Оклендер В. Окна в мир ребенка. Руководство по детской психотерапии

Подождите немного. Документ загружается.

151

блокноте (писала она хорошо). Она писала о своих снах, мыслях, чувствах. Мы зани-

мались лепкой, беседовали, пока Энджи лепила. Она рисовала картинки и рассказыва-

ла о них различные истории. В процессе этих занятий она сообщала всё больше и

больше сведений о своих чувствах, любимых вещах, предпочитаемых цветах и песнях.

Я так до конца и не поняла, почему она долго почти не разговаривала. Анализ ее про-

шлой жизни в семье позволял сделать некоторые предположения, но оставалось непо-

нятным, каковы были ее цели. (Иногда родители просят меня высказать свои догадки и

я говорю им о том, что думаю, но каждый раз заверяю их, что это всего лишь предпо-

ложения.) Энджи начала разговаривать со мной, со своими родителями, сестрой, учи-

телями и друзьями. Она обнаружила: ей есть, что сказать.

Джилл (11 лет) говорила мало и только шепотом. Она была старшей из пяти де-

тей, охотно заботилась о своих братьях и сестрах, хорошо успевала и хорошо вела себя

в школе. Ее мать была разведена и работала. До этого я уже консультировала одного

из младших братьев Джилл, у которого отмечались вспышки раздражения. Когда его

поведение улучшилось, его мать попросила меня проконсультировать Джилл. У нас

было несколько семейных занятий, несколько раз я общалась с матерью индивидуаль-

но, и эта женщина начала по-другому оценивать поведение своих детей. Она стала

проявлять обеспокоенность тихим и замкнутым поведением дочери: «Мы никогда не

знаем, что она чувствует, и я знаю, что для нее это нехорошо»,— сказала она.

Мы проделали с Джилл большую работу, и она начала общаться со мной, выра-

жать свои чувства, но только шепотом. В это время у меня была терапевтическая груп-

па и я попробовала включить в эту группу и Джилл. Она держалась в стороне молча,

но я отметила, что каждый ребенок в группе сказал что-нибудь по поводу ее прекрас-

ных ярко-рыжих волос и веснушек. Во время наших индивидуальных занятий я попро-

сила ее нарисовать картинку, на которой было бы изображено какое-нибудь существо с

рыжими волосами. Она нарисовала девочку с яркими рыжими волосами, сильно насу-

пленным лицом и озаглавила рисунок Я. Вокруг она нарисовала еще пять человек (на-

звав каждого из них) и изобразила исходящие из их рта пузыри, на которых были на-

писаны слова. Один из персонажей, названный мальчиком, говорил: «Ха, ты огненный

шар!». Другой, мужчина, спрашивал: «Где ты взяла эти рыжие волосы и веснушки?».

Леди говорила: «Мне всегда хотелось иметь рыжие волосы». Один из маленьких маль-

чиков говорил: «Ха, рыжее веснущатое лицо!», а другой — «Ха, рыжий огонь!». Когда

она закончила рисунок, она описала его мне, поднявшись и имитируя высказывания

каждого громко, с саркастическими интонациями в голосе!

Впервые я услышала, как Джилл говорит громко. Я написала на листе бумаги

под ее диктовку: «Это то, что похоже на существо, имеющее рыжие волосы. Я сделала

все комментарии. Может быть, если бы я не слышала столько высказываний обо мне, я

бы чувствовала себя лучше». Я спросила Джилл, какой цвет волос она предпочла бы.

«Черный»,—ответила она громко и ясно. Мы обсудили с ней возможность перекрасить

волосы, когда она будет постарше. Она сказала также, что не может припомнить слу-

чая, когда кто-либо не говорил ей что-нибудь о ее волосах и веснушках.

В Джилл накопилось много гнева, огорчения и обиды, которые она долго скры-

вала. Она ощущала себя покинутой отцом, беспокоилась в связи с необходимостью за-

ботиться о младших детях и тревожилась о своей слишком много работавшей матери.

Эти глубоко затаенные чувства нашли выход, когда она начала говорить. Однажды она

сказала мне, что, может быть, в конце концов сохранит себе рыжие волосы. «Ино-

гда,— сказала она,— мне кажется забавным привлекать внимание к себе моими оше-

ломляющими волосами. Хотя мне пока еще не нравятся веснушки».

Сандра (9 лет) общалась только шепотом, и у нее часто отмечались боли в же-

лудке. Мы потратили много времени, чтобы изобразить эти боли на рисунках. Первую

картинку нарисовала я, так как Сандра растерялась, когда я попросила ее сделать это.

152

0-Днажды она работала очень долго, занимаясь расстановкой фигур на фланелевой

доске. Главным персонажем была фигурка девочки. Я попросила Сандру рассказать

мне о ней.

Сандра (шепотом). Ей не с кем играть.

Я. Она кажется доброй. Как же получается, что никто не играет с ней?

Сандра. Она попала в беду. Она так рассердилась на свою семью, что отрубила

всем головы.

