Коэн Д.Л., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория

Подождите немного. Документ загружается.



ЛАВА 8

Lukes, О/ Gods and Demons: Habermas and Practical Reason в Thompson, Held, eds.,

Habermas: Critical Debales, 134- 148.

Habermas, Communication and the Evolulion о/ Socie, 186.

Неслучайно Ханна Арендт неверно переводит аристотелевский термин

isonomia как «безвластие» вместо «участие во власти и подчинении». См.: Hannah

Arendt, The Ниmаn Condition (Chicago: Uniyersity of Chicago Press, 1958), 22.

9 Habermas, Communication and the Evolulion о/ Socie, 186.

Ibid.

Habermas, op ie des guten Herrschers, 382. Первый раз у Хабермаса серьезное

рассмотрение вопроса об институционализации обсуждений или создании пуб

личных сфер встречается в работе Th e Struclura/ Tra ns/ormalion o/ the Public Sp here:

Аn lnqui into а Calego о/ Bourgeois Socie [1962] (Cambridge: MlТ Press, 1989).

93 Habermas, Th eory and Practice, 25; McCarhy, СгШсаl Th eory, 324.

Habermas, Th eory and Practice, 25-26; Habermas, Utopie des guten Herrschers,

383. Те зис о буржуазной публичной сфере включает идею о том, что новый прин

цип демократической легитимности воздействует на власть через институциона

лизацию публичных пространств, таких, как парламенты, которые (по крайней

мере, в принципе) осуществляют контроль за исполнительной властью. Но, кри

тикуя Руссо за то, что тот смешивает уровни принципа легитимности и конкрет

ной организации, Хабермас, похоже, упускает из виду, что именно этот шаг поз

волил Руссо продвинуться от виртуальной к реальной модели обсуения

(Communication and the Evolution о/ Socie, 185-186). Те м не менее отождествление

демократической легитимности или даже реального демократического консен

суса с какой-то одной моделью организации остается неприемлемым. С другой

стороны, просто как принцип легитимности демократия может легко стать ис

точником «легитимации» недемократических практик.

95 Habermas, Utop ie des gutten Herrschers, 383.

Ibid.

97 Ibid. Другой раскол разделил «реалистическую» теорию демократической

элиты и марксистскую критику формальной демократии. См.: Habermas, Th eory

and Practice, 27.

Habermas, Ше opie des guten Herrschers, 385.

99 Ibid., 383 и Habermas, Legitimation Crisis, 130.

Habermas, Rep/y> 252.

irgen Habermas, Th eo о/ Communicative Action, уо1. 2, 524. Самую по

дробную, но одностороннюю версию см.: Habermas, Structural Trans/ormation,

181-250. См. также: Cohen, Why Моге Po litical Th eory?

Habermas, Th eory о/ Communicative Action> уоl. 2, 362. Более подробное

обсуждение этой проблемы содержится в . 9.

3 Ibid., 364. По сравнению с предшественником демократического государ

ства - государством типа Rechtsstaat, которое парадоксальным образом пре�ра-

ИС











СКОЕ ОБЩО

541

щается здесь в единственный этап, на котором последовательно гарантировалась

свобода> демократическое государство выигрывает на уровне принципа легитим

ности, но проигрывает на уровне реального институционального развития -

странный вывод, едва ли он может понравиться самому Хабермасу.

Представляется, что есть существенная разница в том> ка

,Хабермас уп

равляется с проблемой институтов, когда он подходит к ней с двух ючевых для

дискурсивной этики нормативных сторон - со стороны демократической леги

тимности и со стороны основных прав. Первый подход ведет в тупик, второй же,

похоже, перспективен, поскольку, как только Хабермас в своем анализе прав пе

реходит от концептуальной схемы «нормативное развитие / институционный

упадок>} к дихотомии «система / жизненный мир», права образуют на уровне ин

ститутов тот минимум, который необходим для дискурсивной этики, и открыва

ется возможность дуалистического развития.

5 Обсуждение этой идеи можно найти в статье: C1aude Lefoгt, Po litics and

Ниmаn Rights в Th e Po litical Forms о/ Mode So cie (Cambridge: MIT Press, 1986). Ле

фор почерпнул эту идею у Ханны Арендт (Оп To talitarianism, New Yo rk), 1958, 296.

Об идее фундаментальных универсальных прав в сильном смысле см.:

Dworkin, Ta king Rights Seriously в Ta king Rights Seriously.

7 См.

Janos Кis, L 'Egale Dign ite (Paris: Seui1, 1989).

Albrecht We llmer, Models о/ Fre edom in the Mode Wo rld в Кеllу, ed.,

Hermeneutics and СгШсаl Th eo in Ethics and Politics, 247.

9 McCaгthy, СгШсаl Th eory, 327-328, 352. Нет причин, по которым нельзя

было бы объединить различные концепции автономии. Так, автономия в смыс

ле морального самоопределения и самостоятельного суждения (Кант), способ

ность избирать свой собственный жизненный план и путь саморазвития

(Милль) и способность брать на себя роли в диалоге, достигать рефлексивности

в отношении этих ролей и примерять на себя роль другого (Хабермас) - все это

составляющие компоненты рассматриваемой здесь идеи автономии. Нет нужды

говорить, что наше убеждение состоит в том, что возможно сформулировать

такое понятие автономии, которое избегает столь усердно критикуемых Фуко

самоограничительных, репрессивных тенденций, ассоциирующихся с идеей

превосходства.

We llmer,

Models о/ Freedom, 241.

III

Ibid., 227-252.

Benhabib,

/n the Shadow о/ Aristotle and Hege l.

Это сводится К перевертыванию классического либерального подхода, в

котором права коммуникации (собраний, ассоциаций, средств информации) и

политического участия (право выбирать и занимать должности) рассматрива

ются как инструментальные в обеспечении основного комплекса прав - тех,

которые образуют область негативной свободы (которая моЖет истолковывать

ся в духе крайнего либертарианства, когда частная собственность является

главным правом и ядром самой концепции прав, или в версии более умеренно-

2

ГЛАВА 8

го либертарианства, допускающего социальные гарантии и иные виды собст

венности). Однако, на наш взгляд, права коммуникации дают нечто большее,

чем защиту гражданского общества от государства. Они являются также поли

тическим условием демократического формирования воли. Действительно,

именно на их территории рождается демократическая легитимность и демокра

тическое участие.

Habermas,

Morali and Ethical Le, 205.

lbid.,

268.

