Проблемы российской истории. Вып. 10

Подождите немного. Документ загружается.

231

писал о крестьянах села Покровского Оренбургского уезда: «отличить одну службу от дру-

гой они не в состоянии: например, в день Св. Пасхи вечернюю службу многие почли за все-

нощную, а утреню следующего дня – за литургию, и на замечания некоторых ответили: «мы

подходили к кресту, а крест выносит поп только после обедни»

. Для основного большин-

ства богослужение главным образом было стояние в протекающем во времени священно-

действии внутри священной сферы божественного. Строй богослужения осуществлялся

чтецами, певчими, пономарями и, прежде всего, теургическими действиями священника.

Этот строй пребывал отвлеченным, в отгороженном пространстве алтаря, за иконостасной

преградой, акцентировался возгласами, гармонизировался пением, выстраивался в ритмиче-

ской протяженности посредством чтения, непосредственно приближаясь в отдельные мо-

менты, когда совершается каждение, помазание елеем, кропление святой водой, целование

креста. Но, прежде всего, выстаивание при священнодействии оставалось важнейшим при-

знаком участия в богослужении

Американский богослов и историк протопресвитер А. Шмеман отмечал, что совре-

менный лекционарий

исключает из литургического чтения большую часть Ветхого Заве-

та, а в том, что касается Нового Завета, будучи построен на предпосылке ежедневного слу-

жения Литургии, доводит до слуха и сознания верующих сравнительно небольшую часть и

новозаветных текстов. Отсюда – «поразительное незнание Св. Писания у подавляющего

большинства православных и вытекающее из этого незнания отсутствие интереса к нему,

отвыкание от него как главного, ни с чем не сравнимого и поистине спасительного источ-

ника веры и жизни»

Упоминавшийся ранее землемер Г. Ивуков подметил то, что не мог увидеть приход-

ской священник – поведение крестьян во время чтения Евангелия: «Всмотритесь внима-

тельно, как они стоят во время божественной службы, и вы заметите, что во время чтения

св. Евангелия они особенно усердно молятся. Вместо того чтобы стоять и внимательно

вслушиваться в божественные слова»

. Модель поведения интеллигенции в храме во вре-

мя богослужения не совпадала с крестьянскими представлениями о благочестии. Но по это-

му показателю ещё нельзя судить о знании Священного Писания. Как верно заметила

Т.А. Бернштам, в низших социальных слоях Евангелие усваивали преимущественно «на

слух», по своему его понимали, но искренне стремились следовать слову Спасителя, чтобы

исполнить промысел Божий

. Современные исследования показывают, что «особенностью

народного восприятия евангельских сюжетов была модификация – то есть замена непонят-

ных реалий, действий, предметов знакомыми и осмысленными»

, что свидетельствовало о

глубоком усвоении религиозных истин и объяснении ими событий обыденной жизни.

Отрывки Евангелия, которые читаются за литургией, создавали в сознании прихожан

твердые убеждения в их истинности:

«Учение Христа о том, что Бог печется о птицах небесных и лилиях по-

левых, укрепило в них большую уверенность, что все, что не делается, дела-

ется по воле Божией… Покорность воле Божией настолько сильно укорени-

лась в крестьянстве, что всякого рода явления, грозящие крестьянской жизни

или хозяйству, встречая как проявления карающей Божьей воли, крестьянин

не сразу противодействует «насланию Божию за грехи наши», боясь «прогне-

вить Бога». «Все равно ничего не поделаешь, больше Бога не будешь» <…>

Так рассуждает крестьянин»

Красота храма и совершаемого в нем богослужения влекла человека в церковь, спо-

собствовала духовному просвещению. Красота храма является плодом любви к Церкви на-

рода Божия и одновременно сама возбуждает эту любовь. Архитектура храма, его устройст-

во символически являли верующему небо на земле, Царство Божие. Созидая храмы, прихо-

жане, как правило, заботились и об их внутреннем убранстве, иконах, церковной утвари и

232

священнических облачениях. Архиереи, объезжая епархию, обращали внимание на состоя-

ние храмов, что нашло отражение в их ежегодных отчётах, отправляемых в Св. Синод. Пре-

освященный Иоаким в 1904 г. отмечал, что в городах и больших сёлах он встречал «вполне

благолепные красивой архитектуры и поместительные храмы, в достаточной степени снаб-

жённые утварью и ризницею»

. Владыка указывал на великолепие храма в с. Булановке

Оренбургского уезда и замечал, что таких не много в сёлах епархии. «В других местах, осо-

бенно в Уральской области, церкви производят удручающее впечатление своей бедностью,

теснотой, запущенностью и скудостью утвари»

. Его предшественник на кафедре Преос-

вященный Макарий отмечал, что «бедностью ризницы отличаются преимущественно вновь

построенные церкви и молитвенные дома, особенно в приходах инородческих», и сетовал

на то, что «в нашем Оренбургском крае мало распространено употребление стенной живо-

писи, почему обозрённые храмы в огромном большинстве имеют внутри голые стены и от-