Сандра не могла сказать больше ничего о девочке. Наконец я спросила: «А ты

рассердилась?». «Нет»,—ответила Сандра (она едва дышала).

На песке она разыграла историю с заметно выделяющимся оленем, вокруг ко-

торого она расположила других зверей. Во время фантазирования с кустом роз она

сказала от имени цветка: «Я распускаюсь, когда люди собираются вокруг. Трава и хол-

мы — мои друзья. Я разговариваю с ними». Казалось, она уже стала реже шептать, бе-

седуя со мной.

Однажды Сандра пришла и сказала мне еле слышным шепотом:

«Мой отец был у нас на этой неделе, пока мамы не было дома». Я спросила, как

прошла эта встреча. «Я не привыкла к нему. Я больше люблю свою маму». В ее голосе,

лице, позе, манере ее поведения было еще больше сдержанности, чем при первой

встрече. Мы вместе уселись на пол, и я попросила ее рассказать мне, почему ей непри-

вычно общаться со своим отцом. Сандра отвернулась. Я мягко приблизила ее голову к

себе и заглянула ей в глаза. «Он трогает меня»,— сказала Сандра и начала плакать.

Длинную историю приставаний она излагала не шепотом, а нормальным голосом.

Сандра раньше никому об этом не рассказывала.

Отгороженность ребенка, состояние изоляции часто возникает потому, что он

не может принимать участие в свободном и безопасном межличностном общении. Он

испытывает затруднения в выражении своих чувств: восхищения или гнева. Он обычно

укрывается в безопасном месте, чтобы не оказаться отверженным или обиженным. У

него нет опыта спонтанных проявлений, и они пугают его, хотя он может восприни-

мать такие проявления у других людей, испытывать желание вести себя более непри-

нужденно и открыто. Люди воспринимают замкнутого ребенка как кроткого, боязли-

вого, застенчивого, подавленного, а иногда как сноба, предпочитающего держаться

особняком. Поскольку он необщителен и неразговорчив, он представляется даже скуч-

ным, возможно даже невоспитанным, хотя может вполне успешно учиться в школе. На

него могут повесить ярлык шизоида.

Чем старше человек, тем труднее пробиться через годами создавшуюся защит-

ную стену. Но взрослые могут за счет сознательных усилий нейтрализовать это; побу-

дительные факторы взрослых отличаются от побуждений ребенка. В раннем возрасте

ребенок поглощен потребностью защитить себя и часто совершенно не осознает сво-

его состояния отгороженности, хотя он может понимать, что все-таки что-то не так.

Подростки более склонны обращаться за помощью, потому что им хочется пробиться

через плотный панцирь, отгораживающий их от развлечений и радостей, обычных в

кругу их сверстников. Их панцирь не выполняет своего основного назначения защиты

от страдания и обиды. Они осознают, что им нужна помощь, для того чтобы найти вы-

ход из этого положения и испытать положительные эмоции.

Джон (17 лет) пришел ко мне потому, что чувствовал себя отличающимся от

других. У него было мало друзей и он был неспособен получать удовольствие от соци-

ального общения. В школе все замечали это. Он сказал, что так было всегда, но не бес-

покоило его, пока он был младше. Он получал удовольствие от своих многочисленных

хобби, которыми был постоянно занят: коллекционировал марки, монеты и некоторые

другие предметы. Он считал, что его домашняя жизнь очень стабильна и ему нет

смысла думать о причинах своей необщительности. К такого рода заявлениям (в ответ

153

на мои вопросы) сводилось всё, что он говорил мне на протяжении долгого времени.

Ему буквально было нечего сказать. Я чувствовала себя так, как будто мне удаляют зу-

бы, и к концу занятия ощущала себя совершенно измотанной. Я представляла себе, что

то же чувствуют и другие люди, которые имеют с ним дело в повседневной жизни. Ко-

гда я просила его сделать какие-нибудь рисунки, он держался сдержанно и счёл это для

себя достаточно трудным, почти невозможным. Он не мог описать мне свои чувства,

даже после того как я рассказала ему о своих собственных реакциях на его затруднения

в общении со мной. В течение следующих четырех месяцев Джон начал поддаваться

трансформации.

Вот некоторые выдержки из моих заметок.

Первое занятие. Джон рассказал мне о том, что ему не нравится быть застенчи-

вым. Он не может обзавестись друзьями. Он хотел бы дружить с девочкой, но у него

никогда не было свиданий. Иногда бывает в компании, но обычно его больше не при-

глашают. Хорошо успевает в школе. Рассчитывает поступить в колледж. За исключе-

нием того, что ему нелегко общаться с девочками и трудно обходиться без друзей, всё

остальное в его жизни в порядке. Не знает, почему у него нет друзей. Его ничто не

беспокоит, и у него нет проблем, кроме желания завести друзей. Домашняя жизнь от-

личная. Детство прекрасное.

