного срока

обязаны пить только молоко, а затем есть только мясо. Прежде чем перейти от

одного вида пищи к другому, масаям нужно удостовериться, что в их животах

не осталось ни грамма молока (или мяса): достигают они этого принятием

очень сильного рвотного и слабительного средства.

Обряд вкушения первых плодов урожая во время некоторых из описанных

праздников сопровождается принесением их в жертву богам или духам. С

течением времени жертвоприношение первин оттесняется, если не

вытесняется совсем, обрядом причащения. В самом акте принесения первин в

жертву богам или духам начинают видеть достаточное обоснование для их

вкушения: человек-де может есть пищу, раз высшие силы уже получили свою

долю. В таком отношении к первым плодам уже не заложено представление о

них как о существах, одаренных божественной жизнью, в них видят теперь

лишь дары, ниспосланные богами человеку, который путем

жертвоприношения обязан выражать своим благодетелям благодарность и

почитание.

118

Причащение телом бога у ацтеков. До открытия и завоевания Мексики

испанцами обычай ритуального причащения хлебом (телом божьим)

соблюдали ацтеки. Дважды в год, в мае и в декабре, они готовили из теста

изображение великого мексиканского бога Гуитцилопочтли, или

Витцилипуцтли, которое верующие разрывали на части и съедали.

Вот как описывает этот обряд историк Акоста: «В мае месяце мексиканцы

устраивали главный праздник своего бога Витцилипуцтли. За два дня до начала

этого праздника девственницы (они жили в заточении в храме и были чем-то

вроде монахинь) перемешивали свеклу с жареным маисом и, залив эту смесь

медом, лепили из нее идола величиной с деревянного идола, вставляя ему

вместо глаз зеленые, голубые и белые стеклянные бусинки, а вместо зубов –

маисовые зерна. Все это выставляли напоказ со всевозможными украшениями

и росписями, о которых я уже упоминал. После этого в полном составе

собиралась местная знать; люди приносили изысканные, пышные одеяния,

похожие на одеяния идола, и задрапировывали его в них. Во всех этих нарядах

они усаживали его в кресло лазурного цвета и, установив кресло на носилки,

несли его на плечах. В первый день праздника за час до рассвета из домов

выходили девушки в белом с новыми украшениями. Звали этих девушек

сестрами бога Витцилипуцтли, выходили они, увенчанные гирляндами из

высушенного маиса, похожими на azahar и флердоранж. На их шеях были

ожерелья из того же растения, щеки их были выкрашены в ярко-красный цвет,

а руки от локтей до запястий покрыты перьями попугаев».

Затем юноши во всем красном, в венках из маиса подносили идола на носилках

к подножию великого храма пирамидальной формы: по крутым и узким

ступенькам этого храма его поднимали под звуки флейт, труб, рожков и

барабанов. «Пока они поднимали идола, присутствующие при этом люди

118

Автор в изобилии подобрал факты, касающиеся обычая «жертвы первин» – одной из форм

жертвоприношения, имевшей большое значение в истории религиозных культов. Но объяснение, которое

Фрэзер дает этому обычаю (не разгневать духа и т.п.), по существу, близко к тому, как сами устроители этих

обрядов понимают их смысл. С научной же точки зрения более правдоподобно другое объяснение: «жертва

первин», вначале связанная не с земледельческим, а с охотничьим хозяйственным укладом, была лишь

«охотничьей трапезой», знаменовавшей собой начало коллективного промысла.

