
295
ИМПРЕССИОНИЗМ 298
Э.Мане, французские импрессионисты, пережившие так-
же увлечение фотографией и японской раскрашенной гра-
вюрой, не вкладывали в слово И. программного смысла.
Для них это прежде всего форма протеста против прин-
ципов академизма, восходящих к классицизму и «необуз-
данных» фантазий художников-романтиков. И. совмеща-
ет оригинальность личного взгляда
и
научность, строгость
приема. Работе в студии импрессионисты противопостав-
ляют выход на натуру и принцип «пленэра» (фр.—свежий
воздух), такой тип «мгновенного» пейзажа, который сосре-
доточен на атмосферических эффектах света — всегда но-
вом, в чем-то неясном
и
текучем, отражении от предметов
и поверхностей, самих по себе, без подсветки, как бы не
существующих. Форма, считает И., не должна быть пре-
допределена требованиями сюжета, рисунка, абстрактно-
го представления о цвете. Она неотделима от художника.
Импрессионисты серией этюдов (стог сена, собор, Темза
у Моне) подчеркивают движение солнечного луча, зажига-
ющего самые разные цветовые пятна. Они начали писать
семью-восемью несмешанными красками и за счет техни-
ки раздельных мазков, сополагая одну краску с другой, не
ослабляли цвет, а заставляли его посредством контрастнос-
ти сочетаний
сиять,
добивались эффекта чисто живописно-
го впечатления, т.к. в природе, по их мнению, существуют
только чистые краски, которые всегда по-новому складыва-
ются
в
человеческом восприятии в общее, отчасти близору-
кое,
«детское» впечатление.
В И.
расщепление света раство-
ряет линию, контур, деталь. На их место становится новый
тип сюжета — «характер», «настроение», «мелодия»,
схваченные художником без участия «мысли», «одной ру-
кой» и доведенные до пространственного решения. В при-
нятии относительности цвета—и поэзия конкретного тем-
перамента,
и
обнажение живописной формы как симфонии,
вибрации цвета.
И. обозначил творческую проблематику, задолго
до появления импрессионистских полотен ставшую
крайне важной для той части европейской культуры,
которая, противопоставив себя всем видам норматив-
ности, попыталась определить самодостаточность
творчества, дать его через «я» уникальной творческой
личности. И. ставит вопрос о границах субъективности
в творчестве. Отсюда сложность конкретного определе-
ния места
И.
в литературе 19 в., поскольку он может быть
по-разному соотнесен и с романтизмом (открывшим
в поэте летописца всеобщей изменчивости), и с натурализ-
мом (связавшим романтическую субъективность
с
материа-
льной средой и принципом телесности), и с символизмом
(искавшим в заведомой субъективности объективность, «чи-
стое искусство»). В широком смысле оправданно говорить
об импрессионистичности всей романтической культуры
19 в., т.к.
утверждение в ней «я» и присущей ему уникаль-
ности опирается прежде всего на конкретику личного
восприятия, поставленную в зависимость от натуры ху-
дожника, его темперамента. В И. физиология становится
психологией, эстетическим опытом. Такой И. постепенно
переносит акцент с «что говорится» на «как говорится».
В И. природа становится природой творчества, проблемой
самотождественности языка.
В живописи позиции классической эстетики творче-
ства были прочнее, чем в литературе. Первый крупный
романтик, Делакруа, добивается признания, когда в сло-
весности сменилось несколько поколений романти-
ков, а также представление о том, какой тип романтиз-
ма — германский (музыкальный), ищущий в тайном
становлении природы архетип, или романский (живо-
писный), эстетизирующий внешнюю природу, — дол-
жен быть приоритетным. Во французской литературе
представление о высвобождении «чистой поэзии» (сво-
его рода цветовых пятен И.) и о природе творчества как
новом, посюстороннем, типе идеала, раскрывающего-
ся в экспрессивных возможностях языка, который не
описывает, а звучит, выражает, говорит сквозь поэта,
восходят еще к «Расину и Шекспиру» (1823-25) Стенда-
ля. |Новый импульс придал обсуждению этой проблемы
Ш.Бодлер (начиная с разделов «Что такое романтизм?»,
«О колорите», «Об идеале и модели» в эссе «Салон
1846 года», 1846), связывавший позитивизацию красо-
ты и придание ей ненормативного характера
с
«южным»,
«натуралистичным» романтизмом, пренебрегающим
сюжетом и темой ради способа виденья*В описании
Бодлера Делакруа зачинатель И.: «Роль воздуха в тео-
рии цвета исключительно велика, так что, если бы пей-
зажист писал листву такой, какой он ее видит вплотную,
тон получился бы фальшивым... намеренное отклоне-
ние от истины является постоянной необходимостью
даже в том случае, если художник стремится создать
иллюзию достоверности... Колористы рисуют как сама
природа» (Бодлер Ш. Об искусстве. М., 1986. С. 69-70).
Бодлер перенес принципы «колоризма» в лирику, но тем
самым связал ее не с живописностью, а специфической
музыкальностью, поэзией эмоционально уплотненных
звука и тона. Под влиянием не только Делакруа, но
Р.Вагнера (предугадавшего, подобно Ф.Шопену, И. в му-
зыке) он отказывается различать в поэтическом слове
статичный образ, под который подбирается определен-
ная, навсегда данная форма. Бодлер уравнивает стих
и настроение. Он заставляет поэзию звучать, отражать
в цепочке слов («соответствий»), смысловые связи кото-
рых ослаблены, а музыкальные переклички — за счет
строжайшего («научного», как у Э.А.По) отбора слов и ин-
женерии стиха — усилены, ранее никем не испытан-
ный «стук» сердца, уникальное душевно-поэтическое
состояние. В дальнейшем установку на заклинание зву-
ка и натурализацию стиха усилил П.Верлен (програм-
мой его
И.
можно условно считать «Поэтическое искусст-
во», 1874, опубл. 1882), называвший многие свои стихот-
ворения «пейзажами» и «акварелями», радикализовал
А.Рембо (сонет «Гласные» — своего рода пародия на И.,
опубл. 1872). Соответственно во французской, а затем
и
ев-
ропейской поэзии импрессионистическая тенденция — это
линия, связанная с «тотализацией поэзии» (П.Валери),
с представлением о материальной сущности стиха, о по-
эзии как тропе поэтического настроения, переживая ко-
торое в слове, автор как бы расходует себя и, искореняя
«красноречие», стремится к «прозе», к опредмечиванию
музыки, противопоставленной косным шумам мира: «Мы
гамлетизируем все, до чего не коснется тогда наша пле-
неннённая мысль. Это бывает похоже на музыкальную
фразу... В сущности, истинный Гамлет может только —
музыкален, а все остальное — лишь стук, дребезг и хо-
лод...» (Анненский
И.
Книги отражений. М., 1979. С. 172).
И. в литературе близок прежде всего возможностям
поэзии (ряд стихотворений О.Уайлда, Ж.Роденбаха,
Д.фон Лилиенкрона, М.Даутендея, Р.М.Рильке, К.Тетмай-
ера), где связывает между собой романтизм и символизм.
Отрицая старый романтизм за его «биографичность»,
«исповедальность», интерес к легендам и философич-
ность, И. (недолюбливая вместе с тем поэзию «Пар-