Иоганн Густав Дройзен. Историка

Подождите немного. Документ загружается.

ними наслоениями. По всей Северной Германии кое>где

можно обнаружить своеобразные правовые институты,

называемые фламандскими. Исследуя их и сравнивая с

другими явлениями, мы узнаем намного больше, чем

только историю этого правового института: такие выра

жения и топонимы, как фламандская гуфа, фламанд

ский церковный приход, флеминг вблизи Берлина,

фламандская улица во многих городах по левому берегу

Эльбы, являются остатками сельских и городских ко

лоний, основанных беженцами из Нидерландов, кото

рые покинули родные места вследствие большого на

воднения и дошли до Вислы (конкурсное сочинение

бельгийца де Боршграве. История бельгийских коло

ний.1865). И когда в немецких городских хрониках и

отдельных грамотах нам попадаются упоминания о го>

родском праве Любека, Магдебурга, Зюста, то лишь по>

сле изучения исключительно разработанного и своео>

бычного права этих городов, которое частично практи>

ковалось вплоть до 1848 г., например в городах Шлез>

виг>Гольштинии и Мекленбурга, мы получаем некото>

рое представление о городской жизни, начиная с

XIII в., о которой едва ли что нам расскажут сами город>

ские хроники. Мы не могли бы оценить значения Эр>

фурта, если бы не распознали в Эрфуртском праве водо>

пользования основы своеобразной культуры садоводст>

ва и разведения цветов на продажу и красильных расте

ний, которое было занесено сюда из Майнца. И тот

факт, что в Эрфурте, отчасти еще и сегодня, сохранили

ту же культуру поливного садоводства и т. д., весьма

наглядно иллюстрирует сведения из дошедших до нас

станинных законоположений.

Общинный луг в любой немецкой деревне, каковой

существует еще и сегодня, или по крайней мере сущест

вовал во времена наших отцов, есть живой кусок исто

рии. Если, исследуя это явление, оглянуться в глубь да

леких времен, то можно увидеть, что такое распределе

ние деревенского луга уходит своими корнями во вре

мена первых поселений, и первооснову его можно рас

познать еще и сегодня. И тут обнаруживаются харак

терные различия в расположении деревни и луга в древ

них гау гессенцев, свевов и фризов по нижнему течению

Зале по сравнению с соседними гау тюрингов, с одной

стороны, и саксов — с другой; и далее, лежащие к Вос

току от Зале и Эльбы немецкие и славянские деревни

отличаются с первого взгляда тем, что последние распо

ложены в форме подковы, первые же по обеим сторонам

дороги, проходящей через деревню. Хотя Ниссен (Das

Templum.1869) и не прав, утверждая, что он всегда рас

познает в римских городах Италии ту же ориентацию,

что и в римском лагере, по cardo

и decumanus

,всеже

такие города, как Турин, выросшие из castra stativa,

имеют именно такую планировку.

Известно, что многие обычаи и нравы, сохранившие

ся по крайней мере кое>где до сегодняшнего дня, ухо>

дят своими корнями в древние языческие времена: ко>

стры в ночь на Ивана Купалу, пасхальная вода, гусь на

Мартынов день, или юлклапп на Рождество и т. д.

С тех пор, как Гримм в своей Немецкой мифологии

первым обратил внимание на этот факт, в Германии,

Англии, Франции, повсюду вновь обнаруживали такие

древние пережитки и приходили к пониманию, что в

народных обычаях содержится много исторического

материала о древних и древнейших временах (Манн>

хардт из Данцига).

в) Эти рассуждения подводят нас к третьей катего

рии остатков. Те же исследования по германистике до

казали, что в наших детских сказках о Белоснежке,

можжевеловом дереве, о диком охотнике, крысолове из

Гамельна и т. д. сохранились языческие представления

древних германцев. Христианство, хотя и накрыло их

волной, но полностью истребить не могло. Эти языче

ские представления держались так цепко, что пережи

ли даже славянское вторжение в земли между Эльбой и

Балтийским морем, где некогда жили лангобарды и

семноны.