стояли внизу с выражением глубокого преклонения и страха. Когда юноши

поднимались на вершину и устанавливали изображение в специально

приготовленной для этой цели беседке из роз, другие юноши усеивали

цветами разных видов внутреннюю и внешнюю часть храма. После этого из

храма выходили девственницы с кусками смеси из свеклы и поджаренного

маиса в виде больших костей. Они передавали их юношам, которые

поднимали их наверх и возлагали к ногам идола, заполняя ими все

окружающее его пространство. Указанные куски смеси носили название мяса и

костей Витцилипуцтли. После возложения „костей“ появлялись старейшины

храма, жрецы, левиты и другие служители культа. Они шли друг за другом в

строгом порядке, в соответствии с саном и древностью рода (тут не

допускалось никаких исключений), и каждый в зависимости от сана и

занимаемой должности носил покрывало особого цвета и покроя. Головы этих

старейшин украшали венки, а шеи – гирлянды цветов. За ними несли статуи

богов и богинь, которым они служили, в таких же нарядах. Выстроившись в

определенном порядке вокруг „костей“ Витцилипуцтли, они совершали

обряды, сопровождаемые пением и танцами, с помощью которых освящали и

благословляли „мясо“ и „кости“ идола, после чего воздавали им божеские

почести... Посмотреть га это величественное зрелище собирались все жители

города. Мексиканцы со всей строгостью соблюдали следующую заповедь: в

день праздника идола Витцилипуцтли есть нельзя ничего кроме теста с медом,

из которого делали идола. Да и его разрешалось есть лишь на рассвете, а

всякую другую пищу и воду запрещалось есть и пить до полудня. Нарушение

этих правил они почитали дурным предзнаменованием, даже святотатством.

Зато по окончании обрядов ацтекам дозволялось есть все, что угодно. Пока

длился этот обряд, они прятали от саоих маленьких детей воду, а тех, которые

достигли созпа тельного возраста, увещевали не пить ее. Это правило они

соблюдали весьма строго, в противном случае гнев божий обрушился бы на

них и повлек за собой неизбежную смерть. По окончании обрядов, плясок и

жертвоприношений ацтеки разоблачались, жрецы и высшие служители храма

снимали с идола все украшения и особыми священными тесаками разрезали

его на множество кусков. Эти куски употреблялись для причащения и давались

сначала знати, а потом всем остальным мужчинам, женщинам, детям, которые

принимали их со слезами, трепетом и преклонением, что являло собой

прямо-таки поразительное зрелище. Ацтеки выглядели весьма опечаленными

тем, что съели плоть и кости бога. Те, у кого в родне были больные, просили

дать им куски для них и уносили их с великим благоговением и

преклонением».

На основании этого любопытного отрывка можно заключить, что еще до

прихода миссионеров-христиан жителям древней Мексики было знакомо

учение о пресуществлении, в соответствии с которым они справляли свои

торжественные религиозные обряды. Они верили, что, освящая хлеб, жрецы

превращали его в саму плоть бога и что, следовательно, все, кто вкусил этого

освященного хлеба, поглотили частицу божественной сущности и установили

посредством нее таинственную связь с богом. Также арии древней Индии

задолго до возникновения и распространения христианства были знакомы с

учением о пресуществлении, или магическом превращении хлеба в плоть.

Жертвенные рисовые лепешки, согласно учению брахманов, служили заменой

человеческих жертв и благодаря действиям жреца действительно

превращались в тела людей. Когда, например, «она (то есть рисовая лепешка)

существует в виде рисовой муки, это волосы. Когда жрец поливает муку водой,

она становится кожей. Когда он замешивает тесто, она становится плотью –

ведь в таком случае она приобретает упругость, а тело также есть нечто

упругое. Когда он ее печет, она становится костью – ведь в таком случае она

становится чем-то прочным, а именно такова кость. А когда он вынимает ее из

огня и поливает маслом, она превращается в костный мозг. Всю эту процедуру

они называют пятикратным принесением животного в жертву».

Теперь мы отлично понимаем, почему в день торжественного причащения

телом бога древние жители Мексики отказывались от принятия всякой другой

пищи кроме освященного хлеба, который они почитали плотью и костями бога,

и почему до полудня им воспрещалось пить какую-либо жидкость, даже воду.