Habermas, Th eory о/ Communicative Action, yol. 2, 362-363. В тексте нет па

раллельных этому оговорок относительно институционализации свобод.

7 Т можно возразить, что нормы только и можно считать существующими,

когда они представлены в вИде институтов (так полагает Парсонс и, временами,

Хабермас). В таком случае пришлось бы говорить об институциональном разви

тии прав при организационном упадке. Мы, однако, с самого начала останови

лись на словоупотреблении, противопоставляющем нормы (легитимность)

институционализации или организации.

Лефору принадлежит также убедительная аргументация против либераль

ной идеологии прав, подающей их исключительно как моральных и аполитич

ных гарантов негативной свободы. Сам Маркс соблазнился такой постановкой

вопроса и мысленно создал общество, которое не нуждается в правах. Воспроиз

водить такое толкование было бы катастрофой, так как из этого следует снова

только один вывод - либо апология, либо революция, мы же ищем способ избе

жать эти неприемлемые альтернативы.

Jurgen Habermas, Оп Social Id enti, Te los, по. 19 (Spring 1974), 100.

См.: Jurgen Habermas, Th e New Obscuri: Th e Crisis o/ the We a re State and the

Exhaustion о/ Utop ian Energies в Th e New Conservatism: Cultural Criticism and the

Нistorians ' Debate (Cambridge: MIТ Press, 1985). См. также: Andrew Arato, Jean L.

Cohen, Po litics and the Reconstruction о/ the Соnсер! о/ Civil Socie в Ахеl Honneth et

al., eds., Zwischenbetrachtungen im Prozess der Aujktarung (Frankfurt: Sukamp, 1989).

Habermas,

Th eory o/ Communicative Action, yol. 2, chaps. 6, 8.

122

Wellmer, ЙЬ ег Ve un/t, 198.

3 Ibid.,

214-221.

4 Ibid.

125

Ibid.,

220.

Ibid.,

198.

7 Ibid.,

209.

Ibid.,

175-181.

Ibid.,

190- 199.

Ibid.,

216-217.

Ibid.,

189- 199.

Ibid.,

178-179.

33 lbid., 200-201.

ИСКИ

Я

Э



СКО

Е ОБЩО



34 Что касается Ге геля, то здесь подразумевается два уровня опосредования,

вместо одного, а именно политическое и экономическое сообщества. Те ория Ге 

геля включала только первый из них, пользуясь другой, более диалектической

терминологией.

В отличие от парсоновской концепции социетального соо

щества, наша

концепция гражданского общества внутри себя «децентрализована».

Общество

не мыслится в ней как коллектив (коллективов) или как единое социальное тело,

в которое оно (общество) интегрировано; оно предстает как плюралистический,

дифференцированный, институциональный аспект жизненного мира.

GuilleгnlO O'Donnel, Philippe Schmitter, Tr ansitions /г оm Authoritarian Rule

(Baltimore: Johns Hopkins, 1986). В этой работе показано, что проекты тотальных

революций не увенчиваются политической демократией. То же самое относи

тельно «тоталитарных»

режимов заключил Куронь в своей теории самоограничи

вающейся революции. См.: Andrew Arato, Th e Democratic Th eory о/ the Polish

Opposition: No rmative Intentions and Strategic Ambiguities, Wo rking Papers o/ the Helen

Kello Ins titute (Notre Dame, 1984).

137 Кагl Магх, Th e Eigh teenth Brumaire о/ Louis Bonaparte (New Yo rk: Jnteгnational

Publishers, 1969), 66.

Arato, Cohen, The Po litics o/ Civil Socie.

Более подробное обсуждение вопроса о влиянии гражданского общества

на политическое см. в гл . 9 и 10.

G.D.H. Со1е, Guild Socialism Restated (New Brunswick, NJ: Transaction Books,

1980); Haro1d Laski, Studies in the РгоЫеm о/ Sovereign ty (New Науеп: Ya le Uniyersity

Press, 1017), Authority in the Modern State (New Науеп: Ya le Uniyersity Press, 1919) и

Th e Foundations о/ Sovereign and Other Essays (New Yo rk: Harcourt Вгасе, 1921).

Обсуждение вопроса о важности демократизации неокорпоративных

структур

компромисса см. в КН.: Habermas, Structura! Trans/ormation, sec. 23.

Социальная теория

граа

ое общест

во

Рекон

струкция граанского об

ества

в наши дни идея гражданского общества стала столь модной, что, по

видимому, именно этим и объясняется ее возрастающая неопределен

ность. В устах самих социальных акторов мысли о необходимости перест

раивать или же защищать ажданское общество определенным образом

тяготеют к представлениям о мобилизованности масс. Однако логика их

представлений не вполне отвечает действительности: она не может слу

жить основанием для критической саморефлексии и даже дл я ориента

ции по отношению к самым важным ограничениям, налагаемым на кол

лективное действие. Такие социальные акторы с легкостью скатываются

на позиции фуаментализма или начинают отождествлять проект гр аж -

данского общества с теми целями, которые преследуются экономичес

кой или же партийно-политической элитами, отказываясь тем самым от

собственной автономности и специфики. То гда как, напротив, сейчас мы

нуждаемся в такой концепции гражданского общества, которая дава

бы возможность анализировать новые формы коллективной идентично

сти и на их основе формулировать положения, способные содействовать

созданию более свободных, более демократических сообществ.

Даже лучшие из учений о гражданском обществе, созданные в про

шлом, сегодня не могут справиться с подобными задачами. Нынешняя

слабость концепций, основанных на теориях Ге геля, Токвиля, Гр амши

или Парсонса, является следствием не только их внутренней и при этом

весьма реальной противоречивости, которую мы уже рассматривали, но

и их относительной беззащитности перед лицом таких критиков, как

Арендт, Шмидт, молодой Хабермас и Фуко. Без сомнения, тезисы об

СОЦИ

ЬЯ ТЕОРИЯ И ГР

СКОЕ ОБ

ЕСО

545

упадке публичной сферы, о подверженности социальной сферы новым

приемам манипуляции, контроля и господства соответствуют опыту раз

витых капиталистических стран, хотя бы настолько, насколько это при

знается оптимистически настроенными теоретиками, защищающими

гражданское общество, которые повсюду стремятся видеТЬемократиче

скую общественность, неослабеваюшую солидарность и автономию.

