Кирилюк Ф.М. Новітня політологія

Подождите немного. Документ загружается.

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

421

ІЗ ПЕРШОДЖЕЖРЕЛ:

РОЛЗ ДЖОН

ТЕОРИЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ

[...] Моя цель состоит в представлении концепции справедливости, которая обобщает до более

высокого уровня абстракции знакомую теорию общественного договора. Ее мы находим, например,

у Локка, Руссо и Канта. Для того чтобы сделать это, мы не должны думать об исходном контракте

как о договоре в каком-то конкретном обществе, заключенном для установления какой-то конкрет-

ной формы правления. Скорее основная идея здесь в том, что принципы справедливости для базис-

ной структуры общества являются объектами исходного соглашения. Это такие принципы, которые

свободные и рациональные индивиды, преследующие свои интересы, в исходном положении равен-

ства примут в качестве определяющих фундаментальные соглашения по поводу своего объедине-

ния. Эти принципы должны регулировать все остальные соглашения; они специфицируют виды со-

циальной кооперации, которые могут возникнуть, и формы правления, которые могут быть

установлены. Этот способ рассмотрения принципов справедливости я буду называть «справедли-

вость как честность».

Таким образом, мы должны вообразить, что те, кто занят в социальной кооперации, вместе вы-

бирают в одном совместном действии принципы, которые расписывают основные права и обязанно-

сти и определяют разделение социальных преимуществ. Люди должны решить заранее, как они бу-

дут регулировать свои притязания друг к другу и какова должна быть основная хартия их общества.

Точно так же как каждая личность должна решить путем рациональных размышлений, что состав-

ляет благо, т. е. систему целей, рациональную для их преследования, так и группа людей должна

решить раз и навсегда, что считать справедливым и несправедливым. Выбор, который должен был

бы сделать рациональный человек в этой гипотетической ситуации равной свободы, в предположе-

нии, что проблема выбора имеет решение, определяет принципы справедливости.

В справедливости как честности исходное положение равенства соответствует естественному

состоянию в традиционной теории общественного договора. Это исходное положение не мыслится,

конечно, как действительное историческое состояние дел и в еще меньшей степени как примитив-

ное состояние культуры. Оно понимается как чисто гипотетическая ситуация, характеризуемая та-

ким образом, чтобы привести к определенной концепции справедливости. Одна из существенных

особенностей этой ситуации в том, что никто не знает своего места в обществе, своего классового

положения или социального статуса, а также того, что предназначено ему при распределении при-

родных дарований, умственных способностей, силы и т. д. Я даже предположу, что стороны не зна-

ют своих концепций блага или своих психологических склонностей. Принципы справедливости вы-

бираются за занавесом неведения. Это гарантирует, что никто не выиграет и не проиграет при

выборе принципов в результате естественных или случайных социальных обстоятельств. Так как

все имеют одинаковое положение и никто не способен изобрести принципы для улучшения своих

конкретных условий, принципы справедливости становятся результатом честного соглашения или

торга. При данных обстоятельствах исходного положения, симметрии отношений среди индивидов

эта исходная ситуация справедливости честна для индивидов как моральных личностей, т. е. как ра-

циональных существ, смею надеяться имеющих свои собственные цели и способных к чувству

справедливости. Исходное положение, можно сказать, — это подходящий исходный статус-кво, и,

следовательно, фундаментальные соглашения, достигаемые в нем, справедливы. Этим объясняется

уместность выражения «справедливость как честность»: оно передает идею, что принципы справед-

ливости приняты в исходной ситуации, которая честна. Это не значит, что концепция справедливо-

сти и честности — одно и то же; точно так же фраза «поэзия как метафора» вовсе не означает, что

концепция поэзии и метафоры совпадают.

Справедливость как честность, как я уже сказал, начинается с самого общего выбора, который

люди могут сделать вместе, а именно с выбора первых принципов концепции справедливости, кото-

рые должны регулировать критику и реформирование институтов. Можно предположить, что после

выбора концепции справедливости они должны выбрать конституцию и законодательную власть

для проведения в жизнь законов в соответствии с принципами справедливости, которые приняли

вначале. Наша социальная ситуация справедлива, если в результате такой последовательности гипо-

тетических соглашений мы могли бы договориться об общей системе правил, которые определяют

ситуацию. Более того, предполагая, что исходное положение все же определяет множество принци-

Ф. М. Кирилюк

422

пов (т. е., что могла бы быть выбрана конкретная концепция справедливости), тогда было бы истин-

ным, что всякий раз, когда социальные институты удовлетворяют этим принципам, люди, занятые в

этих институтах, могут сказать друг другу, что они сотрудничают на условиях, на которые согласи-

лись бы, будучи свободными и равными личностями, чьи взаимоотношения строятся на честности.

Они могли бы рассматривать все свои соглашения как отвечающие условиям, которые они признали

бы в исходном состоянии, включающем общепринятые и разумные ограничения на выбор принци-

пов. Общее осознание этого факта обеспечило бы основание для публичного принятия соответст-

вующих принципов справедливости. Ни одно общество, конечно, не может быть схемой сотрудни-

чества, в которое люди входят добровольно в буквальном смысле; каждый человек при рождении

обнаруживает себя в некотором конкретном положении в некотором конкретном обществе, и при-

рода этого положения существенно воздействует на его жизненные перспективы. Но все же общест-

во, удовлетворяющее принципам справедливости как честности, приближается к идеалу общества,

основанного на добровольной схеме настолько, насколько это вообще возможно, потому что оно

основано на принципах, которые свободные и равные личности должны принять при справедливых

обстоятельствах. В этом смысле его члены автономны, и осознаваемые ими обязательства налага-

ются добровольно.

