Оклендер В. Окна в мир ребенка. Руководство по детской психотерапии

Подождите немного. Документ загружается.

211

Глава 12

ЛИЧНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Эта книга, пока я ее писала, значительно изменилась и расширилась. Я обнару-

жила, что открываю для себя новые идеи. Я поняла, что некоторые вопросы мне хо-

чется осветить шире и лучше объяснить, но я чувствовала, что мне нужна обратная

связь, чтобы сделать это. Мне хотелось узнать, что трогает вас, что утомляет, что

удивляет, с чём вы согласны и с чем нет. Я часто сознавала, как трудно писать для

молчащей и невидимой аудитории. Я хотела установить контакт с вами.

Я знаю, что о каких-то вопросах написала много, а о других — недостаточно.

Если я сумела привлечь ваше внимание к чему-то и заинтересовать вас, я надеюсь, что

вы напишите мне и расскажете об этом. Каждый раз, когда я выступала как преподава-

тель, я узнавала что-нибудь новое о своей работе и о себе самой. Я хотела бы благода-

ря вашим откликам и замечаниям получить такой же эффект от этой книги.

Я писала очень простую, легко читаемую, практически полезную книгу и не со-

биралась добавлять еще одно эзотерическое руководство к тем, что уже стоят на биб-

лиотечных полках. Я постоянно напоминала себе, что хочу написать книгу о том, что я

делаю, как делаю, что я думаю о работе с детьми, а не книгу, рассчитанную на то, что-

бы просто произвести впечатление. Я хотела поделиться своими впечатлениями с те-

ми, кто нуждается в таком руководстве по работе с детьми. Я знаю, что многие люди,

которые работают с детьми, преодолевают трудности, затрачивают большие усилия и

нуждаются в подтверждении правильности того, что они делают. Другие просто нуж-

даются в некоторых идеях, способствующих эффективной работе с детьми. Я надеюсь,

что эта книга будет полезной.

Я хочу коснуться того, как развивались мои представления о детях и работе с

детьми. Я прочитала множество книг о развитии детей и о том, что представляют со-

бой дети. Но когда я работаю с детьми, я привношу в свою работу и мои отношения с

ними нечто большее, чем почерпнутые из книг знания. Я упорно пытаюсь понять, что

представляет собой это «нечто», поскольку уверена: это что-то важное и включающее

такую большую часть меня самой, что я больше «не думаю» об этом. Когда я нахожусь

с ребенком, будь ему четыре года или четырнадцать лет, я понимаю, что могу соответ-

ствовать его настроению, находить верный тон и в то же время оставаться самой со-

бой. Я не воспринимаю ребенка как чужака. Я не могу предположить, что узнаю о нем

всё, но между нами устанавливается взаимопонимание и ребенок это чувствует.

Я ясно помню, что значит быть ребенком. Я говорю не о многочисленных вос-

поминаниях о конкретных эпизодах и событиях, а о воспоминаниях о самом бытии. Я

хорошо помню, что у меня были глубоко затаенные чувства и представления, о кото-

рых я никогда никому не рассказывала. Я знала многое. Я интересовалась жизнью. Я

философствовала. Но никто по-настоящему не знал меня с этой стороны. Я думала о

смерти и испытывала трепет от того, что жизнь существовала до моего рождения. Мне

было интересно обсуждать со своими родителями то, как долго они будут жить и дол-

го ли буду жить я. Я видела в своих дедушках и бабушках мудрецов из другого времени

и мира. Поскольку родители часто рассказывали истории из своего детства, проведен-

ного в России, я понимала, что это место далекое и непохожее на Кембридж в штате

Массачусетс. Я восхищалась и удивлялась. Я помню, что когда мы уезжали из Кем-

бриджа в Лоуэлл (мне было около семи лет), мне хотелось в пути смотреть на дома.

Мне было интересно, что за семьи живут за светящимися окнами в городах и на фер-

мах. Я, семилетний социолог, интересовалась этими людьми. Кто они такие? Как они

живут? Что они делают?

212

Я вспоминаю, что когда была ребенком, у меня были чувства и интересы, исхо-

дившие их таких глубин души, что их было невозможно облечь в слова, даже если бы я

этого захотела. Я никогда не говорила о них даже своим родителям, которые любили

меня и живо мною интересовались. Я помню также, что каждый миг моих жизненных

впечатлений был для меня очень важен и это чувство сохранялось во мне и тогда, ко-

гда окружавшие меня взрослые говорили мне, как себя вести. Их беспокоили деньги,

еда, безопасность, но я чувствовала, что лучше держаться того, что важно для меня,

хотя это могло показаться им глупым и нелогичным.

