Кин Морис. Рыцарство

Подождите немного. Документ загружается.

Глава II

чтобы оказываемые им услуги были признаны предметом его обожа-

ния, ярко отражено в часто повторяемой трубадурами формуле, соглас-

но которой лишь бедные способны понять, что такое истинная куртуазность, ибо богатые ищут в любви удовлетворения своей страсти, а

бедный рыцарь трудится и совершает подвиги, которые лишь очищают

и оттачивают его чистое чувство, придавая ему особую, куртуазную

ценность.

Возможно, трубадуры юга Франции сильнее северных

труверов стремились осудить скупость богатых сеньоров и воспеть их

великодушие; именно рыцарь с юга Бертран де Борн заявлял, что его

не интересует тот господин, который никогда не пожелал бы заложить

свои владения, чтобы щедро одарить других

; а первой заповедью

бога Любви в трактате Андрея Капеллана является поношение ску-

пости, подобной чуме.

И в то же время, разумеется, куртуазная

любовь представляла собой некий идеал служения, и даже знатный

господин мог отдаться этому служению целиком, ничуть себя при этом

не унизив. Поэзия трубадуров столь же красноречиво, как и произве-

дения северных труверов или рыцарские романы, отражала те процес-

сы, благодаря которым в XII веке происходило все большее сближе-

ние высшей знати и профессионального рыцарства, и поэзия эта явля-

лась куртуазной (т. е. «придворной») в том особом смысле, что именно

при дворах высшей знати и пересекались пути этих двух обществен-

ных групп.

Таким образом, дворы наиболее знатных французских сеньоров

XII века играли решающую роль в окончательном формировании

жизненных принципов и идеологии, которые впоследствии были опи-

саны, например, в произведениях Ауллия и де Шарни и безусловно

отразились в карьерах Арнольда Ардрского и Гийома ле Марешаля.

Столь важную роль дворы знатных феодалов играли потому, что они,

как уже было сказано, служили, во-первых, местом встречи представи-

телей совершенно различных слоев высшего общества, а во-вторых -

центрами светской литературной жизни. Именно там собиралась та

аудитория, для которой исполнялись chansons de geste и к которой

были обращены первые романы, посвященные рыцарям Круглого Стола.

Светские корни рьщарства

Следует особо подчеркнуть, что chansons представляли собой доста-

точно изысканную литературную традицию. Их авторами не были,

как некогда предполагали исследователи, малообразованные менест-

рели, просто перерабатывавшие народные сюжеты; скорее, версифика-

торское искусство менестрелей носит отпечаток тех форм, что исходно

были свойственны поэзии Рима, и многие из этих авторов были несом-

ненно и сами клириками, то есть людьми образованными, и в той или

иной степени знали латынь.

Авторы же первых романов, во всяком

случае многие из них, были еще более образованными людьми. Они

достаточно хорошо знали классическую литературу, интерес к которой

был весьма велик в учебных заведениях XII века, особенно к Верги-

лию и Овидию. И не случайно Кретьен де Труа (буквально с голо-

вой погруженный в творчество Овидия) без конца цитирует Макробия

*, считая его величайшим авторитетом, когда описывает то пре-

красное платье, украшенное символами арифметики, геометрии,

астрономии и музыки, которое носил Эрек

* при дворе короля Арту-

ра

; именно Макробий служил основным источником, которым тог-

дашние схоласты пользовались для углубленного проникновения в

суть классической философии. В других местах Кретьен особо под-

черкивает взаимосвязь рыцарства и образованности. Образованность

в произведениях куртуазных писателей оценивается чрезвычайно вы-

соко, потому что не только знатные покровители этих писателей, но и,

безусловно, многие представители «клиентажа», находившиеся под пат-

ронажем того или иного крупного феодала, также часто были людьми

образованными. И уж точно далеко не все они были туповатыми

воинственными обывателями (хотя некоторые действительно таковы-

ми были). Панегирический портрет Джеффри (Жоффруа) Красивого

Плантагенета, графа Анжуйского

*, созданный хронистом Жаном де

Мармутье, явственно свидетельствует о том, что это не только великий

военачальник и большой любитель рыцарства и турниров, но также и

весьма образованный правитель, который учился искусству осады по

произведениям Вегеция и был знатоком поэзии на местных языках.