Следующее занятие. Попросила Джона нарисовать картинку, используя различ-

ные цвета, линии, формы, чтобы показать свои сильные и слабые стороны. Было очень

трудно. Уступила. Снова спросила о том, что он чувствует. Не смог ответить. Отмети-

ла для себя, что много говорила.

Следующие несколько занятий. Очень много общего с предыдущими. Рассказал

мне кое-что о происходившем на этой неделе. Сказал, что ему нравится бывать у меня:

я тот человек, с которым можно говорить. Я рассказала ему о своих ощущениях, сказа-

ла, что, разговаривая с ним, я испытываю такие же ощущения, как при удалении зуба.

Пожал плечами, улыбнулся. Сказал, что он согласен с тем, что, возможно, это же ис-

пытывают и другие люди.

Следующее занятие. Дала Джону бумагу и предложила ему выполнить упраж-

нения с предложениями, начинающимися «Я ~- ...». Он написал: «Я мальчик. Я чело-

век. Я студент. Я сын. Я — это я сам. Я не идеальный. Я чувствительный. Я и реалист,

и идеалист. Я внутренне независим. Я не слишком уверен в себе. Я свободный».

Следующее занятие. Принесла глину. Попросила его вылепить самого себя с за-

крытыми глазами. Он испытывал .неудобство при работе, но сделал это по моему на-

стоянию. Джон сказал, что он не понял значения этого задания. Он боится, что будет

выглядеть глупо и причинит обиду, если что-то скажет.

Следующее занятие. Джон начал вспоминать свои сны. Он включился в анализ

сновидений. В одном из снов он едва не утонул, барахтался в воде, но ему удалось вы-

плыть в безопасное место.

Следующее занятие. Осознал необходимость продолжить упражнения, которые

помогают лучше понять, что происходит с его организмом, с его разумом, чувствами.

Представил это в виде игры со мной. Мы с ним по очереди говорили о том, что мы

осознавали, видели, слышали, ощущали, думали (давая всему этому обозначения).

Очень успешно!

Следующее занятие. Поняла, что Джон говорит больше, когда берет на себя

инициативу и говорит о том, что ему хочется обсудить. Проработал свои опасения по-

казаться смешным. Нарисовал на эту тему картинку. На этот раз рисование не вызвало

никаких проблем. Вспоминал, как ощущал себя смешным в детстве. Начал выражать

некоторое раздражение! Осознал, что многие вещи вызывают в нем гнев.

Джон поступил в колледж, ощущая в себе новые силы. Он сообщил о том, что

завел друзей и чувствует себя счастливым. Джон был очень способным юношей, у него

154

было очень много идей и ему хотелось высказать всё, что он долгие годы таил в себе.

Он сказал, что иногда к нему возвращается его прежнее самоощущение, но он теперь

знает, как с этим справляться. Он прервал терапию, когда почувствовал всю полноту

жизни. Это может показаться примитивной сказкой со счастливым концом. По этому

поводу я могу только сказать, что настоящая жизнь иногда почти так же наивна и это-

му можно поверить.

Страхи

Дети испытывают страх чаще, чем мы думаем. На каждый случай открытого

выражения страха приходится много случаев страха скрытого. В нашем обществе бо-

язнь чего-нибудь воспринимается как проявление малодушия. Родители тратят много

сил, объясняя детям, как избавиться от страха, но редко принимают ощущаемый деть-

ми страх. Дети обучаются загонять свои страхи глубоко внутрь себя, чтобы угодить

родителям или не пугать их своими переживаниями.

У детей с агрессивным поведением, замкнутых или обращающихся за помощью

в связи с соматическими симптомами, во время наших занятий часто всплывают на

поверхность страхи, которые они скрывали. С детьми нужно разговаривать об этих

страхах. Некоторые из таких страхов возникают в результате ошибочных представле-

ний, другие основываются на реальных ситуациях или появляются вследствие нерав-

ного положения ребенка в обществе. Он нуждается в том, чтобы все его страхи при-

знавались, принимались, уважались. Только тогда, когда они рассматриваются откры-

то, ребенок может обрести силу, достаточную для взаимодействия с окружающим ми-

ром, который временами пугает его. Некоторые страхи у детей становятся навязчивы-

ми, превращаются в фобии, возрастают до такой степени, что усилия, предпринимае-

мые для того, чтобы избежать вещей или ситуаций, вызывающих страх, мешают жить.

Один десятилетний мальчик испытывал страх высоты. Он не мог находиться на высо-

те, превышавшей высоту двухэтажного дома, ему были недоступны прогулки в горах.

Хотя я могу предположить, что такой страх возникает в результате смещения действи-

тельной причины страха или тревоги (страх связывается с общим фактором, таким, как

высота вообще) и не отражает его подлинного источника, я должна проводить работу

с теми проявлениями, которые наблюдаются. Обычно я веду себя достаточно опреде-

ленно и конфронтаци-онно. Я вторгаюсь непосредственно в ситуацию, вызывающую

страх, предлагая ребенку нарисовать то, что он связывает со страхом, или разыграть

это с помощью кукольных фигур либо сценического представления ситуации.

