Темы жизни и смерти в повести Ивана Цанкара «Курент» 293
дающая. Теперь рядом с огромной тенью оказывается образ другого пла)
на, отсылающий нас к началу произведения: «Ярко светила луна, но из)за
чужеземных гор встала огромная тень», покрывшая все небо. «Это была
сама смерть, черная и нагая, на голове у нее шапка клоуна, в левой
руке — гусли, в правой — лук. Быстрыми шагами переходила она с горы
на гору. Песнь ее была злой насмешкой над бедняками, издевательством
над надеждами, презрением к печали. Ноги ее были до колен в крови,
и куда ни ступала она, падали леса, рушились дома, увядала трава» (Там
же, 219). Но вслед за ней «шагал босой человек, без шапки, в коротких по
колено штанах, подвязанных веревкой, подобранной в придорожной
канаве. Бледным и больным выглядело его лицо, под мышкой он держал
гармонь. Печальны были его глаза, слезы катились по щекам. И там, где
падала его слеза, снова зеленела трава, шумели леса, и жизнь начиналась
у разрушенных жилищ» (Там же). Цанкар осторожно вводит и наблюда)
телей таинственных образов жизни и смерти: «Твердым шагом шла тень
через всю страну, и тысячи глаз следили за ней, тысячи сердец замирали
в страхе. Прошли тень и ее спутник, исчезли оба в далекой тьме. Холод)
ный ветер подул с севера. Глухо загудело в лесах» (Там же). Жизнь
и смерть — это вечные спутники, человек сам выбирает отчаяние или на)
дежду на рассвет и жизнь. Последние строки произведения — это слова
надежды самого автора: минет полночь, придет заря.
Итак, Цанкар не следует структуре мифологического образа, не под)
чиняется правилам, по которым строятся поверья. Он «демифологизи)
рует Курента, одновременно изменяя его роль, углубляя его характер»
(Zadravec 1980, 163). Чем ближе к концу произведения, тем в большей сте)
пени проявляется двойственность героя. Курент заставляет людей, за)
бывая обо всем, предаваться буйным и страшным танцам, а вместе с тем
в нем отчетливо проявляются иные качества: он сочувствует и сострадает,
порой предсказывает и предупреждает людей, живущих на этой земле.
Демоническое в персонаже сменяется человеческим, которое начинает
превалировать. Так, опираясь на фольклорно)мифологическую основу
образа Курента, писатель выстраивает новую мифологию национального
возрождения в очень условных, размытых терминах и формах. Ему это
удается потому, что он наделил своего героя двойственностью: его Курент
обладает и человеческой, и демонической природой, но не только в этом
проступает его двойственность — через этот противоречивый и лите)
ратурный, и фольклорный образ проходит, рассекая его, оппозиция
жизнь/смерть, постоянно меняющая свои контуры. Так усложняется