Проблемы российской истории. Вып. 10

Подождите немного. Документ загружается.

211

страняться убеждение, что вообще «с Германией воевать не придется». С теми, кто придер-

живался противоположной точки зрения, проводилась разъяснительная работа, как требовали

того ЦК ВКП (б) и ПУРККА, после чего последние «осознавали свои заблуждения»

В то время, как подчеркивал в своем дневнике академик В.И. Вернадский, происхо-

дило «большое скрытое брожение мысли в связи с резким противоречием между реально-

стью и официальным изложением положения». Расхождения этих двух реальностей, «все-

гда в государственной жизни существующие», по мнению Вернадского, резко увеличива-

лись, выявляя сильный диссонанс

Некоторые советские люди высказывались в антифашистском духе в присутствии

секретных осведомителей, за что подвергались арестам. Москвичи охотно слушали агита-

торов, рассуждая одновременно о недолговечности пакта о ненападении. Некоторые гово-

рили вслух, что Германии нельзя доверять, а ее нападение на СССР неизбежно. Однако в

Москве был прекращен показ антинацистских фильмов «Профессор Мамлок» и «Семья Оп-

пенгейм» а также киноленты «Александр Невский». В театре им. Вахтангова с репертуара

сняли спектакль по пьесе А. Толстого «Путь к победе» (о германской интервенции в годы

гражданской войны)

Особенно болезненно восприняли известие о пакте Риббентропа-Молотова предста-

вители интеллигенции, воспитанные (и воспитывавших других) в антифашистском духе.

Ведь свежи были в памяти негативные характеристики нацистской партии, данные в «Крат-

ком курсе истории ВКП (б)», а, кроме того, определения Германии в советской пропаганде

как крайне агрессивной страны.

В те дни в Ленинграде на курсах агитаторов докладчикам задавались вопросы, отве-

ты на которые пропагандистским работникам было трудно найти:

«Как могло получиться, что основной очаг войны, центр агрессии [име-

лась в виду Германия – В.Н.] и вдруг заключает договор о ненападении. Как

будет реагировать рабочий класс Германии, если мы заключим договор о не-

нападении с фашистским правительством»?

На этот и другие подобного рода вопросы давались разъяснения, которые не исчер-

пывали существа дела.

Между тем в разговорах и беседах советские люди проявляли явное недоверие к

официальной пропаганде, поскольку привычные антифашистские установки были без вся-

ких объяснений отвергнуты. Так, коммерческий директор фабрики «Скороход» (Ленинград)

говорил:

«Мы люди пожилые и привыкли при советской власти к очень многому.

Мы научились ничему не удивляться. Но молодежь не только удивляется, но и

возмущается. В демонстрации дружбы с погромщиками [нацистами – В.Н.]

она видит просто измену со стороны руководства партии. Молодежь учили

ненавидеть фашизм и вдруг СТАЛИН встал рядом с погромщиками». Под-

держивая собеседника, мастер той же фабрики заявил, что «советская

власть часто убеждала народ вместе с нею отбрасывать то, что вчера еди-

нодушно возносилось до небес и наоборот, но то, что опубликовано 24 авгу-

ста [1939 г. – В.Н.] – это уже выходит за пределы доступного понимания. Вы

всмотритесь в фотографию – у немцев торжествующий вид, а у СТАЛИНА и

МОЛОТОВА заискивающий»

Для людей, вовлеченных в партийно-пропагандистскую работу, начало сближения с

Германией оказалось подлинным испытанием, чреватым опасностями и непредсказуемыми

последствиями. В двусмысленным положении оказались сотрудники центральных средств

массовой информации, различных пропагандистских ведомств и организаций. Д.Ф. Крами-

нов вспоминал, что члены редколлегии советского официоза, газеты «Известия» восприни-

212

мали пакт о ненападении с Германией как коренной поворот в советской внешней полити-

ке. Это обстоятельство повергло их в изумление: оставалось лишь разводить руками и по-

жимать плечами. Сам Краминов, получивший уже 24 августа 1939 г. поручение подгото-

вить для публикации в «Известиях» первый вариант передовой статьи о пакте, не знал, что

писать, поскольку сохранял антифашистские настроения. Потребовалось вмешательство

исполняющего обязанности ответственного редактора газеты Я.Г. Селиха, который, в свою

очередь, обратился за разъяснениями к наркому обороны К.Е. Ворошилову. Последний

«подсказал», что договор о ненападении с Германией следует трактовать как некую пере-

дышку, подобную по своему значению Брестскому миру 1918 г.

Аналогия между Брестским миром и советско-германским соглашением от 23 августа

1939 г., вероятно, была инициирована «сверху» (скорее всего, самим Сталиным). Она

встречается, например, и в сделанных «по горячим следам» событий дневниковых записях

В.В. Вишневского за сентябрь 1939 г.

, и в воспоминаниях К.М. Симонова, датированных

более поздним временем, мартом 1979 г.