Я попросила этого мальчика выбрать какое-нибудь занятие себе по вкусу. Я по-

чувствовала, что вначале нам понадобится время, чтобы понять друг друга. В ящике с

песком он построил улицу с домами и деревьями, а в центре старательно выстроил из

блоков небоскреб! Следуя его замыслу, я попросила его поместить куклу на это высо-

кое здание, а затем побыть в роли куклы и описать свои ощущения. Он с готовностью

откликнулся на мое предложение и сказал, что почувствовал, как будто он потерял

равновесие и упал. Он застыл неподвижно, тело его напряглось, дыхание стало затруд-

ненным. Напряжение мышц и изменения дыхания, несомненно, могут рассматриваться

как телесные признаки страха (страх очень часто проявляется в физиологических сдви-

гах).

Соприкосновение со скрытыми чувствами, которые связаны со специфическим

страхом — необходимый шаг в начале терапевтического процесса. Я обнаружила при

работе с этим мальчиком, что одним из источников страха является отсутствие кон-

троля: он был полностью лишен возможности выбора, поскольку не мог оценить, что

произойдет, когда он приблизится к ограждению, и что может произойти потом. Мы

потратили много времени, выполняя различные упражнения, требующие контроля за

155

своим телом и равновесием: он взбирался на небольшую веревочную лестницу, ходил

«по веревочке» и затем по бревну. Когда он достиг мастерства и обрел уверенность, он

начал пробовать себя на всё более высоких местах. Я уверяла его, что он может ощу-

щать страх, поскольку это его привычная реакция, но он должен уметь осуществлять

свободный выбор, чтобы делать то, что ему хочется, несмотря на страх. Во время на-

шей совместной работы он делился со мной многими чувствами, на первый взгляд не

имевшими отношения к его страхам. Когда он дал волю скрытым чувствам, мыслям и

представлениям, он начал избавляться и от своих страхов. Разнообразные ограничения,

уход в себя достаточно обычны в нашей повседневной жизни. Совершенно очевидно,

что чем больше мы даем воли своим чувствам и отказываемся от неоправданных огра-

ничений, тем больший самоконтроль, душевное равновесие и сосредоточенность мы

начинаем ощущать. И все же мы никогда не знаем, нашли ли мы специфическую при-

чину страха.

Другой ребенок, девочка, с которой мне пришлось работать, смертельно/боялся

воды. Мы раскрыли источник ее страха с помощью направленного фантазирования. Во

время этого упражнения она вспомнила, что ее толкнул в воду и удерживал в воде

старший брат, когда она была маленькой. Она испытывала ужас и думала, что утонет.

Мать подтвердила это воспоминание. Мы долго работали над этим. Мы проработали

гнев, направленный на ее брата. Мы проводили телесные упражнения на занятиях и

дома постепенно, шаг за шагом, включая упражнения с водой. Полностью устранить

страх не удалось, но он уменьшился до такой степени, что уже не требовал специаль-

ного контроля. Девочка почувствовала, что проделала длинный путь с того момента,

когда она совершенно избегала воды, хотя плавание вряд ли могло бы стать ее люби-

мым занятием. Эта девочка была значительно старше мальчика, боявшегося высоты, к

тому же ее страхи усиливались многими неприятными инцидентами.

Страх нападения ночных грабителей и проникновения других людей в жилище

часто встречается у детей. Одна девятилетняя девочка боялась, что грабители проник-

нут в дом через окно ночью, и у нее отмечались расстройства сна. Это не был страх

темноты; напротив, она считала, что при свете грабителям будет легче проникнуть в

дом. Я попросила ее нарисовать картинку, на которой было бы точно изображено, ка-

ким образом грабители могут сделать это. Она нарисовала свой дом, окно в своей ком-

нате и рядом с окном большое дерево, по которому грабитель мог бы вскарабкаться и

проникнуть через окно. Она описала воображаемую ею сцену в мельчайших деталях,

вплоть до вещей, которые он мог бы взять. Мы очень тщательно занимались изучени-

ем ее страха и выяснили, что она не боялась физического вреда. Ее просто пугала

мысль, что в дом проникнет посторонний человек и заберет вещи. Потом у нее появи-

лась мысль, что можно повесить колокольчик на ветки дерева вблизи окна. Она была

уверена, что, услышав звон колокольчика, проснется вовремя и спугнет грабителя.

Проработка этой темы привела к уменьшению ее страха, исчезновению расстройств

сна, и мы смогли ориентировать терапевтический процесс на другие требующие раз-

решения проблемы.

Билли (5 лет) боялся нашествия грабителей. Он не стал говорить об этом, когда

его привели ко мне на прием. Я прочитала ему небольшую книгу под названием «Кое-

что об ужасах» и потом попросила его сочинить рассказ о мальчике из этой книги и о

том, чего боялся этот мальчик. Билли немного противился, но когда я включила маг-

нитофон (который часто использую для записи рассказов во время занятий), он сразу

же рассказал мне о мальчике, который боялся проникновения грабителей в свой дом.