Павел Диакон (Gesta Long. I, 9) говорит о лангобар

дах: «Wodan, quem adjecta litera Gwodan dixierunt»,

такая форма имени Вотана сохранилась в рассказе о

госпоже Гауде, бытующем в землях от Хафеля до Бар

довика (В. Шварц. Современная народная вера и древ

нее язычество. 2>е изд. 1862). Представление древнего

языческого времени, переосмысленные и ныне уже не

понятные, дожили до наших дней.

Подобное можно обнаружить и в Древней Греции,

где в более светлый мир олимпийских богов все снова и

снова вторгаются отзвуки преодоленной эпохи, темные

фигуры древних богов, как называет их Эсхил, и разве

только в мифологемах и их метаморфозах можно про

следить ход исторического развития той эпохи вплоть

до момента, когда с завершением эпической традиции

появляются первые скудные известия об ее внешней

истории.

То же можно сказать о любом религиозном и языко>

вом явлении и его преобразованиях как у греков, так и

у любого другого народа. Язык, каков он есть в настоя>

щий момент, или как он сложился в великих литерату>

рах, представляет собой живой кусок истории, а имен>

но в лингвистическом плане, т. е. в грамматике и этимо>

логии, в языковых образах и метафорах. Такое выра>

жение, как «Knall und Fall»,

могло возникнуть в на>

шем языке только после появления огнестрельного

оружия (когда падению дичи наземь предшествовал

выстрел из ружья); другое выражение, «ich traue dem

Frieden nicht»

пришло к нам из тех времен, когда пы

тались установить по всей Германии вечный мир, одна

ко купец боялся поехать со своими товарами на ярмар

ку в соседний город. Такие словари, как немецкий

Гримма, французский Литтре, снискали заслуженную

славу прежде всего тем, что они показывают словарный

запас языка как удивительное отражение живой исто

рии и мировоззрения различных времен и народов.

Известно, какую важную роль сыграло сравнитель

ное языкознание для изучения происхождения наро

дов, о которых не сохранилось никаких воспоминаний,

как, например, на основе одинаковых названий до

машних животных, сельскохозяйственных орудий, са

мых простых занятий человека и т. д. можно доказать

уровень культуры индогерманских народов до их раз

деления.

Не менее показательно, как лингвистика открыла

для себя важную вещь, что язык, будучи выразителем

духа народа, является одновременно его пределом.

К пониманию китайской культуры пришли, лишь осоз

нав, что язык китайцев не фонетический, а, так ска

зать, офтальмический, что китайцы в принципе по>

иному мыслят, чем другие народы, а именно на основе

не звуков, которые мы слышим, а знаков, которые ви

дим, так что у письма китайцев есть такая особенность,

что оно может быть прочитано и понято также носите

лями других языков, а не только китайского, что оно

есть пазиграфия, пользуясь которой, 200 млн поддан

ных Поднебесной империи понимают друг друга, как

бы далеко они ни отстояли друг от друга в языковом и

этнографическом отношении.

Итак, после того как я обозначил первую категорию

остатков как разряд творений рук человека, вторую —

как разряд социальных и правовых пережитков, а те>

перь назову третью разрядом мировоззренческих пред>

ставлений, выраженных в языке, само собой будет по>

нятно, что к этому разряду следует отнести несравненно

больше материала: это дошедшие до нас в письменном

изложении и литература народов, и их научные труды,

и всякие философские и религиозные воззрения, и ду

ховный кругозор любой эпохи. Такая поэма, как Данто

ва «Divina Commedia», для историка поучительна не

только из>за содержащихся в ней многочисленных ис

торических экскурсов, но прежде всего она — драгоцен

ный документ своей эпохи благодаря нравственным,

религиозным и политическим взглядам автора; и я не

знаю ничего другого, что бы более величественно и про

никновенно представило эпоху начала XIV в. Мы знаем

относительно мало о духовной жизни трех последних

столетий до Р. Х., но если воздать должное апокалипти

ческим писаниям евреев, в том числе книге Даниила, а

также Сивиллиным книгам, книге Еноха,— всей той

синкретической литературе, которая существовала на

ряду с ученой александрийской, то тут нам откроется

мир идей, делающий действительно понятными те

страстные стремления и упования, которые проклады

вали путь зарождающемуся христианству.