Однако, когда взгляды наиболее стойких реалистов вроде Лумана, ана

лизирующих нынешнее состояние существующего общества, начинают

совпадать со взглядами наиболее радикальных его критиков

, мнения за

щитников гражданского общества, часто закрывающ�х глаза на его не

достатки, начинают казаться слишком идеологизированными.

Категория «гражданское общество» сегодня может пригодится только

в случае ее реконструкции. Под словом

«реконструкция» мы подразуме

ваем в несистематическом смысле «такое расчленение теории с последу

ющим составлением из нее нового целого, которое обеспечивало бы

максимальное приближение к ею самой поставленной

цели»

Это нор

мальный «подход К теории, которая во многих отношениях нуждается в

ревизии, притом что ее интеллектуальный потенциал еще не

исчерпан»

Реконструируя категорию гражданского общества, мы предполагаем опи

раться, хотя и критически, на второй этап двухступенчатой теоретичес

кой стратегии самого Хабермаса, а именно на развитие дуалистической

социальной теории, которая одновременно и объединяет, и обособляет

друг от друга в равной мере необходимые методологии, оперирующие

понятиями

«жизненный мир» И «система»

Наш подход предусматривает следующие стадии: 1) пользуясь трехча

стной моделью «жизненный мир - политическая подсистема - эконо

мическая подсистема»

,  усложняем парадигму, унаследованную от

Гр амши и Парсонса. Мы также дополняем ее, чтобы она включила в себя

более современную и сложную теорию дифференциации, разрабатывае

мую Луманом. Это помогает релятивизировать и ограничивать тезис о

слиянии, выдвигаемый Шмидтом и другими исследователями. 2) Перед

лицом системно-теоретических возражений Лумана, мы стремимся дока

зать современный характер концепции гражданского общества, понятого

в терминах жизненного мира, способного к рационализации. Особое

внимание мы уделяем нормативному научению и фундаментальным пра

вам как факторам, стабилизирующим современные граанские общест

ва. 3) Отражая атаки на гражданское общество, которые ведутся по линии

его генеалогии или же по идеологическим соображениям, мы пользуемся

понятиями овеществления (реификации) и колонизации жизненного

мира, с тем чтобы показать, что наша концепция в отличие от всех преж

них трехчастных моделей вполне может учитывать все негативные про

цессы, которые столь упорно подчеркиваются критиками гражданского

18. Заказ М 832.



ГЛ 9

общества. В частности, мы демонстрируем историческую связь, сущест

вующую между довольно однобокими проявлениями борьбы за эманси

пацию и появлением отношений между государством, обшеством и эко

номикой, обремененных новыми формами гетерономии, кульминация

которых приходится на формы порабощения, характерные для государств

всеобшего благосостояния. Те м не менее, 4) вопре мнению тех, кто со

мневается в возможности критического подхода к концепции граан

ского общества, обвиняя нас в «бездушном реформизме» , мы настаиваем

на том, что модель дифференцированного гражданского общества сохра

няет свои утопические перспективы как в государствах всеобшего благосо



стояния, так и в странах, совсем недавно еще строивших государственный

социализм. Эти перспективы ведут к новым представлениям о правах, спо

собным восстановить и защитить как общественную, так и частную жизнь

граждан. 5) Мы стремимся показать, что утопический идеал гражданского

общества не является исключительно абстракцией, неким символом «дол

женствования» по отношению к своим реальным гетерономным версиям.

Перед лицом различных теорий, подобных теориям Франкфуртской шко

лы, говоряших об одномерности и тотальном администрировании, мы

набрасываем контуры концепции, которая показывает, что все отмечен

ные нами негативные явления отражают лишь од сторону социальной

ткани капиталистических демократий. И наконец, в самом большом раз

деле этой главы мы предлагаем весьма детальный политический проект

демократизации существующих гражданских обществ, сформулирован

ный в терминах продолжения (при наличии должной рефлексии) демо

кратической революции и государства всеобщего благосостояния. Мы

верим, что такой проект позволил бы странам Восточной Европы переос

мыслить свою стратегию. Вместо недостижимого (а на наш взяд, и не

желательного) стремления стать такими же, какими бьmи или являются в

настоящее время страны Запада, им следовало бы обратиться к модели,

основанной на возможном (и, по нашему мнению, нормативно желатель

ном) общем будущем.

раанс

ко

е общество

жизне

ННblЙ

мир

и дифферен

иа

общества

Фундаментальным положением нашей концепции является превосход

ство трехчастной схемы гражданского общества для его объективного

понимания6. Дихотомическая модель «государство - общество», все еще

используемая некоторыми марксистами и, в особенности, неолиберала

ми, неоконсерваторами и сегодняшними наследниками утопического

социализма7, в сущности, есть не что иное как общественно-политичес

кий образ мышления, характерный Я XIX в. Обе социально-историче-

СО

ИЬЯ ТЕОРИЯ И

РСКОЕ ОБ

ЕСО

7

ские

предпосылки этой модели содержались уже в расплывчатом

терми

не

«либеральный»: антиабсолютистская борьба, предполагающая

и вре



менно

цементирующая

«полемическое»

единство всех

социальных

сил

(Ш

мидт); и появление первого и, вероятно, последнего в истории «эко

номического

общества»,

в котором доминировал саморе.лирующи

йся

рыночный механизм (Поланьи).

Как доказал Луман, непоследовательные идеи создания всеобъемлю

щего

экономического общества, а также дихотомического

противопос

тавления

государства обществу являются характерными формами

созна

ния

«<ложного сознания»,

по убеждению Лумана) в эпоху

либерализма8.

Однако

и искушенные марксисты, и либералы, особенно когда речь

шла

политике, чисто экономической модели все же предпочитали

дихото

ми

ческую концепцию berche Gesescha. Нам представляется,

что

наш

обзор объясняет причину подобного предпочтения. Примем

ли мы

доводы

Поланьи о превращении всех социальных отношений (среда оби

тания,

граанское состояние, культура) в рыночно-экономические 

же

тезис Лумана о появлении нового функционального верховенства

эко

номики,

мы не сможем избежать того очевного факта, что

развитие са

морегулирующейся экономики не отрицает, а, напротив, сопутствует

формированию все более дифференцированного аппарата современного

госуда

рства. По логике Поланьи, это м�жет быть объяснено

политичес

кими

требованиями, связанными с поддержанием негативно

«утопичес

ких»

предпосьmок сведения земли, труда и

продуктивного

предпринима

тельства

к «фиктивным» товарам9. По его словам, сначала

планировалось

вовсе

не введение планового хозяйства,

а «как раз политика laissez

fa ire»lO. Луман считает, что верховенство экономики позволяет, по

струк

турным

соображениям, создавать более дифференцированное

обществен

ное

устройство, чем это бьmо возможно во времена чисто

политического

госпо

дства, и что это приводит К трансформации диффузной

структуры

политического-религиозного-социального-экономического

домини



poBaния в систему современного государства, которое становится значи

тельно

более могущественным, чем его предшественник.

