понятий бесспорна, ибо и сомнение, и предположение есть следствие и
отражение неопределѐнности ситуации, в данном случае в силу
недостаточности информации о психическом состоянии лица и его
способности отдавать себе отчѐт в своих действиях и руководить ими во
время совершения противоправного деяния. При таких исходных условиях
утверждать истинность одного из двух противоречащих суждений (вменяем–
невменяем) можно лишь с определѐнной степенью вероятности.
Применение логического закона исключѐнного третьего, на котором
базируется юстиция, оказывается невозможным, пока неопределѐнность не
будет устранена и вероятный ответ не будет превращѐн в категорический.
Для устранения неопределѐнности и привлекаются специальные знания
психиатра. Отсюда ясно, что вероятный или предположительный ответ
эксперта и сомнения в истинности одного из взаимоисключающих
утверждений понятия суть идентичные. На основании предположения, даже
если оно исходит от эксперта, следствие и суд не могут разрешить сомнения
во вменяемости лица. Предположительное заключение эксперта допустимо
лишь как этапное, поскольку оно всѐ же содержит в себе одно категорическое
утверждение о том, что представленных материалов недостаточно для
окончательного решения. Поэтому такое заключение должно сопровождаться
указанием на круг материалов, которые следует предоставить эксперту.
Подобная ситуация предусмотрена законом, оставляющим за экспертом
право требовать дополнительных материалов и отказаться от проведения
экспертизы в случае неудовлетворения этого требования (ст. 77 УПК
Украины). Наконец, поскольку выводы эксперта рассматриваются как одно
из доказательств, то становится очевидным, что предположение не может
рассматриваться как доказательство, ибо оно само нуждается в доказывании,
т. е. в обосновании доказанными фактами, либо являющимися аксиомой. Это
однозначно следует из теории аргументации, согласно которой
доказательство, хотя и не тождественно, но связано с убеждением,
основанном, в конечном итоге, на фактах (В. Д. Арсеньев, 1973;
В. И. Кириллов, А. А. Старченко, 1982; А. Д. Гетманова, 1986).
Таким образом, если исходить из того, что решение вопроса о состоянии
способности лица отдавать себе отчѐт в своих действиях и руководить ими во
время совершения уголовно наказуемого деяния, связанной с психическим
расстройством, и есть определение вменяемости (невменяемости), то
предположительное заключение эксперта недопустимо ни в какой из своих
частей. Однако в этом вопросе имеется ещѐ один аспект. Критики
существующей практики решения экспертами вопроса о вменяемости
наиболее уязвимым местом еѐ считают то, что эксперт строит свои выводы
на информации, предоставляемой следователем, в том числе на его
интерпретации причастности к содеянному данного лица. Поскольку же все