Поступали они так, несомненно, из боязни осквернить частицу тела бога в

своих животах соприкосновением с обычной пищей. У криков и семинолов тот

же благочестивый ужас принял, как мы видели, более радикальную форму:

прежде чем отважиться прикоснуться к первипам урожая, они промывали свои

внутренности сильным слабительным,

На празднике зимнего солнцестояния в декабре ацтеки «убивали» статую

своего бога Гуитцилопочтли, после чего употребляли ее в пищу. Перед началом

этого торжественного обряда из семян различных сортов, замешанных на

детскои крови, они лепили статую бога в образе человека. Кости бога были

представлены кусками древесины акации. Статую ставили на главный алтарь

храма, и в день праздника сам царь окуривал ее благовониями. Утром

следующего дня статую снимали с алтаря и ставили на ноги в огромном зале.

Затем жрец-он звался Кетцалкоатлем и действовал от имени этого бога –

вынимал дротик с кремневым наконечником и, с силой метнув его в грудь

статуи, пронзал ее насквозь. Этот акт назывался «умерщвлением бога

Гуитцилопочтли, чтобы его можно было съесть». Один из жрецов вырезал

сердцевину статуи и давал царю съесть ее. Остальную часть статуи делили на

мелкие кусочки, которые раздавались всем ацтекам от мала до велика,

включая новорожденных младенцев мужского пола. Женщинам же

прикасаться к этому деликатесу запрещалось. Этот обряд носил название

1еоциа1о, то есть «бог съеден».

К другому празднику мексиканцы вылепливали статуэтки в виде людей,

которые символизировали горы, покрытые шапками облаков. Эти изображения

лепили из теста, приготовленного из семян разных сортов, "и одевали в

бумажные украшения. В одних районах изготовляли пять таких статуэток, в

других – десять, а в третьих – целых пятнадцать. Им поклонялись, поставив их в

молельне каждого дома. Четыре раза за ночь им в крошечных сосудах

приносили подношения в виде пищевых продуктов; всю ночь в молельнях не

смолкало пение и игра на флейтах. На рассвете жрецы пронзали эти

изображения веретенами, отрубали им головы, вырывали сердца и приносили

их хозяину дома на блюдце. После этого их съедали домочадцы, прежде всего

слуги, «которые, съев, были застрахованы от недомоганий, которым, как

считается, подвержены те, кто пренебрежительно относится к культу этих

божеств».

«В Ариции много Маниев». Теперь мы получаем возможность объяснить

поговорку «В Ариции много Маниев». Maniae – римляне называли караваи в

форме людей, выпекаемые, видимо, главным образом в Ариции. Но

«маниями» римляне называли не только эти караваи, но также мать и бабушку

духов, которым на празднике Компиталий они посвящали шерстяные

изображения женщин и мужчин. Эти изображения вывешивались на дверях

всех римских домов: по одному – на каждого свободного домочадца и по

одному (но другой формы) – на каждого раба. Делалось это потому, что в этот

день повсюду якобы бродили души умерших, и была надежда, что они-по

доброте ли душевной или просто по оплошности – вместо жителей дома

захватят с собой их статуэтки, Эти шерстяные куклы, сообщает предание,

пришли на смену древнему обычаю принесения человеческих жертв.

Фрагментарность и недостоверность находящихся в нашем распоряжении

данных не дает нам возможности построить доказательную теорию. Можно,

однако, выдвинуть гипотезу, что булки в человеческой форме, выпекаемые в

Арицип, служили причастными хлебами и в древности, когда священного Царя

Леса каждый год предавали смерти. Булкам этим, подобно фигуркам из теста

мексиканских богов, придавали черты сходства с ним, и верующие ими

причащались. Ведь принесением человеческих жертв сопровождались также

мексиканские обряды в честь бога Гуитцилопочтли. Таким образом, предание,

гласящее, что Манием звали основателя священной рощи в Ариции, от

которого произошло-де много Маниев, представляет собой этимологический

миф, изобретенный для того, чтобы объяснить название обрядовых хлебов –

maniae. Смутный отзвук изначальной связи этих хлебов с человеческими

жертвоприношениями, видимо, дает себя знать в рассказе о том, что

изображения, посвящаемые Маниям на празднике Компиталий, пришли на

смену принесению человеческих жертв.