хотя дихотомическая

модель «государство И (экономичес

кое=гражданское)

общество» не столь обременена редукционизмом,

как

теория

экономического общества, она все-таки тоже не вполне от

него

свободна.

По представлениям Лумана, экономика никогда не

может иг

рать

роль единственного социального окружения государства.

Диффе

ренциация

в экономике предполагает и стимулирует дифференциацию

иных

сферах: в юриспруденции, в науке, в искусстве, в ceMbell.

Даже в

более

динамичной модели Поланьи (который бьm гораздо более чувст

вителен к опасностям, нависшим над нашей цивилизацией) утопия са

морегулирующегося рынка и создания «рыночного

общества»

никогда

18*



ГЛАВА 9

не доходила, да и не могла полностью дойти до своего логического завер

шения, - что подчеркивается наличием в обществе определенного

«контрдвижения» . Соответственно понятие «общество» в XIX в. наделя

лось двумя весьма разными, потенциально противостоящими друт друту

«организующими

принципами»: экономическим саморегулированием и

социетальной самозащитоЙ12. Мы бы добавили, что этот конфликт меж

ду двумя принципами (либерально-экономическим и демократическим)

особенно усиливается и выходит наружу по мере того, как старинный

враг общественных сил - авторитарно-бюрократическое государство в

его традиционном виде либо уничтожается, либо оказывается сильно ос

лабленным. Дихотомическая модель, несмотря на все ее относительные

заслути в описании классической либеральной эпохи, не может охарак

теризовать ни те силы, которые обусловливали трансформацию этого

общества, ни новую общественную структуру.

Такова генеалогическая матрица трехчастной модели отнощений

гражданское общество-экономика-государство. Открытие Поланьи

оказалось сильно подпорченным его собственной решительной иденти

фикацией государственного регулирования и даже этатизации экономики

с самозащитой общества. Сражаясь против марксистской и либеральной

версий редукционизма, Гр амши и Парсонс, соответственно, первыми

отметили то обстоятельство, что современное общество воспроизводит

ся не только посредством экономической и политической деятельности

или даже посредством их нового или возобновленного слияния, но бла

годаря взаимодействию правовых структур, общественных ассоциаций,

коммуникативных институтов и культурных форм, причем каждая из

сфер сохраняет за собой значительную степень независимости. Оба этих

автора испытали влияние Ге геля. Оба понимали возроение жизни ассо

циаций не как слияние логики личного и общественного, экономики и

государства, а как воссоздание ткани социетальных взаимоопосредова

ний (существовавшей еще до промышленной и Французской революции)

в новой, пост традиционной форме.

Сомнительно, чтобы модели Гр амши или Парсонса смогли устоять

перед весомостью аргумента о слиянии, вьщвигаемого Шмидтом, Хабер

масом в ktandel (или даже Арендт) и представляющего собой аль

тернативную интерпретацию «великого преобразования» либерального

общества. Широко известно, что Гр амши не бьm способен четко отличать

понятие «государство» от «гражданского

общества» или

«донирование»

от «гегемониИ».

Он тае бьm способен (или желал) тематизировать незави

симые институты аанского общества только в термин той функции,

которую они выполняли в процессе воспроизводства существующего го

сударства и экономи. В подобной трактовке граанское общество все

еще может рассмаиваться как продолжение самого государства, служа-

СО

ИЬЯ ТЕОРИЯ И ГРСКОЕ ОБ

ЕСО

9

щее воспроизводству данного экономического строя. Та ким образом, ге

гемония оказывается продолжением доминирования, хотя и иными сред

ствами. Парсонс, пред ставив социетал ьное сообщество в качестве норма

тИвного центра общества, мог зая влять о его независимости. Однако тот

факт, что он рассматривает социетальное сообщество, гocy�apCTBO и эко

номику как абсолютно аналогичные подсистемы, каая из которых регу

лируется своим особым посредником обмена, позволяет понять, что Пар

сонс заменил предметный редукционизм методологическим. Еще и по

этой причине он оказался совершенно невосприимчивым к таким явлени

ям, как этатизация и экономизация, особо выделяемым теоретиками сли

яния. Как видно по однобокому восприятию Парсонсом концепции

Поланьи, позволившему ему видеть только дифференциацию, но не (пе

реходное) доминирование саморегулирующегося рынка, он не в состоя

нии осознать ту опасность, которая нависла над гражданским обществом

в виде современного государства и капиталистической экономики -

структур, обладающих внутренним стилом к самоукрению и расши

рению. Таким образом, совершенно различные формы функционализма,

представленные Гр амши и Парсонсом, приводят к противоположным, но

равным образом нежелательным последствиям  теории гражданского

общества. Если первый из них рисует картину общества, чрезмерно инте

грированного в наличную структуру доминирования, то второй создает

модель саморегуляции и поержания четких границ, которой в совер

шенно нереалистичной степени свойственно отторжение гетерономии.

Нам нужна теория, в равной мере способная видеть как опасности, так

и преимущества нынешней ситуац. Хабермасовская «критика функцио

налистского разума»13

дает лучшее из имеющихся концептуальных постро

ений, необходимое  реконструии трехчастной модели гражданского

общества. На первый взгл может показаться, что методологический дуа

лизм, благодаря которому мы имеем различение системы и жизненного

мира у Хабермаса, является одним из вариантов дуализма «государство -

граанское общество» ,

столь хорошо нам известного по либеральным и

стандартным марксистским моделям. При более внимательном рассмот

рении, однако, выясняется, что тезис о двух подсистемах, отличных как

друт от друта, так и от жизненного мира, подразумевает модель, которая

более тесно связана с трехчастной схемой грамшианского типа. По этой

теории деньги и власть в качестве посредников, интегрирующих соответ

ственно экономику и государство, рассматриваются как имеющие значи

тельно меньше, чем у Парсонса, аналогий по принципу своего действия.

