Кин Морис. Рыцарство

Подождите немного. Документ загружается.

Глава III

лы. Те же, кто получал земли в лен уже у них, находились на еще более

низкой ступени. Однако же мы видим, что, как и во Франции, все они,

и знатные, и не очень, начиная с определенного периода XII века,

называют себя milites. Признаки возвышения министериалов и пре-

вращения их в придворное и военное дворянство действительно весь-

ма схожи с признаками возвышения мелкого французского рыцарства,

которые мы уже рассматривали (хотя они и проявлялись чуть позже).

Мы обнаруживаем, например, что министериалы используют звание

miles при подтверждении своих прав и привилегий. А также - что

они начинают придавать особое значение своему рыцарскому проис-

хождению, называя себя militari progenie или militari sanguine - то есть

рыцарями по происхождению или рыцарями по крови.

Как и во

Франции, они толпами устремляются ко дворам знатных особ, являю-

щихся также покровителями литературного творчества, каковыми были,

например, Генрих Лев, герцог Саксонский и ландграф Тюрингии Херман,

не говоря уж о великом Фридрихе Барбароссе. В юридическом пла-

не именно владение землей и открыло доступ министериалам в выс-

шее общество - на самые нижние ступени Heerschild (рыцарской

иерархии). Именно это в юридических текстах означает слово Ritter

(эквивалентное французскому chevalier): представителя небогатого дво-

рянства, отчетливо отграниченного от высшей знати. Однако же слово

Ritter, а также образованное от него прилагательное ritterlich не несут

подобной ограничительной смысловой нагрузки в трактатах на темы

этики и в куртуазных романах. Там эти слова подразумевают все

рыцарское общество в целом. Даже о самом Барбароссе можно было

бы сказать - например, в похвалу его доблести - что он сражался, «как

истинный рыцарь».

Как и во Франции, некая общность начинала

объединять и сближать верхние и нижние слои знати - то была их

общая принадлежность к рыцарству.

Эйльхарт фон Оберге, поэт XII века и автор немецкого «Триста-

на», крупнейший из ранних миннезингеров Вальтер фон дер Фогель-

вайде, а также Вольфрам фон Эшенбах, выдающийся немецкий поэт

начала XIII века и автор романа «Парцифаль», первой немецкой вер-

Светские корни рьщарства

сии истории о Граале - все они происходили из числа министериалов.

Го, что министериалы и им подобные с превеликим удовольствием

восприняли французский культ рыцарства, ничуть не удивительно, осо-

бенно в свете того, что мы уже о них узнали. Мир министериалов в

Германии был весьма схож с миром французских рыцарей и, как и у

последних, являлся одновременно как миром двора, так и миром воен-

ного лагеря. Для тех и других только служба могла предоставить

возможность удачной карьеры, те и другие воспринимали largesse сво-

его покровителя как ощутимый внешний признак справедливого к

себе отношения и высокой оценки. Для министериалов вступление в

ряды рыцарей и сам культ рыцарства означали, что, свободны они или

несвободны как слуги своего господина, их зависимость от него - это

зависимость облагораживающая. Так что культура, этика и идеология

французского рыцарства полностью соответствовали их устремлени-

ям. И в конце XII века мы обнаруживаем воспроизведение немецки-

ми миннезингерами в своей поэзии тематики провансальских труба-

дуров. Такие знаменитые миннезингеры, как Гартман фон Ауэ и Воль-

фрам фон Эшенбах, перерабатывают и адаптируют к местным реалиям

материал, найденный ими во французских текстах, создавая первые

немецкие версии историй о короле Артуре. В силу того, что прошлое

Каролингов в значительной степени принадлежало и истории Герма-

нии, а не только Франции, влияние французских литературных образ-

цов совершенно очевидно также в немецких версиях историй о време-

нах Карла Великого. Франция действительно была для германцев

истинным царством рыцарей - das rehten ritterschefte Lant.

И этот

литературный процесс свидетельствует о значительно большем, чем о

простом поверхностном заимствовании писателями одной страны, еще

не имевшей собственной достаточно развитой литературной традиции

на местных языках и наречиях, у писателей другой. Это действительно,

как говорится, совсем другая история: история глубочайшего проник-

новения в высшее общество Германии тех идей и ценностей, которые

впервые представители этого общества почерпнули именно во фран-

цузской литературе.