Одна из особенностей справедливости как честности — в том, что стороны мыслятся в исход-

ной ситуации как рациональные и не заинтересованные друг в друге. Это не означает, что стороны

эгоистичны, т. е. имеют лишь некоторые отдельные интересы, скажем престиж, богатство и господ-

ство. Но они рассматриваются как не заинтересованные в интересах других. Предполагается даже,

что их духовные цели могут быть противоположными, как могут быть противоположными, напри-

мер, цели различных религий. Более того, концепция рациональности должна быть интерпретиро-

вана, насколько это возможно, в более узком смысле, принятом в экономических теориях, как нахо-

ждение наиболее эффективного средства для достижения определенных целей. [...] Следует

избегать введения в нее спорных этических элементов. В исходной ситуации должно полагаться то,

что общепринято.

При разработке концепции справедливости как честности основная задача заключается, оче-

видно, в том, чтобы определить, какие принципы справедливости следует выбрать в исходном по-

ложении. Для того чтобы сделать это, мы должны описать эту ситуацию более детально и тщатель-

но сформулировать проблему выбора, которая в ней возникает. [...] Можно заметить, однако, что,

раз принципы справедливости мыслятся как возникающие из исходного соглашения в ситуации ра-

венства, встает вопрос о том, следует ли признавать при этом принцип полезности. Сперва кажется,

что лица, рассматривающие себя равными, готовыми к предъявлению взаимных притязаний, вряд

ли согласились бы на принцип ради увеличения суммы преимуществ других. Так как каждый за-

щищает собственные интересы и продвигает свою собственную концепцию блага, ни у кого нет ре-

зона терять во имя большего удовлетворения в общем балансе. При отсутствии сильной и постоян-

ной благожелательности рациональный человек не примет базисной структуры лишь потому, что

она максимизирует алгебраическую сумму преимуществ, которая никак не влияет на его собствен-

ные права и интересы. Так что принцип полезности кажется несовместимым с концепцией социаль-

ной кооперации среди равных во имя взаимного преимущества. Этот принцип несовместим с идеей

взаимности, которая неявно присутствует в понятии вполне упорядоченного общества. Во всяком

случае я буду исходить из этого в своей дальнейшей аргументации.

Я утверждаю, что лица в исходном положении выберут два весьма различных принципа: пер-

вый требует равенства в предоставлении основных прав и обязанностей, а второй утверждает, что

социальное и экономическое неравенство, например в богатстве и власти, справедливо, если только

оно приводит к компенсирующим преимуществам для каждого человека, и в частности для менее

преуспевающих членов общества. Эти принципы исключают обоснование институтов теми сообра-

жениями, что трудности для некоторых людей компенсируются большими благами общества в це-

лом. То, что некоторые должны иметь меньше, чтобы остальные процветали, может быть, и рацио-

нально, но несправедливо. Но нет никакой несправедливости в больших преимуществах,

заработанных немногими, при условии, что менее удачливые тем самым улучшают свое положение.

Интуитивная идея здесь заключается в следующем: так как благосостояние каждого зависит от схе-

мы сотрудничества, без которого никто не мог бы иметь удовлетворительной жизни, разделение

преимуществ должно быть таким, чтобы вызвать желание к сотрудничеству у каждого, включая тех,

чье положение ниже. Два упомянутых принципа кажутся честным соглашением, на основании ко-

торого лучше обеспеченные или более удачливые в смысле социального положения, ни о ком из ко-

торых мы не можем сказать, что они того заслуживают, могли бы ожидать сотрудничества со сто-

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

423

роны других, если некоторая работающая схема является необходимым условием благосостояния

всех. Раз мы решили искать такую концепцию справедливости, в которой предотвращается исполь-

зование случайных природных дарований и социальных обстоятельств как факторов в поиске поли-

тических и экономических преимуществ, мы приходим к этим принципам. Они выражают результат

отказа от тех аспектов социального окружения, которые кажутся произвольными с моральной точки

зрения.

Проблема выбора принципов, однако, чрезвычайно трудна. Я не ожидаю, что предлагаемый

мною ответ будет убедительным для всех. Имеет смысл с самого начала сказать, что справедливость

как честность, подобно другим взглядам в духе общественного договора, состоит из двух частей: 1)

интерпретации исходного состояния и проблемы выбора, которую она ставит, и 2) множества прин-

ципов, на которые можно было бы согласиться. Можно принять первую часть теории (или некото-

рый ее вариант), но не вторую, и наоборот. Концепция исходной договорной ситуации может ка-

заться разумной, хотя конкретные предлагаемые принципы при этом могут отвергаться. Для

убедительности я хочу продемонстрировать, что наиболее подходящая концепция в этой ситуации

ведет к принципам справедливости в противоположность утилитаризму и перфекционизму и, сле-

довательно, что договорная доктрина обеспечивает альтернативу этим взглядам. И все же можно

оспорить это мое убеждение, даже если при этом допустить полезность метода договора как спосо-

ба исследования этических теорий и выявления предпосылок в их основаниях.