Он боялся, что грабители похитят разные вещи (эти вещи он перечислил). Я не пыта-

лась истолковывать эту историю, хотя она была довольно запутанной и могла вызвать

множество предположений об ее истинном смысле с учетом того, что мне было из-

вестно о Билли и его положении в семье. Когда Билли закончил рассказ, я попросила

156

его побыть грабителем из его рассказа. Он сделал это с величайшим удовольствием,

сопровождая рассказ множеством движений, припадая к полу и продвигаясь украдкой,

подобно вору. Затем я предложила ему побыть в роли мальчика и представить себе,

что он говорит с грабителем. Он заявил грабителю, что не боится его и даже может

поколотить. Он попытался это продемонстрировать, орудуя подушкой в схватке с во-

ображаемым бандитом. Было совершенно очевидно, что с ним происходит что-то

очень важное для него, в некотором роде это был переломный момент. Его поведение

в школе и дома после этого занятия заметно улучшилось. Я не знаю, какого рода кон-

фликт мог решить Билли во время занятия. Мне кажется, что интерпретация происхо-

дящего или предположение о том, что именно происходит, могут послужить предме-

том интересной (хотя и излишней) беседы, но не выполняют никакой другой функции.

То, что действительно важно,— это переживания ребенка в процессе терапии, а не

чей-либо анализ ситуации.

Эндрю (10 лет) большую часть времени испытывал страх. Ему было необходи-

мо, чтобы свет горел всю ночь. В течение ночи он проверял, лежит ли в постели его

мать. Он боялся один ходить в школу, страдал от кошмарных сновидений, которые

мучили его несколько ночей после того, как он оказался свидетелем несчастного слу-

чая, и повторялись, если он смотрел фильмы ужасов. Мы прорабатывали некоторые из

его специфических страхов, но устранение одного из них не приводило к исчезнове-

нию других.

На одном занятии мы использовали карточки «Сделай из картинок рассказ», и

он сочинил несколько очень страшных рассказов. Один рассказ касался кладбища, где

за деревом прятался человек, спасающийся от призрака или чудовища. В другом — в

пещере истекал кровью мужчина, и вокруг него не было никого, кто мог бы ему по-

мочь. В следующем рассказе раненый человек, пожилая женщина и девочка оказались

в океане на плоту и вокруг не было никого, кто пришел бы им на помощь. Казалось,

что Эндрю испытывал чувство слабости, беспомощности и бессилия большую часть

времени. Наконец, используя карточку, на которой была изображена уличная сцена, он

рассказал такую историю: «Сначала здесь разбивается автомобиль на дороге и большая

чудовищная змея вылезает из сточного колодца. Человек со сломанной ногой, стоя-

щий на улице, увидел ее и зовет на помощь. Мимо проходил полицейский, он начал

стрелять в змею, но в нее не попал. Потом на улицу вышел мальчик. Человек в авто-

мобиле был его отцом и хотел, чтобы он шел домой. Отец был напуган, не хотел, что-

бы мальчик связывался со змеей. Мальчик позвал супермена, пришел супермен и унич-

тожил змею. Конец».

Я спросила Эндрю, какую роль он сам играет в этом рассказе. Он ответил, что

был мальчиком, но хотел бы быть суперменом. Тогда он мог бы сам позаботиться обо

всем. Я спросила его, чего он хотел бы добиться.

Эндрю. Я хотел бы иметь мотоцикл и уметь лучше читать, и я хотел бы, чтобы

мне никогда не надо было ходить в школу.

Я. Хорошо. А о чем ты хотел бы заботиться?

Эндрю. Я хотел бы заботиться о своей матери. Она всегда беспокоится по пово-

ду нашего имущества, экономит деньги и любит детей.

Родители Эндрю были в разводе с тех пор, как ему исполнилось пять лет. По

мнению его матери он смирился с этим и приспособился к жизни, у него хорошие от-

ношения с отцом и они регулярно видят друг друга. Тогда я попросила Эндрю побыть

в роли мальчика из его рассказа и поговорить с каждым персонажем. От лица маль-

чика он сказал своему отцу: «Тебе следовало бы самому решить проблему со змеей.

Супермен не может быть рядом всегда, когда нам потребуется помощь».

Я поняла, что мы приближаемся к источнику страхов Эндрю. В процессе тера-

пии он сумел выразить опасения, связанные с ответственностью за мать, обеспокоен-

157

ность ее разводом, и тогда мы смогли заложить основы силы, которая была ему необ-

ходима, чтобы адаптироваться в окружающем мире.

Синди (10 лет) также сильно страдала от неопределенного чувства страха. Во

время одного из занятий, когда я попросила ее представить себе, что ее страх сидит в

стоящем тут же кресле, она описала отвратительное чудовище с рогами и зелеными

острыми зубами. Я попросила ее поговорить с чудовищем.