Мы не должны забывать, что и Абеляр, например, был сыном бедного

62 Глава II

бретонского рыцаря, позаботившегося о приличном общем образова-

нии для своих детей, которые упражнялись не только в военных ис-

кусствах.

Рыцари и клирики происходили из одной среды и понима-

ли мир друг друга гораздо лучше, чем это сейчас порой кажется

некоторым историкам.

В одно время с созданием chansons и романов мы должны поме-

стить и еще один род литературной деятельности, который также яв-

лялся продуктом новой учености, получившей распространение при

дворах, и который был чрезвычайно важен, ибо придал рыцарским

отношениям законченную форму. Имеется в виду написание семейных

хроник, в которых основу сюжета составляли великие деяния предков

данного рода - а конкретнее, предков того, кто являлся покровителем

автора данной хроники.

. Истории знатных семейств, написанные

Р. Васом, Бенуа де Сен-Мором, Ламбертом Ардрским и Жаном де

Мармутье

*, сколь бы они ни были различны, все, тем не менее, принад-

лежат именно к этому жанру. Это отнюдь не такой уж новый жанр

исторической литературы: он знаком нам, например, по созданной мо-

нахом Видукиндом в X веке «Саксонской хронике», посвященной

происхождению саксонского королевского дома.

Новым же было

следующее: теперь прославлялись предки и тех знатных людей, кото-

рые не были связаны с настоящими королевскими фамилиями (или

же были с ними связаны лишь косвенно). Кроме того, хроники XII

века выходили из-под пера совершенно новой разновидности истори-

ков. Создание исторических трудов в течение многих веков было

прерогативой монастырей, и написанные там хроники самым есте-

ственным образом отражали заботы и особые интересы того монас-

тыря, к которому принадлежал автор хроники. Авторы же семейных

хроник гораздо чаще были людьми светскими, клириками или капел-

ланами, связанными с двором того или иного феодала, о предках кото-

рого они и писали, и эти авторы привносили в свои истории некий

новый аромат, рассматривая описываемые события под иным углом

зрения. Их не слишком интересовала милостыня, которую жаловали

их покровители, как и те церкви, которые строил тот или иной феодал

Светские корни рьщарства

или его предки; гораздо больше их занимала генеалогия данного (знат-

ного) рода и те подвиги, благодаря которым этот род и стал знамени-

тым - иными словами, тематика их произведений была самой что ни

на есть рыцарской.

Генеалогическое древо, благодаря которому тот или иной предста-

витель знати мог проследить истоки своего титула и узнать о своих

родовых корнях, обычно составляло основу писаний того или иного

семейного хрониста. Особо выделялась отцовская линия родства, хотя

все сколько-нибудь значимые в плане знатности или же территори-

альных владений преимущества, приобретенные благодаря браку, разу-

меется тщательно отмечались. Фамилия рода или, точнее, прозвище,

обычно являвшееся производным от названия территории, находив-

шейся во владении этого феодала, или же от названия его замка, слу-

жили как бы знаком единства всего рода (чуть позже это станет

совпадать с фамильным гербом и превратится в чисто внешний и

весьма выразительный символ такого единства). Интересно отметить,

что хронисты даже относительно скромных семейств, вроде Ламбера

де Ватрело, который писал в конце XII века и происходил из мелкого

рыцарства Фландрии, всегда старательно отмечали среди своих пред-

ков рыцарей - milites.

Здесь мы видим формальную связь проис-

хождения с рыцарским сословием, находящимся в процессе становле-

ния; предвосхищение более поздней законодательной доктрины, со-

гласно которой впоследствии в ряды рыцарства не будет допускаться

тот, кто не сможет указать хотя бы одного конкретного рыцаря среди

своих предков по отцовской линии. Еще более интересным нам пред-

ставляется то, как поступали семейные хронисты, обнаружив, что вся

сколько-нибудь точная генеалогическая информация уже ими исчер-

пана. В таких случаях мы то и дело обнаруживаем, как хронисты

«прослеживают» генеалогию той или иной семьи вплоть до мифичес-

кого Иессея

*, основателя династии в героическом прошлом, со славой

которого с тех пор ассоциируется все данное семейство. Так, Ламберт

Ардрский отслеживает генеалогические корни семейства Арнольда

вплоть до некого Зифрида

*, скандинавского искателя приключений,

Глава III

который соблазнил дочь графа Фландрского (таким образом устанав-

ливая кровное родство данной семьи с самыми знатными людьми);