г) Наконец, остатки письменного делопроизводства

как официального, так и частного характера, свиде

тельства которого сохранились в архивных актах, отче

тах, отзывах, деловой корреспонденции, счетах. Ха

рактерным для этих материалов является то, что они

были фиксированными моментами торговых и деловых

отношений, юридических сделок, моментами, случай

но и частично сохранившимися и вырванными из не

прерывного процесса, и, разумеется, не самими сделка

ми, ибо многое, зачастую самое важное, совершалось не

письменно, а устно. Даже из времени мы можем полу>

чить лишь самые общие сведения о ведущихся перего>

ворах; даже самые что ни на есть аккуратные счета го>

сударства, общины лишь до определенной степени дос>

таточны для историка, так как они преследовали иную,

деловую цель.

Ясно, что в данном случае исследователю не остается

желать ничего лучшего, как иметь в руках подобные

деловые остатки, каких бы подчас трудов и затрат вре>

мени ни требовало использование их для исследования.

Такие материалы, сохранившиеся только во фрагмен>

тах, уходят в глубокую древность. Среди иератических

папирусов из древнеегипетских гробниц встречаются

договоры, приказы, отчеты, относящиеся ко второму,

даже третьему тысячелетию до н. э. Среди глиняных

табличек, дошедших до нас из библиотеки Ашшурба

нипала в Ниневии, кроме ученых и исторических запи

сок имеются также деловые письма, договоры, счета,

относящиеся к VIII в. до н. э.; среди глиняных цилинд

ров, найденных в Вавилоне и его окрестностях, есть

счета одного торгового дома начала правления Селев

кидов, написанные еще клинописью.

Затем следующими за вавилонскими оригиналами

являются греко>египетские папирусы, содержащие де

ловые записи разного рода, общей численностью около

200 экземпляров: купчие, документы проверки сбора

податей, акты Гермия (Амадео Пейрон), протокол одно

го гражданского процесса, записанного от начала до

конца. Из римской античности сохранились несколько

восковых табличек, частично из Помпеи, частично из

отдельных провинций и т. п.

В средние века только в VI в. помимо грамот появля

ются письменные деловые документы, сначала касаю

щиеся монастырей и церквей в Италии, Франции и

Англии. Римские епископы стали составлять перечни

сохранившихся актов очень рано. Уже в 419 г. папа Бо

нифаций I говорит: «ut scrinii nostri monimenta

declarant»

(Яффе. Regest. № 142), до нас дошли

regesta папы Григория I (590–604), которые были изда

ны в 1702 г. бенедиктинцами. Следующим по возрасту

является архив, сохранившийся в лондонском Тауэре,

который ведется, если и не с самого норманнского за>

воевания, то во всяком случае со времени Генриха II

(1150), и в котором, естественно, хранятся также мно>

гие документы англосаксонского периода; а затем сле>

дует назвать несравненную книгу «Domes day»

за

1086 г., составленную чиновниками короля, статисти>

ческую поземельную книгу, а также поземельную кни>

гу императора Карла IV за 1374 г. для марки Бранден>

бург. Затем, пожалуй, назовем архив в Венеции, в кото>

ром уже в 1300 г. работа шла полным ходом.

Само собой разумеется, что всегда и везде предприни

мались попытки навести такой порядок в деловых бу

магах, по крайней мере государственных, чтобы ими

можно было пользоваться и всегда иметь их под рукой.

