Равич-Щербо И.В. Психогенетика

Подождите немного. Документ загружается.

величины коэффициентов в

обоих случаях начинают расти; отрица-

тельные значения говорят о том, что, чем выше оценки трудного

темперамента (т.е. чем он труднее) в детстве, тем ниже адаптивность

взрослого. Несмотря на то что все коэффициенты невелики, учитывая

длительность интервала между двумя измерениями (15-20 лет), ран-

ний возраст первого измерения и более низкую надежность измери-

тельных процедур (по сравнению, например, со стандартизованными

тестами), можно полагать, что они свидетельствуют, как и в других

случаях, об относительной устойчивости этих характеристик в ходе

индивидуального развития.

Вместе с тем очевидно, что индивидуальность существует внутри

некоторой общности, причем последняя имеет, условно говоря, раз-

ные уровни, разные «объемы»: все мы — дети цивилизации конца

XX в.; кроме того, каждый человек — представитель той или иной куль-

туры, этноса, профессиональной, возрастной группы, семьи, и одно-

временно он — носитель своего собственного, уникального сочетания

всех этих факторов и личного, тоже уникального, опыта (см., напр., 131).

В главах I—VI мы увидим, что человек является обладателем и уникаль-

ного, неповторимого набора генов, сосуществующего в нем с инва-

риантной, общей для всех представителей вида Homo sapiens, частью

генома. «Человек в чем-то похож на всех людей, в чем-то на некото-

рых людей, а в чем-то не похож ни на кого другого» [59; с. 23].

Итак, есть доказательства того, что: а) индивидуальные разли-

чия — не «ошибка», а неизбежная реальность, способ существования

общих психологических закономерностей; б) многие индивидуаль-

ные особенности оказываются достаточно устойчивыми в онтогене-

зе, в том числе на длительных временных отрезках; устойчивость в

данном случае означает не неизменность самого признака, а сохран-

ность рангового места испытуемого в данной группе; в) межиндиви-

дуальная вариативность оказывается разной у разных признаков и в

разных возрастах; последнее обстоятельство может быть использова-

но, вероятно, для выделения возрастных периодов, в которых проис-

ходят перестройки исследуемой функции.

Иначе говоря, исследование индивидуальных различий представ-

ляет собой особую и актуальную научную проблему. Как писал

Б.М. Теплов, «...ни в одном разделе психологии нельзя принципиаль-

но отвлекаться от вопроса об индивидуальных различиях; такое от-

влечение возможно лишь как временное самоограничение, естествен-

ное во всяком научном исследовании» [147. Т. II; с. 170].

2. ИССЛЕДОВАНИЕ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ

В ПСИХИКЕ ЛЮДЕЙ

Подходы к изучению индивидуальных различий в психике людей

очень многообразны и зависят от многих условий: от принимаемого

исследователем определения самого понятия «индивидуальность»

(например, обозначая им просто отдельного человека, или его интег-

ральную характеристику, или высший уровень развития личности); от

ракурса, под которым должна изучаться индивидуальность (напри-

мер, ее принципиальная структура: соотношение биологического и

социального, темперамента и когнитивных процессов, динамических

и содержательных характеристик и т.д.), наконец, от конкретных за-

дач исследования (например, такой задачей может быть изучение ин-

дивидуальных особенностей в конкретных видах деятельности — учеб-

ной, профессиональной и др.),

Однако есть базовые проблемы, от которых зависит решение ос-

тальных. К ним прежде всего относятся: выделение и описание черты,

подлежащей исследованию, и создание валидных и надежных мето-

дик ее диагностики; оценка ее межиндивидуальной вариативности и

интраиндивидуальной (онтогенетической) стабильности; выяснение

взаимовлияния черт и, наконец, их происхождения. Все перечислен-

ные проблемы, за исключением последней, составляют предмет диф-

ференциальной психологии и психологической диагностики; анализ

же этиологии индивидуальных особенностей неизбежно приводит нас

к психогенетике. Основания к тому — следующие.