история герцогства Ангулемского связывает корни семейства с неким

Гильомом Тайлефером (William Taillefer), героем эпохи Каролингов;

династия графов Анжуйских называет среди своих предков некоего

Тортульфа, великого воина времен Карла Лысого. И этот Тортульф,

женившийся на одной из дочерей герцога Бургундского, описан как

искусный воин, не отступающий ни перед какими трудностями и испы-

таниями и абсолютно бесстрашный; боится он лишь одного: утратить

собственную честь. «Благодаря всему этому, - говорится в хронике, -

он и заслужил высокое положение в обществе как для себя, так и для

всего своего рода.»

Связь между подвигами предков и родовитос-

тью в генеалогическом плане, явившаяся особым вкладом литератур-

ного жанра семейной хроники в идеологию рыцарства, и не могла бы

быть выражена более ясно.

Связывая родословную своих покровителей с героическим про-

шлым, о котором повествуют chansons, семейные историки-хронисты

устанавливали и некую явственную связь с настоящим, и притом весь-

ма для этого настоящего важную, имевшую огромное значение для

взаимоотношений вассал-феодал. Почестей следовало добиваться, учили

эти хроники, верой и правдой служа тому, чьи великие предки своими

подвигами прославили свой род, чтобы и на верного слугу нынешнего

знатного господина упал отблеск его славы. Таким образом, генеало-

гическая литература и эпическая chanson, оказавшись в одной упряжке,

подчеркивали в глазах куртуазного общества вполне уместную на

данном этапе релевантность для современного им мира этики верного

служения господину и щедрого патронажа. Сходным образом в по-

этических версиях таких хроник на местных языках, тесно связанных

с chansons, героическое прошлое служило настоящей кладовой ярких

сравнений, подчеркивавших красоту настоящего; так, одним из способов

похвалить человека за доблесть, проявленную в бою, было его сравне-

ние с Роландом или Оливье. Авторы романов, сосредоточив свое вни-

мание главным образом на эпохе Артура, которая претендовала на то,

Светские корни рьщарства

чтобы считаться истинно исторической наравне с эпохой Карла Ве-

ликого, еще более расширили понятие идеального рыцаря, как бы

придавая его образу дополнительное измерение - особо подчеркнув

его courtoisie (куртуазность), а более всего именно учтивость и бла-

говоспитанность, что представлялось весьма существенным в тогдаш-

нем обществе, становившемся все более рафинированным и образо-

ванным.

Возможно, самым примечательным свойством французской ры-

царской культуры XII века было то, сколь быстро рыцарская система

ценностей и основные понятия о рыцарском образе жизни распрост-

ранились далеко за пределы Франции. Без сомнения, одна из главных

причин этого - удивительно обширная диаспора французского рыцар-

ства, свидетелями чего стали вторая половина XI века и XII век.

Норманские рыцари завоевали Англию, южную Италию и Сицилию;

вместе с рыцарями из других частей Франции, включая южную родину

трубадуров, они сыграли выдающуюся роль и в войнах с маврами в

Испании, а также - что послужило началом еще более драматичной

цепи событий - ведущую роль в крестовых походах в Святую Землю.

Куда бы они ни направлялись, они не забывали о своих обычаях, о

своей культуре и о своих любимых историях. Однако истории эти, эта

система ценностей и исповедуемые рыцарями взгляды распространя-

лись далеко за пределы стран, захваченных французскими армиями,

которые устанавливали там французское господство и насаждали фран-

цузскую культуру. Это происходило отчасти потому, что общество

XII века было очень открытым, и его открытость, в частности, чрезвы-

чайно способствовала разнообразным путешествиям. Рыцари из по-

граничных районов Империи приезжали во Францию, чтобы принять

участие в турнирах. Рыцари из Фландрии переплывали море, чтобы

служить английскому королю - так поступили, например, предки Лам-

берта де Ватрело при короле Генрихе I.

