Лорд А.Б. Сказитель

Подождите немного. Документ загружается.

190

Часть

вторая

над ним погребальный холм и поставив на вершине холма весло,

которым Элпенор

греб

при жизни.

Исследование «приключений» Одиссея, проведенное С.Г. Уитме-

ном

выявило своего рода геометрическую

схему,

которая обнаружи-

вается у Гомера и за пределами данного эпизода, в частности и

«Илиаде». Согласно этой схеме, Элпенор обрамляет важнейший

центральный эпизод — путешествие в преисподнюю. Схема получается

весьма стройная, но, когда мы начинаем рассматривать

связи

между

отдельными частями, возникают некоторые сомнения. Из построения

Уитмена

следует,

что Гомер основывался на схеме: КИРКА—Элпе-

нор—ПУТЕШЕСТВИЕ

ПРЕИСПОДНЮЮ—Элпенор—КИРКА

—

под нее подгонял события поэмы. Должны ли мы заключить, что

Элпенор

остается непогребенным для того, чтобы Гомер мог выполнить

свою программу возвращения на остров Эя, к теме Элпенора и, таким

образом, к

Кирке,

и все это — из чисто эстетических соображений

геометрической правильности? Маловероятно, чтобы значение

худо-

жественного построения как такового могло быть столь велико в устной

традиционной

песне, чтобы вызвать расстановку или перестановку тех

или

иных эпизодов. Сомневаюсь, может ли художественная

структура

воздействовать в такой степени и таким образом. Все это вовсе не

означает, что певец не

чувствует

симметрии структуры — мы видели,

как

она

действует

на уровне межстиховых взаимосвязей, играя

существенную роль в определении места слова в строке, а тем самым,

возможно,

и в выборе слов. Предполагать, однако, что такие структуры

могут

быть причиной изменения основного смысла и значения, было бы,

видимо,

неоправданным преувеличением.

Роль

Элпенора и в самом деле, как мне кажется, трудно понять, если

не

попытаться объяснить ее на основе действующих здесь мифо-

логических структур. Только они обладают необходимой объясни-

тельной силой. Трудности начинаются с того, что Элпенор остается

непогребенным.

Сюжетная схема Менелая, на которую мы ссылались

выше,

показывает, что в ней есть место для мотива гибели спутника, но

ней находится и время для его погребения. Вполне возможно, что

смерть спутника в этой конструкции носит характер жертвоприношения

необходима для успешного путешествия в царство мертвых. Вероятно,

при

жертвоприношении естественно ожидать и подобающих похорон,

как

это и происходит в

схеме

Менелая.

В ней, однако, нет возвращения героя к женщине, которая посылает

его в иной мир для встречи с провидцем. До сих пор мы не получили

ответа на вопрос: почему Кирка послала Одиссея в иной мир? Этот

вопрос состоит из

двух

частей: почему Кирка? и почему в иной мир.

Параллель с Менелаем наводит на мысль, что путешествие в таин-

ственный

мир принадлежит такой сюжетной схеме, где оно совершается

по

замыслу или повелению дочери мудреца или чародея, которая и сама

является волшебницей. Любой герой, который возвращается домой

Глава

восьмая

191

после долгого отсутствия, — это подходящий кандидат для путешествия

потусторонний мир, поскольку его длительное отсутствие, т.е.

пребывание в ином мире и возвращение в наш, уже

следует

структуре

этого мифа. Путешествие в иной мир — это лишь микрокосм в мак-

рокосме.

Насколько мы знаем, «Возвращения»

также включали посе-

щения

Аида

(неизвестно только, в каком именно месте поэмы), причем

Аида,

в котором, видимо, находился Тантал, т.е. весьма традиционного

типа, сходного с тем, что описывается под конец рассказа о подземном

мире в

«Одиссее».