Возможно, эта моя способность вслушиваться в воспоминания детства позволя-

ет мне так видеть детей, что это вызывает их отклик. Я представляю себе сейчас дет-

ские забавы и радости, глупости и смех. Интересно, что когда речь идет о том, чтобы

«вступить в контакт с ребенком», мы в большинстве случаев вспоминаем о детских

развлечениях. Я помню, что в детстве позволяла себе выражать свою беспечность и это

встречало одобрение. Конечно, у меня бывали слезы боли, грусти, а иногда и гнева, но

вскоре я почувствовала, что выражение таких чувств причиняет боль взрослым, кото-

рых я

любила, и я научилась выражать их более осмотрительно. Я думаю, что боль-

шинство детей получает сигналы такого рода и с какого-то момента осторожнее про-

являет отрицательные эмоции.

Я начала работать с детьми в летнем лагере, еще когда была подростком. У ме-

ня не было никакой теоретической подготовки, но я знала, что очень люблю детей,

умела разговаривать с ними, могла развеселить и заинтересовать их, научить петь, пла-

вать и включаться в разные игры. Мне нравилось слушать их и общаться с ними. Я по-

думала тогда, что мне понравилось бы быть социальным работником, работающим с

детьми. Уже тогда мне были ближе не те дети, которые принадлежали к американско-

му («постоянно успешному») типу, а те, которые постоянно сталкивались с жизненны-

ми проблемами. Я знала, что эти дети любили разговаривать со мной, и мне это нрави-

лось. Возможно, я воспринимала это таким образом потому, что у меня сложилась

концепция, образ типично американских детей: преимущественно белые, англосаксон-

ского происхождения, стройные, спортивные, грациозные, светловолосые, очень спо-

койные и холодные. Мои родители были евреями, эмигрировавшими из России—

эмоциональными, любящими, умными, говорливыми, революционно настроенными.

Когда я была ребенком, я иногда завидовала этим холодным, спокойным американцам,

говорящим без акцента, послушным детям, которых я знала в Массачусетсе. Я рано

вышла замуж, у меня было трое детей и я относилась к своим родительским обязанно-

стям с той же ответственностью, увлеченностью и интересом, как и ко всем делам в

своей жизни. Я стала экспертом по каждой фазе развития, которую проделали мои де-

ти. Я многому научилась, особенно в том, что касалось развития в раннем детстве (так

как я, казалось, всегда имела ребенка, находившегося в этом периоде развития). Дети

любого возраста всегда казались мне интересными и привлекательными. Я вернулась в

школу, когда моему младшему ребенку было почти три года, и стала учителем главным

образом потому, что считала эту деятельность полезной мне, матери. Я действительно

любила детей, а теперь, когда мои дети учились в школе, я стала интересоваться обу-

чением.

Я была «альтернативным учителем», когда этот термин еще не был введен, и

прошла через многие трудности, обусловленные школьной системой. Моя начальница

говорила мне, что я была слишком «рекреационно ориентированной». Она знала, что я

работала с многочисленными группами детей, которые центр еврейских общин орга-

низовывал по всей стране, и убедила меня вернуться к такому виду работы, при кото-

рой устраивать развлечения было в порядке вещей. Между тем все дети с теми или

213

иными расстройствами поведения каким-то образом оказывались в моем классе. После

трех

лет регулярного преподавания мне предложили работать в качестве учителя по

специальной образовательной программе для детей с эмоциональными расстройства-

ми. В течение шести лет я работала с этими детьми (тогда я получила степень магистра

в области специального обучения). Я многое узнала о детях.