В эпоху крестовых походов

воины со всей Европы выступали плечом к плечу. Молодые образо-

ванные клирики XII века были не менее страстными путешественни-

ками, чем рыцари, и их странствия также способствовали превращению

66 Глава III

куртуазной культуры, как и культуры схоластической, в культуру ин-

тернациональную. Однако же воззрения французских рыцарей и их

система ценностей становились повсеместно известными еще и благо-

даря той тематике французской литературы, которая отражала чаяния

определенной общественной группы не только в самой Франции, но и

за ее пределами, где положение этой общественной группы и ее миро-

воззрение было вполне сопоставимо с положением и мировоззрением

французского рыцарства, хотя история ее возникновения и существо-

вания была несколько иной. Давайте же завершим рассмотрение со-

циальных и военных корней рыцарства двумя поразительными при-

мерами подобного влияния французского рыцарства на определенные

круги Германской империи и Италии.

В X веке и в течение большей части XI века, когда французская

монархия была еще очень слаба, Германская Империя уже отличалась

значительным могуществом. Она была способна помешать крупным

«родовым герцогствам» (Саксонии, Баварии, Швабии и Франконии)

консолидировать свое могущество, как это делали герцоги и графы

Франции. Могущество Империи было основано на контроле над цер-

ковью с ее обширнейшими территориальными владениями и на весь-

ма эффективном управлении императорами, представителями одного

рода, своими собственными фамильными землями. Однако же для

того, чтобы столь же эффективно управлять и всей страной, императо-

рам нужны были надежные помощники и слуги; то же самое относит-

ся и к епископам и аббатам (настоятелям монастырей), все более

усиливавшим свое влияние. Именно в этом контексте появляются

сведения о ministeriales (министериалах, «служилых») и «рыцарях-сервах», которые стали предками кастелянов и простых рыцарей в

Германии более позднего периода. Сперва они появились внутри им-

перии как некая привилегированная группа среди прочих несвобод-

ных, чьи обязанности были тесно связаны с управлением хозяйством

их знатных господ, лиц церковных или светских. Признаки их несво-

боды были очевидны: они не имели права отчуждать и продавать свои

земли или передавать их кому-то другому, кроме министериалов того

Светские корни рьщарства

тс господина, которому служили сами, приобретать земельные владе-

ния или жениться за пределами управляемой их господином террито-

рии и без его разрешения. Таковы эти ограничения, явно напоминаю-

щие ограничения, существовавшие для сервов Франции или Англии,

да и права и привилегии этих «рыцарей-сервов», подобно правам и

привилегиям настоящих сервов, также определялись местными зако-

нами, установленными во владениях того или иного знатного феодала,

на пределами которых эти рыцари были практически бесправны. Что

совершенно не похоже на положение свободных вассалов во Фран-

ции. И тем не менее, термин «рыцари-сервы», как представляется,

может до некоторой степени ввести в заблуждение. Их отношения с

господином нельзя рассматривать в рамках обычной социально-пра-

вовой зависимости; в обязанности таких людей входило несение раз-

личных служб при дворе своего господина и общее руководство хо-

зяйственными работами в его земельных владениях, а также - военная

служба у него под началом. Основные должности в господском доме -

камергера, сенешаля и маршала - обычно предоставлялись именно

им.

Их права на собственное землевладение были к середине XI

века признают почти повсеместно, по крайней мере право на наследо-

вание земель. В своих собственных поместьях министериалы, хоть и

оставались формально несвободными, составляли все же достаточно

могущественную и достаточно привилегированную группу по сравне-

нию с другими незнатными людьми.