Одиссей посещает там провидца, того самого, смерть

похороны которого описываются в «Возвращениях»

. У Диктиса нет

путешествия в подземный мир, но там рассказывается, что Одиссей

отправился на остров, где был некий оракул, и что этот оракул ответил

на

все его вопросы, кроме вопроса о том, что происходит с душами

людей после смерти. Там не говорится ни о том, каковы были эти

вопросы и ответы, ни где жил оракул. Но произошло это после

посещения

Одиссеем

Кирки

и Калипсо — сестер, живущих в Авлиде, где

он

сначала посетил владения

Кирки,

а потом — Калипсо. О том, что

Калипсо

направила Одиссея к оракулу, ничего не сказано; напротив,

говорится: «А затем я прибыл на остров...»

В этих

двух

разделах мы попытались показать, как знакомство

с разными традиционными версиями, бытующими в насыщенной атмо-

сфере устной литературы, помогает понять

структуру

даже

«противо-

речия», имеющие место в каждой данной версии. Подобно тому как

любая повесть о возвращении, представленная в Приложении VIII,

должна трактоваться через посредство

других

сюжетов, составляющих

ее окружение, так и

«Одиссею»

следует

читать, помня, что в ее струк-

туре

одновременно функционируют разные версии.

того момента, как Одиссей покидает

хутор

Эвмея и отправляется

домой, до того, как жена узнает в страннике своего

мужа,

сказитель

«Одиссеи»

разрабатывает центральную и основную часть сюжета

возвращения.

Далее мы рассмотрим сцены узнавания перед тем, как

герой

входит

в город Итаку, и после того, как он выходит из него,

отправляясь

на^хутор

своего отца. Сейчас же мы займемся центральной

линией

— узнаванием Одиссея женой. Дома Одиссея узнают — сами или

после того, как он им открылся, — собака, кормилица, два работника и

жена, помимо, конечно, женихов. Инстинкт подсказывает собаке, что

перед ней хозяин, кормилица узнает Одиссея по шраму, женихи — после

испытания

луком, а работникам он раскрывает себя сам. В узнавании

Одиссея женой присутствуют три элемента: а) испытание луком; б) его

облик

после омовения

и в) «тайный знак» — Одиссей знает секрет

кровати.

Любого из этих признаков было бы достаточно, но Гомером

или

предшествующей традицией они были сплетены воедино, я лишь

последний

делает

узнавание окончательным. Сказитель растягивает

192

Часть

вторая

повествование, отодвигая этот момент. Одиссей покидает хижину свино-

паса и приходит в свой дом в середине семнадцатой песни, но узнавание

происходит лишь в конце двадцать третьей. Возникает законный, на мой

взгляд, вопрос, почему так растянуто повествование и почему узнавание

откладывается несколько раз, в том числе и в самый последний момент,

когда Одиссей совершает омовение, а жена его

ждет.

Прежде всего нужно отметить, что в поэме есть два возвращения во

дворец: возвращение Одиссея и возвращение Телемаха, о которых

рассказывается по отдельности. Возвращение Телемаха заслуживает

особого рассмотрения. Начальная сцена песни

XVII

(Телемах просит

Эвмея

отвести странника, Одиссея, в город, где он мог бы прокормиться

подаянием,

а сам отправляется вперед, чтобы сообщить матери о своем

возвращении) находит отчасти параллель в той сцене песни XV, где

Телемах высаживается на берег Итаки и посылает Пирея и Теоклимена

город, а сам направляется в хижину Эвмея. В обоих эпизодах Телемах

отправляет в город кого-то, кого он встретил до своего возвращения на

Итаку, и этот незнакомец отправляется в сопровождении

друга.

Эти две

сцены

выглядят как разновидности одной темы, и нет ничего

удивительного в том, что Теоклимена иногда считают двойником

Одиссея

. Это впечатление еще

усугубляется

тем, что по возвращении

домой Телемах ожидает прихода сначала Теоклимена, а затем Одиссея.

Действительно, начало песни

XVII

выстраивается по

двум

линиям —

Телемаха и Одиссея. Как и в начале «Одиссеи», здесь развивается

сначала первая линия (Телемах отправляется домой, и далее рас-

сказывается, как он возвращается

туда

с Теоклименом), а затем вторая

(возвращение Одиссея и Эвмея с хутора).