«Недопонимание» обстоятельств, приведших к советско-германскому сближению,

неспособность агитаторов и пропагандистов толково объяснить смысл происходившего,

заставляло официальные власти квалифицировать «толкования» некоторых людей на сей

счет как «антисоветские». По сведениям УНКВД Ленинградской области, некий инженер-

химик не без иронии заявил в приватной беседе:

«...как же теперь наши историки будут себя чувствовать, ведь они кри-

чали о псах-рыцарях, о ледовом побоище, об Александре Невском и т.д., а те-

перь придется кричать о столетней и даже столетиях дружбы [с Германией

– В.Н.]. Ведь если бы года два назад об этом заговорили, то в лучшем случае

бы посадили, а то и вовсе расстреляли»

В те дни академик В.И. Вернадский записывал в дневнике свои впечатления от про-

чтения вышедшей в свет буквально накануне пакта о ненападении с Германией книги

«Против фашистской фальсификации истории». Эта книга была подготовлена Институтом

истории АН СССР при участии видных советских ученых Е.А. Косминского, С.Д. Сказкина

и других. В книгу включили и статью Е.В. Тарле «Восточное пространство и фашистская

геополитика». Вернадский заметил по этому поводу: «Тарле пересолил»

1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу и началась Вторая мировая война.

Исходя из секретной договоренности о разделе «сфер государственных интересов» в Вос-

точной Европе, достигнутой в Москве, Красная армия 17 сентября 1939 г. вступила в За-

падную Украину и в Западную Белоруссию. В октябре 1939 г. польская территория была

разделена между СССР и Германией. Советское руководство не скрывало эйфории оттого,

что уже на первом этапе политического сближения с Третьим Рейхом ему удалось достичь

значительного геополитического успеха.

После падения Польши был дан новый импульс для дальнейшего развития политико-

идеологической кампании, направленной на улучшение советско-германских отношений. 9

октября 1939 г. в газете «Известия» появилась передовая статья «Мир или война?». Текст

этой статьи был предварительно отредактирован Сталиным

. Формальным поводом для

написания названной статьи послужила речь Гитлера в германском рейхстаге 6 октября

1939 г., в которой фюрер лицемерно предложил западным союзникам прекратить военные

действия в Европе и созвать мирную конференцию великих держав. В передовой статье

«Известий» давалась ссылка на британские газеты, которые утверждали, что «“гитлеров-

ский дух”» является главным и единственным источником военной опасности не только в

Европе, но и во всем мире». В ней делалось предположение: приведенные материалы за-

падной прессы «отражают точку зрения и правительственных кругов Англии и Франции».

Далее в упомянутой статье ставился следующий вопрос: могут ли аргументы запад-

ных противников Германии в пользу продолжения войны с ней быть признаны сколько-

213

нибудь обоснованными и убедительными? Для объяснения позиции Москвы по данному

поводу, для начала утверждалось, что каждый человек волен не только выражать собствен-

ное отношение к той или иной идеологии, но имеет право защищать или отвергать ее. Од-

нако, подчеркивала газета «Известия», истребление людей из-за того, что кому-то не нра-

вятся определенные взгляды и мировоззрение, является «нелепой и бессмысленной жесто-

костью». При редактировании статьи «Мир или война?» Сталин после этих слов переписал

целый фрагмент и добавил собственный знаменательный вывод: «Это возвращает нас к

мрачным временам средневековья, когда велись опустошительные религиозные войны во

имя уничтожения еретиков и инакомыслящих. Однако история показала, что подобные

идеологические и религиозные подходы приводили лишь к истреблению целых поколений

и культурному одичанию народов. Можно уважать или ненавидеть гитлеризм, как и всякую

другую систему политических взглядов. Это дело вкуса. Но затевать войну из-за “уничто-

жения гитлеризма” – значит допускать в политике преступную глупость».

Три недели спустя, 31 октября 1939 г. В.М. Молотов, выступая на сессии Верховного

Совета СССР, в аналогичных выражениях говорил о перспективах войны между Германией

и западными союзниками. Глава Советского правительства, в частности, заявил: можно

признавать или не признавать нацистскую идеологию, однако не только бессмысленно, но и

преступно вести войну «за уничтожение гитлеризма»

Наконец, в самом конце 1939 г. «сверху» был дан новый сильнейший импульс для

политико-идеологического обоснования советско-германского сближения. 23 декабря

1939 г. Гитлер прислал поздравительную телеграмму по случаю 60-тилетия Сталина. В ней

высказывались пожелания «доброго здоровья» большевистскому лидеру и «счастливого

будущего народам дружественного Советского Союза». Фюреру вторил имперский ми-

нистр иностранных дел Риббентроп, который лишний раз напомнил о начавшемся повороте

в отношениях между СССР и Германией, «создавших основу для длительной дружбы меж-

ду ними». Сталин не остался в долгу и направил 25 декабря ответное послание в адрес Гит-

лера и Риббентропа. В сталинском тексте утверждалось: «Дружба народов Германии и Со-