Возможно, впрочем, что это предание не имеет под собой никакой почвы –

ведь обычай выставлять чучела, чтобы отвлечь внимание духов и демонов от

невинных людей, встречается очень часто. Так, жители Тибета испытывают

страх перед бесконечным числом земных демонов, находящихся в подчинении

у старой матери Хен-Ма. Наряжена эта богиняее можно сравнить с римскими

Маниями, матерью или праматерью теней, – в одежды золотисто-желтых

тонов, держит в руке золотой аркан и ездит верхом на баране. Для того чтобы

предохранить жилой дом от нечистой силы, которой командует старая мать

Хен-Ма, над дверью с внешней стороны подвешивают довольно сложное

приспособление, с виду напоминающее люстру. Оно содержит в себе бараний

череп, набор драгоценностей (золотую фольгу, серебро и бирюзу), сушеную

провизию (рис, пшеницу, бобы) и, наконец, статуэтки (или портреты) мужчины,

женщины и дома. «Эти фигурки мужчины, его жены и дома выставляются для

того, чтобы обмануть демонов, если те, несмотря на подношения, все-таки

надумают прийти, создав у них ошибочное впечатление, что эти-то

изображения и являются обитателями дома, чтобы они выплеснули свою

ярость на эти деревяшки и не тронули живых обитателей дома». Когда все

готово, жрец молит старую мать Хен-Ма соблаговолить принять эти

изысканные подношения и закрыть отверзтые врата земли, чтобы нечистая

сила не смогла выйти наружу и нанести ущерб домашним.

Нередко чучела используются как средства предупреждения и

предотвращения болезней. При этом демоны либо принимают чучела за

живых людей по ошибке, либо их вынуждают войти в них силой или с

помощью убеждения, оставляя тем самым целыми и невредимыми живых

людей. Так, альфуры из Минагассы (на острове Целебес) в иных случаях

перевозят больного из одного дома в другой, а на его постели оставляют куклу,

сделанную из подушки и белья. Считается, что демон примет эту куклу за

больного и последний поправится. В особом почете эти средства

предупреждения и лечения болезней находятся у жителей острова Борнео.

Когда на острове свирепствует эпидемия, даяки с берегов реки Катунгоув ставят

у дверей своих домов деревянные статуи в надежде, что это введет демонов

чумы в заблуждение и что вместо людей они заберут с собой изображения.

Когда туземцам олонгаджу с Борнео кажется, что некто страдает от нападений

призрака, они лепят кукол из теста и подбрасывают их в дом вместо больного,

который, как считается, после этого должен выздороветь. Если кто-нибудь из

жителей некоторых областей на западе Борнео неожиданно и тяжело

заболевает, врач (эту роль там, как правило, выполняет старуха) изготовляет

фигурку из дерева и семь раз прикасается ею к голове больного, повторяя: «Это

чучело сделано, чтобы занять место больного. Болезнь, перейди на чучело».

После этого фигурку, а также немного риса, соли и табака несут в корзине на то

место, где злой дух якобы вошел в человека. Там куклу ставят на землю, после

того как шаманка произносит следующее заклинание: «О злой дух, вот чучело,

которое замещает больного. Выпусти дух больного и передай болезнь чучелу.

Погляди-ка, оно красивее и лучше больного». Шаманы батаков владеют

искусством изгонять демона болезни из тела больного в статую из бананового

дерева с лицом человека, завернутую в чудодейственные травы. После этого

статую спешно уносят и выбрасывают или зарывают за пределами селения.