В Афинах для этой цели служил metron, для которого

позднее построено было Фидием здание. В Риме Сулла

основал так называемый табулярий, который до сих

пор занимает весь всход на Капитолийский холм со сто

роны форума, он должен был объединить все разбросан

ные архивы и одновременно служить как бюро для всех

чиновников администрации.

Немецкая государственность в первые столетия сред

невековья долгое время не была привязана к постоянной

резиденции, поскольку не было определенного центра

правления, и наведение должного порядка для канцлера

было трудным, даже невыполнимым делом. Например,

вместе императором Генрихом VII в Италию переехала

вся немецкая имперская канцелярия, а после его насиль

ственной смерти в 1313 г. все немцы из его свиты ускака

ли в спешке домой, оставив имперские бумаги в Италии

на произвол судьбы, там они разрознивались, часть их

ещё и сегодня находится в городском архиве Пизы (Фи

кер. Остатки немецкого имперского архива в Пизе).

Естественно, что такие обустроенные городские рес

публики, как Любек, Флоренция, Венеция, такие об

разцовые администрации, как управления Тевтонского

ордена в Пруссии, хранили свои деловые бумаги и дер

жали их в надлежащем порядке, как это еще прежде

было заведено в церквах и монастырях. В конце XIV в. и

княжеские дворы начали проявлять интерес к архивно>

му делу, а, начиная с XV в. груда актов княжеских и го>

родских архивов росла со все возрастающей скоростью.

Уже в XV в. имеются огромная политическая коррес>

понденция дипломатов: oratores

и ambassiatores,

официальные записи переговоров на соборах в Констан>

це, Базеле, отдельные заметки о рейхстагах имперских

сословий. В период Реформации добавились другие

виды документов: протоколы коллоквиумов и диспу>

тов, мнения и письма теологов к их начальству. При

Карле V и Филиппе II сложился совершенно современ

ный стиль письменного делопроизводства, как это вид

но, между прочим, из бумаг кардинала Гранвеллы, ко

торые хранятся в Безансоне и составляют 82 фолианта;

часть этих бумаг была опубликована в 9 томах in quarto

французским правительством по инициативе Гизо.

Не только изучение политической истории послед

них столетий напрямую связано с сокровищами архи

вов. Наверное, в еще большей степени зависит от них

исследование внутренних социальных условий, торгов

ли и ремесел, налоговой системы, военного дела.

В изучении архивов мы делаем только первые шаги.

Работа с архивными документами еще потому такая

100

трудоемкая, что только некоторые собрания приведены

в порядок, да и то кое>как: но еще ничего по>настояще

му не обработано и ничего не доведено до того состоя

ния, чтобы исследователь хотя бы с некоторой уверен

ностью мог ориентироваться в массе архивных актов;

разве что грамоты, особенно до 1500 г., пользуются осо

бым вниманием и с ними бережно обращаются.

Правда, уже в XVII и XVIII вв. не раз поднимался

этот важный вопрос (например, Венкер. Архивный ап

парат и чутье архивариуса), а в Майнцском универси

тете до его гибели в 1793 г. была специальная кафедра

архивоведения. Но только в нашем столетии, когда ис

торическое исследование все более углубляется и наби

рает силу, стали лучше понимать значение архивов; и

совершенно новым, по крайней мере по идее, был при>

нятый Наполеоном I по предложению Жерандо план

создания в Париже école des chartes;

эта идея, правда,

была реализована лишь в 1821 г., однако школа эта

служит теперь не столько архивоведению, сколько по>

ощрению исторического исследования вообще. Упу>

щенное во Франции пытались возместить в Бельгии;

по повелению короля Леопольда I была проведена

реорганизация бельгийских архивов, и эту огромную

работу поручили достойнейшему всяческих похвал Га>

шару, которого назначили archiviste general du roya>

ume.

Тем самым было положено начало, и постепенно

и в других странах делаются хотя бы первые попытки

последовать опыту бельгийцев.