И в отечественной, и в зарубежной психологии накоплены мно-

гочисленные доказательства важности психологических и социаль-

но-психологических факторов для формирования индивидуальнос-

ти — от особенностей взаимодействия матери с новорожденным

ребенком до положения человека в группе и обществе в целом. Одна-

ко наблюдаемые различия в поведении (в реакциях людей на одни и

те же воздействия, различия в поведении детей раннего возраста

и т.д.) далеко не всегда поддаются объяснению прошлым опытом

человека.

Отсюда, а также из общебиологических, эволюционных представ-

лений смежных дисциплин (не забудем, что человек — не только об-

щественное существо, но и представитель вида Homo sapiens) встает

задача поиска иных, а именно биологических, «природных», основ

межиндивидуальной вариативности психологических черт: особенно-

стей когнитивных процессов, личностных характеристик, моторики

и т.д. Конкретно это выражается в поисках нейро- и психофизиологи-

ческих коррелятов индивидуально-психологических особенностей,

связей последних с соматическими, эндокринными и другими систе-

мами человеческого организма. С позиций же общей методологии в

любом из этих конкретно-научных подходов выделяются три исследо-

вательских парадигмы, в рамках которых и ведется анализ: «биологи-

ческое и социальное», «врожденное и приобретенное», «наследствен-

ное и средовое».

Наибольшей популярностью, особенно 15-20 лет назад, пользо-

валась первая из этих формул; ей было посвящено огромное количе-

ство работ, в большинстве своем методологических.

По подсчетам К.Е. Тарасова и Е.К. Черненко [145] за 1970-1977 гг. толь-

ко в двух журналах — «Вопросы философии» и «Философские науки» — было

опубликовано более 250 статей и выступлений на тему «био-социо». На двух

конференциях, прошедших в те годы и посвященных той же теме, выступило

свыше 170 ученых. Интенсивно обсуждалась она и в литературе, относящейся

к отдельным областям знаний и практики: медицине, спорту, психологии, пе-

дагогике. Анализ столь обширной литературы обнаруживает весь спектр воз-

можных точек зрения: от признания весьма существенных влияний биологи-

ческих (в частности, физиологических) факторов до утверждения решающей

роли общественных, социальных условий для формирования психики челове-

ка. Убедиться в этом несложно: достаточно взять, например, том «Соотноше-

ние биологического и социального в человеке» (1975 г.), где собраны статьи

74 авторов, среди которых П.К. Анохин, Л.О. Бадалян, А.В. Брушлинский, И.С. Кон,

А.Р. Лурия, В.Н. Мясищев, Я.А. Пономарев и др., т.е. свою точку зрения пред-

ставили ведущие психологи, физиологи, медики, философы.

Продуктивна ли в принципе такая постановка вопроса: «биоло-

гическое и социальное в человеке»? Есть основания полагать, что ее

эвристичность минимальна, и заключаются эти основания в

следующем.

Во-первых, понятие «биологическое» излишне широко: оно вклю-

чает в себя спектр признаков, относящихся к разным системам орга-

низма, разным уровням его организации, к состоянию здоровья, ха-

рактеристикам телесной конституции, мозговых структур, и многое

другое, имеющее очень разное отношение к человеческой психике.

К.Е. Тарасов и Е.К. Черненко [145], произведя несложные подсчеты в

рамках формальной логики (взяв все мыслимые варианты соотношения «био-

логического» и «социального») и применив их к некоторым проблемам ме-

дицины (теория общей патологии и этиологии отдельных болезней челове-

ка, не касаясь разделов нормальной физиологии, анатомии и т.д.), получили

впечатляющий результат: на вопрос о соотношении биологического и со-

циального в этих областях науки можно получить 23800 вариантов ответа (I).

Конечно, такое количество возможных ответов на один вопрос говорит лишь

о том, что он поставлен неверно, что «такой подход оказывается не только

бесперспективным, непродуктивным, бесконечным, но и ложным в своей осно-

ве» [145; с. 74].