Синди. Ты безобразное чудовище. Я ненавижу тебя. Уходи прочь (отворачива-

ется), я не могу смотреть на тебя!

Я. Спроси свое чудовище, зачем оно здесь, почему увивается вокруг тебя.

Синди. Зачем ты здесь?

Я. Теперь стань чудовищем. Сядь вот здесь, стань чудовищем и отвечай на во-

просы Синди.

Синди. Нет! Я не могу быть этим отвратительным чудовищем! Я. Синди, ты

придумала это чудовище, ведь его в действительности нет. Сядь вот здесь, представь

себя чудовищем (Синди неохотно подходит к другому креслу).

Я. Чудовище, скажи Синди, почему ты увиваешься вокруг нее. Синди (от лица

чудовища, обращаясь ко мне). Я хочу ее... Я. Нет, не рассказывай мне. Расскажи ей

(указываю на кресло, которое только что покинула Синди).

Синди (в роли чудовища). Я хочу быть уверенным, что ты всегда боишься.

Я. Чудовище, скажи ей, почему ты хочешь, чтобы она все время боялась.

Синди (от лица чудовища). Я хочу, чтобы ты всегда боялась, что тебя могут из-

насиловать.

Я. Сядь-ка сюда снова, Синди. Синди, ты боишься, что тебя изнасилуют? (я

спрашиваю это очень мягко). Синди (тихим голосом). Да. Я. Тебя что, когда-то изна-

силовали? Синди. Я не знаю.

Я. Глядя на тебя, можно подумать, что ты что-то припоминаешь. Скажи мне,

что ты вспоминаешь?

И Синди рассказывает мне об одном инциденте, когда ей было шесть лет и два

мальчика затащили ее в гараж, заставили снять трусы и трогали ее. Она сказала, что

никогда не рассказывала об этом родителям, потому что мальчики пригрозили ей, что

убьют ее, если она сделает это. И она постоянно слышала о девочках, которых изнаси-

ловали и убили.

Страх изнасилования у Синди возник и развился в результате сексуального

опыта, который привел ее в замешательство. Она была запугана мальчиками, которые

были старше ее, но она не была ими изнасилована. Услышанное ею об изнасиловании

и убийствах дополняло ее страх. В ее представлении прикосновения к ее телу и наси-

лие были идентичны. Мы откровенно и честно говорили с ней о строении тела, поло-

вой активности, рождении детей, сексуальных играх и т. д., и многие из ее страхов рас-

сеялись.

Иногда дети выражают свои страхи, не указывая на какой-либо предмет, с кото-

рым связан специфический страх. Превалирует неопределенная, недифференцирован-

ная тревога. Рисование служит великолепным средством для проникновения в мир

страха. Я прошу детей закрыть глаза и представить себе, как бы они изобразили страх с

помощью красок, линий, форм или символов. Один ребенок нарисовал черный шар

рядом с дверью с надписью «Закрытая дверь». Другой изобразил черный квадрат, за-

крывающий голубой прямоугольник с надписью «Счастье», который в свою очередь

располагался над желтым треугольником с надписью «Печаль». Я могу предложить

ребенку стать черным шаром, описать свой символ страха («Я круглый, черный и тем-

ный» и т. д.). Символ может «разговаривать» с другими частями картинки или самим

ребенком, а ребенок может разговаривать с символом. Во время этого процесса я тща-

тельно слежу за изменениями в положении тела и интонациях, за смыслом всего, что

158

говорится. Важные воспоминания, касающиеся различных житейских событий, могут

промелькнуть в таких диалогах.

Иногда мне хочется, чтобы ребенок выразил свой страх как можно полнее. Сю-

зен (11 лет), на которую напал грабитель, проникший в дом, рассказала мне об испы-

тываемом ею страхе, но рассказ показался мне поверхностным: она, казалось, не могла

выразить свои чувства словами. Поэтому я попросила ее нарисовать, как она представ-

ляет свой страх. Это помогло ей выразить и свой страх, и другие чувства. Когда она

закончила рисунок, изображающий страх, она нарисовала линии другого типа. Рисунок

выглядел как бессмысленные каракули, но это не было бессмысленным для Сюзен. Она

описала составные части своего страха, когда закончила рисунок, и я спросила ее, что

означают другие линии. Она задумчиво посмотрела на них, затем прошептала: «Гнев».

Это было началом мобилизации энергии гнева, который был до этого подавлен и мас-

кировался страхом.

Страхи, основывающиеся на фантазии, вполне реальны для ребенка. Дебби

страдала от беспокойства и тревоги, если не знала, где находится ее мать. Мать должна

была отводить ее в школу и приходить за ней после уроков, но иногда это делала няня.

Много лет назад кто-то выронил вещи из пакета для прачечной и их занесло ветром в

школьный двор. Эти вещи (в числе которых были и женские) вскоре вернули, но до

того как это произошло, дети забавы Д ради сочинили историю о кровавом убийстве.