Справедливость как честность есть пример того, что я называю договорной теорией. Но могут

быть возражения относительно термина «договор» и подобных названий, хотя я полагаю, что они

вполне удовлетворительно выполняют свою функцию. Многие слова имеют уводящие в сторону

обозначения, которые на первый взгляд только запутывают дело. Термины «полезность» и «утили-

таризм» не являются в этом отношении исключением. Они тоже имеют много неудачных значений,

которые эксплуатируются строгими критиками, и все же они достаточно ясны для тех, кто готов ис-

пользовать доктрину утилитаризма. То же самое может быть сказано о термине «договор» в приме-

нении к моральным теориям. Как я уже говорил, для понимания его необходимо иметь в виду, что

он подразумевает некоторый уровень абстракции. В частности, суть имеющего отношение к делу

соглашения заключается не во вхождении в данное общество и не в принятии данной формы прав-

ления, но в принятии определенных моральных принципов. Более того, все предприятие является

чисто гипотетическим: договорная теория утверждает, что принципы должны быть приняты во

вполне определенной исходной ситуации.

Положительные стороны договорной терминологии — в том, что принципы справедливости

могут быть постигнуты как такие принципы, которые могли бы быть выбраны рациональными лич-

ностями, и что на этом пути могут быть объяснены и оправданы концепции справедливости. Теория

справедливости есть часть вероятно, наиболее значимая, теории рационального выбора. Далее,

принципы справедливости имеют дело с конфликтующими притязаниями на преимущества, полу-

чаемые через социальную кооперацию; они прилагаются к отношениям между несколькими груп-

пами или личностями. Слово «договор» предполагает эту множественность групп и личностей, как

и то, что подходящее разделение преимуществ должно осуществляться в соответствии с принципа-

ми, приемлемыми для всех сторон. Условие публичности для принципов справедливости также

схватывается договорной фразеологией. Так, если эти принципы являются результатом соглашения,

граждане знают принципы, которым следуют другие. Характерной чертой договорных теорий явля-

ется упор на публичный характер политических принципов. Наконец, договорная доктрина имеет

большие традиции. Установление связей с этим направлением мысли помогает сформировать идеи

и согласуется с природным благочестием. Так что имеется несколько преимуществ в использовании

термина «договор». Если принять меры предосторожности, термин не будет вводить в заблуждение.

И последнее замечание. Справедливость как честность — это не полностью договорная теория.

Ясно, что договорная идея может быть распространена и на выбор более или менее цельной этиче-

ской системы, т. е. может включать принципы для всех добродетелей, а не только для справедливо-

сти. Я же в основном буду рассматривать только принципы справедливости и близкие к ним. Я не

пытаюсь систематически обсуждать все добродетели. Ясно, что, если справедливость как честность

окажется успешной теорией, тогда следующим шагом будет изучение более общего взгляда, назы-

ваемого «правильность как честность». Но даже эта более широкая теория не объемлет всех мо-

ральных отношений, так как включает только межличностные отношения оставляет в стороне во-

просы, как мы должны вести себя по отношению к животным и остальной природе. Я не считаю,

что договорная теория предлагает решение этих проблем, которые конечно же очень важны, и я ос-

тавляю их в стороне. Мы должны осознавать ограниченность сферы справедливости как честности

Ф. М. Кирилюк

424

и более общего взгляда, примером которого справедливость как честность является. Нельзя решить

заранее, в какой степени эти заключения могут быть изменены после того, как будут поняты другие

вопросы.

[...] Я теперь могу установить предварительный вид двух принципов справедливости, на кото-

рые, с моей точки зрения, согласились бы в исходном положении. Первая формулировка принципов

будет носить экспериментальный характер. По ходу дела мы рассмотрим несколько формулировок

и приблизимся шаг за шагом к окончательному их виду, который будет приведен много позднее. Я

полагаю, что такая процедура делает изложение весьма естественным.

Первая формулировка двух принципов такова.

Первый принцип: каждый человек должен иметь равные права в отношении наиболее обшир-

ной схемы равных основных свобод, совместимых с подобными схемами свобод для других.

Второй принцип: социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы:

а) от них можно было бы разумно ожидать преимущества для всех и б) доступ к положениям

(positions) и должностям был бы открыт всем.

Есть две неоднозначные фразы в формулировке второго принципа, а именно «преимущества

для всех» и «открыт всем». [...]

Эти принципы применяются главным образом, как я уже говорил, к базисной структуре обще-

ства и управляют приписыванием прав и обязанностей, а также регулируют распределение социаль-

ных и экономических преимуществ. Их формулировка предполагает, что для целей теории справед-

ливости социальная структура может рассматриваться как состоящая из двух частей, к одной из

которых применяется первый принцип, а к другой — второй принцип. Таким образом, мы можем

различить аспекты социальной системы и аспекты, которые специфицируются и устанавливают со-

циальные и экономические неравенства. Тут существенно отметить, что основные свободы задают-

ся перечнем таких свобод. В нем важное место занимают политическая свобода (право голосовать

на выборах и занимать официальную должность), свобода слова и собраний, свобода совести и сво-

бода мысли, свобода личности, включающая свободу от психологического подавления, физической

угрозы и расчленения (целостность человека), право иметь личную собственность и свободу от про-

извольного ареста и задержания, как то определено правлением закона. Эти свободы должны быть

равными, согласно первому принципу.