72 Глава III

Но это отнюдь не означает, что рыцарство Германии было всего

лишь простым отражением рыцарства французского. В Германии

имелись свои собственные, и весьма сильные, традиции, и там прослав-

ляли своих собственных героев-рыцарей - Дитриха (Теодориха Ве-

ликого), Генриха Птицелова и Генриха II Святого. Испания, где фран-

цузские идеи Также получили широкое распространение благодаря

бурному развитию литературно-повествовательного жанра, основанно-

го на французских источниках, и были весьма популярны, имела не

только французских, но и своих собственных героев-рыцарей, напри-

мер Сида Кампеадора. Обряд посвящения в рыцари в различных

землях Германии существенно отличался от французского обряда;

отличались и правила проведения турниров, а впоследствии - и юри-

дическое подтверждение знатного происхождения. Скорее, видимо,

можно утверждать, что именно под французским влиянием в Германии

окончательно сформировалась концепция рыцарства, а культ Ritterschaft

и Ere (рыцарства и чести) обрел определенную форму - также благо-

даря французским представлениям о chevalerie и honneur; и германс-

кие идеалы Manheit, Milte, Zuhte и Trowve также являются прямыми

аналогами французских prouesse (доблесть), largesse (щедрость, вели-

кодушие), courtoisie (куртуазность, учтивость) и loyaute (верность). А

соответственно, концепции рыцарства в этих двух странах (как и во

всех прочих) в итоге оказались настолько близки, что идеология ры-

царства стала поистине интернациональной, несмотря на огромные

различия в политических и экономических функциях рыцарей и ари-

стократов Германии и Франции.

* * *

В Италии ситуация складывалась практически так же, как и в

Германии, однако имелись и весьма существенные различия.

Одно

из наиболее очевидных заключается в том, что итальянскую знать, в

отличие от германской и французской, во многих районах этой страны

Светские корни рьщарства

составляли в основном представители городского населения. Считает-

ся, что именно по этой причине рыцарство так никогда по-настоящему

в Италии и не сложилось. Этос рыцарства, доказывают защитники

подобной точки зрения, исходно, по духу своему чужд был буржуазным

патрициатам Италии, коммерческая ориентированность которых озна-

чала, что правящим классом в крупных городах северной и централь-

ной Италии являлись купцы, торговцы и банкиры. Эта точка зрения

представляется нам надуманной. Ге, кто контролировал деятельность

итальянских городов в XII, XIII и в последующие столетия, отнюдь не

были представителями буржуазии в современном понимании этого

слова. Как писал Филип Джонс, «города Италии при всем их величии,

плотности населения и экономической сложности, сохраняли - в раз-

личной степени - характер неких сообществ землевладельцев. Город-

ские коммуны и universitates, основанные в XI и XII веках, были

созданы, разумеется, не купцами, а крупными феодалами; многие го-

родские иммигранты были (или стали впоследствии) владельцами

земельных угодий; и землевладение было первым и основным уст-

ремлением всех городских сословий.»

Разумеется, верно, что лучшая

часть иммигрантов в города XI-XII веков - да и XIII тоже - имела

весьма смешанный характер. Это были те, кто весьма преуспел на

посту юриста или нотариуса где-нибудь в провинции или же достиг

некоторого благополучия такими малопочтенными способами, как ро-

стовщичество, и, присовокупив к этому полученное наследство, надеялся

на еще большую поживу в городе. Правда и то, что, оказавшись в

городе, подобные люди - представители как знатных семейств, так и

отпрыски небогатых землевладельцев, - обычно в той или иной степе-

ни оказывались вовлеченными в коммерческую жизнь. Однако же их

связь с сельской провинцией оставалась достаточно тесной. Чаще

всего они по-прежнему владели землей - как в самом городе, так и вне

городских стен, - и именно в покупку земли обычно стремились вло-

жить полученные от коммерции барыши. В результате особых разли-

чий - в плане взаимотношений и устремлений - между представителя-

ми знати, владевшими крупными земельными наделами, и «плутокра-

Глава III

тической буржуазией», чье благополучие было связано с коммерцией,

так и не возникло. В общем-то, по своим воззрениям те и другие во

многом были значительно ближе к так называемой естественной си-

стеме ценностей высшего света, а не к системе ценностей буржуазии,

ибо последняя тогда еще только вставала на ноги.