зывают пустынностью, не представляя взору молящихся ни священных изображений, ни

ликов святых Божиих, ни других возбуждающих и окрыляющих молитву предметов»

Таков был взгляд с первосвященнической высоты, священники же некоторых храмов

отмечали в своих прихожанах усердие к церкви Божией, выражавшееся, прежде всего, в

заботе об её убранстве

. Например, в селе Исаево церковь была одной из лучших в Орен-

бургском уезде. Великолепный иконостас стоил 4500 р., «стенная живопись, ризница и ут-

варь её могли соперничать с богатыми городскими церквями»

. В начале XX в., особенно

после проведения Транссибирской магистрали, прихожане церквей Челябинского уезда

стали обращаться в столичные мастерские, заказывая предметы церковной утвари и ризни-

цы. Так, например, парчовые ризы для церкви села Обанино (1914 г.) заказали А.И. Фоми-

ну, а для церкви села Закомалдино (1905 г.) П.Д. Александрову в иконостасно-живописную

мастерскую по ул. Ильинка в Москве

Священники отмечали, что прихожан в церковь всегда привлекало пение хора. Цер-

ковное пение служило средством создания молитвенного настроения прихожан и при вни-

мательном и вдумчивом к нему отношении было проводником религиозных смыслов, спо-

собствовало осознанию цели христианской жизни как обожения, соединения с Творцом.

Еще в IV в. святитель Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский, писал:

«Бог, видя, что многие из людей нерадивы, тяготятся чтением духовных

писаний и неохотно принимают на себя этот труд, и, желая сделать этот

труд вожделенным и уничтожить чувство утомления, соединил с пророче-

ствами мелодию, чтобы все, услаждаясь стройностью напева, с великим

усердием возносили Ему священные песнопения»

Зная, как «неотразимо действует и сильно трогает душу общее пение молящихся»

в некоторых приходах трудами священнослужителей создавались хоры из учеников цер-

ковноприходских школ. Так, священник села Михайловского создал хор из 350 детских го-

лосов, надеясь таким образом приучить молящихся в храме к общему пению. Кроме того,

он думал, что «село Михайловское будет рассадником, откуда ученики второклассной шко-

лы, будущие учителя, разнесут мысль об общем пении и проведут ее в жизнь через шко-

лу»

. Действительно, простые напевы обиходного церковного пения были приятны на

слух, чем привлекали мирян; подростки и молодежь, по словам Елены Ефимовны Пановой,

1915 г.р., любили петь в хоре: «Раз послушаешь, два, а там и запомнишь, как петь»

В инородческих приходах священники били тревогу: «все из крещеных татар плохо

понимают церковно-славянский язык, а женщины почти совсем не знают русского язы-

ка»

, поэтому они «присутствуют при церковном богослужении … без надлежащего мо-

литвенного настроения и сердечного участия»

или же совсем «не ходят в храм, не испол-

няют христианских обрядов и посещают мечети»

. В начале 80-х гг. XIX в., выпускник

Казанской инородческой учительской семинарии священник Игнатий Тимофеев, с разре-

233

шения Преосвященного Вениамина, ввел в Остроленском приходе пение некоторых молитв

на татарском языке

, то же было сделано и в других приходах. Результат не замедлил ска-

заться, епископ Макарий в 1890 г. при обозрении епархии замечал, что «многие нагайбаки

обоего пола и разных возрастов кроме храмов Божиих, собирались еще в квартирах свя-

щенников, и под их управлением весьма интересно и очень стройно пели священные песно-

пения на своем родном наречии»

Вскоре стала видна польза от подобных нововведений. Оренбургский архипастырь в

ежегодном отчете за 1904 г. отмечал: «благодаря стараниям членов причта почти везде за-

ведено хорошее церковное пение, основаны хоры певчих с участием школьников, а по мес-

там практикуется общенародное церковное пение некоторых общеупотребительных молитв

«едиными усты»

. «На торжественно отправляемых воскресных вечернях акафист поется

всеми присутствующими»

. «Приток людей в храмы наблюдается особенно в тех прихо-

дах, где есть порядочный хор»

, - сообщали благочинные. «Под влиянием умягчающего

чувства пения церковного, - писал учитель церковно-приходской школы села Костылева

Челябинского уезда Горбушин, - облагораживались и нравы. Прихожане стали любить раз-

говор о «божественном», стали более восприимчивы сердцем к пастырским беседам»

Таким образом, улучшение церковного пения было средством привлечения прихожан в

храмы и тем самым способствовало религиозному просвещению.