Второй принцип применяется, в первом приближении к распределению доходов и богатства и к уст-

ройству организаций, которые используют различия во власти и ответственности. В то время как распре-

деление доходов и богатства не обязательно должно быть равным, оно должно быть направлено на полу-

чение преимуществ всеми, и в то же самое время властные ответственные должности должны быть

доступны всем. Второй принцип применяется при открытости должностей и, будучи подвержен этому ог-

раничению, устанавливает социальные и экономические неравенства к выгоде всех.

Эти принципы должны быть упорядочены так, что первый принцип первичен по отношению ко

второму. Это упорядочение означает, что не могут быть оправданы нарушения основных свобод,

защищенных первым принципом, или же компенсация нарушения большими социальными и эко-

номическими преимуществами. Эти свободы занимают центральное положение в применениях и

могут быть ограничены или стать частью компромисса только при конфликте с другими основными

свободами. Поскольку эти свободы могут быть ограничены при столкновении друг с другом, ни од-

на из них не является абсолютной; но, будучи приспособлены друг к другу, они все подчинены од-

ной и той же системе. Трудно, вероятно даже невозможно, дать полную спецификацию этих свобод

независимо от конкретных обстоятельств данного общества — социальных, экономических или

технологических. Гипотеза заключается в том, что общая форма такого перечня должна быть изо-

бретена с достаточной точностью, так чтобы поддерживать эту концепцию справедливости. Конеч-

но, свободы, не входящие в перечень, например право владеть определенными видами собственно-

сти (в частности, средствами производства) или свобода договоров, как она понимается доктриной

Lasertaire, не являются основными; по этой причине они не защищены первым принципом. Наконец,

в отношении второго принципа: распределение богатства и дохода, власти и ответственности долж-

но быть совместимым как с основными свободами, так и с равенством возможностей.

Два принципа весьма специфичны по своему содержанию, и принятие их основывается на оп-

ределенных предположениях, которые я по ходу дела постараюсь объяснить. Пока же необходимо

заметить, что эти принципы являются специальным случаем более общей концепции справедливо-

сти, которая может быть выражена следующим образом.

Все социальные ценности — свобода и благоприятные возможности, доходы и богатство, соци-

альные основы самоуважения — все это должно быть равно распределено, кроме тех случаев, когда

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

425

неравное распределение любой или всех из этих ценностей дает преимущество каждому. Неспра-

ведливость тогда есть просто неравенства, не обеспечивающие каждому общественных преиму-

ществ. Конечно, эта концепция чрезвычайно расплывчата и требует интерпретации.

В качестве первого шага сделаем предположение, что базисная структура общества распределя-

ет некоторые первичные блага, т. е. вещи, которые каждый рациональный человек хотел бы иметь.

Эти блага являются частью обихода независимо от того, каков рациональный план жизни человека.

Для простоты предположим, что главные первичные блага в распоряжении общества — это права,

свободы, благоприятные возможности, доходы и богатство [...] Они являются первичными социаль-

ными благами. Другие первичные блага, такие, как здоровье и энергия, интеллект и воображение, —

естественные блага. Хотя на обладание ими влияет базисная структура, они не находятся прямо под

ее контролем. Вообразим тогда гипотетическое исходное устройство, в котором все первичные со-

циальные блага равно распределены: каждый имеет одни и те же права и обязанности и доходы и

богатство поделены одинаково. Это положение дел устанавливает точку отсчета, которая позволяет

судить об улучшениях. Если определенные неравенства в богатстве и различия во власти сделают

ситуацию каждого лучше, чем она была в гипотетической ситуации, тогда эти неравенства согласу-

ются с общей концепцией.

Вполне возможно, по крайней мере теоретически, что, отказавшись от некоторых фундамен-

тальных свобод, люди достаточно скомпенсируют их социальными и экономическими приобрете-

ниями. Общая концепция справедливости не налагает ограничений на то, какого рода неравенства

допустимы; она требует только, чтобы при этом положение каждого было улучшено. Нам нет нуж-

ды предполагать столь радикальные вещи, как, например, согласие на рабство. Но вообразим такую

ситуацию, в которой люди хотели бы отказаться от определенных политических прав, когда эконо-

мические доходы значительны. Как раз такого рода обмен и запрещается двумя принципами; буду-

чи упорядоченными, они не позволяют обмена между основными свободами и экономическими и

социальными приобретениями, за исключением извинительных обстоятельств. [...]

По большей части я займусь не общей концепцией справедливости, а скорее двумя упорядо-

ченными принципами. Преимущество этой процедуры состоит в том, что сначала распознаются

приоритеты и делаются попытки найти принципы, которые могли бы им соответствовать. При этом

уделяется тщательное внимание условиям, при которых абсолютный вес свободы в отношении со-

циальных и экономических преимуществ, определенных лексическим порядком двух принципов,

был бы разумным. На первый взгляд это ранжирование кажется крайностью и слишком специаль-

ным случаем, чтобы представлять серьезный интерес. Но оно имеет гораздо больше оснований, чем

это представляется вначале. Во всяком случае я попытаюсь показать это. [...] Далее, различение

фундаментальных прав и свобод, экономических и социальных преимуществ означает различие ме-

жду первичными социальными благами. Последнее различие предполагает важные разделения

(СІІУІНІОП) внутри социальной системы. Конечно, все эти различия и предлагаемое упорядочение

будут в лучшем случае только приближениями. Существуют наверняка такие обстоятельства, в ко-

торых они не срабатывают. Но важно отчетливо наметить основные направления разумной концеп-

ции справедливости, и во многих ситуациях, как бы то ни было, два упорядоченных принципа могут

достаточно хорошо служить.