ветского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной»

К этому времени относится возникновение идеи постановки на сцене Большого теат-

ра оперы Р. Вагнера «Валькирия», осуществление которой было поручено кинорежиссеру

С.М. Эйзенштейну. Хотя сама по себе такая постановка могла выглядеть как один из эле-

ментов советско-германских культурных связей, несомненно, Кремль придавал ей полити-

ческую актуальность. Эйзенштейн был хорошо известен как видный деятель советской

культуры, публично выражавший свои антинацистские взгляды. Они были изложены в от-

крытом письме под названием «О фашизме, германском киноискусстве и подлинной жиз-

ни»

. Как уже отмечалось, его кинофильм «Александр Невский» носил явно антигерман-

ский характер и вышел на экраны в период наибольшего напряжения во взаимоотношениях

между Советским Союзом и нацистской Германией. Согласно предположению киноведа

Б. Шафганса, Сталин стремился использовать постановку на советской сцене оперы немец-

кого композитора, который особо почитался в нацистской Германии, пытаясь «на основе

внешних реакций разобраться в том, что же на самом деле немцы подразумевают под

“дружбой”

В новых политических условиях, когда лидеры большевистской партии и Советского

государства стремились озвучить идеи дружбы с нацистской Германией и публично заявля-

ли о «преступности» намерений западных держав продолжать войну с целью уничтожения

гитлеризма, сотрудники органов цензуры в СССР выказали поистине беспрецедентное по-

литическое чутье и проявили необычайное служебное рвение. Они со всей скрупулезностью

старались не только отыскать в материалах, подготовленных к печати, формулировки с

прямым осуждением фашистского режима Гитлера, с любыми намеками на критику гитле-

214

ровской политики в области науки и культуры, но главное, не пропустить их в печать. Так,

цензуры Главлита обратили внимание на антифашистские по своему содержанию рукописи

академика Е.В. Тарле. В результате в Ленинграде не был допущен к печати подготовленный

для журнала «Литературный современник» (1939. № 7-8) готовый оттиск статьи Тарле

«Фашистская фальсификация исторической науки в Германии». Внимание политически

бдительного цензора привлек следующий пассаж, встретившийся ему в упомянутой статье:

«Шкурный, животный националистический эгоизм, который сейчас воз-

веден фашистами в перл создания, уже успел сделать совсем невозможным

существование у них не только исторической науки, но и всех вообще гумани-

тарных, общественных наук».

Кроме того, красный цензорский карандаш прошелся по всем формулировкам, кото-

рые касались экспансионистской политики Германии, завоеванием немцами в прошлом зе-

мель на Востоке, а также содержавшим негативные оценки нацистских бонз (Гитлера, Геб-

бельса и других). В конечном счете, публикация названной статьи Е.В. Тарле, антифашист-

ской по своему содержанию, была запрещена

Мало того, даже в центральном печатном органе ЦК ВКП (б) – журнале «Большевик»

цензура велела внести коррективы в текст уже набранного тиража из-за «неверного» осве-

щения отношений между Германией и СССР. За резкую критику фашизма были изъяты из

обращения книги С. Вишнева «Как вооружались фашистские поджигатели войны» (1939),

Э. Тельмана «Боевые речи и статьи» (1935) и др., поскольку нацисты и фюрер характеризо-

вались в них «как террористы и бандиты»

Цензоры Главлита удосужились даже в сборнике статей на тему религиозной пропа-

ганды, на одной из страниц обнаружить «противоречивший отношениям с Германией»

текст. Эта часть текста была немедленно откорректирована, а вышеупомянутый сборник

вышел в свет с купюрами. В других случаях представители Главлита действовали не так

разборчиво. Например, они подвергли уничтожению закупленную на валюту англо-

французская литературу, содержавшая критику пакта Риббентропа – Молотова

Парадоксально, но факт: даже в опубликованном в 1939 г. сборнике Трудов Ленин-

градской конференции по типизации технологических процессов опытному цензору уда-

лось обнаружить выдержку «с резкими возражениями [sic! – В.Н.] против фашизма». А в

качестве примера был приведен следующий пассаж: «В то время, когда разъяренный фа-

шизм уничтожает достижения науки и техники и ведет свои страны к ужасам средневеко-

вья…». Политически «невыдержанный» текст оказался вычеркнутым, исходя из указаний

цензора

В конце 1939 – начале 1940 гг. в поле зрения цензуры оказались изданные ранее в

СССР книги и брошюры, содержавшие критику в адрес Гитлера и его диктаторского режи-

ма. 10 февраля 1940 г. начальник Главлита Н.Г. Садчиков направил заместителю начальни-

ка УПА список книг, подлежавших изъятию из продажи и их библиотек. В нем, в частно-

сти, была упомянута книга Н. Корнева «Третья империя в лицах», выпущенная издательст-

вом «Художественная литература» в 1937 г. Цензуры посчитали, что автор книги «очень

остро» говорил «об изуверстве германского фашизма» и непрочности той базы, на которой

держался фюрер. Вывод руководства Главлита был однозначен: «В условиях настоящего

времени описываемое содержание книги не соответствует нашей внешней политике».