Потребность в совместной молитве привлекала в храм православного человека. Свя-

щенник Владимир Покровский писал, что прихожане села Саратовки Оренбургского уезда

«придают великое значение молитве целым обществом, миром, и такая общественная мо-

литва считается по их понятиям особенно приличной и необходимой» в случае горя или

радости у одного из членов общины. «Саратовцы настолько сжились, сроднились между

собою, что представляют из себя в действительности одну родную семью, так что интересы

одного являются всегда в известной степени интересами целого общества»

. Поминовение

умерших всей общиной, служение панихид в церкви крестьяне считали нормой, чем удив-

ляли заезжих «интеллигентов», которые считали, что поминовение своих умерших – част-

ное дело каждой семьи

Во времена несчастий, например, эпидемических заболеваний (дифтерии, холеры,

оспы) сельское население почти поголовно обращалось к Богу. Преосвященный Митрофан

в отчете за 1871 г. писал: «во время эпидемии [холеры – О. Н.] храмы были полны молящи-

мися, весьма многие исповедовались и причащались св. Таин, приготовляясь заблаговре-

менно к могущей постигнуть их смерти, и проявлялось более плодов благотворительности,

воздержания и молитвенного обращения к Богу. Благочинный Челябы доносил, что по при-

чине холеры прихожане исповедовались и причащались почти целоприходно»

Подобные несчастья воспринимались сельскими жителями как Божие наказание за

грехи

. Следовательно, единственным способом избавления от болезни было покаяние.

Примером христианского сознания на общинном уровне было принятие решения о посте и

покаянии, распространявшееся на всех членов общины. Так, например, в станице Буранной

Оренбургского уезда во время эпидемии дифтерии в 1887 г. «общество наложило на себя …

общественный пост и в течение одной недели все от мала до велика причастились, готовясь к

смерти»

. Кроме этого, были запрещены всяческие увеселения, перестали играть свадьбы,

скромность соблюдали даже в одежде; «Не один раз подымали образа и обходили село»

С началом Первой мировой войны архиереи, ссылаясь на донесения священников,

отмечали усиление религиозной активности прихожан, усердное посещение богослужений,

что способствовало просвещению:

«Много образумила народ и война… Грянул гром, и православные русские

люди усилили свою молитву. Особенно среди простого народа заметен подъем

религиозного чувства… Религиозное чувство требует подвигов и личных

234

жертв. Храмы украшаются новыми иконами, лампадами, одеждами, каковое

стремление особенно проявилось у солдатских жен, которые на общие сред-

ства приобретали иконы, <…> и передавали свои жертвы в приходские церк-

ви»

В 1916 г. женщины прихода Серафимовской церкви пригородного Оренбургского

поселка просили епископа Митрофана вернуть им их священника, который во время войны

был переведён на службу «в полк». «Опять бы мы возрадовались, по-прежнему с усердием

стали бы посещать храм Божий, тем более в настоящее время постигло нашу родину бедст-

вие, братья наши, мужья и сыновья защищают родину от врага, и мы должны молиться Бо-

гу, дабы Господь пособил нам одолеть врага»

. Также иногда раздавались призывы к по-

каянию

, которые, однако, не находили широкого отклика в сердцах людей.

Участие человека в церковных таинствах является главным средством духовного со-

вершенствования. Литургия, с совершаемым на ней таинством Евхаристии есть средоточие

жизни всей Церкви Христовой. В древней Церкви таинство Причащения воспринималось

христианами как таинство, объединяющее всё собрание верующих в единое Тело Христово.

Общее причащение за каждой Литургией было нормой. Святитель Василий Великий (IV в.)

писал: «Хорошо преполезно каждый день приобщаться и принимать Святое Тело и Кровь

Христову», «причащаемся 4 раза в каждую седмицу – в день Господень, в среду, в пяток и в

субботу; а также и в иные дни, если бывает память какого святого»

В дореволюционной России сложилась практика причащения мирян один раз в год.

Это было следствием т.н. «формализации сакрального»

, происходившей в XVIII – XIX вв.

в подчиненной государству Русской церкви. В этом отношении несомненную отрицатель-

ную роль сыграли указы Петра I 1716 и 1718 годов о ежегодном обязательном хождении к

исповеди. Таким образом таинства Покаяния и Евхаристии становились своеобразной

«пробой на благонадежность, способом выявления инакомыслия»

. Раз в год священника-

ми должны были составляться духовные росписи по трем рубрикам: о бывших на исповеди,

о не бывших на исповеди и о раскольниках

Исследователи отмечали возрастание числа не бывших на исповеди и св. причастии в

40 – 50-е гг. XIX в.: в 1842 г. 8,2% православного мужского населения империи и 7% жен-

ского не исповедовалось по нерадению, а в 1852 г. уже 9,1 и 8% соответственно (эти данные

публиковались в ежегодных отчетах обер-прокурора Св. Синода)

. Православно верующие

Оренбургской епархии, согласно исследованию А.И. Конюченко, в конце 1860-х – 1870-е

гг., как минимум, один раз в год исповедовалось и причащались

. Косвенным свидетельст-

вом того, что многие православные причащались единожды в год, но не всегда во время

Великого поста, служит распоряжение Оренбургской Духовной Консистории от 10 июля

1874 г., гласящее: «прихожан, исполняющих христианский долг исповеди и св. причастия

не в св. четыредесятницу, когда обыкновенно делаются отметки в духовных росписях, а в

другие посты, в представляемые к епархиальному начальству списки о нерадивых к испол-

нению сказанного долга включать не следует»