Иногда чучело, одетое в зависимости от пола пациента в мужское или в

женское платье, выставляют на перекрестке или на оживленной улице в

надежде, что, увидев его, кто-нибудь из прохожих остановится и закричит: «О,

да такой-то умер!» Считается, что это восклицание вызовет у демона

обманчивую уверенность, что он уже добился своей цели; в таком случае он

оставит больного в покое. Майдараты из группы племен сакаев Малайского

полуострова объясняют все заболевания вмешательством духов, которых они

зовут пуат. К счастью, местный колдун обладает способностью прогонять эти

зловредные существа из тела больного и загонять их в грубые травяные чучела,

которые вывешиваются с внешней стороны домов в небольших

колоколообразных ковчегах, украшенных очищенными от коры палками. Во

время эпидемии оспы негры-эве иногда расчищают пространство за селением,

насыпают на нем ряд низких курганов и ставят на них столько маленьких

глиняных фигурок, сколько жителей насчитывает селение. Для того чтобы дух

оспы мог подкрепить силы, они выставляют горшки с пищей и с водой. Дух

оспы, надеются они, заберет вместо живых людей эти глиняные фигурки. А

чтобы наверняка обезопасить себя, эти негры воздвигают баррикаду на дороге,

ведущей в селение.

Имея перед глазами эти примеры, мы вправе предположить, что деревянные

изображения, которые в Древнем Риме во время праздника Компиталий

можно было видеть над дверями всех домов, служили не заменой

человеческих жертв, которые римляне когда-то приносили в это время года, а

искупительными жертвами, приносимыми теням матери пли бабушки в

надежде, что во время блужданий по городу они по ошибке примут их за

обитателей дома и пощадят настоящих обитателей до следующего года.

Первоначально тот же смысл, возможно, имели и тростниковые куклы, которых

жрецы и девственные весталки в мае месяце ежегодно сбрасывали в Тибр со

старинного Сублицийского моста. Этот обряд мог иметь своей целью очищение

города от влияния злых духов: с его помощью внимание этих духов

переключалось с людей на кукол, чтобы затем без лишних церемоний

опрокинуть всю бесовскую шайку в реку, которая отнесет их далеко в море.

Точно так же отделывались от дьявольских наваждений, периодически

осаждавших город, жители старого Калабара: они завлекали

неосмотрительных демонов в жалкие огородные пугала, которые затем

выбрасывали в реку. В какой-то мере в пользу такого понимания римского

обычая говорит свидетельство Плутарха, который квалифицирует этот обряд

как «величайшее из очищений».

Глава LI

ГОМЕОПАТИЧЕСКАЯ МАГИЯ МЯСНОЙ ПИЩИ

Мы проанализировали обычай умерщвления бога у земледельческих народов.

Мы видели, что дух хлеба или дух других культур выступает у них, как правило,

в человеческой или в животной форме и что в некоторых местах сохранился

обычай ежегодно убивать человеческие или животные воплощения бога. Одна

из причин, по которой духа хлеба в лице его представителя предавали смерти,

приведена уже нами ранее: "мы имеем в виду намерение предохранить его

(или ее, так как часто этот дух принимает облик женщины) от старческой

дряхлости и передать его дух молодому, сильному преемнику. Смерть духа

хлеба под ударами серпов и ножей – не говоря уже о желательности

обновления божественных сил – могла представляться неизбежной, и

верующие, следовательно, были вынуждены примириться с печальной

необходимостью. Кроме того, широко распространен обычай ритуального

съедения бога в образе его представителей (человека или животного) или в

виде хлеба, выпеченного в форме человека или животного. Причины такого

образа действий не со ставляют тайны для первобытного человека. Употребляя

тело человека или животного в пищу, он пребывает в уверенности, что

приобретает не только его физические, но нравственные и интеллектуальные

качества. Что же касается бога, то вместе с его телом первобытный человек по

простоте душевной рассчитывал поглотить часть его божественной субстанции.