«Стандартные

ситуации» их функционирования требуют фундаменталь

но различных структур: обмен, связанный с прибьmью и в конечном сче

те с «позитивной санкцией»

(деньги); подчинение и начальствование

(власть), связанные в конечном счете с «негативной санкцией», исходя-

0

ГЛАВА 9

щей от иерархически обособленной позиции, сохраняющей элемент пря

мого приказа. Это различие ведет не только к ослаблению символической

фунии в гораздо более гетерогенной системе кодов, к менее гибкой цир

куляции, менее стабильной аккумуляции, большим сложностям в отно

шении измерений и большей зависимости от организации, но тае и к

необходимости компенсировать асимметрию между положениями управ

ляемого и правящего посредством прямой легитимации, связанной с тра

дицией или соглашением14. Это различие отражает структура институци

онализации через гражданское и общее право, согласно которому лишь

второе связано с «обязанностямИ»15. Кроме того, в отличие от денег, по

рождение или хотя бы сохранение власти предполагает возрождение в

сфере коммуникативного Действия16. Однако, как и деньги, власть тоже

связана с эмпирическими мотивациями, а именно с интереса, и облада

ет «определенным автоматизмом» в процессе интеракции, основанном на

способности служить драматическим замещением обычной языковой

коммуникации. Соответственно, она тае институционализирована в

качестве конститутивного рычага управления внутри современного госу

дарства, хотя и не обладает столь высоким уровнем формализации, как

деньги1?

Таким образом,

«логика» трех институциональных сфер сохраняет

методологический дуализм. Две сферы/подсистемы соучаствуют в одной

и той же фундаментальной социальной функции - в системно

интегра

ции, соотносимой с не намеренными функциональными взаимозависи

мостями результатов действия, координированных вне соотнесения с

ориентациями или нормами, которых прерживаются aKTop18. Мето

дологический дуализм приводит нас именно к трехчастной схеме. Разли

чий и сходств В формах институционализации современного государства

и капиталистической экономи, отличающих их от жизненного мира,

вполне достаточно, чтобы распознать три различные схемы внутри

«двухступенчатой» теории общества. Два типа дифференциации - меж

ду логиками в одном случае и формами институционализации в дру

гом - тае оказывают воздействие на значение интеракции трех этих

сфер. Если направление влияния и степень взаимопроникновения меж

ду жизненным миром и системой поднимают вопросы относительно

нормативного принципа, то степень взаимопроникновения государства

и экономики (их «двойной

взаимообмен») и его направленность сейчас

стали уже

«просто» техническими проблемами.

Концепция жизненного мира, социально интегрированного посред

cTBoM интерпретаций консенсуса, обеспеченного нормативно или со

зданного коммуникативно, занимает позицию, сходную с позицией

граанского общества в трехчастной модели. Хабермас часто использу

ет понятие «жизненный мир»

как перевод парсонсовского термина «со-

СО

ИЬЯ ТЕОРИЯ И

СКО

ОБЩ

551

циетальное сообщество», хотя и трактует его расширительно, иноа

включая в него культуру, а подчас также и сферу личного19. Тем не менее

из этого отнюдь не явствует, что понятие «жизненный

мир»

без искаже

ния может быть переведено в понятие «гражданское

общество».

Напро

тив, эти концепции, как представляется, действуют на

'совершенно

различных категориальных уровнях, особенно если вспомнить феноме

нологическую традицию концептуализации жизненного мира2О.

Однако мы утвераем, что концепция жизненного мира, по Хабер

масу, содержит два различных уровня. Если их адекватно дифференци

ровать и прояснить, то они позволяют довольно точно установить то

место, которое в общей структуре принадлежит именно гражданскому

обществу (рис.

)21.

Подсистемы

и нститугы

жизненного мира:

Символический

ресурс:

Структурные

предпо

сылки:

Рис. 1

Экономика

Го сударство

личность

социальная интеграция культура

компетентность солидарность

значение

культурно-языковой зненный мир

С одной стороны, зненный р соотносится со всем объемом ИМИ

цИТНО усвоенных традиций и предпосьmок, сплавле с самой материей

культы и языка и поэтому незримо присутствующих в повседневной жиз

ни иивидов. Лингвистески суктурированный запас знаний, источ

н незыблемых убеждений, формы соларности и компетентности, кото

рые приз�аются и используются, преДПОСJШНЫ аорам и не подвергаются

сомнению. Индивиды не могут отсаниться от своего зненного мира

или же поставить его под вопрос в целом. Имео на этом уровне Хабермас

интегрирует в систему самые глубое уровни парсонсовской концепции

ы, прсьш им, однако, струку взаимопрокающих ливи

стичесх значений и ресурсов, а не структуру системы.

Хабермас считает, что жизненный мир вючает в себя три структурх

компонента - культуру, общество и личность - и что они могут быть обо

соблены

друг от друга22. В той мере, в какой акторы понимают друг друга и

продят к соглас по поводу своей ситуации, они выступают носителя

ми единой культурной традиции. В той мере, в какой они координируют

свои действия посредством интерсубъективно признанх норм, они дей

ствуют как члены социальной группы, объединенной соларностью. По

2

ЛАВА 9

мере того как ИНДИВИДЫ формируются в рамках определенной культурной

традиции и принимают участие в зни социальных групп, они интерна

лизируют ценностные ориентации, осваивают генерализованные навыки

действий И обретают индивидуальную и социальную идентиость23. Вос

производство не только культурно-лингвистического фона, но и второго

измерения жизненного мира - его

«институциональных»

или «социологи

ческиХ» компонент - происходит исючительно в среде коммуникатив

ной деятельности24. Это подразумевает наличие репродуктивных процес

сов передачи культуры, социальной интеграи и социализации. Однако

(и мы считаем, что это главное) структурная дифференциация жизненного

мира, являющаяся частью процесса модернизации, происходит благодаря

появлению институтов, которые специализируются на поддержании а

диций, солидарностей и идентичностеЙ.

Анализ структурных компонент жизненного мира у Хабермаса кон

центрируется на реконструкции формы той суммы знаний, основопола

гающих солидарностей и абстрактных персональных навыков, которые

доступны нам благодаря нашей культуре. Однако подобная реконструк

ция подключает целый ряд институтов, которые не могут быть отнесены

ни к области постоянно используемых ими накопленных в культуре зна

ний, ни к механизмам управления, которые координируют действие в

экономике (деньги) или в организованных по формальному принципу,

бюрократически структурированных организациях (власть)25. Именно

здесь, на институциональном уровне жизненного мира, и можно усмот

реть корни герменевтически доступной (ввиду своей социальной интег

рированности) концепции гражданского общества. Это понятие вклю

чает в себя все те формы институтов и ассоциаций, которые нуаются

для своего воспроизводства в коммуникативном взаимодействии и кото

рые в первую очередь опираются на процессы социальной интеграции

для координирования действий внутри собственных границ.