Оренбургские епископы в ежегодных отчетах о состоянии епархии отмечали, что

«особое усердие к церковным таинствам проявляют переселенцы из малороссиян, а также

выходцы из великороссийских губерний, … Гораздо меньшим усердием в этом отношении

отличаются природные жители - казаки, чему немало способствует сам род их службы и

походная жизнь, а также давнишнее общение с окружающими их инородцами-

мусульманами»

. Священники представляли половозрастной состав «говельщиков»

«преимущественно старики и старухи с детьми от 7 до 18 лет обоего пола. Женщин говеет

больше чем мужчин. Мужчины от 18 до 45 лет бывают очень редко у святого причастия»

Причинами редкого принятия таинств было отсутствие храмов в селениях, как, на-

пример, было в киргизских аулах Тургайской области, где жили русские переселенцы. От

235

ближайшего храма их отделяло более 100 верст. Священник раз в году, Великим постом,

приезжал к ним, чтобы исповедовать и причастить

. Другой причиной редкого причаще-

ния было незнание основ вероучения и влияние представителей других конфессий. Особен-

но велико оно было среди крещеных инородцев: на них оказывало влияние мусульманское

население края, этнически более близкое, чем русские. Так, нагайбаки воспринимали пра-

вославие как «русскую» веру, веру чужую, многие были христианами только по имени

что еще более усугублялось нерадением некоторых священников о религиозном просвеще-

нии своей нерусской паствы. Старик-нагайбак в откровенном разговоре со священником

Василием Тимофеевым

рассказывал: «до поступления к нам отца Николая (Сейфуллина)

мы не знали, что за исповедь, нас, бывало, загонят в общественный дом человек сотню, и

говорит священник: сказывайте грехи, а писарю прикажет записать всех; затем, уплативши

ему дань, уходим по домам»

. Формальное исполнение долга исповеди инородцами

вскрывалось и в случае смертельной болезни, когда они были вынуждены приглашать свя-

щенника для исповеди и причастия, чтобы в случае смерти он засвидетельствовал ее мир-

ный характер, и не пришлось бы иметь дело с представителями власти

. На вопросы же

священника о содеянных грехах больной отвечал, что он «или не знает грехов, или у него

вовсе их нет»

Влияние старообрядческого населения на религиозное мировоззрение православных

просматривалось в уклонении последних от частого причащения, из-за боязни «погрешить,

не исполнив по слабости всего положенного», так как «Святые Тайны, - по объяснению

раскольников, - надо снести»

. Сами старообрядцы, прежде всего беспоповцы, причастия

не имели, а их исповедь часто превращалась в «исповедь земле», т.е. исповедание своих

грехов не перед священником, а «перед Богом и матерью сырой землей»

Основными мотивами редкого причащения можно назвать следующие: 1) формаль-

ное и безразличное отношение к вере, объяснявшееся занятостью; 2) благоговейное отно-

шение к таинству, исходящее из не совсем верного понимания его сути.

Первый мотив чаще встречался у мужчин в силу их социального положения. Один из

священников соседней с Оренбургской Пермской епархии отмечал, что мужчины от 18 до

45 лет бывают очень редко у Св. Причастия. На увещания священника они обычно отвеча-

ли: «Некогда нам, батюшка, говеть-то, мы люди рабочие, то надо хлебушко молотить, то в

извоз съездить, в лес сходить дровец нарубить. Подушно трясут, а где мы его возьмем, если

не станем трудиться; радехоньки бы Богу помолиться, да некогда, видит Бог, некогда!»

Действительно, подготовка к принятию таинств занимала продолжительное время, как пра-

вило, неделю.

Препятствием в подготовке к таинствам могло быть и социальное окружение. Так,

например, рабочие Оренбургского депо в 1916 г. обращались к епископу Мефодию с прось-

бой походатайствовать за них перед начальством: «теперь Великий пост и все христиане

говеют. Но мы, смазчики второго участка не говели, несмотря на наше желание. Потому что

наш начальник участка никого не пускает, несмотря на нашу просьбу (так как он сам по-

ляк)… Некоторые из нас не говели уже по семи лет и просили у него отпуск для говения, но

он не отпустил, несмотря на малое движение поездов»

Для многих принятие таинства Причащения было окутано благоговейным страхом, и

крестьяне предпочитали совсем не приступать к таинству, чем быть осужденными за его

недостойное принятие. Священник Иванковского прихода Челябинского уезда Андрей Зем-

ляницын сообщал о предрассудках против причащения Святых Тайн: крестьяне «говорят,

например, что после Причастия не следует плевать три дня, не ходить в баню, супругам не

разделять ложа, потому иные и не ходят к св. Причастию, боясь, по местному выражению

«не сдержать причастия»

. Другие священники сообщали, что молодые супруги в течение

года не причащались, боясь, что «не снесут причастия»

236

В благочестивых православных время поста создавало особый духовный настрой, го-

товность к покаянию. Крестьяне старались, как можно чаще бывать за богослужением. По

