
192 
По мере того, как мы пытаемся выработать библейскую концепцию справедливости среди 
сложностей  жизни,  мы  сталкиваемся  с  безотлагательными  вопросами:  Каково 
взаимоотношение  справедливости  и  любви?  Каково  взаимоотношение  справедливости  и 
свободы? Какое понятие справедливости (т.е. того, что причитается человеку) лучшим образом 
отражает христианское мировоззрение? Кто должен справедливость или что она должна? Как 
нам стремиться к соотношению христианской этики с культурами и обществам в которых мы 
живем? 
Любовь и справедливость 
Люди  зачастую  говорят  о  справедливости  и  любви  так,  будто  они  идут  рука  об  руку  и 
являются  в  сущности  одинаковыми.  Библия  иногда  возвещает  их «единым  духом»,  как, 
например,  когда Михей  говорит о том, что  Бог требует  справедливости и  милости (6:8), или 
когда  Осия  увещевает: «Сейте  себе  в  правду,  и  пожнете  милость» (10:12). Но  исследование 
вопросов,  касающихся  этих  двух  моральных  норм,  показывает,  что  все  не  так  просто. 
Например,  история  о  Микки  Ментле  показывает,  что  любовь  не  решит  моральных 
недоразумений,  возникающих  вокруг  трансплантации  органов.  Или  возьмем  к  примеру 
расовую справедливость. Только с  помощью любви невозможно положить конец рабству или 
обеспечить  необходимые  гражданские  права,  чтобы  содействовать  справедливости  в  США. 
Фактически,  в  эпоху  рабства,  некоторые  рабовладельцы,  несомненно,  проявляли  любовь  к 
своим  рабам,  относились  к  ним  милостиво  и  с  состраданием,  но  такая  любовь  не  станет 
исследовать  фундаментальный  вопрос  о  том,  что  причитается  рабам,  как  человеческим 
существам,  созданным  по  образу  и  подобию  Божьему.  Справедливость,  как  моральная 
концепция,  была  необходима,  чтобы  положить  конец  рабству,  ибо  одной  только  любви (как 
минимум, рассматриваемой с точки зрения личностной милости и сострадания) не достаточно. 
Каково  взаимоотношение  любви  и  справедливости?  Богословы  и  этиковеды  долго 
спорили  об  этом.  Существуют  несколько  точек  зрения  на  этот  вопрос.  Эмиль  Брюннер, 
неортодоксальный  богослов  двадцатого  столетия  из  Швейцарии,  утверждал,  что  любовь  и 
справедливость - это два отличных понятия. Любовь, которую можно воспринимать только по 
вере, наиболее явно открыта в Иисусе Христе. Любовь, согласно Брюннеру, всегда личностна 
по  сути,  тогда,  как  она  стремиться  отреагировать  на  определенного  человека  в  его 
уникальности. Но «справедливость - это совсем другое. Когда мы справедливы и поступаем по 
справедливости,  мы  воздаем  другим  то,  что  им  причитается.  Справедливость  не  делает 
подарков;  она  дает  только  то,  что  причитается,  ни  больше,  ни  меньше.  Ее  основа  строго 
реалистична,  трезва  и  рациональна».
7
  Если  любовь  всегда  относится  к  человеку  в  свете  его 
определенного контекста и потребностей, справедливость, в некотором смысле, всегда слепа. 
Брюннер  видел,  что  справедливость  имеет  отношение  к  миру  систем  и  институций,  к 
сфере,  в  которой  любовь  не  может  полноценно  функционировать.  Любящий  человек, 
функционирующий  в  институции,  должен  обратить  свою  любовь  в  справедливость  или  он 
столкнется с риском разрушить жизнь институции. «Любовь, которая не является справедливой 
в мире институций, это сентиментальность. А сентиментальность, чувство ради чувства, это яд, 
растворитель,  уничтожающий  все  справедливые  институции».
8
  Так,  в  мире  институций,  мы 
должны  существенно  изменить  образ  действий  с  любви  на  справедливость,  чтобы  люди 
получали  то,  что  им  причитается.  Любовь,  естественно,  может  сделать  больше,  чем 
справедливость  в  сфере  человеческих  взаимоотношений,  но  Брюннер  считал,  что 
справедливость  всегда  является  предварительным  условием  любви,  а  любовь  никогда  не 
сможет  занять  место  справедливости.  Тогда,  по  сути,  согласно  Брюннеру,  любовь  это 
функциональная  добродетель  в  личностных  взаимоотношениях,  которая  следует  примеру 
любви - агапе  Христа.  Справедливость,  познаваемая  разумом,  это  функциональная 
добродетель в институциях общества. Обе нужны, каждая в своей сфере. 
Те, кто следуют идее Брюннера о разделении справедливости и любви, подчеркивают, что 
так как государство не может любить, на нем не лежит ответственность восполнять нужды 
192