Тот факт, что два принципа применяются к институтам, имеет определенные следствия. Прежде

всего, все права и основные свободы, к которым относятся эти принципы, определены публичными

правилами базисной структуры. Свободны люди или нет — это определяется правами и обязанно-

стями, установленными главными институтами общества. Свобода — это некоторая структура

(pattent) социальных форм. Первый принцип просто требует, чтобы определенные виды правил, оп-

ределяющие основные свободы, применялись равным образом ко всем и чтобы они позволяли наи-

большим свободам совмещаться с подобными свободами для всех. Единственная причина для огра-

ничения основных свобод и для уменьшения их сферы состоит в том, что в противном случае они

будут противоречить друг другу.

Далее, когда в принципах говорится о людях или о том, чтобы каждый имел выгоду от неравен-

ства, речь идет о репрезентативных личностях, имеющих различное социальное положение, долж-

ность, которые устанавливаются базисной структурой. Таким образом, в применении второго прин-

ципа я предполагаю возможность приписывания репрезентативным индивидам, занимающим

некоторые положения, ожиданий благосостояния. Эти ожидания указывают на перспективы их

жизни с точки зрения их социального положения. В общем ожидания репрезентативной личности

зависят от распределения прав и обязанностей во всей базисной структуре. Ожидания связаны: с

увеличением перспектив репрезентативной личности в одном положении мы наверняка увеличива-

Ф. М. Кирилюк

426

ем или уменьшаем перспективы репрезентативных людей в других положениях. Так как это приме-

нимо к институциональным формам, второй принцип (или скорее первая его часть) указывает на

ожидания репрезентативных индивидов [...] ни один принцип не применяется к выделению

(аllocation) конкретных благ конкретным индивидам, которые могут быть идентифицированы по

именам. Ситуация, где некто думает над тем, как распределить некоторые товары среди известных

ему нуждающихся людей, не находится в сфере действия принципов. Принципы призваны регули-

ровать базисные институциональные устройства. Мы не должны предполагать с точки зрения спра-

ведливости большого сходства между административным выделением (аllоtment) благ конкретным

личностям и подходящим устройством общества. Наша обыденная интуиция относительно первого

может быть плохим гидом для второго.

Второй принцип настаивает на том, что каждый человек имеет выгоду от допустимых нера-

венств в базисной структуре. Это означает, что для каждого репрезентативного человека, опреде-

ленного этой структурой, при рассмотрении им происходящего должно быть разумно предпочесть

свои перспективы вкупе с неравенствами, нежели перспективы без них. Не позволено оправдывать

различия в доходах или власти на том основании, что ущемления репрезентативного человека в од-

ном положении перевешиваются большими преимуществами репрезентативного человека в другом

положении. Еще менее оправданна компенсация подобного рода при нарушении свобод. Ясно, од-

нако, что есть бесконечно много путей, где все могут выиграть, когда в качестве образца взято ис-

ходное соглашение равенства. Как в этом случае выбирать между этими возможностями? Принци-

пы должны быть специфицированы так, чтобы дать определенный ответ на этот вопрос.

[...] Теперь я хочу рассмотреть политическую справедливость, т. е. справедливость конститу-

ции, и обрисовать значение равной свободы для этой части базисной структуры. Политическая

справедливость имеет два аспекта, возникающие из того факта, что справедливая конституция есть

случай несовершенной процедурной справедливости. Во-первых, конституция должна быть спра-

ведливой процедурой, удовлетворяющей требованиям равной свободы; во-вторых, она должна быть

организована таким образом, чтобы из всех достижимых справедливых устройств с большей веро-

ятностью, чем другие, приводить в результате к справедливой и эффективной системе законода-

тельства. Справедливость конституции должна оцениваться по обоим параметрам в свете позволяе-

мых обстоятельств, и эти оценки должны делаться с точки зрения конституционного собрания.

Принцип равной свободы в применении к политической процедуре, определяемой конституци-

ей, я буду называть принципом (равного) участия. В соответствии с ним все граждане должны иметь

равное право принимать участие в конституционном процессе и определять его результат, когда ус-

танавливаются законы, которым они должны подчиняться. Справедливость как честность начинает-

ся с идеи о том, что, когда общие принципы необходимы и выгодны всем, они должны вырабаты-

ваться с точки зрения исходной ситуации равенства, определяемой соответствующим образом, в

которой каждый индивид надлежаще представлен. Принцип участия переносит это понятие из ис-

ходного положения на конституцию как на систему социальных правил высших порядков, предна-

значенную для создания правил. Если государство должно осуществлять окончательную власть и

принуждение на определенной территории и таким образом влиять на жизненные перспективы лю-

дей, то конституционный процесс должен сохранить равное представительство исходного положе-

ния в той степени, в какой это осуществимо.

На некоторое время я предположу, что конституционная демократия может быть устроена так,

чтобы выполнялся принцип участия. Но нам необходимо более точно знать, чего требует этот прин-

цип при благоприятных условиях, доведенный, так сказать, до предела. Эти требования, конечно,

знакомы и составляют то, что Констан называл свободой древних в отличие от свободы современ-

ников. Тем не менее стоит посмотреть, каким образом эти свободы подпадают под принцип уча-

стия. [...]