Сходство

между

этими двумя планами в песни

XVII

и соответ-

ствующими линиями в песни I еще более бросается в глаза, благодаря

тому что переход от одной линии к

другой

в обоих случаях производится

сходным образом. В песни IV Менелай заканчивает свой рассказ

встрече с Протеем и приглашает Телемаха погостить у него, с тем,

чтобы потом Телемах с богатыми дарами отправился дальше. Телемах

же просит отпустить его и дать ему не колесницу с лошадьми, а не-

большой подарок. Менелай отвечает, что

даст

ему серебряную чашу

с золотым ободом. Сказитель продолжает:

Так

говорили

многом

они,

беседуя

сладко.

доме

царя

собралися

тем

временем

званые

гости,

Коз и

овец

приведя

вина

дорогого

принесши

(Хлеб

же

прислали

их

жены,

ходящие

светлых

повязках).

Так все

готовились

пиру

высоких

палатах

Атрида.

Тою

порой

женихи

Одиссеевом

доме

бросаньем

Дисков

дротиков

острых

себя

забавляли,

собравшись

Все на

мощеном

дворе,

где

бывали

их

буйные

игры.

(IV,

620—627)

Сравним

этот отрывок с переходом от темы Телемаха в доме с

Пене-

лопой

и Теоклименом к теме женихов в семнадцатой песни. Телемах

Глава

восьмая

193

пересказывает Пенелопе (и Теоклимену) свой разговор с Менелаем

Спарте; Теоклимен пророчествует и сообщает, что Одиссей уже

на

Итаке, и Пенелопа со вздохом отвечает, что она желала бы, чтобы

это

было правдой, и что, если пророчество Теоклимена сбудется, она

его щедро одарит.

Так

говорили

многом

они,

собеседуя

сладко.

Тою

порой

женихи

Одиссеевом

доме

бросаньем

Дисков

дротиков

острых

себя

забавляли,

собравшись

Все на

мощеном

дворе,

где

бывали

их

шумные

игры

(XVII,

166-169)

Два отрывка, приведенные выше, представляют собой как бы

водораздел

между

темой путешествия Телемаха на материк и темой

женихов в доме. С

другой

стороны, последующие строки, посвященные

женихам, вводят (или по крайней мере за ними

следуют)

события, прямо

относящиеся

к Одиссею. Правда, размеры отрывков, посвященных

женихам в песнях IV и

XVII,

весьма различны: в первом — более

двухсот

стихов, а во втором нет и двадцати. Тем не менее одинаковый сюжетный

материал предшествует им, и материал, который за ними

следует,

также

одинаков.

Сцена

в песни

XVII,

заканчивающаяся цитированными строками, на-

чинается с прибытия Телемаха во дворец. Поскольку вся эта тема в це-

лом имеет черты

сходства

с темой окончательного узнавания Одиссея

Пенелопой

в песни XXIII, то кое-что может дать нам анализ этой же

темы в песни

XVII,

а также сходных мотивов в песнях, ей предшест-

вующих. Прежде всего, однако, выделим черты

сходства

между

соответ-

ствующими эпизодами в песнях

XVII

и XXIII; последняя и является

основным

объектом нашего исследования. Телемах возвращается во

дворец, где его встречает сначала Эвриклея, а затем

другие

служанки,

после чего является его мать, приветствует его и спрашивает, что он

видел в своем путешествии. В конце песни

XXII

Одиссей

беседует

с Эв-

риклеей,

велит принести огня и окурить дом, после чего его

приветствуют верные служанки; затем, в начале песни XXIII, Эвриклея

идет и после долгих уговоров приводит к Одиссею Пенелопу. Хотя

беседа Эвриклеи и Пенелопы довольно продолжительна и потому сама

по

себе не находит соответствий в песни

XVII,

тем не менее структурное

сходство

в той последовательности, в которой разные персонажи

приветствуют героев,

между

ними имеется. Начало

двух

эпизодов,

относящисях к отцу и к сыну, строится здесь по одинаковой схеме.