словам Архиповой Ольги Павловны, 1912 г.р., Великим Постом причащались несколько

раз, по субботам. «Всю неделю проходят (в церковь – О.Н.), промолятся, и в пятницу испо-

ведуются, в субботу причащались. А в воскресенье тоже в церкву ходили»

. Усердие к

исполнению долга исповеди и причастия отмечали многие приходские священники, причем

замечали, что делают это крестьяне «непринужденно, неопустительно и с особым располо-

жением духа веры»

. Священник В. Покровский писал о своих прихожанах: «В течение

Великого Поста говеют почти все. Разве только какие-нибудь крайние случаи могут поме-

шать этому. Опущение такое крестьянин считает большим грехом и спешит покаяться в нем

прежде других грехов своих»

Главным средством просвещения прихожан епархиальной власти представлялась

учительная деятельность сельских священников, которая состояла в проповеди слова Божия

как с церковного амвона, так и во время внебогослужебных собеседований.

Проповедь была трудным делом для многих священников, и не только для начинаю-

щих. В сельском приходе живая проповедь вообще была большой редкостью. Так как не-

многие священники обладали необходимым для неё тройным даром: слова, понятного кре-

стьянской пастве, беседы, требующей эрудиции, начитанности в Св. Писании, а также спо-

собности к импровизации в любое время и в любых условиях

. Так, священник соседней

Тобольской епархии И. Первушин, обличая себя и собратьев, писал: «И что наши все про-

поведи? Выдирка из книг, без малейшего жевания предмета, неприятная для слушателей,

либо собственная галиматья и чепуха, забавляющая цензора»

. Большинство же пастырей,

признавая необходимой воскресную и праздничную проповедь, считали неуместным про-

поведовать и вести беседы по катехизису ежедневно.

Отмеченное Т.А. Бернштам верно и для Оренбургской епархии. Например, благочин-

ный XX округа Павел Шмотин (Челябинский уезд) писал в 1899 г.: «В каждый воскресный и

праздничный день были предлагаемы священниками поучения народу или из книг общеизве-

стных, например, прот. Путятина, Цветкова, Романова, Нордова, или по сборникам свящ.

Смирнова, Маврицкого, Дьяченко, Шумова, Поспелова, Лебедева, Лозинского, Лядского,

Боброва, Бондакова и Соколова, или по книжкам ежемесячных приложений к духовным жур-

налам «Пастырский Собеседник», «Руководство для сельских пастырей», «Воскресный день».

… Собственных письменных поучений священниками округа было произнесено до тридца-

ти»

. Конечно, священники обладали разными способностями, возможностями, желаниями и

стремлениями произносить проповеди. Так, например, среди священников XXII благочинни-

ческого округа (Челябинского уезда) представивших отчеты за тот же 1899 г., протоиерей

Андрей Земляницын «говорил народу поучения, иногда своего сочинения, а большей частью

из книг, в каковых ныне нет недостатка: из сборников поучений о. Смирнова, из поучений

Поспелова, Якимова, Соколова, Нордова, Белоцветова, из приложений к «Воскресному дню»

и разных других книг. Своего сочинения представлено священником цензору в отчетном году

три проповеди»

. Священник же Александр Гордеев произносил проповеди из журнала

«Воскресный день», «своих поучений сказано не было»

Следует отметить, что русская сельская проповедь второй половины XIX – начала

XX в. при всей кажущейся её многотемности всегда канонична, традиционна. Благодаря

этому она в основном затрагивает те же проблемы, которые изначально стояли перед пер-

выми христианскими, а впоследствии и перед древнерусскими проповедниками: объясне-

ние сущности христианства и основ христианского образа жизни как в будни, так и в празд-

ники, обличение разных языческих обычаев, обрядов, суеверий и предрассудков, борьба со

всякими ересями и лжеучениями, с неверием. Резко осуждалось своеобразное восприятие

православия, характерное для крестьянства, когда, например, иконы назывались «богами»,

237

и им, а не святым, на них изображенным, боголепно поклонялись. Ещё одной важной темой

поучений было разъяснение сути пастырства, важности нравственно-воспитательной дея-

тельности священника, необходимости установления взаимного доверия между пастырем и

паствой. Пожалуй, единственные новации в проповедях анализируемого периода – это

включение в них тем семейных отношений, этических и чисто бытовых проблем в условиях

освобождения крестьянства от крепостной зависимости

Одной из насущных тем священнической проповеди было народное пьянство. Одна

из таких проповедей стала известна благодаря оговору, павшему на священника Узянского

завода, после произнесённой им проповеди о вреде женского пьянства. Проповедник вещал

в 1905 г. после падения Порт-Артура, убеждая женщин, что они «как матери и воспитатель-

ницы поколений передают этот порок детям, при женском пьянстве этот порок делается

народным… Затем, напомнив о несчастьях родины в течение неудачной войны, сказал, что

и воинство у пьяного народа не может быть трезвым»

100

Сельские прихожане относились к проповеди по-разному, часто со вниманием, что

отмечали священники: «проповедь слова Божия слушают со вниманием и усердием не

только в церкви, но и в домах своих во время собеседований священника»

101

. Представите-

ли сельской интеллигенции, как сами находившиеся по другую сторону алтарной преграды,

замечали иное отношение к священническому назиданию: «Прослужит батюшка заутреню

да обедню, и затем выйдет «читать» проповедь, переполненную иногда такими текстами из

Св. Писания да библейскими именами, что мужичок наш стоит, слушает, скучает и думает:

«Когда это кончится, устал, беда, есть охота, а уйти неловко»

102

. Проповедь, написанная

книжным языком, не усваивалась крестьянами, хотя и воспринималась ими положительно.