«Плохо говорится о Гитлере…», – так оценила цензура книгу Э. Отвальта «Путь Гит-

лера к власти», выпущенную издательством «Соцэкгиз» в 1933 г. В ней же был обнаружен

«ряд мест, которые <…> после заключения СССР договора о дружбе с Германией, нежела-

тельны». В качестве примера подобного рода «нежелательных формулировок» цензор при-

водил следующий абзац: «Теперь фашизм торжествует. Он справляет кровавые оргии по

всей стране, истребляя коммунизм»

215

Просматривая справку об учебных программах по экономической географии ЛГУ, а

также по новой истории Ленинградского политико-просветительного института им. Н.К.

Крупской, сотрудники Ленгорлита обнаружили в них упоминания о Германии как о глав-

ном виновнике развязывания Первой мировой войны. Заведующему кафедрой экономиче-

ской географии было указано цензором «на безответственное отношение [sic! – В.Н.] к со-

ставлению программ» и предложено их «изъять»

Казалось бы, после заключения Договора о ненападении с Германией от 23 августа

1939 г., а особенно с подписанием советско-германского договора о дружбе и границе от 28

сентября 1939 г., на повестку дня должен был со всей остротой встать вопрос о возможно-

сти использования новой, более благоприятной ситуации с целью возобновления советско-

германских культурных связей. Ведь еще в начале августа 1939 г., в ходе дипломатических

контактов по вопросу о политическом сближении, немецкая сторона попыталась прозонди-

ровать почву в этом отношении. 8 августа 1939 г. временный поверенный в делах СССР в

Германии Г.А. Астахов, в частности, писал народному комиссару В.М. Молотову о том, что

немцы «готовы были бы пойти на некоторую форму “культурного соглашения” в виде до-

говора <…> об обмене книгами (с оговоркой, конечно), музыкальными произведениями,

научными новинками и т. п.». «Взаимное участие на спортивных состязаниях, научных

конференциях, выставках международного значения также мыслится ими как возможное»,

– сообщал Астахов в Москву. Германская сторона, правда, как подчеркивал временный по-

веренный, «совершенно неофициально и через безответственных [sic! – В.Н.] лиц» выска-

зывалась за активное участие СССР в торговых ярмарках в Кёнигсберге и Лейпциге

После подписания пакта Риббентропа-Молотова культурный обмен между СССР и

Германией в какой-то степени активизировался. Увеличился объем книгообмена. В Герма-

нию через Литературное агентство при Всесоюзном объединении «Международная книга»

направлялись статьи, очерки, художественные произведения советских авторов. По реше-

нию Политбюро ЦК ВКП(б) советские экспозиции были представлены на традиционных

международных выставках в Кёнигсберге (1940) и в Лейпциге (1941).

Всесоюзное общество культурной связи с заграницей (ВОКС) планировало пригла-

сить в Москву на гастроли известного немецкого дирижера В. Фуртвенглера, а также, по

согласованию с германской стороной, намеревалось разрешить вопрос о гастролях в Берли-

не дирижера Е. Мравинского и прима-балерины Г. Улановой.

При посредничестве ВОКС’а из Германии были получены материалы, которые ис-

пользовались для организованной в июле 1940 г. Государственной публичной библиотекой

СССР им. М.Е. Салтыкова-Щедрина экспозиции. Эти материалы прислало Общество им.

И. Гуттенберга (г. Майнц), а сама выставка в Ленинграде оказалась приуроченной к 500-

летию изобретения книгопечатания в Европе, у истоков которого стоял этот выдающийся

деятель культуры эпохи Возрождения.

Между Москвой и Берлином был налажен обмен корреспондентами, представляв-

шими средства массовой информации СССР и Германии. Так, в Берлин прибыли журнали-

сты ТАСС И. Филиппов, Н. Верховский, А. Ковалев, П. Герасев. Их приглашали на пресс-

конференции, которые устраивало Министерство народного просвещения и пропаганды

Германии. На этих пресс-конференциях порой выступал руководитель нацистской пропа-

ганды Й. Геббельс и другие официальные лица. Советским корреспондентам было позволе-

но совершать поездки по территории Германии и оккупированных ею стран.

ВОКС организовал экспозиции «Народное творчество СССР», предназначавшиеся

для отсылки в Германию. Однако ввиду плохой подготовки эта выставка в Берлине так и не

открылась. Взамен руководство ВОКС предприняло неудачную попытку организовать в

Германии экспозицию под неприемлемым для нацистов названием «Ломоносов и Интерна-

ционал».

216

Однако использовать ожидавшиеся преимущества от начавшегося советско-герман-

ского политического сближения с целью развития культурных связей с Третьим рейхом Мо-

скве в полной мере не удалось, прежде всего, по причинам идеологического характера.