Дебби, в то время посещавшая первый класс, услышала эту историю и испугалась. По-

скольку вещи принадлежали женщине, она вообразила, что жертва — ее мать. Ей мно-

го раз повторяли, что такого убийства вообще не было, что это всего лишь выдумка,

но она все равно приходила в ужас. Ее мать, не желая больше травмировать ребенка,

редко оставляла ее одну. Страхи Дебби затянулись на целый год и мать привела девоч-

ку ко мне.

Мой подход к ситуациям такого рода очень четкий. Я поговорила серьезно с

Дебби об убийстве, попросила ее нарисовать картинки, изображающие сцену убийства,

попросила ее разыграть эту сцену с куклами и проанализировала каждую деталь. Вско-

ре такие разборы вылились в форму подшучивания друг над другом и, наконец, однаж-

ды Дебби, уставшая от разговоров об убийстве, сказала мне «Виолет, там не было

убийства, это было просто чье-то белье из прачечной, которое вывалилось из автомо-

биля! Давай не будем больше говорить об этом!». Дебби позволила себе избавиться от

этого страха, и ее мать поняла, что может спокойно иногда оставлять ее одну. Но ме-

сто этого страха заняли другие — и это не такое уж необычное явление. Дебби стала

бояться, что ее мать может попасть в авиакатастрофу, разбиться при поездке на авто-

мобиле и т. д. По очереди мы проигрывали с ней все эти страхи, не отрицая того, что

такое может случиться. В конце концов, изображая на рисунке красками свой собст-

венный гнев по поводу чего-то, Дебби объявила, что она настолько рассердилась на

свою мать, что хотела бы, чтобы у нее отвалилась голова. Она тут же побледнела, за-

крыла руками рот и прошептала: «Нет, я этого не хочу!». Теперь мы могли начать ра-

боту над естественным проявлением ее собственного гнева—пожеланием смерти.

Я считаю, что дети очень часто застревают на своих страхах, и я не всегда знаю,

как их оторвать от них. Кэнди, десятилетнюю девочку, привели ко мне потому, что она

боялась спать в любом доме, кроме собственного. Из-за этого никогда не возникало

особых проблем до тех пор, пока она не достигла такого возраста, когда Девочкам хо-

чется иногда остаться ночевать в доме подруги. Она чувствовала, что рискует стать

объектом подшучивания. Уговоры родителей ее раздражали. Она никогда не остава-

лась ночевать в гостях. В условленный час вечером родители должны были заезжать за

ней. Они не знали, что делать дальше, и обратились ко мне в попытке решить эту про-

блему.

159

Кэнди не понимала, почему она боялась ночевать вне дома. Я попросила ее на-

рисовать картинку с изображением того, как она представляет себе ночевку в доме

подруги. Она изобразила картинку с семьей подруги и подругу у телевизора в ее спаль-

не.

Я. Где находишься ты?

Кэнди. Я там, где вы не можете меня видеть. Я в ванной комнате.

Я. Что ты там делаешь?

Кэиди. Плачу. Хочу домой.

Я. Это звучит так, как будто что-то случилось.

Кэнди. Да.

Я. Хорошо. Оставайся в ванной. Расскажи, что ты чувствуешь?

Кэнди (притворяясь плачущей). Я хочу домой. Я хочу знать, что делают папа с

мамой. Я хочу знать, что делают мой братья. Мне не хватает их. Я хочу в свою собст-

венную постель.

Я. Что случилось потом?

Кэнди. Отец моей подруги отвел меня домой. У нас все были дома.

Я. Ты думала, что их там не будет?

Кэнди. Я не знаю. Мне не нравится оставаться в неведении относительно того,

что происходит дома, когда меня нет.

Я. Теперь нарисуй на картинке, как бы это было, если бы ты не плакала и не со-

биралась домой.

Кэнди изобразила спальню своей подруги, себя и подругу, обеих на полу в

спальных мешках. Я попросила ее ,стать девочкой в спальном мешке.

Кэнди. Я в спальном мешке в комнате моей подруги.

Я. Тебе нравится находиться там?

Кэнди. Да! Это забавно. Мы с подругой разговариваем и смеемся.

Я. Что происходит в другой комнате?

Кэнди. Ее родители смотрят телевизор.

Я. Что происходит в твоем доме?

Кэнди. Мои братья уснули. Я думаю, мои родители смотрят телевизор. Может

быть, там находится прислуга и они пошли в кино.

Я. Что бы ты делала, если бы находилась дома — представь это.

Кэнди. Возможно, спала бы в постели. Уже поздно.

Я. Спроси девочку в спальном мешке, не страшно ли ей.

Кэнди. Кэнди, тебе не страшно?

Кэнди (в мешке). Нет! Почему мне должно быть страшно? Это смешно. Скоро

мы будем завтракать. Утром у нас будут блины.

Я. Спроси Кэнди, не беспокоится ли она о том, что происходит дома.