Если мы категорию гражданского общества, принадлежащую политиче

ской теории и политической социологии, определим через термины общей

соологии, то это приведет нас к полностью политизированному понима

нию социальной структуры. Ни соетальное сообщество Парсонса, 

жизненный мир Хабермаса не предназначены  столь узкого восприятия.

Поэтому полезно ограничить усилия по переводу этих поиятий на язык по

литической и эконоческой социолог изучеем тех институтов и про

цессов, которые имеют прямое отношение к политике и экономике и при

этом глубоко укоренены в общей социальной структуре. Сам Хабермас

оказывает нам в этом помощь, и весьма интересно, что по ходу дела он

связывает свою дуалистическую социальную теорию с собственным более

ранним понимаем публичного и частного. Он утверает, что деньги и

политическая власть,  того чтобы стать посредника, нуждаются в ин-

СОЦИЬЯ ТЕОРИЯ И



СКОЕ ОБ

ЕСО

553

ституционализации в том самом жизненном мире, от которого они обо со

бись. Это осуществляется с помощью механизмов граанского (или ча

стного) права в первом случае и публичного права во втором26. Эти меха

низ составляют два различных комплекса институтов и укоренены в них:

это институl частной и публичной сферы. Та ким образом, при рассмотре

нии с точ зрения управляющих систем, трехчастная модель обретает вид

четырехчастной модели, понятой в терминах удвоения не только публичной

сферы (как в Struktщwаndе, но тае и сферы частной27.

В отличие от модели, предложенной в StruktUandel, в данном контек

сте публичная и частная сферы выступают не как посредники, но как сфе

ры внутри жизненного мира, с которыми экономика и государство могут

иметь отношения типа

«вход-выход» ,

структурированные исючительно

путем обращения денег и власти, т. е., тем же самым образом, что и струк

турные взаимоотношения между государством и экономикой. Подобная

системно-теоретическая точка зрения, недостатками которой мы займемся

позже, обладает ром важх преимуществ. Первое и самое очевидное из

них заключается в том, что мы можем вслед за Луманом заменить поиятие

«слияние»

представление м о постоянно усложняющихся взаимоотноше

ниях типа

«вход-выход» ,

что одновременно усиливает как автономность,

так и взаимозависимость частей. При таком подходе может показаться,

что покупательная способность помещается в рамки дифференциации, в

которой гражданское общество и его разлиые заменители исчезают или

поглощаются политической системой, - аргумент, подразумевающий,

как мы уже видели, системно-теоретическое переформулирование тезиса

о слиянии. Однако Луман, разрабатывая функции публичной сферы и

правовой системы, тае приходит к характерному удвоению: внутри и за

пределами политической подсистемы. Схема Хабермаса (рис. 2), сохраня

ющая системно-теоретические категории обмена, фактичес идентична

результатам отчасти неудавшейся попытки Лумана избавиться от катего

рии гражданского общества. В отличие от аспекта, представленного жиз

ненным миром, эта схема обходится без структур интеграции меу пуб

личной и частной сферами. Вместо разрушения гражданского общества

путем его поглощения здесь возникает опасность его разрушения путем

фрагментации. Мы еще вернемся к этой теме.

Система

Жизненный мир

Рис. 2

Публичное

политическая подсистема

или «государство»

публичная сфера

Частное

экономическая

подсистем

частная сфера

5

ЛАВА 9

Второе преимущество указанного подхода над дуалистическими мо

делями государства и гражданского общества заключается в том, что он

позволяет прояснить структуру взаимосвязей между гражданским обще

ством, экономикой и государством, разрывая идеологическ, взаимно

однозначную корреляцию гражданского общества с частной сферой и

государства с публичной. Два ряда дихотомий: публичного и частного,

одна - на уровне подсистем (государство/экономика), вторая - на

уровне гражданского общества (публичная сфера/семья), позволяют

увидеть различие между двумя значениями понятий приватизация и

«публицизация».

В резулате вмешательство государства в экономику

не является автоматически эквивалентным проникновению государства

в частную сферу, а экономическая либерализация не означает непремен

но процесса эрозии публичной и частной сфер. И наоборот, учитывая

два значения понятия

«частный»,

В отличие от дихотомической модели

государства и общества, мы не должны считать, что устранение государ

ства из частной экономики ведет к ее расцвету и что любые ограничения,

налагаемые на частную экономику, обязательно являются обратной сто

роной роста государственного вмешательства28.

Эта модель тоже не лишена своих недостатков, но это не спасает ее

более упрощенных дихотомических конкурентов. С точки зрения отно

шений взаимообмена между двумя подсистемами и гражданским обще

ством схема представляется излишне симметричной. Именно в этом

контексте системно-теоретическое моделирование жизненного мира с

точки зрения сфер, способных принять участие в денежных и властных

взаимоотношениях типа «вход-выход», вновь демонстрирует собствен

ную ограниченность. Из трех институциональных измерений жизненно

го мира понятия публичного и частного, как они используются здесь, ак

тивизируют только те измерения, которые относятся к воспроизводству

культуры и личности. Институты социальной интеграции, институцио

нализированные группы, коллективы и ассоциации не подлежат здесь

рассмотрению, несмотря на  очевидную политическую и экономичес

кую релевантность. В их отсутствие возможность того, что институты

жизненного мира способны влиять «на формально организованные зоны

действия»29,

реально не тематизируются; вообще не рассматривается

предположение о том, что коммуникация между жизненным миром и

системой может пользоваться какими-то иными каналами опосредова

ния, нежели деньги и власть. Мы еще вернемся к этим проблемам, по

скольку в схеме Хабермаса они вновь приводят К некоторым из ограни

чений модели Лумана.

Предлагаемая нами теория учитывает аргументы о слиянии на двух

уровнях: 1) по методу, сходному с лумановским, мы переосмысляем по

нятие «дифференциация» И 2) мы обособляем сферы (экономику, част-

СОЦИ

ЬЯ ТЕОРИЯ И СКО

ОБЩЕСО

555

Н сферу и т.д.), которые традиционно группируются в качестве пред

полагаемых целей дедифференциации. С эмпирической точки зрения

оба этих теоретических выбора могут иметь важное значение; более того,

в Л�БОМ конкретном контексте может случиться так, что ни одна из вер

сии или даже их сочетание не окажутся способными уст�анить вероят

ность

«дедифференциации».