В начале февраля 1940 г. редактора берлинских газет получили указания со стороны

цензуры по возможности не печатать сообщений о культурной жизни в СССР. 8 марта

1940 г. Министерство народного просвещения и пропаганды предписывало германской пе-

чати ни в коем случае не создавать впечатления, «будто речь идет о каком-то масштабном

культурном обмене» c Советским Союзом

Между тем правление ВОКС’а, считавшее свою организацию чуть ли не монополь-

ным органом для проведения «советской культурной пропаганды» за рубежом, в июле

1940 г. было вынуждено констатировать, что реализовать подобную цель в создавшихся

условиях, когда германская сторона создавала препятствия на пути культурного обмена,

нереально

. Комиссия Народного комиссариата иностранных дел СССР, проверявшая ре-

зультаты деятельности ВОКС’а, отмечала по данному поводу:

«Общие условия работы в Германии диктуют сейчас исключительно обмен

научными и культурными материалами специального характера <…> Центр

тяжести во взаимоотношениях с Германией в том, чтобы взять как можно

больше полезных для нас сведений из германской науки. Взять у них больше, чем

дать им, и уметь взять именно то, что нужно нашему хозяйству»

Позднее руководство ТАСС, на основе анализа ведущих нацистских газет и журна-

лов специального назначения, предлагало Управлению пропаганды и агитации ЦК ВКП (б)

систематически изучать специфику представленной в них информации военного и эконо-

мического характера для учета подобного рода материалов при составлении директивных

документов по организации цензуры в СССР

В июне 1940 г. Германия нанесла ощутимое поражение западным союзникам. Фран-

цузская армия была разгромлена, а Франция была вынуждена принять унизительную капи-

туляцию. Сразу после этих драматических событий из Парижа в Москву возвратился из-

вестный советский писатель и публицист И.Г. Эренбург. Встревоженный происходившими

на Западе трагическими событиями, связанными с поражением и капитуляцией Франции,

но, не ведая о том, насколько чувствительной был идеологический ущерб, нанесенный пак-

том Риббентропа-Молотова, он сохранял убеждение, что Германия вскоре нападет на

СССР. Между тем, в Москве, по определению Эренбурга, «настроение было скорее свадеб-

ным». Пресса восхваляла крепнувшую советско-германскую дружбу. Писатель обратился в

Народный комиссариат иностранных дел, намереваясь поделиться собственными впечатле-

ниями от увиденного во Франции, рассказать о морально-политическом облике солдат за-

хватнической германской армии. И.Г. Эренбурга принял заместитель наркома иностранных

дел С.А. Лозовский. Он разъяснил, что была необходима «информация, подтверждающая

правильность выбранной политики», а не наоборот: «наверху» не хотели слышать ничего,

что омрачало бы советско-германскую дружбу

Своеобразным новым подтверждением этого курса стало выступление В.М. Молотова

с докладом о внешней политике Советского Союза на заседании Верховного Совета СССР 1

августа 1940 г. Молотов заявил, что «в основе сложившихся добрососедских и дружествен-

ных советско-германских отношений лежат не случайные соображения конъюнктурного ха-

рактера, а коренные государственные интересы как СССР, так и Германии»

В августе 1940 г. исполнился год со времени подписания советско-германских дого-

воренностей о ненападении и о дружбе и границе. Это событие было отмечено серией пуб-

ликаций в советской печати.

Тон здесь задавали печатный орган ЦК ВКП (б) – газета «Правда» и советский официоз

газета «Известия». Подготовка передовых статей для обеих газет осуществлялась под личным

217

надзором Сталина и главы Советского правительства, народного комиссара иностранных дел

СССР В.М. Молотова. По указанию последнего была подготовлена рукопись передовой ста-

тьи, посвященной годовщине советско-германского договора о ненападении. Член редколле-

гии газеты «Правда» Л.Я. Ровинский переслал ее экземпляры В.М. Молотову и Сталину. В

целом этот текст понравился Сталину. Он подверг статью небольшой стилистической правке

и после этого распорядился опубликовать ее в «Правде» и в «Известиях»

Еще в июне 1940 г. заместителю директора Института мирового хозяйства и мировой

политики АН СССР А.Ф. Бордадыну поручили написать статью о состоянии германской

экономики, но при этом строго-настрого предупредили: «ничего плохого о Германии писать

нельзя», напомнив, что приближается годовщина договора от 23 августа 1939 г.