После неё на вопрос: «О чем говорил ваш батюшка?» - следовал ответ: «Да всё про божест-

венное, хорошо так говорил»

103

. Другой крестьянин на вопрос сельского учителя «О чём

была проповедь?» ответил: «О каком-то Мархисадыке, да ещё о чём-то». – О чём же, спра-

шиваю? – Да велел ещё молиться и прощать обиды». И тут же обращается к товарищу-

мужику с шуткой: «вот, значит, я тебе заеду в сусалы, а ты на меня в волостной жалиться не

смей, а то ослушник будешь», и засмеялся

104

В некоторых селах священники по воскресениям и праздничным дням проводили

внебогослужебные беседы с крестьянами, отвечая на их вопросы, наставляя в познании

христианской истины. Делясь своими впечатлениями, иереи писали в «Оренбургские епар-

хиальные ведомости»: «Прихожане с любовью посещают внебогослужебные беседы, и не

редко случается, что за вечерним богослужением, после которого предлагаются беседы,

молящихся бывает более чем за утренним»

105

. Собеседования и чтения велись главным об-

разом в осенние и зимние месяцы; в некоторых приходах епархии они совершались во все

воскресные и праздничные дни круглый год, в иных, кроме того, были чтения в будничные

дни великого поста, когда в храмах богомольцев бывает больше и когда прихожане в боль-

шей сосредоточенности духа, могут глубже воспринимать предлагаемые им назидания.

Содержание бесед было разнообразным. В большинстве случаев священнослужители

посвящали свои беседы толкованию дневного, воскресного и праздничного Евангелия, ис-

тории праздников, объяснению Символа веры, Десятословия, общеупотребительных мо-

литв, заповедей блаженств, церковного богослужения, литургии, устройства храма и его

принадлежностей. Предметами бесед также были догматы веры, церковно-исторические

события, недостатки религиозной жизни народа, объяснение благочестивых обычаев и об-

рядов, церковных постановлений, христианская нравственность, жизнеописания святых с

нравственными выводами уроков благочестия из их жизни

106

Одним «случайным наблюдателем» были описаны несколько бесед в Миасском заво-

де. Он характеризует чтение и объяснение пастыря как «живое, подробное и для всех по-

нятное» и добавляет, что оно воскресило в его душе приятные воспоминания школьного

238

детства и уроки законоучителя. Эти чтения оказывали благотворное влияние на души при-

хожан, о чем свидетельствует обилие задаваемых вопросов и благодарность заводчан: «При

расходе с собрания публика громко выражала благодарность своему пастырю, желая ему

«много лет священствовать»

107

Священники иногда предлагали слушателям вопросы по поводу прочитанного, на ко-

торые те давали ответы. Бывали случаи, хотя и редкие, когда слушатели сами обращались к

священнику за разъяснениями и наставлениями по поводу прочитанного, предлагая со сво-

ей стороны ему вопросы. Так, например, в Чистовском приходе решались следующие недо-

умения прихожан: «грешно ли кошек и собак менять на чашки и ложки», «к чему на пани-

хиде подаётся мёд или пшеница», «для чего покойникам даётся в руки разрешительная мо-

литва», «следует ли молодым приступать к таинству Св. Причащения», «после соборования

можно ли есть говядину и ходить в баню». В других приходах предлагались вопросы:

«Можно ли собороваться не только старикам но и молодым?», «Позволительно ли плевать

после причащения, если предстоит надобность ранее 3 суток?» и о других предрассудках и

суевериях, с которыми свыклись крестьяне

108

Многие вещи, читаемые священниками, были сложны для понимания простого наро-

да. Причинами этого были с одной стороны, низкий образовательный уровень прихожан

(или полное отсутствие образования), с другой стороны, нежелание или неумение пастырей

выстраивать свои беседы так, чтобы они были понятны простому народу. Благочинный Па-

вел Шмотин писал, что «поучения катехизические, в которых необходимо должно было

касаться православного догматического учения о Боге-Творце и Промыслителе мира, срав-

нительно с поучениями нравоучительными пользуются большим вниманием народа, но и с

другой стороны кажутся ему для понимания трудными»

109

. Кроме того, в инородческих

приходах епархии существовал еще и языковой барьер, затрудняющий понимание прихо-

жанами священника. Многие нагайбаки, калмыки, мордва, особенно женщины, не понима-

ли русского языка. Под влиянием идей Н.И. Ильминского во второй половине XIX в. в ино-