В отличие от Парсонса, мы не хотим заме

нять то, что всегда предполагалось в качестве «эмпирического

диагноза»

(т.е. сл�я�

ие), «первичным аналитическим различием» (т.е. дифферен

циациеи) . Даже Луман рассмаивает как вполне реальную в современ

ных обществах дедифференциацию с политической системой в качестве

центра. Подход Поланьи к саморегулирующемуся рынку приводит к ана

логичным следствиям для динамики экономической системы. Принятая

нами модель эмпирически открыта для обеих этих форм слияния или

дедифФеренциации31.

В ХХ в. зеркало «тоталитарной» политизации показало, сколь абсурд

но буквальное применение аргумента о слиянии к демократическим

государствам всеобщего благосостояния32. Как показывает опыт стран

советского типа, вполне возможно на довольно длительные периоды

полностью политизировать «сверху» все четыре выделенные нами сфе

ры: экономику, культуру, личность и ассоциации. И все же наша двуху

ровневая концепция жизненного мира позволяет нам утверать, что

даже здесь культурно-лингвистический субстрат гражданского общества

не был полностью уничтожен. Сохранились элементарные условия

(смыслы, соларности, навыки) для последующих попыток восстанов

ления граанского общества.

Ситуация еще более сложна в случае интервенционизма и корпорати

визма, присутствующих в современн капиталистических демократиях.

Даже если их рассматривать в качестве квазитоталитарных тенденций (в

традициях Франкфуртской школы раннего периода), даже если допустить,

что тенд�нции к политизации сверху и корпоративизму - снизу полно

стью дополняют друг друга, мы все же должны будем допустить возмож

Hocть' сохраняющуюся при тоталитаризме, - а именно - восстановление

гражданского общества вне рамок официальныlx институтов на основе

культурного потенциала, заложенного в жизненном мире33. При более

внимательном рассмотрении проблема выявляет свою искусственность:

она представляет собой недопустимое расширение модели тоталитаризма,

не Ясь логическим следствием двухчастной модели. Это обстоятельст

во проясняется в работе Клауса Оффе, заметившего налие двух отдель

ных проблем: поержания (либеральных) демократических мостов или

опосредований между гражданином и государством34 и совместимости де

мократии и капитализма35. В этом контексте корпоративизм, подразуме

ваюlЙ процесс слияния и сокращения опосредующей фи, и ин-

556

ЛАВА 9

тервенционизм государства всеобщего благосостояния, предполагающий

рост сложных взаимоотношений типа «вход-выход>, С экономикой, атаку

ют и подвергают опасности различные общественные структуры. Их

фуциональная комплементарность для воспроизводства «демократичес

кого капитализмз>, не дона рассматриваться как часть единого процесса

слияния. Корпоративизм никогда не уничтожает и не подменяет широкой

сети добровольных ассоциаций. Го сударственное вмешательство оставля

ет на месте крупные конкурентоспособные и ориентированные на рынок

сектора капиталистической экономики. Опасность для социальной инте

грации, содержащаяся в обоих процессах - в первом случае прямая, во

втором - опосредованная, реализуемая за счет расширения денежного

опосредования, - вполн реальна. Но столь же реальны институционали

зированные кулурные ресурсы гражданского общества, потенциально

противодействующие этим процессам: юридические нормы и права, ассо

циации, автономные институты культуры на одном уровне; общезначи

мые смыслы, солидарности и личные навыки - на другом.

предел

ами

тр



ионного

ра



анс

ого

общ

ества

Теория дифференциации сама по себе не может реконструировать по

нятие гражданского общества. Мы уже видели, что подобная теория,

разрабатывавшаяся Луманом, тяготеет либо к поглощению, либо к

фрагментации топоса. И хотя Луман не может избежать редифферен

циации легальности и публичности, он сопротивляется тому, что они

должны принадлежать единой сети институциональной жизни, что, по

его мнению, было возможно только в форме традиционного, корпора

тивного устройства гражданско-политического общества. С другой

стороны, признавая наличие внутренней связи между личностью и

коммуникацией в условиях современности, он отказывается рассмат

ривать возможность, что эта внутренняя связь имеет собственный суб

страт, а именно жизненный мир. И хотя в его концепции наличествует

жизненный мир, связанный с реальными процессами возникновения

понимания, это относится лишь к досовременным условиям, предше

ствовавшим появлению генерализованных медийных средств, когда

традиция обеспечивала основы консенсуса, невосприимчивого к дис

курсивной тематизации; консенсуса, устранявшего необходимость в

продолжительных дебатах3

. В то время как реконструкция концепции

гражданского общества в терминах жизненного мира, возможно, логи

чески не чужда системе Лумана, однако весь синтез в целом отнесен к

традиционному обществу. Следовательно, Луман не стал бы возражать

против самой возможности нашей модели гражданского общества, он

бы оспорил ее принадлежность к современной эпохе.

СОЦИЬЯ ТЕОРИЯ И

РСКОЕ ОБЩЕСО

557

Мы убеены, что наша реконструкция отвечает на вопросы, постав

ленные современностью, значительно лучше любой из предыдуших тео

рий гражданского общества. Обособление двух измерений жизненного

мира не только определяет место гражданского общества в общей систе

матической схеме, но и позволяет нам провести на всех соответствующих

уровнях очень важное различение между тра

иционным и современным

гражданским обществом. Иными словами, аналитическое различение

меу системой и жизненным миром, а также меу двумя уровнями

зненного мира показывают на иной путь, помимо того выбора, на ко

тором так настаивал Луман, - между традиционным, корпоративно орга

низованным граанским обществом, непосредственно зависящим от

этоса или Sittlichkeit, и современной схемой дифференциации, в которой

вообще нет места граанскому обществ даже в виде социетального со

общества или коммуникативно воспроизводимого жизненного мира.