Мы можем начать с того, что вспомним некоторые элементы конституционного режима. Преж-

де всего, полномочия определять основную социальную политику находятся у представительного

органа, избранного на ограниченный срок избирателями и в конечном счете подотчетного им. У

этого представительного органа не только чисто совещательные возможности. Это законодательный

орган, обладающий властью принимать законы, а не просто форум делегатов из разных секторов

общества, на котором исполнительная власть объясняет свои действия и распознает изменения в

общественных настроениях. И политические партии не являются просто выразителями интересов

своих групп перед правительством; для того чтобы заручиться достаточной поддержкой для прихо-

да к власти, они должны отстаивать какую-либо концепцию общественного блага. Конституция мо-

жет, конечно, ограничивать законодательное собрание во многих аспектах, а конституционные нор-

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

427

мы могут определять его функции как парламентского органа. Но с течением времени твердое

большинство избирателей в состоянии будет достичь своих целей, и если необходимо, то с помо-

щью конституционных поправок.

Все взрослые, находящиеся в здравом уме, за некоторыми общепризнанными исключениями,

имеют право принимать участие в политических делах, и правило «один выборщик — один голос»

должно выполняться, насколько это возможно. Выборы честные, свободные и регулярные. Спора-

дические и непредсказуемые проверки общественного мнения с помощью плебисцитов или другими

способами, а также в удобное для власть имущих время недостаточны для представительного ре-

жима. Существуют прочные конституционные способы защиты определенных свобод, особенно

свободы слова и собраний и свободы создавать политические ассоциации. Признаются принцип ло-

яльной оппозиции и столкновение политических мнений, а интересы и установки, которые могут

оказывать на них влияние, принимаются в качестве нормального условия человеческой жизни. От-

сутствие единогласия — это одно из условий справедливости, так как разногласия обязательно бу-

дут существовать даже между наичестнейшими людьми, желающими следовать во многом одним и

тем же политическим принципам. Без понятия лояльной оппозиции и приверженности конституци-

онным правилам, ее выражающим и защищающим, политика демократии не может осуществляться

должным образом или быть долговременной. [...]

Справедливая конституция устанавливает некоторую форму честного соперничества для поли-

тических институтов и властных структур. Представляя концепции общественного блата и ком-

плекс мер, направленных на реализацию общественных интересов, соперничающие стороны ищут

одобрения граждан в соответствии со справедливыми процедурными правилами на фоне существо-

вания свободы мысли и собраний, посредством которых обеспечивается справедливая ценность по-

литической свободы. Принцип участия принуждает тех, кто находится у власти, проявлять отзывчи-

вость к насущным интересам избирателей. Делегаты, конечно, не являются лишь агентами своих

избирателей, так как у них есть определенная свобода действий, и ожидается, что при принятии за-

конодательства они будут опираться на собственное мнение. Во вполне упорядоченном обществе

они должны тем не менее представлять своих избирателей в одном существенном смысле: во-

первых, они должны стремиться принимать справедливые и эффективные законы, так как в этом за-

ключается главный интерес граждан в правительстве, и, во-вторых, они должны отстаивать и другие

интересы своих избирателей в той степени, в какой они совместимы со справедливостью.

Друкується за: Антология мировой политической мысли. В 5-ти томах. — Т. 2. — М.: Мысль,

1997. — С. 683—698.

3. ТЕОРІЯ ПОЛІТИЧНОЇ МОДЕРНІЗАЦІЇ

І РОЗВИТКУ САМЮЕЛЯ ХАНТІНГТОНА

ДОВІДКА

Хантінгтон Самюель Філіппс народився в 1927 р. в Нью-Йорку. Навчався в Єль-

ському (бакалавр 1946 р.), Чиказькому (магістр 1949 р.) і Гарвардському (доктор

1951 р.) університетах. Займався викладацькою роботою в Гарварді, очолював Ін-

ститут досліджень проблем війни і миру при Колумбійському університеті. Крім

цього, Хантінгтон займав посаду координатора в плануванні при Раді національної

безпеки в адміністрації Дж. Картера (1977—1978); потім виконавчого директора

Центра Міжнародних досліджень при Гарвардському університеті (1975—1976,

1978—1989). Він обирався віце-президентом (1984—1989) Американської асоціації

політичних наук, а в 1985—1987 рр. — і президентом. У 1970 р. Хантінгтон засну-

вав журнал «Foreign Policy» і був одним із його головних редакторів. Неодноразово

був удостоєний премій у сфері журналістики і політичних досліджень. З 1989 р. —

директор Інституту стратегічних досліджень ім. Дж. Оліна. Є дійсним членом

Американської академії наук і мистецтв (1965 р.).

Його перу належать такі праці: «Солдат і держава: теорія і політичні аспекти

громадянсько-військових відносин» (1957), «Спільна оборона: стратегічні програми

в національній політиці» (1961), «Зміна моделей військової політики» (1962), «Полі-

тична влада: США — СРСР» (1964, співавтор — З. Бжезінський); «Політичний поря-

Ф. М. Кирилюк

428

док в змінних суспільствах: динаміка розвитку однопартійних систем» (1970), «Ва-

жкий вибір: політична участь в країнах що розвиваються» (1976), «Американська

політика: неодмінність дисгармонії» (1981), «Дилеми світової політики» (1985),

«Політичний розвиток» (1986), «Третя Хвиля: демократизація в кінці ХХ ст.»