Свидетельством тому был и внеший вид итальянских городов, точ-

нее, линии горизонта над ними. Например, Флоренция XIII века, по

словам Плезнера, представлялась целым «лесом башен, куда более

разнообразных по конфигурации, чем каминные трубы современного

индустриального города.»

Еще более отчетливо это видно, если об-

ратиться к историческим летописям, к истории флорентийских цехов,

к печальным историям клановой вендетты (кровной мести), бывшей

неотъемлемой и весьма характерной чертой истории правящих се-

мейств отдельных городов, и к горделивым признаниям таких людей,

как Данте, что их предки были рыцарями и участниками крестовых

походов. Память о военных подвигах и славе была в Италии поисти-

не священна - и не без веских на то причин. В своих попытках

стряхнуть с плеч сперва власть епископов, а затем и могущественной

Империи, а также во время постоянно возобновлявшихся войн горо-

дов друг с другом городские коммуны вынуждены были опираться

исключительно на собственные военные силы. Только в XIV веке

Италия стала классическим театром военных действий для инозем-

ных наемников (да и тогда лишь отчасти и на ограниченное время).

Подобно крупным феодалам северной Европы, итальянские города

испытывали потребность в своей собственной армии, состоящей либо

из войск их вассалов, либо из войск подвластных им территорий, с

собственной кавалерией, экипированной и снаряженной подобно на-

стоящим рыцарям; и для обеспечения всего этого города вынуждены

были рассчитывать на представителей обеспеченных семей, которые

могли позволить себе соответствующую экипировку и военную подго-

товку. В определенной степени, конечно, они могли рассчитывать и на

то войско, которое собирала и оплачивала феодальная аристократия

contado, т.е. подчиненных городу сельских территорий, не имевших в

Светские корни рьщарства

своем составе других сколько-нибудь крупных городов (ибо в Италии

все еще имелись крупные сельские аристократы-землевладельцы, ко-

торые обычно признавали свое подчиненное положение по отноше-

нию к городскому правительству). Гак, по сообщению Виллани (12*),

армия гвельфов, выступившая в 1288 г. против Ареццо, включала две-

сти пятьдесят всадников, экипированных и присланных «графами-гвель-

сэ

фами Джуди, Майнардо да Сузинана, Филипуччо ди Иези, маркизом

Маласпиной, судьей Галлуры, графами Альберти и другими менее зна-

чительными тосканскими феодалами.»

Однако уже задолго до это-

го настоящие горожане поступали на рыцарскую службу. Писавший в

середине XII века Оттон Фрейзингенский рассказывает об итальянс-

ких городах, которые, «дабы иметь достаточно средств для подчинения

своих соседей, не гнушались тем, что вручали пояс рыцаря или же

рыцарские знаки отличия молодым людям низкого сословия и даже

некоторым работникам, имевшим дело с самыми простыми механиз-

мами, хотя другие таких людей избегали, точно чумы, и ни в коем

случае не допускали их к столь уважительным и благородным заняти-

ям.» Генуэзский хронист Каффаро

рассказывает, как в 1173(?) г.

консулы «несмотря на трудности и большие расходы, создали отряд

более чем в сотню рыцарей, набрав людей из Генуи и ее окрестно-

стей.»

В 1211 г. в том же городе создается отряд из двух сотен

рыцарей, дабы те служили генуэзцам в борьбе против маркиза

Маласпины. Виллани рассказывает, что в 1285 г. во Флоренции

было три сотни рыцарей, прошедших обряд посвящения.

В Ломбар-

дии была примерно такая же ситуация. 1 е, кто в XII веке вел ломбар-

дские коммуны к победе в войне с Империей, происходили по боль-

шей части из того слоя городского населения, который хронисты назы-

вают milites, то есть из семей, имевших среди своих предков тех, кто

именовали себя рыцарями и участвовали в сражениях как конные

воины.

Маркграф д'Эсте, Аццо VIII в присутствии «великого и глубоко

почитаемого собрания пэров Ломбардии и своих друзей», которые по

его просьбе собрались в 1294 г. в Ферраре, сперва сам был посвящен

Глава III

в рыцари Джирардо да Каммино, сеньором Тревизо, а затем собствен-

норучно посвятил в рыцари еще пятьдесят два человека.