родческих приходах стало вводиться богослужение на местных наречиях. Эти преобразова-

ния осуществляли священники из инородцев, воспитанные в духовных школах Казани. Так,

например, священник села Кривлеилюшкина Ф. Аксинский ездил по хуторам своего прихо-

да и вёл религиозно-нравственные беседы на чувашском языке

110

Необходимо отметить, что учительная деятельность священника проявлялась и в не-

формальном общении с прихожанами, и она была наиболее эффективным средством науче-

ния истинам христианской веры, так как была обращена к конкретному лицу и подкрепля-

лась личным примером священника. Условием подобной проповеди было взаимопонимание

и взаимоуважение священника и прихожан. Примером такой проповеди служит жизнь свя-

щенника Александра Сперанского, служившего в селе Воздвиженском. «В тяжелейшие го-

дины неурожая или пожаров батюшка шёл на помощь бедному люду. Хлеб, что набирался с

прихожан, шёл большею частию на бедную часть прихода. За то и прихожане наперебой

шли, бывало, помочь батюшке, а прихожанки – матушке. Стоило батюшке клич кликнуть,

как помочь готова могучая для уборки хлеба или лугов. Соберутся после работы на обед, а

батюшка всех знает и всё знает, все их недостатки, недочёты, и с весёлой усмешкой то с

тем, то с другим заводит речь. И незаметно, шутя научит человека»

111

Как и другие воспитательные средства, проповедь просвещает, совершенствует лю-

дей внешне незаметно. Беседы могли бросать доброе семя в сердца прихожан, которое бы

со временем проросло, однако для его взращивания был необходим огромный пастырский

труд. Однако уже с началом бесед стали заметны некоторые изменения: «стало заметно, что

народ более посещает богослужение, исполнительнее в соблюдении церковных уставов и

скромнее во внешней своей жизни. … Некоторые оставили своё незаконное сожительство и

вступили в законный брак; многие из девиц и молодых женщин оставили посещение вече-

239

ринок, сидят и занимаются работой дома к великому утешению и радости своих родите-

лей»

112

. Как отмечали священники, «влияние проповедей на простолюдинов очень заметно,

особенно это можно сказать про женщин»

113

Насаждение церковно-приходских школ в России началось с 1881 г. во время обер-

прокурорства К.П. Победоносцева, который надеялся, таким образом, на сохранение тради-

ционных структур, в которых «ценности и понятия народа цементируются церковью, быто-

вой религиозностью и неким инстинктивным христианством»

114

. Массовое внедрение цер-

ковно-приходских школ относится к 1885 – 1886 гг.

115

Церковь, поначалу медлившая с от-

крытием школ, в 1874 – 1883 гг. начала догонять земства, а в 1884 – 1893 гг. стала абсолют-

ным лидером в открытии новых школ: в Оренбургской губернии ей было открыто 70 % от

всех школ, в уфимской – 29,8 %, в Пермской – почти 60 %, в Вятской – почти 85 %

116

За два десятилетия внедрения данной программы к 1900 г. число церковноприход-

ских школ в Оренбургской епархии достигло 504, что составило 40,2% от общего числа

школ, в них обучалось 26,9% учеников, в Уфимской епархии было 240 школ, в которых

обучалось 20,6% учеников. Однако при видимых положительных результатах было и много

трудностей. Прежде всего, не хватало образованных священников, способных преподавать

в школах. В 1885 г. из 377 священников Оренбургской епархии только 239 имели полное

богословское образование

117

. Кроме того, как отмечал епархиальный наблюдатель церков-

но-приходских школ Н. Полетаев, у священников не хватало времени на преподавание За-

кона Божия в школе, кроме богослужений, «исполнения треб и удовлетворения духовных

нужд своих прихожан, на него (священника – О.Н.) возложено довольно хлопотливых обя-

занностей чисто гражданского характера… Сверх того, у него есть семья, хозяйство, кото-

рые также требуют ежедневных забот»

118

. Качество преподавания также не всегда было

удовлетворительным. Священников обвиняли в том, что «они ведут занятия не только вяло,

но и рутинным способом, не объясняя смысла заучиваемого, задавая «с энтих до энтих»

119

Несмотря на множество недостатков церковноприходских школ, перечисление кото-

рых уже стало общим местом в исследованиях, этот вид школ, наряду с казачьими, был

наиболее востребован населением и оправдан конкретными условиями его жизни и быта,

считает исследователь О.В. Осипов

120

. Крестьянские представления о цели народного обра-

зования во многом совпадали с правительственными: «цель его должна быть та, чтобы про-

стые люди были истинные христиане, хорошие отцы семейств и преданные своему госуда-

рю верные сыны отечества … грамотность без религиозно-нравственного воспитания ведет,

особенно простой народ, более к погибели, нежели к пользе»

121

. Правда, были и такие, ко-

торые вообще не видели необходимости в образовании. Учитель церковно-приходской

школы Тимофеевского поселка Еткульской станицы сообщал, что от многих родителей

приходится слышать: «да что в этой грамоте нам пользы, я вот неграмотный, да прожил век