Несвободный статус на самом деле и был ключом к их власти и

привилегиям. Ибо они настолько зависели от своего господина и по-

кровителя и так тесно были с ним связаны наследственными и хозяй-

ственными узами, что самым естественным образом становились теми,

к кому он в первую очередь обращался с проблемами укомплектова-

ния личным составом своих замков-крепостей и отправления судеб-

ных полномочий. А поскольку все они обязаны были нести у него

военную службу, то составляли также основу его войска. Вследствие

этого многие министериалы оказались вполне способны и сами через

некоторое время обрести достаточную власть. Бесконечная череда

Глава III

гражданских войн в Германии, которые вспыхнули в конце XI в. из-за разногласий между Империей и папством по поводу инвеституры,

дала им возможность повсюду упрочить свои позиции. В это неспо-

койное время их влияние было порой единственным стабильным эле-

ментом, обеспечивавшим преемственность управления светских феода-

лов; таково в особенности было положение дел в имперских террито-

риях во времена Конрада III

Теперь их хозяева явно зависели от

них не меньше, чем они от своих хозяев, и служба их ценилась слишком

высоко, чтобы знатные феодалы могли позволить себе какие-то по-

пытки более жесткого ограничения уже занятых ими позиций. Наи-

более удачливые министериалы начали приобретать поместья у феода-

лов, не являвшихся их непосредственными господами; за это они при-

носили феодальную присягу (оммаж) (что и символизировало их

«свободное владение» этими землями), и, таким образом, различия между

министериалами и представителями мелкого свободного дворянства

(Edelfreie) становились все менее отчетливыми. Миннезингер Вернер

фон Боланден, один из министериалов Фридриха Барбароссы, к концу

своей жизни скупил земли не менее чем у 46-ти феодалов и оставил

поистине княжеское наследство.

Его успех был, конечно, исключи-

тельным; большинство ставило перед собой куда более скромные цели,

но зато и оказывалось в куда более безопасном положении. В стране,

где свободное владение землей (fries Eigen) по земельному праву

(Landrecht) уже служило признаком знатности, приобретение земель-

ных владений являлось ключевым шагом в возвышении министериа-

лов и включении их в благородное сословие, иерархия внутри которого

определялась ленным правом (Lehnrecht).

Ничего удивительного, что при таких условиях следует искать яс-

ных свидетельств того, что министериалы начинали сознавать свое

положение в обществе, важность своей службы и свои привилегии.

Они продемонстрировали и свою способность действовать совмест-

ными силами: в 1140 г., как мы видим, министериалы проводят соб-

ственные собрания (colloquia), не будучи созванными на них своими

господами и без участия последних, и на них вершат справедливый суд;

Светские корни рьщарства

а в 1159 г. министериалы Утрехта объединяются в отряды, чтобы

защитить свои права и привилегии.

История, рассказанная хронистом Эберсхайммюнстерского аббатства в 60-е годы XII столетия,

дает нам письменное подтверждение того, насколько в середине XII

века повысились самосознание министериалов и их общественные yстремления. В этой истории хронист повествует о том, что Юлий Цезарь, одержав победу над германцами и подчинив их себе, сделал немецких князей своими сенаторами, а менее знатное рыцарство (то есть именно министериалов) - римскими гражданами. Далее рассказыва-

ется о том, как Цезарь призвал этих князей проявлять доброту по

отношению к своим подчиненным (министериалам), использовать их

на различных высоких должностях, всячески защищать, а в награду

давать земельные наделы. Здесь явно проводится разграничитель-

ная черта между министериалами и высшей аристократией. В Герма-

нии различия между высшей наследственной знатью (frei geboren -

букв.«рожденными свободными») и служилым дворянством, рыцаря-

ми (Deinstherren, Ritter) будет прослеживаться еще долго и после того,

как последние утвердят за собой право на наследственную принад-

лежность к дворянскому сословию. Но особенно отчетливо в произве-

дении данного хрониста звучит то, что министериалы уже начали вос-

принимать себя как некую общественную группу, стоящую в стороне

от тех (свободных или несвободных) людей, которые не обладали

столь же высоким статусом, и принадлежащую к тому же «римскому»

миру, что и высшая знать, с которой они столь долго и тесно были

связаны, хотя формально эта связь и носила несколько унизительный

характер.

Благородное сословие Германии оставалось на удивление много-

слойным, как о том напоминают нам легисты XIII века. Князь, держа-

тель земельных владений, полученных непосредственно от императора,

обладал более высокими привилегиями и статусом в иерархии Heerschild

(«ленных щитов»), чем, скажем, граф, который получал земли в ленное

владение у этого князя. Еще ниже находилось Dienstherren (служилое

дворянство), предками которого по большей части были министериа-