(1991), «Зіткнення цивілізацій і перетворення світового порядку» (1996) та ін.

Теорія політичної модернізації і розвитку. Цю проблему Хантінгтон розроб-

ляє в статті «Політичний розвиток і політичний занепад» (1965) та в книзі «Полі-

тичний порядок в змінних суспільствах». Її складовими аспектами є те, що теорію

політичної модернізації Хантінгтон визначає як процес, який включає в себе раціо-

налізацію влади; диференціацію соціальних, державних і громадянських структур і

підвищення рівня політичної участі. З іншого боку, він визначає модернізацію як

дестабілізуюче явище, головна проблема якого — не свобода, а створення легітим-

ного суспільного порядку, стійкість якого є основною цінністю.

Хантінгтон стверджує, що громадяни цілком нормально проживуть в умовах

політичного порядку без свободи, але вони не зможуть скористатися свободами

без порядку. Під останнім він розуміє спроможність високоінституціоналізова-

ної системи зберегти свою автономію шляхом включення нових груп у політику

таким чином, щоб вони діяли відповідно до уже прийнятих суспільством (інсту-

ціоналізованих) норм і схем політичної активності. В свою чергу, політична

участь для Хантінгтона — це енергійна діяльність громадян, яка впливає на

прийняття рішень владами, тобто вибори, лобіювання, членство в організаціях, а

також насильство.

Виходячи із вступних положень, що викладені вище, слід підкреслити, що Хан-

тінгтон відрізняє і виокремлює ці концепти від соціально-економічної модернізації.

Ототожнюючи політичний розвиток з «інституалізацією політичних організацій і

процедур», а політичну модернізацію — з масовою мобілізацією і розширенням

політичної участі, він висунув гіпотезу про те, що швидка модернізація негативно

впливає на інститути і приводить їх до занепаду. В її основі лежить позитивне уяв-

лення про політичну стабільність, яка розглядається як абсолютна мета і джерело

легітимності політичних інститутів та існуючого порядку незалежно від задіяних

інтересів і характеру режиму.

Соціоекономічна модернізація, за Хантінгтоном, «це процес, який приводить

до однорідності», який породжує «тенденцію до схожості» сучасних суспільств че-

рез появу в них «однакового набору основних якостей» внаслідок урбанізації, інду-

стріалізації, поширення освіченості, появи ЗМІ і т. п. Вона створює передумови для

політичної модернізації і розвитку. Соціоекономічна «модернізація приводить зна-

чною мірою до зростання чисельності і багатоманітності соціальних сил у суспільс-

тві», тобто соціальна структура ускладнюється: крім релігійних і етнічних груп, які

властиві традиційним суспільствам, виникають професійні, класові та інші групи. В

традиційному суспільстві спостерігається «проста політична єдність», яка часто-

густо має «чисто етнічну, релігійну або професійну основу», для підтримки якої не

вимагається наявність високорозвинутих політичних інститутів. Але чим складні-

шим і різноманітнішим в ході модернізації стає суспільство, тим воно більшою мі-

рою залежить від ефективного функціонування політичних інститутів, гострий де-

фіцит яких відчуває більшість суспільств, що модернізуються. Звідси Хантінгтон

робить висновок про те, що швидка соціально-економічна модернізація породжує

політичну нестабільність і занепад у сфері політики.

НОВІТНЯ ПОЛІТОЛОГІЯ

429

Політична модернізація, за Хантінгтоном, це насамперед масова мобілізація і роз-

виток політичної свідомості та участі, які породжують у кінцевому рахунку нестабіль-

ність. Він також застосовує і інші формулювання політичної модернізації, але

обов’язково включає в них такі елементи: раціоналізація, диференціація і політична

участь. Під раціоналізацією влади він розуміє такий процес, у ході якого внаслідок секу-

ляризації, послаблення традиційних лояльностей, інтеграції і централізації з’являється

власне політична влада, в суспільстві утверджується єдиний владний центр, який наділе-

ний суверенітетом. Одночасно в суспільстві відбувається диференціація нових політич-

них функцій і виникнення спеціалізованих структур для їх здійснення, а також масова

політична участь і формування нових політичних інститутів для їхньої організації. Полі-

тична модернізація може бути ініційована не тільки економічними змінами, а й інтенси-

фікацією соціальних комунікацій, підвищенням рівня освіченості і т. п.

Хантінгтон впроваджує ще дві моделі модернізації: технократичну і популістську.

Технократична модель модернізації визначається цілеспрямованим зниженням

рівня політичної участі громадян, збільшенням кількості інвестицій, високими тем-

пами економічного зростання і нерівності в доходах, що приводить до поляризації

суспільства, яка, в свою чергу, віддзеркалюється на різному підвищенні позаінсти-

туціональної участі громадян, наслідком яких можуть бути соціальні потрясіння.

Популістська модель модернізації завжди акцентує збільшення можливостей

політичної участі, яке супроводжується заходами щодо забезпечення економічної

рівності (шляхом перерозподілу), що може викликати погіршення параметрів еко-

номічного розвитку. При цій моделі внаслідок різкого економічного розвитку та

зростання участі можуть проявлятися різного роду громадянські зіткнення.