До своего назначения на должность заместителя директора Института Бордадын яв-

лялся последовательно начальником политотдела МТС, секретарем райкома, секретарем

заводской партийной организации. Позднее он подчеркивал в письме на имя А.А. Жданова

(12 мая 1941 г.), что за все время пребывания в ВКП(б) не делал «политических ошибок», а

с порученной работой «всегда добросовестно справлялся». А.Ф. Бордадын, по его собст-

венному признанию, не имел возможности заниматься систематически научными изыска-

ниями, будучи загружен как замдиректора Института мирового хозяйства и мировой эко-

номики АН СССР исключительно организационными и хозяйственными вопросами. Он

целиком надеялся на политическую проницательность директора Института Е.С. Варги, от

которого и получил задание написать упомянутую статью. Бордадын впоследствии призна-

вал в своем обращении к Жданову, что Варга собственные «теоретические выводы» неиз-

менно согласовывал «в вышестоящих организациях». Учитывая авторитет своего непосред-

ственного начальника, начинающий научный работник подготовил рукопись статьи о воен-

ном хозяйстве Германии, опираясь на имевшиеся материалы Института, а также на герман-

скую прессу. С этой рукописью ознакомился Е.С. Варга. Последовал его письменный от-

зыв, в котором статья оценивалась как «неплохая».

Рукопись статьи А.Ф. Бордадына, исходя из указанных замечаний, подверглась ре-

дактированию со стороны Е.С. Варги, а затем – в отделе печати Народного комиссариата

иностранных дел. В результате из нее оказались вычеркнутыми выводы, касавшиеся слабых

сторон экономики Германии. Сам автор так и не сумел познакомиться с внесенными прав-

ками, поскольку был направлен в командировку. Бордадын признавал впоследствии:

«Мне... казалось, что раз статья получила положительный отзыв Варги и пропущена НКИД,

ничего политически неправильного в ней нет»

. Статья А.Ф. Бордадына была опубликова-

на к годовщине советско-германского договора о ненападении

. Печатный орган ГУППКА

– журнал «Политучеба красноармейца» включил ее в список журнальных публикаций, ре-

комендованных для изучения на политзанятиях сопредельных с СССР стран

Между тем буквально за три недели до наступления первой годовщины подписания

советско-германского договора о ненападении, 31 июля 1940 г. Гитлер сообщил главноко-

мандующему вермахта о своем твердом решении покончить с Советским Союзом, уничто-

жив его жизненные силы. Германское пропагандистское ведомство продолжало «закручи-

вать гайки», стремясь ограничить культурные связи с СССР. В начале сентября 1940 г. ре-

дактора печатных изданий Третьего Рейха получили новое «разъяснение» на сей счет. В

документе подчеркивалось, что политическое сотрудничество «с каким бы то ни было из

народов земли не является автоматически стартовым сигналом к началу культурного обме-

на». Далее Министерство народного просвещения и пропаганды недвусмысленно предосте-

регало против использования немецкой прессой своей печатной площади, «чтобы инфор-

мировать сегодня о результатах, достигнутых Россией за 20 лет»

К исходу лета 1940 г. в Кремле, вероятно, поняли: ожидать взаимных заверений со

стороны нацистов в ответ на инспирированные им официальные заявления о нерушимости

218

советско-германской дружбы просто не приходится. Примечательно, что из представленной

рукописи упомянутой статьи, предназначавшейся для публикации в «Правде» и «Извести-

ях» к первой годовщине советско-германского договора о ненападении, Сталин вычеркнул

следующий абзац: «Залог прочности советско-германской дружбы в том, что она всецело

отвечает интересам народов Германии и СССР. Советско-германский пакт от 23 августа

1939 г. заложил основу для могучего развития дружбы между народами СССР и Германии.

И эта дружба будет процветать несмотря ни на какие ухищрения и козни провокаторов, за-

интересованных в дальнейшем раздувании пламени войны»

Лишним подтверждением того, что в Кремле уже не испытывали прежней эйфории

от сближения с нацистской Германии явился перенос премьеры оперы Р. Вагнера «Вальки-

рия» в Большом театре в постановке С.М. Эйзенштейна, назначенный на конец сентября

1940 г. Беспокойство Эйзенштейна по этому поводу отразилось в его дневниковой записи

от 25 сентября:

«Вчера Репертком и Комитет [по делам искусств] глядели “Валькирию”

<…> . Ко мне никаких упреков. Очень хвалят <...>. Не насрали бы немцы. При

оттяжке можно попасть в не те с ними отношения». С каждым днем тре-

вожные предчувствия все более одолевали знаменитого режиссера. 28 сен-

тября 1940 г. он записал в своем дневнике: «Сегодня, в назначенный день пре-

мьеры “Валькирии”, [в Большом театре] идет “Иван Сусанин”. И, кажется,

навсегда… Вина за Германией: военный союз и провоз войск по Финляндии [..]

А все-таки жалко “Валькирию”…»

В октябре 1940 г. германская сторона прибегала к резким выступлениям против

«пропагандистской деятельности» советских журналистов в Берлине. В Министерстве ино-

странных дел ежедневно, а в Министерстве народного просвещения и пропаганды Герма-

нии – даже два раза в день проводились пресс-конференции для иностранных журналистов.