В обоих случаях после появления Пенелопы происходит нечто

странное.

В начале песни

XVII

она, как мы видели, просит Телемаха

рассказать о его поездке. Вместо ответа он посылает мать совершить

омовение,

облечься в чистые одежды и молиться Зевсу, покуда сам он не

отправится на площадь, чтобы позвать на ужин чужеземца! Пенелопа

повинуется, а Телемах приводит Теоклимена, они совершают омовение,

ужинают,

тогда

как Пенелопа сидит рядом с ними и прядет. В конце

— 2111

194

Часть

вторая

концов

она говорит, что идет спать, и просит Телемаха рассказать

поездке, добавляя при этом, что ранее он не решился сделать этого из-

за присутствия женихов. Но женихов не было в момент возвращения

Телемаха. Как бы то ни было, Телемах наконец рассказывает матери,

чтб он узнал от Нестора и Менелая. Оставим на время семнадцатую

песнь.

В соответствующем эпизоде песни

XXIII

Пенелопа и Одиссей

сидят, глядя

друг

на

друга,

до тех пор, пока Телемах не обращается

матери с упреком, что она, после стольких лет разлуки, не желает

разговаривать с его отцом. Пенелопа отвечает, что у них с Одиссеем

есть способ открыться

друг

другу,

после чего Одиссей предлагает сыну

уловку, чтобы защититься от мести родственников убитых женихов. Он

совершает омовение и возвращается к Пенелопе, которая терпеливо его

ожидает. И в том и в

другом

случае

несомненно имеет место какая-то

путаница. Пенелопа вынуждена ждать сначала, чтобы сын рассказал ей

муже, а затем — чтобы муж рассказал ей о себе. В обоих случаях этот

рассказ

откладывается из-за одного или нескольких омовений, а также

из-за

ухода

и возвращения рассказчика.

Разговорам Телемаха с матерью (а они-то и представляют основную

трудность в обоих эпизодах) придается особое значение на протяжении

всей поэмы. Можно также сказать, что прибытие чужеземца во дворец

Одиссея или, вообще говоря, куда бы то ни было, в сущности, также

играет особую роль с самого начала «Одиссеи». Более того, и разговор

Телемаха с матерью, и приход чужестранца часто объединяются в одном

эпизоде.

Нас здесь интересуют два из них. Не

могут

ли

другие

подобные

сочетания

чем-нибудь помочь нам в разрешении непонятных загадок,

возникших

в этих

двух

случаях?

Что

могут

сказать о

двух

рассматри-

ваемых воплощениях этой схемы прочие ее реализации?

снова начало песни

XVII

заставляет нас вернуться к первой песни

«Одиссеи». В первой сцене на Итаке прибытие чужеземца не

следует

за

разговором Телемаха и Пенелопы, а предшествует ему; тем не менее

оба эти элемента присутствуют в песни. Из слов Телемаха в ответ на

жалобу Пенелопы по поводу песни аэда

следует,

что теперь сын стано-

вится

повелителем матери, ибо его посетила Афина и время его возму-

жания

уже близко. В песни I, как и в песни

XVII,

Телемах велит Пенело-

пе

уйти в верхние покои и она беспрекословно повинуется. С этого

момента и до песни

XVII

мать и сын не встречаются, но заметим, что

песни IV, когда Пенелопе сообщают об отсутствии Телемаха, ее

утешает Эвриклея, после чего Пенелопа совершает омовение, облачает-

ся

в чистые одежды, отправляется в свой верхний покой и молится, на

этот раз Афине. Хотя

между

песнями I и

XVII

Пенелопа ни разу не

говорит с сыном, но в песни XVI она один раз появляется в большом

зале, чтобы обвинить Антиноя в заговоре на жизнь Телемаха. Эвримах

дает

ложную клятву, что женихи не причинят Телемаху вреда, после

чего Пенелопа возвращается к себе и плачет по Одиссею; здесь упо-

треблены те же слова, что и в соответствующем месте в первой песни.