В описа-

ниях хронистов так и слышится отзвук колоколов, что сопровождали

эту безусловно очень торжественную церемонию. И вряд ли дух ры-

царства в XIII веке можно назвать чуждым городским коммунам

Италии. Поэма анонимного автора «Ordene de chevalerie» и содержа-

щися в ней сведения относительно рыцарского обряда посвящения

были в Италии достаточно широко известны, да и посвящение в ры-

цари в итальянских городах происходило согласно тем же канонам,

что и у их северных соседей.

И став рыцарями, итальянцы, как и

рыцари других стран, точно так же настаивали на собственной исклю-

чительности и особом военном профессионализме. Роландино да Парма,

писавший в 60-е годы XIII века, рассказывает, как некто Тисолино да

Кампосанпьеро, окруженный врагами на поле брани, отказался сдаться

кому бы то ни было, за исключением рыцаря по крови, и, «когда ни

одного такого не нашлось, враги убили сперва его прекрасного боевого

коня, а затем, увы, и его самого».

Салимбене'

* рассказывает, что

когда юный Энрико да Пагани из Пармы, только что посвященный в

рыцари, был убит, его отец заявил: «Я не жалею об этом, ибо сын мой

был посвящен в рыцари и погиб в сражении, как настоящий мужчи-

на.»

Военная составляющая в мире итальянских коммун требовала

и подкрепляющей ее этики, утверждавшей как свою собственную цен-

ность, так и общую систему ценностей аристократического общества

тех стран, что находились к северу от Альп. А этика рыцарства имен-

но это и обеспечивала - как для итальянцев, так и для германцев или

французов.

Потому и неудивительно, что рыцарская литературная традиция,

зародившаяся во Франции, была воспринята и взята на вооружение в

Италии с той же готовностью, что и в Германии. Очень рано здесь

стало заметно влияние лирики трубадуров; уже в 70-х годах XII века

были известны итальянские авторы, писавшие на провансальском ди-

алекте - а сотней лет позднее великий Данте сумел безупречно пере-

ложить с лангедока на итальянский те восемь строк, которые впослед-

Светские корни рьщарства

ствии вложил в уста своего героя, трубадура Арно Даниэля

действительно, вплоть до времен Данте при многих знатных дворах

Италии языком поэзии был именно провансальский. И несомненнно,

та роль, которую Карл I Анжуйский сыграл как предводитель гвель-

фов в конце XIII века, способствовала еще большему усилению фран-

цузского влияния; многие из рыцарей Карла I были родом из Прован-

са, и под водительством Амори, герцога Нарбоннского, и под его знаме-

нитый клич «Narbona cavaliere!»(«Рыцари Нарбонны!») сражался

Данте при Кампальдино.

Однако влияние французского рыцарства

задолго до этого уже успело завоевать там достаточно прочные пози-

ции. Трубадуры чувствовали себя как дома при дворах маркизов

Монферрато и Салуццо еще в самом начале XIII века. Y\ примерно в

это же время провансалец Рэмбо де Вакейрас получил при дворе

маркиза Монферрато самый радушный прием.

И почти наверняка

именно при дворе париарха Аквилеи в конце XII века Го мае фон

Цирклер (Zirclaire) познакомился с французской рыцарской культу-

рой, влияние которой так чувствуется в его знаменитой дидактической

поэме «Der waelsche Gast», написанной им уже в Германии. Итальян-

цы также восприняли и адаптировали истории об Артуре и Карле

Великом, превратив их в свои собственные. Уже в самом начале XII

века история короля Артура и его рыцарей была хорошо известна в

Италии (свидетельство тому - знаменитый арочный фриз в соборе

Модены); и в те же годы, самое позднее, там становятся весьма попу-

лярны истории о героях эпохи Каролингов. Правда, лишь в конце

XIII века мы получаем свидетельства того, что итальянцы и сами

создавали литературные произведения, в основе которых были раз-

личные версии этих историй (это время создания артурова цикла

Рустициано да Пиза, а также «Gesta Francor», итальянской версии

историй о Карле Великом). Иные свидетельства, однако, достаточно

ясно доказывают, что к этому времени практически все эти истории

успели стать частью итальянской культуры. Фольгоре ди Сан-Джи-

миньяно, например, находил вполне естественным изображать совре-

менных ему рыцарей, своих товарищей по оружию, как соратников

Глава III

знаменитых героев французской рыцарской литературы:»коли призо-

вет нужда, они непременно явятся с копьем в руке на турниры Каме-

лота».