На них присутствовали, в частности, представители Телеграфного Агентства СССР во главе

с директором отделения ТАСС в Берлине И.Ф. Филипповым. Основная цель этих пресс-

конференций виделась нацистам в том, чтобы пресечь распространение через инкоровскую

сеть нежелательной для них информации. По существу, они стремились навязать иностран-

ным журналистам собственную версию происходивших событий, стараясь пресечь любую

инициативу со стороны последних по распространению собственной, альтернативной ин-

формации

. Однако не всегда устроители этих пресс-конференций могли надежно контро-

лировать сведения, исходившие из не подконтрольных германским властям источников. В

подобных случаях возникали конфликты между устроителями встреч и иностранными, в

частности, советскими журналистами.

Германия официально объявила 12 октября о вводе своих воинских формирований в

Румынию. Немцы через датскую прессу распространили версию, согласно которой Совет-

ское правительство было своевременно информировано об этом их шаге. 16 октября в «Со-

общении ТАСС» утверждалось, что такого рода утверждения германской стороны «не со-

ответствует действительности»

. Немцы, в свою очередь, стали распространять среди ино-

странных корреспондентов в Берлине материалы, дискредитирующие ТАСС и подвергав-

шие сомнению его компетентность и серьезность передаваемых им сведений.

Представители Телеграфного Агентства Советского Союза на очередной пресс-

конференции в Министерстве иностранных дел Германии предоставили своим зарубежным

коллегам текст упомянутого опровержения на русском и немецком языках. Заведующий

отделом прессы МИД Германии П. Шмидт в резкой форме осудил подобные действия со-

ветских корреспондентов. По этому поводу он заявил: «Мы не позволим заниматься здесь

пропагандистской деятельностью»

Между тем опасения С.М. Эйзенштейна по поводу дальнейшей судьбы его первого

театрального детища, оказались преждевременными. Б. Шафганс высказал предположение,

219

что в Москве в течение нескольких недель «ждали политически благоприятного момента,

чтобы максимально эффективно подать ’Валькирию“. Праздничных поводов недостовало,

поскольку за лето [1940 г.] отношения с Германией явно ухудшились».

«Непраздничным», но, как, очевидно, считали в Москве, вполне подходящим пово-

дом для премьеры оперы Р. Вагнера на сцене Большого театра, явился официальный визит

советской делегации во главе с В.М. Молотовым в Берлин 12-13 ноября 1940 г. В ходе этого

визита состоялись переговоры Молотова с Гитлером, Риббентропом и другими представи-

телями нацистского руководства. На этих переговорах достичь консенсуса не удалось, что

привело к дальнейшему охлаждению отношений между СССР и Германией.

Однако о том, что советско-германские переговоры в Берлине потерпели неудачу,

широкая общественность знать не могла, поскольку даже «информированные круги», по

словам Б. Шафганса, «были заморочены спекуляциями». Он выразил уверенность в том, что

премьера «Валькирии» предполагалась «как своего рода приветствие вернувшейся из Бер-

лина делегации, от которой все ожидали успешного проведения переговоров»

18 ноября 1940 г. состоялась генеральная репетиция оперы «Валькирия» на сцене

Большого театра («прогон» на публике). На спектакль был приглашен первый заместитель

главы внешнеполитического ведомства СССР А.Я. Вышинский

. Спустя два дня, 21 нояб-

ря состоялась с большим беспокойством ожидавшаяся С.М. Эйзенштейном премьера

«Валькирии». На премьере присутствовала не только советская элита, но и представители

дипломатического корпуса. Для немцев были зарезервированы почетные места, а в центре

бывшей царской ложи разместился посол Германии в СССР Ф.-В. фон Шуленбург.

Театральная постановка С.М. Эйзенштейна, как социальный заказ Кремля, несмотря

на все усилия режиссера, оказалась в целом неудачной. Присутствовавшие на ней немецкие

дипломаты оценивали интерпретацию Вагнера Эйзенштейном как нечто «сенсационное и

очень своевольное». Во всяком случае, эта интерпретация коренным образом отличалась от

того, как могли представить себе в Германии постановку оперы «Валькирия». Официальная

немецкая пресса в течение всего подготовительного периода работы С.М. Эйзенштейна над

воплощением «Валькирии» на сцене Большого театра стремилась всячески обойти его вни-

манием. Лишь после московской премьеры имперский министр народного просвещения и

пропаганды Й. Геббельс разрешил помещать в германской прессе краткие сообщение об

этом событии в политических разделах, но…»набранные мелким шрифтом». Трудно не со-

гласиться со следующим выводом: читая подобного рода газетные заметки, «про себя мож-

но было догадываться, что речь идет о главном культурном событии в плане германо-

советского сотрудничества в Москве, но больше нельзя было говорить это вслух»

В Берлине заметили дискуссию, которая развернулась в советской прессе по поводу

постановки «Валькирии». При этом особо отмечалась роль газеты «Известия», являвшейся

официозом, которая позволила себе критические выпады в адрес постановщиков оперы

германского композитора. 27 февраля 1941 г. на сцене Большого театра прошло последнее

из шести представлений «Валькирии», которое осталось уже незамеченным

Охлаждение отношений СССР с Германией привели к тому, что советская пропаган-

да начала использоваться в качестве орудия идеологического противоборства с ней, хотя и

приглушенного в условиях действия пакта о ненападении и договора о дружбе и границе.

