В эпоху треченто существовало еще одно течение, которое вышло из недр готики, но
очень скоро переросло ее рамки. Это североитальянский «эмпирический реализм»,
наиболее ярко представленный фресками Томмазо да Модена в Тре-визо и падуанскими
росписями Альтикьеро. В пределах данного течения мы сталкиваемся со своеобразным
культом деталей, переданных с необычайной точностью (портретного типа лица, модные
костюмы, воспроизводящие конкретные местности пейзажи, подражающие реальным
зданиям архитектурные фоны и т.д.). Это во многом сближает «эмпирический реализм» с
тем, что мы находим в наиболее светских образцах франко-нидерландской миниатюры
рубежа XIV-XV веков. Но если там детали даются в сугубо готическом контексте, то в
Италии они мирно уживаются с монументальными традициями джоттовского искусства.
Этот североитальянский «эмпирический реализм» нашел себе позднее талантливых
адептов в лице Джентиле да Фабриано и особенно Пизанелло, чья деятельность падает
уже на XV век. В их творчестве яркое и поэтическое преломление получили идеалы тех
феодальных кругов, которые все активнее усваивали основы новой ренессансной
культуры, но стремились в то же время сохранить благородные «рыцарственные»
традиции. Постепенно «эмпирический реализм» растворился в широком ренес-сансном
движении, полностью победившем в Италии во второй половине XV века.
Ренессансное искусство сложилось, как мы видели, во Флоренции, где новые
общественные отношения получили классически ясную форму выражения. Здесь
гуманистическое мировоззрение утвердилось ранее, чем в каком-либо другом городе
Италии (Колуччо Салутати, Никколб Ник-коли, Леонардо Бруни, Поджо и многие другие).
Здесь все государственные органы правления, которые давали главные заказы
художникам, были заполнены выходцами из бюргерских кругов, уже приобщившихся к
гуманистической культуре. Здесь после побед над феодальной монархией Висконти
патриотические чувства испытали особый подъем, что не преминуло отразиться на
«гражданственном» характере искусства. Здесь скопились огромные материальные
средства, позволявшие одновременно вести дорогостоящие войны и строить здания,
украшая их живописью и скульптурой. Здесь были налицо высокие культурные традиции,
восходившие своими корнями к эпохе Проторенессанса. Здесь сформировался особый,
чисто флорентийский склад ума, живой, ясный и трезвый, способный откликаться на все
стороны бытия, забывать при этом о порою присущей им пошлости и в то же время не
лишать их сильного и простого аромата действительности.
Современникам Брунеллески, Донателло и Мазаччо нравилось их новое искусство. В их
сознании оно преломлялось как выполненное в античных традициях (all'antica). Они
склонны были преувеличивать, инстинктивно понимая близость нового реализма
античному реализму. В действительности основоположники ренессансного искусства
опирались в большей мере на проторенессансное искусство, нежели на античное. Но когда
была возможность (не следует забывать, что в эту эпоху появились коллекционеры
антиков), они охотно черпали творческие импульсы прямо из античных памятников,
заимствуя из них композиционные схемы, мотивы движения, характер драпировок, типы
лиц, иначе говоря, все то, что облегчало им решение новых, реалистических задач. В
эпоху раннего кватроченто такое обращение к античным источникам было куда более
редким, чем во второй половине XV века. Зато оно было намного более творческим и
действенным. Оно способствовало созданию нового искусства, проникнутого
гуманистическим духом и невиданно реалистического.
Проторенессансные и античные традиции помогали итальянским художникам выработать
более обобщенный художественный язык, легче преодолеть позднеготический натурализм
и позднеготическую линейную стилизацию, по достоинству оценить внутреннюю
закономерность явлений и вещей, а также их реальную взаимосвязь. Отсюда повышенный
193