не хуже других»

122

Обучение детей сельчан в церковных школах представлялось епархиальному началь-

ству одним из средств проповеди среди взрослых. Преосвященный Митрофан в 1878 г. пи-

сал: «дети – ученики школ, в свою очередь служили наилучшими проводниками своих по-

знаний о предметах веры и благочестия и о церковном богослужении … в души родителей

и родных»

123

. Представители сельской интеллигенции свидетельствовали, что неграмотные

крестьяне «любят послушать» чтение, особенно «нравственные рассказы, патриотические,

из военного быта, о проявлении милости Божией и гнева Божия к людям в недавнее вре-

мя»

124

. Один крестьянин, недовольный преподаванием в нецерковных школах, сетовал:

«Ученики нынешних школ, вместо любимого и всегда народом желаемого чтения о Боге, о

святых угодниках Божиих, о преданности святой Церкви Божией … добродетельной жизни

вообще, читают родителям своим разные смешные повести и смехотворные сказки, вслед-

ствие чего тлетворный дух времени начинает вторгаться в среду сельского населения»

125

240

Благодаря открытию сети школ в конце XIX в. священники и учителя стали подме-

чать основные принципы крестьянского воспитания. Учитель и священник В. Покровский

писал, что главным принципом крестьянского воспитания был «страх Господень», который

чаще всего выражался словом строгость. «Под строгостью крестьяне разумеют серьезное,

внимательное отношение к делу, которое всецело овладевало бы детской душой и направи-

ло бы дитя на путь вдумчивого, мысленного отношения, во-первых, к самой грамоте, а во-

вторых, ко всякому делу в жизни»

126

. Многие из сельского населения также признавали

необходимость воспитания и образования именно на основе названного принципа. Так, об-

разованный крестьянин в 1885 г. писал: «Цель образования должна быть та, чтобы простые

люди были истинные христиане, хорошие отцы семейств и преданные своему государю

верные сыны отечества. Для достижения её нужны такие народные школы, в которых про-

стые люди могли бы приобретать начало премудрости – страх Божий, поучаться вере Хри-

стовой, благочестию и христианской нравственности»

127

. Если авторство приведённых

строк вызывает сомнение (уж очень это письмо походит на правительственную программу

в области образования), то ниже приведенное сообщение, несомненно, указывает на при-

оритет в крестьянских воззрениях на образование детей именно церковного обучения. Учи-

тель передвижных церковных школ Лука Первушин рассказывал, как однажды в одной из

деревень села Семакина Оренбургского уезда к нему подошла вдова с просьбой принять в

школу её сына: «очень мне желательно, чтобы он научился молитвам, а учителю я заплачу

курами»

128

В XIX веке в духовных семинариях преподавались основы медицины, для того, что-

бы священник умел лечить не только душевные недуги, но и телесные болезни. Однако,

после реформы духовного образования 1867-69 гг. медицина была исключена из числа

учебных предметов. В 70-80 годы раздавались отдельные голоса духовенства, настаивавшие

на необходимости знания медицины священниками, в силу того, что «народ наш не знаком

с самыми элементарными понятиями о гигиене, а к лечению болезней не имеет никаких

почти средств»

129

. Действительно, священник долгое время оставался единственным обра-

зованным человеком в деревне. Крестьяне часто воспринимали его как икону Христа, «це-

лителя душ и телес», обращались к нему за помощью как в душевном неустройстве, так и с

телесными недугами. Чаще всего крестьяне не пытались справиться с болезнью, а «подкло-

няли свою горемычную голову под грозный меч карающей силы»

130

. Ведь в крестьянском

представлении любая физическая болезнь – Божие наказание за грехи. Значит, исцеление от

болезни может наступить только благодаря милости Божией. Сельский батюшка мог и по-

молиться о болящем

131

, и напутствовать умирающего – соборовать, исповедовать и причас-

тить. Когда же священник пытался донести до крестьян новейшие достижения медицины,

например, пользу вакцинации как защиту от эпидемий, крестьяне встречали эти наставле-

ния в штыки, рассуждая так: «Если Бог даст на век, то и от оспы не умрёт, а ежели суждено

быть оспе, то хоть прививай, хоть не прививай, а оспа всё будет… видно так угодно Бо-

гу»

132

Просветительская деятельность Православной церкви в Российской империи была

направлена на совершенствование человека. Церковное богослужение во все времена явля-

ется главным средством духовного просвещения при условии регулярного деятельного уча-

стия в нём человека. В Оренбургской епархии храмов было недостаточно для успешной

просветительской деятельности. Кроме того, они были расположены на большом расстоя-

нии друг от друга, поэтому прихожане не всегда могли участвовать в богослужении. По-

стройка храмов в большей мере зависела от самих прихожан. Даже при наличии храма при-

хожане были не всегда усердны к посещению богослужений. В Оренбургской епархии, как

и в России в целом, сложилась практика исповеди и причащения единожды в год, что было

следствием использования государством главных церковных таинств в качестве показателя