Падуанский судья Джованни да Ноно смог записать в про-

токоле, что семейство Каттанеи из Лимены требовало признания того,

что они происходят от паладина Рено де Монтобана, одного из спод-

вижников Карла Великого; а семейство да Рончи заявляло, что их

предком был сам Дезидерий

*, «которого король Карл Великий осаждал

в течение семи лет». Относительно же собственных предков Джован-

ни да Ноно был уверен, что род его ведется непосредственно от Ро-

ланда.

Это, по-моему, довольно яркие примеры того, каким образом

сюжеты французских рыцарских историй укоренялись в итальянской

почве, и сколь удивительным было сходство мифических генеалогий

итальянских рыцарей с теми, которые семейные хронисты во Франции

так часто и столь изысканно «строили» для своих покровителей, в чем

мы уже успели убедиться.

На первом этапе существования рыцарства Италии французское

влияние ощущалось весьма заметно. Сначала итальянские авторы, из-

бравшие рыцарскую тематику, практически все до одного пользова-

лись французским или провансальским языком, да и список рыцарс-

ких терминов в итальянском словаре своим происхождением обязан

французскому: cavalerria, dama, torneamento - все это слова заимство-

ванные. Однако же влияние это отнюдь не было односторонним. Как

мы увидим в дальнейшем, на более позднем этапе именно к итальян-

ским юристам обращались французы в поисках более точной концеп-

ции знатности, которую затем старательно переписывали в свои рабо-

чие дневники. Насмешки рыцарей Франции и Германии по поводу

жителей итальянских городов, возможно, помогли последним сосредо-

точиться и воспринять данную проблему наиболее ясно. Но на этом

мы пока что задерживаться не станем, хотя сам по себе этот факт

лишний раз служит напоминанием о том, что рыцарство нельзя рас-

сматривать как некий чисто локальный феномен.

Быстрое и повсеместное распространение тех историй, которые

впервые были изложены на французском языке, а также то воздей-

Светские корни рьщарства

ствие, которое французская концепция рыцарства оказала на форми-

рование аналогичных представлений у германцев и итальянцев, несом-

ненно, можно было бы отчасти объяснить тем диаспорическим суще-

ствованием французского рыцарства XI-XII веков, о котором я упо-

минал раньше. Все это почти наверняка в значительной степени связано

также с той доминирующей ролью, которую французская знать и ры-

царство играли в эпоху первых крестовых походов. Возможно и воз-

действие того случайного факта, что герои французских chansons de

geste и первых романов артурова цикла были и первыми героями

раннего средневековья, прославившимися исключительно как конные

воины, как идеальные шевалье. Однако ни один из этих факторов не

имел бы никакого значения, если бы не истинно интернациональный

характер в XI-XII веках рыцарского общества и его культуры - как

светской, так и церковной. Сам космополитический характер великой

Империи - которой исторический и вполне реальный Карл Великий

недолго правил примерно за два века до этого - обеспечил Франции,

Германии, Италии и Испании свою долю в неком общем наследстве,

оставившем неизгладимый след в их истории, несмотря на различные

беды и неурядицы, явившиеся следствием вторжений викингов, мадьяр

и сарацин в конце IX века. Именно поэтому влияние, например, таких

великих монастырей, как Клюни, могло в эту эпоху ощущаться во всех

этих странах; и именно поэтому светские идеи и идеалы также удиви-

тельно быстро распространялись по всей Европе, проникая как вглубь,

так и вширь (тот факт, что жизнь светской знати была чрезвычайно

тесно связана с жизнью монастырей и церквей, действительно служил

одной из причин этого явления). И если бы не интернациональный

характер того общества, которое в XI-XII веках «выныривало» из

пучины хаоса, порожденного эпохой завоеваний, рыцарство так и не

смогло бы возникнуть и не начались бы крестовые походы, да и кур-

туазная любовь, воспетая в поэзии трубадуров, показалась бы всего

лишь литературным вывертом давно забытой и провинциальной исто-

рии Лангедока, а не превратилась бы в общеевропейский культурный

феномен.