Памятники

§ 23

Место памятников — между остатками и источника

ми. Их предназначение состоит в свидетельствовании,

сохранении для памяти какого>либо момента того вре

мени, тех событий, деловых отношений и юридических

сделок, остатками которых они являются, а именно, в

такой форме, в какой данный момент и его смысловой

101

контекст воспринимали его современники, и в этом

плане памятники аналогичны источникам.

а) В полном смысле слова сюда относятся грамоты,

документальные свидетельства, предназначение кото

рых состоит не только в том, чтобы заключать ка

кую>либо торговую или юридическую сделку, но и сви

детельствовать в будущем об этом акте заключения при

совершении новых сделок. При использовании таких

документов для исследователя исключительно важно

не забывать об этих аспектах. Есть различные виды гра

мот. Поскольку и завещания, и долговые расписки и

доверенности, векселя, акции являются в некотором

смысле грамотами, то в конце концов вошло в привыч

ку употреблять это слово довольно широко и небрежно.

Грамотами в подлинном смысле слова можно назвать

лишь торжественное свидетельство, подтверждающее

заключенные договоры и юридические сделки, вклю>

чая дарственные, документы о помиловании, дворян>

ские и прочие дипломы.

Конечно, при слове грамота мы в историческом пла>

не сразу же и прежде всего вспоминаем средневековые

письменные документы, которые за последнее время

уже изданы во многих сборниках: грамоты пап, церк>

вей, монастырей, императоров, королей, князей, горо>

дов и т. д.

Причина столь неутомимых, усердных трудов, за

трачиваемых на публикации грамот, заключается в

том, что для средних веков вплоть до эпохи Реформа

ции, когда обычные архивные документы стали накап

ливаться со все возрастающей скоростью, у нас, помимо

источников, нет письменного материала, или есть всего

немного, и в грамотах мы находим надежную опору для

изучения правовых и прочих отношений.

Такие грамоты появляются в пору меровингских и

лангобардских королей, постепенно облекаясь в те по

стоянные формулировки, в которых как раз и проявля

ется торжественный характер их обнародования.

Затем наряду с грамотами следует отметить breve,

адресованное отдельному лицу, заверенное личной пе

102

чатью, например папским перстнем; далее placita, т. е.

распоряжения, постановления сословных собраний, а

также решения таких собраний, когда они выступают

в функции суда (сеньориальный суд). (О других фор

мах см.: Гарри Бреслау. Канцелярия императора Кон

рада II. 1872).

За усердным изучением средневековых грамот

как>то совсем забыли о том, что до сегодняшнего дня в

частных и государственных делах имеют хождение со

вершенно аналогичные документы, и они, хотя бы от

части и иногда, представляют для исторического иссле

дования не меньший интерес.

Исследование грамот Нового времени все еще нахо

дится в полном пренебрежении. Исследовать их еще и

потому так трудно, что нередко лишь после тщательно>

го изучения длящихся зачастую годами предваритель>

ных переговоров удается установить всего несколько

статей или даже слов, из>за которых>то и затянулись

официальные переговоры, и, лишь узнав эти слова, мы

получаем в руки ключ к разгадке всего документа. На>

пример, в тайном договоре о Прусской королевской ко>

роне от 16 ноября 1700 г., в конечном итоге, все сводит>

ся к следующему: должно ли быть записано в договоре,

что курфюрст Бранденбургский не полномочен,как

того хотел император, или что курфюрст не надеется —

как того добивались с прусской стороны, без одобрения

императора возложить на себя королевскую корону.

Вот в чем суть: может ли только император присуждать

королевскую корону, или курфюрст совершает суве

ренный акт, признание которого испрашивают и у им

ператора, как у любого другого суверена.

Теперь немного о трудностях датировки. В случае го

сударственных договоров речь идет не только о дате за

ключения договора, но и о дате его ратификации и даже

обмена ратификационными грамотами, только после

которого договор вступает в силу.

Мы можем проследить историю таких документаль

ных свидетельств вплоть до античности. Кроме выше

упомянутых, дошедших до нас в оригинале протоко

103