Проиллюстрируем на конкретных примерах распространенную веру в то, что

различные добродетели и пороки можно приобрести посредством

употребления мясной пищи, даже в тех случаях, когда речь неидет о пище

божественного происхождения. Эта вера является частью разветвленной

системы симпатической или гомеопатической магии.

Крики, чироки и родственные им племена индейцев Северной Америки, к

примеру, «верят, что природа обладает способностью передавать людям и

животным свойства пищи, которую они едят, а также свойства чувственно

воспринимаемых предметов вообще. Согласно их воззрениям на природу,

человек, который питается олениной, отличается большей быстротой и

смекалкой, чем человек, питающийся мясом неуклюжего медведя,

беспомощных домашних кур, лениво передвигающегося скота или грузно

переваливающейся свиньи. Некоторые ныне живущие старики ссылаются на

опыт величайших вождей прошлого, которые, за редким исключением,

отличались завидным постоянством в выборе своего меню: они редко ели мясо

тупых и неповоротливых животных, опасаясь, как бы их тупость и вялость не

перешли в их тело и не лишили их возможности относиться к своим военным,

гражданским и религиозным обязанностям с должным рвением». Индейцы

племени сапаро из Эквадора «без особой необходимости, как правило, не

употребляют в пищу жирное мясо тапира и дикой свиньи, а питаются мясом

птиц, обезьян, олениной, рыбой и т.д., потому что им кажется, что жирное мясо

делает их такими же тяжеловесными, медлительными и непригодными для

охоты, как съедаемые животные». Некоторые племена индейцев Бразилии

также не употребляют в пищу те виды животных, птиц пли рыб, которые

медленно бегают, летают и плавают, чтобы не стать неповоротливыми,

неспособными скрыться от врагов. Карибы воздерживались от употребления в

пищу свинины. чтобы у них не было маленьких свинячих глазок, а мясо черепах

они отказывались есть, чтобы не заразиться от этого животного

медлительностью и глупостью. Из тех же соображений в племени фанти

(Западная Африка) мужчины в расцвете сил не едят мясо черепах; им кажется,

что это лишило бы их силы и быстроты в ногах. Зато старикам есть мясо

черепах не возбраняется: ведь они и так уже утратили способность быстро

бегать, и мясо этих медлительных созданий не может поэтому причинить им

никакого вреда.

Многие первобытные народы не употребляют в пищу мясо медленно

передвигающихся животных, чтобы не заразиться от них этой слабостью. Что

же касается южноафриканских бушменов, то они, напротив, намеренно едят

мясо таких животных. Причина, которую бушмены приводят в объяснение

своего поведения, отражает необычайную утонченность первобытной

философии. Бушмены воображали, что пища, находящаяся в теле охотника,

окажет на преследуемую дичь симпатическое воздействие, так что стоит ему

поесть мяса быстроногих животных, как дичь также станет быстроногой и

убежит от него. Зато если охотник съел мясо медлительного животного, это

качество передастся дичи, что даст человеку возможность настичь и убить ее.

По этой причине охотники на горную антилопу строго воздерживались от

употребления в пищу мяса проворной и быстроногой газели-антидорки; они не

решались даже прикасаться к нему руками. Дело в том, что газель считалась у

бушменов весьма быстрым и чутким животным, не смыкающим глаз даже

ночью. Стоит нам съесть ее мясо, рассуждали они, как и антилопа не захочет

спать по ночам. Как же тогда мы сможем ее настичь?

Нама воздерживаются от употребления в пищу заячьего мяса, потому что

опасаются заразиться от этого животного трусостью. Зато они охотно

употребляют в пищу мясо льва и пьют кровь льва и леопарда, чтобы обрести

мощь и неустрашимость этих зверей. Бушмен ни за что не даст своему ребенку

съесть сердце шакала из опасения, как бы он не стал столь же трусливым, но

даст ему съесть сердце леопарда, чтобы ребенок вырос таким же храбрым.

Когда туземец племени вагого убивает льва, он съедает его сердце, чтобы стать