Кэнди. Хорошо. Она сказала — нет.

Кэнди продолжала вести диалог с собой, получая удовольствие от этого. Она

сказала, что попробует продолжить это же утром. Я напомнила ей, что она испытывает

страх, вероятно, с того времени, когда была очень маленькой, а теперь утром она смо-

жет всё решить. Я наблюдала Кэнди в течение трех занятий. Потом она всю ночь спо-

койно проспала в доме своей подруги и на этом всё закончилось.

Иногда мне не удается помочь ребенку избавиться от страхов. Джон (10 лет)

испытывал острый страх темноты. Он сразу сказал мне: «Вы не сможете помочь мне

справиться с моими проблемами». Его мать во время первой семейной сессии сообщи-

ла, что у Джона много других проблем: не переносит изменений, боится новых вещей,

очень плохо относится к ним, не любит, когда к нему прикасаются, обнимают, целуют,

не имеет друзей, не любит ходить в гости, боится поездок, много смотрит телевизор.

Возражения Джона на комментарии своей матери были достаточно характерны: «Люди

160

хотят побить меня» и «У меня и так достаточно друзей —в школе». Тогда я попросила

мать рассказать о его положительных сторонах. Джон выглядел удивленным, когда

она сказала, что он не жадный, что у него доброе сердце, он ласково обращается с

младшими братьями и устраивает для них кукольные представления.

Во время нашего первого индивидуального занятия Джон доверительно сооб-

щил мне о своих опасениях по поводу того, что его могут обмануть или избить. Мы

обсудили с ним вопрос о том, как он может бороться с этим. Он начал рассказывать

мне ужасные истории, которые он видел по телевизору и которые вызывали у него

страх. Он рассказал, что по ночам боялся оборотней и ведьм. Я попросила его нарисо-

вать что-нибудь из того, что его пугает. Он изобразил картинку чего-то «очень страш-

ного, что высасывает кровь из человека и приводит его к смерти» (он назвал это со-

сальщиком). На картинке была изображена похожая на огромное чудовище фигура в

черном одеянии с торчащими вверх седыми волосами. Ему доставляло несомненное

удовольствие рассказывать о нем, но не было желания быть им.

Потом он заметил кукол и устроил для меня шоу с помощью кукол, надеваемых

на пальцы, обнаружив изобретательность и творческие способности. После шоу я по-

просила его нарисовать дом, дерево и человека. Он нарисовал очень яркую красочную

картинку со множеством деталей, улыбающимся солнцем, улыбающимися облаками и

улыбающейся хорошенькой девочкой. Рядом с домом проходила длинная дорога с

большими знаками по сторонам, со словами «Одностороннее движение». Его единст-

венным комментарием к этой картинке было сообщение, что он поднимается вверх по

дороге с односторонним движением.

Я видела Джона в последний раз. Его мать отменила следующую встречу. Она

сказала, что свяжется со мной сразу после каникул, но больше ко мне не обращалась.

Время от времени мне приходится встречаться с детьми, которые испытывают

страх перед взрослением. Они как будто испытывают неопределенную, не на чем не

основанную тревогу в отношении своего будущего. Недавно я беседовала с десятилет-

ним мальчиком, которого привели ко мне, потому что он высказывал своим родителям

страх по поводу того, что будет, когда он вырастет. Он говорил об этом без гнева, ко-

торый обычно проявляется в споре со взрослыми, а тихим серьезным тоном. Шести-

летняя девочка, которую мне довелось видеть, страдала подобными же страхами. Я

выяснила, что родители обоих этих детей уделяли большое внимание будущему, гово-

ря им, что всё происходящее сейчас — это только подготовка к тому времени, которое

потом наступит. Десятилетнему мальчику родители говорили примерно следующее:

«Делай свою домашнюю работу! Разве ты не хочешь достичь чего-нибудь, когда вы-

растешь?» и «В один прекрасный день ты будешь благодарить меня за то, что тебя нау-

чили этому». Шестилетней девочке творили что-то вроде: «Если ты сейчас не нау-

чишься, как вести себя, как ты сможешь работать, когда вырастешь?». Это достаточно

стандартный набор. Мы все их слышали или сами произносили в то или иное время.

Многие из нас, взрослых, всё еще живут в соответствии с предписаниями такого типа,

которые слышали, когда были детьми. Некоторым детям кажется, что когда они станут

взрослыми, они не смогут достичь того уровня, которого от них ожидают. Как они су-

меют соответствовать этим ожиданиям, если они уже сейчас чувствуют, что такого

уровня им не достичь.

Когда я работаю с детьми, у которых отмечается такой страх, я использую вы-

ражения, подобные следующим.

— Закройте глаза и представьте себе, что вы выросли. Как бы вы себя чувство-

вали? Что бы вы делали? Как бы вы представляли себе окружающий мир?

— Закройте глаза и представьте себя в том возрасте, в котором вы находитесь

сейчас, и живите точно так, как вам хочется. Что вы делаете?