Глава

восьмая

195

Таким

образом, получается схема, в которой Пенелопа появляется на

сцене

для того, чтобы высказать кому-то осуждение; при этом ей самой

делают выговор или просто не обращают на нее внимания и отсылают

верхние покои (как правило, это делает ее сын). В силу этого нас не

удивляет, что Телемах в песни

XVII

велит матери совершить омовение

молитву; так излагается тема Пенелопы. То же самое происходило

ней в предыдущие два появления. И отчасти то же самое происходит,

когда мы снова видим ее в песни

XVIII

после поединка

между

Иром

Одиссеем, когда она входит в зал и упрекает Телемаха за то, что он

позволил обидеть странника. Телемах возражает ей: поединок окончил-

ся

благополучно для незнакомца. К тому времени, как Пенелопа

появляется

вновь, в песни XIX, Телемах уже ушел спать, но, в силу

своеобразного уподобления, в сцене, следующей за появлением

Пене-

лопы,

также звучит упрек: служанка Меланто упрекает Одиссея, за что

сама получает выговор и от Одиссея, и от Пенелопы. Схема сохра-

няется,

хотя и с другими участниками. Какова бы ни была логика данной

ситуации, мы уже уловили

схему,

и это подготавливает нас к тому,

чтобы воспринять как нечто естественное упрек, который Телемах

песни

XXIII

бросает матери, когда она не желает говорить с Одиссеем.

Таков

основной тон их диалогов да и вообще большинства эпизодов

появления

Пенелопы.

Сравнение

с другими случаями использования темы может объяс-

нить,

почему мы спокойно принимаем то, что Телемах не сразу расска-

зывает Пенелопе о поездке; вполне возможно, что привычная схема

могла породить столь нелогичную в этом повествовании ситуацию. Но

это

еще не все, ибо сам Гомер объясняет, хотя и с опозданием, почему

Телемах откладывает свой рассказ, а именно из-за того, что при этом

были женихи и их присутствие помешало Телемаху. Возможно, Гомер

думал, что присутствие враждебно настроенных людей в момент встречи

Пенелопы

и Телемаха само собой разумеется. Более вероятно, однако,

что история Телемаха сберегалась до появления Теоклимена. Сохра-

нение

мелких привычных схем помогло скрыть от слушателя или сде-

лать более удобоваримым для него разрыв, во всяком

случае

путаницу,

более крупных

схемах.

Теоклимен очень мешает повествованию,

заметно нарушает его, но Гомер настаивает на его присутствии.

Когда, в начале песни XV, Афина является Телемаху в Спарте

приказывает ему возвращаться домой, она ни словом не упоминает

этого попутчика, лишь

советует

покинуть корабль прежде, чем он

подойдет к

городу,

переночевать в хижине Эвмея, а самого свинопаса

послать вперед сказать Пенелопе, что ее сын вернулся целым и невре-

димым.

В действительности все происходит иначе. Теперь, я думаю,

ясно,

что мы имеем дело с поэмой, которая представляет собой свод,

устный, как я полагаю, — свод многих версий песни о возвращении.

Формульный анализ какого-то отрывка важен для установления устного

характера текста, для текстологии и для оценки его поэтических

196

Часть

вторая

достоинств. Исследование тематических повторов, как мы только что

видели, также помогает установить устный характер текста, чтение

отдельных мест помогает до некоторой степени объяснить структурные

схемы и выявить смысловой ореол, который окружает

тему,

точно так

же как соответствующий ореол окружает формулу. Формула и тема,

единицы,

из которых слагается песня, столь же необходимы

исследователю, сколь и сказителю. Нам все же удалось, я надеюсь,

показать,

что

существует

целая группа проблем, разрешимых лишь

путем сопоставления ряда текстов (как, например, сопоставление,

данное в приложениях), иными словами, исходя из множественности

версий как в самой песне, принадлежащей устной традиции, так и вокруг

нее.