Например, 8 января 1941 г. читатели «Труда» обнаружили в газете перепечатанные из

«Пост меридиеэм» (США) материалы писателя Л. Фейхтвангера. Они поступили в ино-

странный отдел «Труда» по звонку из секретариата Сталина. Сотрудники отдела пришли в

замешательство, ибо Фейхтвангер в условиях действиях советско-германских договоренно-

стей 1939 г. являлся «нежелательным» автором. В то время в Москве проходили перегово-

ры по экономическим воросам, которые вел нарком внешней торговли А.И. Микоян и вы-

сокопоставленный чиновник МИД Третьего Рейха К.Ю. Шнурре. Немцы пытались навязать

220

советской стороне невыгодные условия соглашения. Тогда «наверху» решили «подбросить

им горькую пилюлю». Публикация статей Л. Фейхтвангера в «Труде» вызвала ярость наци-

стского руководства. Немцы были вынуждены смягчить свои требования. Сразу вслед за

этим по инициативе советского руководства (правда, без всяких объяснений) публикация

статей Л. Фейхтвангера неожиданно была прекращена

В то же время внимание цензуры Главлита стали привлекать советские пропаганди-

стские органы, которые давали позитивные оценки усилиям Германии во Второй мировой

войне. Выяснилось, в частности, что до лета 1940 г. «Вестник иностранной военной и воен-

но-технической информации ТАСС» помещал на своих страницах наряду с материалами

немецких авторов перепечатки из английских, французских и американских периодических

изданий с критическими оценками состояния Вооруженных Сил Третьего рейха. А с лета

1940 г., как отмечали сотрудники УПА ЦК ВКП (б), в названном издании уже стали прева-

лировать немецкие пропагандистские статьи об «абсолютной непобедимости» вермахта.

Эти статьи повествовали о прекрасном вооружении германской армии, о ее передовой так-

тике. В них превозносилось «моральное превосходство германского солдата и полководче-

ское искусство Гитлера». В одной из статей утверждалось, например, что именно благодаря

действиям люфтваффе была прорвана «линия Мажино» во Франции. Ряд материалов, пере-

печатанных «Вестником иностранной военной и военно-технической информации ТАСС»

из немецкой периодики, сводился к доказательству «блестящего снабжения германской ар-

мии». Подобного рода публикации вызвали большие нарекания со стороны Управления

пропаганды и агитации ЦК ВКП (б)

В январе 1941 г. состоялась проверка «высшей инстанцией» содержания журнала

«Интернациональная литература». Руководство этого журнала, считавшегося традиционно

антифашистским, в конкретных условиях советско-нацистского сближения уделяло много

внимания воспроизведению на своих страницах позитивных откликов о советской литера-

туре и искусстве, появлявшихся в германской периодике. Для решения данной задачи оно

регулярно выписывало из Германии необходимые материалы (газеты, журналы и другие

печатные издания). Естественно, германская пресса не могла не отреагировать адекватно на

предписания Й. Геббельса о нежелательности «информировать сегодня о результатах, дос-

тигнутых Россией за 20 лет» и распространять сведения о «культурных событиях, особенно

в сфере кинематографии», происходивших в СССР

. Однако советская сторона рефериро-

вала регулярно получаемую из Германии печатную продукцию, скрупулезно выявляя лю-

бое, даже самое незначительное упоминание в ней об издании на немецком языке в Третьем

Рейхе произведений русской классической литературы, о постановках пьес русских драма-

тургов и опер русских композиторов и т. д. и т. п.

. После предварительной цензуры по-

добного рода информационные сообщения печатались на страницах журнала «Интернацио-

нальная литература». В 1941 г. публикации такого рода были продолжены, причем наряду с

ними печатались сведения о культурной жизни в нацистской Германии

Специальная комиссия УПА ЦК ВКП (б), анализируя деятельность журнала «Интер-

национальная литература», в первую очередь обратила внимание на публикации ее немец-

коязычного издания. Как оказалось, за 1940 г. в этом издании были помещены материалы

85-ти немецких и лишь 30-ти советских авторов, что вызвало порицание. Совершенно не-

уместным посчитали члены комиссии УПА ЦК ВКП (б) появление в «Интернациональной

литературе» информации о праздновании в Германии 500-летия изобретения европейского

книгопечатания.

Они также сочли издевательским заголовок, под которым вышел в свет в Германии

сборник сатирических произведений М.М. Зощенко, П.С. Романова, В.Я. Шишкова,

В.П. Катаева. Германские издатели назвали сборник: «Спи скорее, товарищ!»

. По поводу

названной книги писатель В.В. Вишневский отметил: «С отвращением прочел, что у Гитле-