Когда я готовилась к получению ученой степени в области образования, я хоте-

ла иметь возможность проводить независимые исследования, глубже изучить литера-

туру по психотерапевтической работе с детьми. Поскольку я была единственной из

участников специальной программы, получившей грант Федерального министерства

просвещения, мне, наконец, разрешили расходовать часть моего кредита на получение

ученой степени в той области знаний, которая, по моему мнению, была мне нужна. К

тому времени я уже четыре года работала с детьми с теми или иными нарушениями и

представляла себе, каких знаний мне не хватает. Я знала по своему опыту, что детей

нельзя научить чтению, письму и математике, когда они испытывают чувство страха. Я

открыла для себя в процессе работы, что когда я нахожу время для психотерапии и по-

могаю детям выразить ранее блокированные чувства, они гораздо лучше учатся. Но я

обнаружила, что курсы по проблемам развития детей, патопсихологии и консультиро-

вания лиц с физическими недостатками, а также семинары по специальному обучению

и реабилитации лиц со снижением способности к обучению и т. д. недостаточны для

того, чтобы научиться работать в области детской психотерапии. Мне разрешили по-

сещать постоянно действующие университетские семинары по программам психотера-

пии. Мои просьбы были удовлетворены после значительных усилий с моей стороны.

Я прочитала много книг и статей, познакомилась с программами ь различных

клиник, школ и агентств. Со многими людьми, работающими в области детской пси-

хотерапии, я обсуждала, чем они занимаются, что конкретно они делают и что проис-

ходит при этом с детьми. Я получила профессиональные знания в объеме полного кур-

са колледжа. У меня появилось время, чтобы делать то, что мне хотелось, и я регуляр-

но встречалась с двумя преподавателями для обсуждения своего опыта.

Это научило меня многому, но не тому, чего я ожидала и на что ; надеялась.

Мне кажется, что самое ценное из того, чему я научилась, я почерпнула не из различ-

ных курсов и книг. Я поняла, что I один академический подход может противоречить

другому, даже ; если они основываются на понимании одного и того же авторитетного

«эксперта». Я поняла, что все нащупывают свой путь, как и я. Многие люди делали хо-

рошую работу, но казалось, что ей не хватает логической целостности.

В течение длительного времени, еще до возникновения моды на модификацию

поведения и поведенческие методики, я пользовалась полной свободой при работе в

школе с детьми, обнаруживавшими эмоциональные нарушения, в соответствии со

своими собственными соображениями. Я испробовала множество различных способов

работы с детьми, чтобы помочь им повысить самооценку, бороться с трудностями в их

неупорядоченной жизни и выражать свои чувства непосредственно, а не косвенно, че-

рез воинствующий протест или отдаление. В это время я прошла обучение в Лос Ан-

желесском институте гештальттерапии, и моя работа с детьми приобрела новые ориен-

тиры. Я становилась все более последовательным приверженцем теории и практики

гештальттерапии. В этот период своей жизни я также много занималась своей собст-

венной терапией: мне нужна была помощь, чтобы преодолеть продолжительную бо-

лезнь, смерть моего четырнадцатилетнего сына и вскоре после этого разрыв моего

брака. Я опять вернулась в школу с намерением получить степень бакалавра в области

консультирования по вопросам брака, семьи и детей, получила лицензию на право

практиковать, стала членом института гештальттерапии и начала свою карьеру частно-

практикующего специалиста. Весной 1978 г. в Международном колледже мне была

214

присвоена степень доктора философии в области психологии. Моя докторская диссер-

тация легла в основу этой книги.

Когда я думаю о своих отношениях с детьми в течение всей моей жизни, я

вспоминаю, каково это—быть ребенком, работать с детьми в рекреационном центре,

учительствовать в школе, избрать себе роль преподавателя в классе для детей с эмо-

циональными расстройствами («детей с различными проблемами») и заниматься дет-

ской психотерапией; я вспоминаю много случаев и историй, которые могла бы расска-

зать, которые заставляли меня смеяться и плакать. Я думаю о чувствах, которые испы-

тывала, будучи с детьми, встречавшимися! мне в моей жизни, и чувствах, связанных с

моим собственным, детством. Я понимаю теперь, что работать с детьми меня научили^

сами дети и память о моем собственном детстве. Теперь для меня это стало очевидно,

почти элементарно. Дети—самые тонкие наши учителя. Они знают, как им развивать-

ся, как обучаться, как расширять область знаний и открытий, как чувствовать, смеять-

ся, плакать, сердиться, понимать, что для них правильно, а что нет, в чем они нужда-

ются. Они знают, как любить, веселиться и наслаждаться жизнью во всей ее полноте,

работать и быть сильными и энергичными. Они (как и ребенок внутри каждого из нас)

просто нуждаются в пространстве, в котором всё это можно осуществить.