Проповедь долголетия и бессмертия обеспечила даосским проповедникам популярность в народе и
благосклонность императоров, отнюдь не безразличных к своей жизни и смерти. Насколько можно судить, первым,
кто соблазнился этой идеей, был объединитель Китая Цинь Ши-хуанди. Даосский маг Сюй Ши поведал ему о
волшебных островах, где есть эликсир бессмертия. Император снарядил экспедицию, которая, как и следовало
ожидать, провалилась (Сюй Ши сослался на то, что обилие акул помешало ему пристать к острову). Так же кончались
и другие экспедиции за волшебными снадобьями. Разгневанный император нередко казнил неудачников, но тут же
посылал других в новый поход, не ставя под сомнение саму идею. Первые ханьские императоры, особенно
могущественный У-ди, продолжали эту традицию: снаряжали экспедиции, поддерживали даосских магов, щедро
жертвовали деньги на их работы над пилюлями и эликсирами.
Официальная поддержка помогла даосизму выжить и даже укрепиться в условиях господства конфуцианства.
Но, выстояв, даосизм довольно сильно изменился. Общефилософские метафизические спекуляции на тему о Дао и дэ
были отодвинуты на задний план, как и идея отшельничества с его принципом увэй (недеяния). Зато на передний
план вышли многочисленные даосские маги и проповедники, примкнувшие к даосизму знахари и шаманы, которые
не только резко усилили свою активность, но и умело синтезировали некоторые философские идеи даосизма с
примитивными верованиями и суевериями крестьянских масс. В частности, для этого были использованы многие
давно полузабытые или заново привнесенные в Китай извне мифы. Так, например, с помощью даосов получил
широкое распространение миф о богине бессмертия Сиванму, в саду которой где-то на западе будто бы цветут раз в
3000 лет персики бессмертия.
Получил распространение и миф о первочеловеке Паньгу. Особенно интересна проблема
мифа о Паньгу. В параграфе 42 даосского трактата Дао-дэ цзин есть туманная, но полная
глубокого смысла фраза: «Дао рождает одно, одно рождает двух, двое рождают трех, а трое – все
вещи». Комментаторы и интерпретаторы этой фразы выдвигают множество вариантов ее
понимания. Но почти при любом варианте заключительная часть формулы сводится к мифу о
Паньгу. Не вдаваясь в детали споров, стоит заметить, что первоначальная креативная триада,
которая способна породить все сущее (трое порождают все вещи), сводится в философском
даосском трактате скорей всего к Дао, дэ и ци. О Дао и дэ речь уже шла, они близки к
древнеиндийским Брахману и Атману. Что же касается ци, то это нечто вроде жизненной силы,
т.е. великая первосубстанция, которая делает живым все живое, сущим все сущее. В какой-то
мере ее можно сопоставить с индуистско-буддийскими дхармами, комплекс которых и есть
жизнь, нечто сущее. Но еще больше первосубстанция ци напоминает пурушу.
Понятие пуруши в древнеиндийских текстах неоднозначно, и чаще всего сводится к духовному началу живого.
В этом и сходство его с ци. Однако, уже в Ригве-де (X, 90) зафиксирован миф, согласно которому именно первогигант
Пуруша, распавшись на части, дал начало всему – от земли и неба, солнца и луны до растений, животных, людей и
даже богов. Стоит добавить к этому, что другой древнеиндийский космогонический миф, исходит из того, что мир
был создан находившимся в космическом яйце Брахмой. Даосский миф о Паньгу, зафиксированный в послеханьских
текстах (III-IV вв.), вкратце сводится к рассказу о том, как из космического яйца, две части скорлупы которого стали
небом и землей, вырос первогигант, чьи глаза стали затем солнцем и луной, тело – почвой, кости – горами, волосы –
травами и т.п. Словом, из первосубстанции Паньгу было создано все, включая и людей.
Идентичность Паньгу и Пуруши давно была замечена специалистами. Похоже на то, что та самая мысль,
которая в сухом трактате выражена формулой «трое рождают все вещи» и которая явно восходит к идее о
первоначальных Брахмане, Атмане и Пуруше (в китайском варианте, скорее всего, к Дао, дэ и ци), в
популяризировавшемся даосами мифе о Паньгу была изложена доступным и красочным языком. Вторичность этого
мифа, т.е. заимствование его из мифологических построений брахманизма и индуизма, лишний раз ставит вопрос о
том, что мистика и метафизика даосов, по меньшей мере, частично, восходят к внешним истокам. Впрочем, это никак
не помешало тому, что на китайской почве даосизм как доктрина, независимо от происхождения тех или иных его
идей, с самого начала был именно китайской религией.
Согласно даосизму, тело человека являет собой микрокосм, который, в принципе следует
уподобить макрокосму, т.е. Вселенной. Подобно тому, как Вселенная функционирует в ходе
взаимодействия Неба и Земли, сил инь и ян, имеет звезды, планеты и т.п., организм человека – это
тоже скопление духов и божественных сил, результат взаимодействия мужского и женского
начал. Стремящийся к достижению бессмертия должен прежде всего постараться создать для всех
этих духов-монад (их 36 тыс.) такие условия, чтобы они не пожелали покинуть тело. Еще лучше –
специальными средствами усилить их позиции, дабы они стали преобладающим элементом тела,
вследствие чего тело дематериализуется и человек становится бессмертным.
Но как достичь этого? Прежде всего, даосы предлагали ограничение в еде – путь, до предела изученный
индийскими аскетами-отшельниками. Кандидат в бессмертные должен был отказаться вначале от мяса и вина, потом
вообще от любой грубой и пряной пищи (духи не выносят запаха крови и вообще никаких резких запахов), затем от
овощей и зерна, которые все же укрепляют материальное начало в организме. Постепенно удлиняя перерывы между
приемами пищи, следовало научиться обходиться совсем немногим – легкими фруктовыми суфле, пилюлями и
микстурами из орехов, корицы, ревеня и т.п. Специальные снадобья готовились по строгим рецептам, ибо их состав
115