В начале песни

XVII

сказитель обращается к сюжетной

схеме

возвращения

Телемаха, которая была бы применима к любому Телема-

ху (или

другому

персонажу), возвращающемуся домой с известиями, при

условии, что здесь не

будет

Теоклимена, которого нужно либо отпра-

вить с Телемахом, либо оставить дожидаться его в чьем-либо доме. Ана-

логичным образом в песни

XXIII

сказитель основывается на схеме,

во

всех

отношениях безупречной, если бы только в момент появления

Пенелопы

в зале, где находится Одиссей, там не было Телемаха. И в том

другом

случае

замешаны и иные факторы, но отчасти трудность

состоит в том, что эти схемы рассчитаны на простые, а не осложненные

ситуации, на прямолинейные, а не смешанные версии.

Но

дело, если не ошибаюсь, не просто в том, что две темы сосу-

ществуют бок о бок или что начинается одна тема, а затем ее прерывает

другая. Скорее эти темы определенным образом совмещены, как бы

втиснуты на место одной. Рассказ Телемаха откладывается, вместо него

стоит

другой

тематический комплекс, который начинается с прибытия

незнакомца

и оказанного ему приема. Незнакомец тоже приносит

известия об Одиссее, и это является связующим звеном

между

двумя

темами — темой рассказа Телемаха и рассказа Теоклимена. Оба эти

рассказа параллельно

существуют

и в поэме: рассказ Телемаха,

повторяющий историю, поведанную Менелаем, и рассказ Теоклимена,

который

представляет собой пророчество провидца. Такова одна из

интерпретаций этого совмещения. Она, однако, не содержит достаточно

убедительной мотивировки столь нелогичного поведения Телемаха,

который

ничего не отвечает на первый вопрос матери. Но попробуем

допустить, что эпизод с Теоклименом — это на самом

деле

прибытие

Одиссея в облике Теоклимена, которого Пенелопа

хочет

расспросить об

Одиссее. Намек на нечто подобное содержится в эпизоде с Ментесом в

песни

I, где как бы предполагается, что, задержись Ментес на Итаке, он

мог бы сообщить

Телемаху

вести об Одиссее. Такое предположение

могло бы найти веские подтверждения в южнославянских параллелях

Но

эта версия попросту несовместима с версией, в которой некий

Одиссей уже находится на пути к

городу

или собирается

туда

вместе

Глава

восьмая

197

Эвмеем. Таким образом, здесь совмещается не рассказ Телемаха

пророчество Теоклимена, а рассказ Телемаха и обманная история

Одиссея.

Иными

словами, у нас есть свидетельства, указывающие на

существование версии, в которой Телемах встречает отца в Пилосе

возвращается вместе с ним, и наряду с ней версия, в которой он

встречается с отцом в хижине Эвмея. В устной традиции эти версии

объединились, что мы и видим в поэме Гомера. В результате получается

дублирование, причем один из дублируемых элементов носит руди-

ментарный

характер или представлен только частично, что приводит

отсрочке и приостановке действия или к сюжетной непоследова-

тельности.

Дублирование или повторение вообще характерны для анализируе-

мой

части поэмы. Так, например, Одиссею многократно наносятся

оскорбления

и обиды. Начинается это, когда они с Эвмеем

идут

во дво-

рец

и встречают

пастуха

(«козовода») Меланфия, который сначала

оскорбляет Одиссея, а затем толкает «пяткою в ляжку», предсказы-

вая,

что

скамеек

Много

от рук женихов полетит на его там

пустую

Голову; ребра, таская его, там ему обломают

Об пол

(XVII,

231—232)