Для начала скажем, что двухуровневая концепция жизненного мира

позволяет нам воспринимать гражданское общество в качестве единства

не на уровне института, организации или даже общепринятой, в целом

не опровергаемой системы норм. Культурно-языковой фон, составляю

щий основу единства всего комплекса жизненного мира, сам по себе не

является ни институтом, ни организацией, но выступает в качестве ре

сурсной базы для институтов и организаций. Кроме того, он может обла

дать общепринятым, неоспоримым нормативным потенциалом только в

традиционном обществе, причем даже здесь это его свойство не являет

ся обязательным. Традиционное общество интерпретируется здесь не

как общество, объединенное общей традицией, а как общество, имею

щее традиционный подход к традициям и, следовательно, к самому жиз

ненному миру. Идея модернизации жизненного мира, с другой стороны,

предполагает два взаимосвязанных процесса: дифференциацию на соци

ологическом уровне структурных и институциональных компонент жиз

HeHHorq мира с их последующей внутренней рационализацией; рацио

нализацию культурно-языкового субстрата жизненного мира.

Эти два процесса трудно разделить и совершенно невозможно проти

вопоставить по значимости. До определенных пределов они предполага

ют наличие друг друга и способствуют один другому. Дифференциация

на социологическом уровне еще более затрудняет и без того весьма

иллюзорную возможность подходить к обществу как к единой организо

ванной сети институтов (основанных на принципе родства ил и же граж

даНСКо-политической общности). В результате дифференциацию испы

тывают не только институты социализации (семья, система образования),

публичной интеграции (группы, коллективы, ассоциации) или же кул ь

турного воспроизводства (религин, искусство, наука), но и сами состав

ляющие этих сфер, а именно личность, «общество» и культура. В ходе

558

Л 9

этого процесс а общественные институты постепенно утрачивают связь с

мировоззрением и с конкретными личностями. Диапазон свойств, фор

мирующих личностные идентичности и межличностные связи, освобож

дается от традиционных ценностей и институтов, а обновление и созда

ние культуры освобождается от господства со стороны общественных

институтов, имеющих какие-то иные, помимо кулурных, задачи и

цели.

В результате формируется критическое и рефлексивное отношение

традиции37•

Процесс дифференциации продолжается внутри каждого институци-

онального комплекса. В этом контексте так называемая культурная ра

ционализация представляет собой мост, ведущий к модернизации более

глубокого культурно-языкового субстрата жизненного мира. Рационали

зация культуры включает в себя дифференциацию культурных сфер на

комплексы институтов, группирующихся вокруг когнитивно-инстру

ментальных, эстетико-экспрессивных и морально-практических ценно

стей или форм обоснованности, которым впервые было уделено внима

ние в работах Ницше, Вебера и неокантианцев. Для Хабермаса только

эта модернизация сфер культуры внутри жизненного мира делает воз

можным (но не обязательным) развитие посттрадиционных, коммуни

кативно координированных и рефлексивных форм ассоциаций, публич

ности, солидарности и идентичности. Только новая культурная база

подобного рода допускает возможность замены традиционного граждан

ского общества посрадиционным. Эта модернизация культуры, по

скольку достигнутые ею результаты переходят из специализированных

институтов в повседневную коммуникативную деятельность общества,

служит мощным катализатором для трансформации культурно-языко

вых предпосылок жизненного мира, а также их способа воздействия на

активность общества38.

Модернизированный и рационализированный жизненный мир пред

полагает коммуникативное вскрытие священного ядра традиций, норм и

авторитета для свободного его обсуждения и замену конвенционально

обоснованного нормативного консенсуса консенсусом на основе комму

никации. Таким образом, понятие коммуникативного действия стано

вится центральным для понятия рационализации жизненного мира и для

нашей концепции посрадиционного гражданского общества. Комму

никативная

деятельность вючает в себя лингвистически опосредован

ный интерсубъективный процесс, при котором акторы устанавливают

определенные межличностные отношения, ставят под вопрос и переос

мысливают нормы и координируют свое взаимодействие путем обсужде

ния ситуации и достижения согласия. Аналитически обособляя эту мо

дель

рационального действия от рациональных обоснований четырех

других типов действия, Хабермас обеспечивает теоретический инстру-

СО

ИЬЯ РИЯ И

СКОЕ ОБЩО

559

ментарий, позволяюший продемонстрировать, что распад традиционных

форм солидарности и авторитета не должен по определению при водить к

появлению одномерного общества, состоящего из индивидов, действую

щих стратегически или инструментал ьно и при этом лишенных ресурсов

автономной солидарности. Короче говоря, теория действия предполагает,

что gemeinschaliche координация социального действия (нормативного

действия, основанного на не подвергаемых сомнению стандартах) может

иметь современные варианты39. Другими словами, взяв за основу хабер

масовское понимание коммуникативного действия и анализируя рацио

нализацию жизненного мира как сферы, отличной от экономики или

государства, мы можем избавить парсонсовскую концепцию «социеталь

ного сообщества» (или гражданского общества) от стратегического

аспекта ее интерпретации, в то время как традиционалистский аспект бу

дет помещен в контекст возможной модернизации самой традиции, что

означает не ее полную отмену, а появление нового, рефлексивного подхо

да к ней - нетра

иОНистского отн

оше

ния к тра

ии.

Как мы уже отмечали, рационализация жизненного мира также яв

ляется

предпосылкой и стимулом для дальнейшей модернизации его

структурных компонент и институциональных сфер. В частности, он'а

способствует возникновению новой формы добровольных ассоциаций,

предусматривающей равные права членства, свободной от всех ограни

чений по родству, патриархальных и других аскриптивных ограничений

при определении человека на должность, - формы, обновляющей соот

ветствующие виды солидарности, в первую очередь в процессе свобод

ного

взаимодействия наличных в ней членов. Не меньшее значение

имеют также возникновение и стабилизация постконвенциональных

форм личности и форм кулуры (постауратическое искусство, посткон -

венциональная мораль, наука). Тот и другой процесс предполагают уста

новление нового отношения между социальным действием и жизнен

ным миром, а также способность тематизировать и критиковать любую

из компонент жизненного мира, в том числе даже его нормативные

структуры. В то время как стадии нормативной ориентации были впер

вые

открыты в контексте развития личности, предпосылки обретения

определенных навыков остаются укорененными в структурах жизнен

ного мира, в котором индивиды вынуждены формироваться4О. Модер

низация жизненного мира, таким образом, становится основой парал

лельного

развития индивидуальных, социальных и культурных форм

нравственного сознания.

Очень важным для теории гражданского общества является процесс

проникновения современных структур жизненного мира в правовые ин

ституты и правовой обычай в виде форм, принадлежащих особой сфере

нравственно-правовых культурных ценностей, постепенно освобождаю-