Такими обґрунтуваннями вчений доводить несумісність основних цілей модер-

нізації: не рівність впливає на ступінь політичної участі, а саме останнє впливає на

рівність.

Визначаючи інститути як «стабільні високооцінювані, часто повторювані моделі

поведінки», інституціоналізацію «як процес набуття організаціями і процедурами

стабільності і цінності» і політичний розвиток як створення складних і автономних

політичних інститутів, Хантінгтон пропонує чотири перемінні для визначення рів-

ня інституалізації організацій, процедур і політичних систем: здатність до адап-

тації (функціональна і до викликів середовища); складність (визначається наявніс-

тю різних елементів, підсистем і функцій і в наслідку підтримує стабільність);

автономія (автономія політичної сфери — атрибут зрілої політичної системи, який

здатний забезпечити входження нових груп у політику за визначеними правилами;

її відсутність або переважання неполітичних засобів і методів у політиці поверта-

ється корупцією); цілісність. Наслідками низького рівня автономії і цілісності є

державні перевороти і часте втручання військових в політику. Атрибут високороз-

винутого суспільства — політичні інститути, здатні «виражати суспільні інтереси»,

причому партія є ключовий інститут сучасної політики. А звідси, Хантінгтон дає

практичні рекомендації уряду США: зосередити всі зусилля на підтримку некому-

ністичного партбудівництва в країнах, які модернізуються.

Хантінгтон досить аргументовано доводить, що рівень розвитку будь-якої полі-

тичної системи залежить від співвідношення між політичною інституціоналізацією

і політичною участю. Із цього він робить висновок, що країни відрізняються між

собою переважно не формами правління, а ступенем керованості та його джерела-

ми. Він підкреслює, що СРСР і США не дуже відрізнялися, оскільки їх політичні

Ф. М. Кирилюк

430

системи, достатньо керовані, належать до категорії сильних, оскільки високі рівні

інституалізації та політичної участі знаходяться в динамічному балансі.

Хантінгтон вибудовує свою систему співвідношення політичної модернізації і роз-

витку та їхньої залежності від соціально-економічних процесів. Структура її така:

1) збільшення соціальної мобілізації порівняно з економічним зростанням при-

зводить до ситуації розчарування внаслідок завищених соціальних очікувань (фру-

страції);

2) зростання соціальної фрустрації порівняно з реальними можливостями мобільно-

сті приводять до політизації громадян і як наслідок, до зростання політичної участі;

3) запізнення політичної інституалізації, її невідповідність рівню політичної

участі призводить до політичної нестабільності.

Таким чином, якщо темпи соціальної мобілізації і розширення політичної участі ви-

сокі (результат політичної модернізації), а темпи політичної організації та інституалі-

зації (показники політичного розвитку) низькі, то наслідком стає всезагальне насильст-

во і нестабільність. Звідси висновок про те, що свідоме або спонтанне збільшення

участі необхідно обмежувати різноманітними засобами або спрямувати його в партійне

русло. Навпаки, більш висока стадія розвитку характеризується іншим вибором: роз-

ширення політичної участі або економічне зростання. Таке тлумачення політичного

розвитку суспільства заслуговує претендувати на закон політичної науки.

Проблеми демократизації суспільного розвитку. Беручи участь у 1974—1975 рр.

у роботі Спеціальної групи з проблем керованості демократією, яка була створена в

рамках Тристоронньої комісії (голова — З. Бжезінський), Хантінгтон узагальнює свої

дослідження в доповіді комісії «Криза демократії» (1975) і в праці «Американська по-

літика: обіцянка дисгармонії» (1981). Він аналізує кризові явища політичного життя

США через призму конфлікту між американськими демократичними ідеалами і влад-

ними інститутами. У цього протиріччя випливали чотири суспільних хвилі, остання з

яких — епоха 60-х років. Демократичний імпульс спрямовується на необхідність зро-

бити правлячі інститути менш владними і більш активними, посилити їхні функції і

послабити авторитет. Критикуючи наслідки 60-х років, він приходить до висновку про

«надлишок демократії у США»: «Ми прийшли до розуміння потенційно-необхідних

обмежень економічного зростання. Існують і потенційно необхідні обмеження безме-

жного розширення політичної демократії».

Якщо в 70-ті роки стриманий оптимізм з приводу долі демократії спирався на

передбачення циклічного характеру її кризи в США, у 80-ті роки успіхи демократії

приводять Хантінгтона до висновку про циклічність демократичних процесів у сві-

товому масштабі. «Третя хвиля» демократизації в кінці ХХ ст. (1991) розвиває тему

політичних змін, яка була розпочато ним у праці «Політичний порядок» (1968).

Хвиля демократизації — це «група переходів від недемократичних до демокра-

тичних режимів, яка проходить у визначений період часу і яка значно перевищує за

їх числом групу переходів у зворотному напрямку». Хантінгтон зазначає, що перша

хвиля демократизації розпочалася в США в 1828 р. і досягла кульмінації після

Першої світової війни, коли в 32-х країнах були встановлені демократичні режими.

Її зворотній напрям фіксується маршем Муссоліні на Рим у 1922 р. і завершенням в

1942, коли в світі залишилося лише 12 демократичних країн. Друга хвиля демокра-

тизації визначається перемогою союзників по антигітлерівській коаліції у Другій

світовій війні і продовжилася деколонізацією, яка досягла кульмінації на початку

60-х років, коли демократичними стали 36 країн.