Эта же схема повторяется вновь в песни

XVII,

когда Антиной

оскорбляет Одиссея, попросившего у него подаяния, а один из женихов

швыряет в Одиссея скамейкой. Та же тема вновь возвращается в конце

песни

XVIII: Эвримах оскорбляет Одиссея и бросает в него скамейкой,

но,

промахнувшись, попадает в правую руку виночерпию. И, наконец,

стихе 284 песни XX эта тема вводится теми же словами, что и ссора

Эвримахом:

Тою порою Афина сама женихов возбуждала

дерзко-обидным поступкам, дабы разгорелось сильнее

Мщение

в гневной

душе

Одиссея, Лаэртова сына

На

сей раз Ктесипп издевается над Одиссеем и швыряет в него коровьей

ногой,

промахивается и попадает в стену. Эти поступки вызывают

отповедь: поведение Меланфия — от свинопаса, Антиноя — от женихов,

а Эвримаха и Ктесиппа — от Телемаха. Все эти эпизоды представляют

собой разновидности одной темы, повторенной четыре раза. Значение

ее коренится в недрах мифа, лежащего в основе этого сюжета, и состоит

В переводе Жуковского — стихи 230—233; этот перевод сравнительно далек от

оригинала, но общий смысл его передает достаточно точно.

В переводе Жуковского (в отличие от оригинала) совпадение со стихами

XVIII,

346—

348, о котором говорит Лорд, не вполне дословное. В переводе, цитируемом Лордом,

более точно: «Но Афина не позволила надменным женихам прекратить уязвляющие

оскорбления.

[Она хотела], чтобы еще большее страдание проникло в сердце Одиссея,

сына

Лаэрта» (слова, поставленные в скобки, в оригинале отсутствуют).

198

Часть

вторая

том, что воскресший бог, явившийся в чужом облике, отвергнут

недостойными,

которые не способны узнать его. Эпизоды эти на самом

деле

представляют собой испытания.

Совсем иной характер носит эпизод кулачного боя с Иром

песни XVIII. Это состязание по всем правилам

между

Одиссеем

представителем женихов, выставленным ими на поединок. Поеди-

нок

с Иром — аналог испытания луком! В обеих сценах Одиссей

выступает, по сути дела, в своем собственном облике. Перед кулачным

боем Афина делает его выше ростом; женихи изумлены, а Ир дрожит и

пытается улизнуть. Перед нами — несостоявшееся, рудиментарное

узнавание,

проявляющееся в демонстрации силы, которой может

обладать только вернувшийся герой. Кулачному бою предшествует

сцена,

когда Пенелопа посылает за Эвмеем и просит привести к ней

нищего,

чтобы расспросить его об Одиссее; ей уже сказали, что

Антиной ударил нищего. Разворачивая действие в обратном порядке, мы

получаем для начала: а) оскорбление Одиссея Антиноем; б) порицание

Антиноя женихами; в) Пенелопа пытается говорить с Одиссеем, но ей

мешают; г) рудиментарная сцена узнавания во время кулачного боя

Иром.

Эту же

схему

можно начать снова: а) оскорбление Одиссея

Эвримахом; б) осуждение Эвримаха Телемахом; в) Одиссей и Телемах

выносят

оружие из зала; г) сцена узнавания Эвриклеей. В третий раз мы

находим: а) оскорбление Одиссея Ктесиппом; б) порицание Ктесиппа

Телемахом; в) пророчество Теоклимена, предсказывающего гибель

женихам, оскорбление Теоклимена и его

уход;

г) испытание луком

узнавание. Эта трижды повторенная схема делается еще более

убедительной, если вспомнить, что и в песни

XVII

за а) оскорблением

Одиссея Меланфием

следует

б) осуждение Меланфия Эвмеем и г) узна-

вание

Одиссея псом Аргосом! Третий элемент в этой схеме варьируется,

но

остальные сомнений не вызывают: оскорбление, порицание, «х»,

узнавание.

Испытание

луком

ведет

к тому, что Одиссей раскрывает себя сначала

работникам,

а затем всем остальным. Действие развивается без помех

вплоть до стиха 58 песни XXIII, когда, к изумлению нашему (и Эври-

клеи),

у Пенелопы все еще остаются сомнения. Таким образом, то, что

могло бы быть первым узнаванием Одиссея Пенелопой — испытание

луком, — узнаванием не становится, превращается лишь в одно из

звеньев в цепи доказательств. Когда Пенелопа спускается в зал, чтобы

взглянуть на сына, на мертвых женихов и на того, кто «один всю толпу

истребил их» — как она сама говорит, — то это ее первое появление

после того, как она предложила женихам испытание луком. Спускаясь

по

ступенькам, Пенелопа еще не может решить,

следует

ли ей говорить

Одиссеем, не приближаясь, или броситься к нему как к своему

мужу.

Не

сам ли Гомер решает для себя этот вопрос? Во всяком случае, мы

видим,

что сцена, которая вроде бы

ведет

к узнаванию, сбивается на

побочную линию, на обсуждение планов, как обезопасить себя от мести

Глава

восьмая

199

за убийство женихов; Одиссей и Телемах

обсуждают

эти планы,

а Пенелопа как бы

«ждет

своего

выхода».

обсуждением этих планов соотносится, хотя и без особой внутрен-

ней

связи, омовение Одиссея. Это омовение поставило в тупик многих

гомероведов

, так как создается впечатление, что Пенелопа просто

дожидается Одиссея и сцена узнавания

между

ними внезапно опять

отодвигается самым бесцеремонным образом. Это по меньшей мере

второй случай столь плохо мотивированной отсрочки, первый был,

когда Одиссей отказался идти в покои Пенелопы. Омовение присуще

сюжету

о возвращении — оно несомненно имеет ритуальное значение.

Даже с самой реалистической точки зрения, после пыли и крови

побоища,

конечно же, стоит умыться. Эвриклея предлагала Одиссею

сменить

одежду

еще раньше, сразу после побоища, в конце песни

XXII,

но

он отказался и, таким образом, отложил появление в своем

настоящем облике до самой сцены с Пенелопой. Это ранее сделанное

упоминание наводит на мысль, что Гомер мог сознательно поместить

омовение именно сюда. Гомер показывает, как он

делает

довольно

часто, что выбор у него был. Омовение больше нельзя откладывать:

оно

должно совершиться до того, как Одиссей и Пенелопа всерьез

заговорят о знаках, понятных им одним.

Я думаю, что сказитель намеревался перейти к сцене окончательного

узнавания

между

мужем и женой: Пенелопа должна узнать Одиссея,

когда он выходит после омовения и чужая одежда не скрывает его

облика, независимо от того, совершалось ли омовение до выхода

Пенелопы

или пока она ждала Одиссея. Но линия Телемаха вновь

отвлекла сказителя. Тем не менее здесь налицо все компоненты

«второго

узнавания» Одиссея Пенелопой (первым было испытание

луком), а именно разговор о том, в каком состоянии его одежда, омо-

вение и, наконец, появление героя в блеске славы. Это узнавание,

свою очередь, становится еще одним звеном в цепи доказательств,

окончательное узнавание происходит непосредственно за ним. Хотя

Пенелопа

вроде бы и не двигалась с места, можно тем не менее сказать,

что она вновь «появляется» перед сказителем и его слушателями. И это

ее последний

выход

в поэме.

Нагромождение переодеваний усиливает за счет повтора роль

узнаваний как испытания, и точно так же тройное узнавание Одиссея

Пенелопой

— причем последнее узнавание происходит сразу же после

ритуального омовения и уничтожения

всех

следов смерти — не остав-

ляет сомнений в сюжетной значимости этого элемента. Логические

неувязки здесь, может быть, и есть, но с точки зрения мифа все проис-

ходящее совершенно однозначно. Сведение версий в устной традиции

привело к усилению мифологического аспекта поэмы.

На

языке мифологических значений возмужание Телемаха подчерки-

вается самим фактом его путешествия и успешным исходом этого

путешествия, тем, что божество принимает его сторону, и, наконец, тем.