Во-вторых, одновременно с излишне широким содержанием по-

нятия «биологическое», оказывается суженным (если его понимать

буквально) второй член этой пары понятий — «социальное». В подав-

ляющем большинстве работ и обсуждается роль собственно социальных

(точнее, социально-психологических) факторов: общения, труда,

коллектива и т.д. Вместе с тем теперь уже многократно показано не-

маловажное значение для психики человека и физических характери-

стик среды: пространства, которым он располагает; ландшафта, ко-

торый его окружает; городской архитектуры и интерьера собственно-

го жилья и школьных помещений и т.п.

Скажем, не вызывает сомнений наличие связи между организацией про-

странства и поведением людей, в том числе такими его явно социальными

аспектами, как общение, дружеские связи и т.д. [напр., 38]. Родился даже

специальный термин «архитектурный детерминизм», пределы которого ин-

тенсивно обсуждаются. Конечно, физические характеристики среды могут

действовать на психику и поведение лишь опосредованно, через многие дру-

гие внешние и, главным образом, внутренние факторы: установки, предпочте-

ния, эмоциональность и общительность и т.п., но важно иметь в виду, что они

небезразличны для психики и поведения человека. Как пишет Дж. Голд, воз-

действие, оказываемое тем или другим дизайном пространства, необходимо

рассматривать в ряду всех других воздействий, которые совместно и форми-

руют поведение. Если же мы поступим иначе, то окажемся в плену у другой

крайности, в плену «социального детерминизма» [38; с. 266].

Таким образом, в

формуле «биологическое—социальное» объем,

содержание первого понятия оказывается излишне широким и нео-

пределенным, объем же второго — суженным, включающим лишь

часть возможных небиологических влияний на человеческую индиви-

дуальность. Вот почему в рамках этой парадигмы конструктивное ре-

шение вопроса о происхождении индивидуально-психологических

особенностей едва ли возможно.

Второй подход к рассматриваемой проблеме предполагает выде-

ление врожденных и приобретенных индивидуальных особенностей

(или оценку удельного веса каждой из этих детерминант) и лишь на

первый взгляд представляется более точным; в действительности же

он тоже имеет очень невысокую разрешающую способность. Два его

главных дефекта таковы: во-первых, «врожденное» и «приобретен-

ное» — не независимые понятия, «врожденное» может быть и приоб-

ретенным во внутриутробном периоде. Если речь идет не о видимом

тератогенном (т.е. повреждающем, приводящем к патологии) эффек-

те, то выделить эту составляющую практически невозможно, несмот-

ря на самые разнообразные свидетельства значимости многих физио-

логических и психологических факторов для течения беременности,

формирования плода и т.д. Во-вторых, если «врожденное» понимать

строго как «имеющееся при рождении» [103], то ясно, что в неона-

тальном периоде многие психологические функции либо еще просто

отсутствуют, либо имеют совсем иную, по сравнению с будущей,

зрелой, форму, потому и получаемые сведения могут относиться лишь

к очень краткому периоду постнатального развития. Вследствие этого

и данная формула не позволяет надежно решить вопрос о факторах,

формирующих межиндивидуальную вариативность психологических и

психофизиологических черт здорового человека.

Только третья из перечисленных формул — «наследственное и

средовое» — содержит независимые понятия, имеющие в современ-

ной науке вполне определенное содержание и четкие методы иссле-

дования, понятие же «среда» включает в себя все виды внешних, не-

генетических, воздействий, в том числе эмбриональную среду. Имен-

но взаимодействие этих факторов создает широкий диапазон челове-

ческих индивидуальностей, хотя вклад каждого из них в формирова-

ние разных психологических функций, черт, явлений различен. Ко-

нечно, содержание человеческой психики в наших генах не кодирует-

ся. Оно передается по законам культурной преемственности, которые

Н.П. Дубинин назвал «социальной наследственностью». Эта програм-

ма имеет решающее значение для прогресса человечества в целом,

Вдумаемся в такие цифры; вид Homo sapiens появился около 40 тыс. лет

назад, за это время сменилось около 1600 поколений. Но, поскольку в услови-

ях человеческого общества в целом естественный отбор потерял значение

фактора, направляющего эволюцию, генофонд человека «практически не из-

менился, он сохраняется до сих пор и будет сохраняться в дальнейшем» [50;

с. 128]. В то же время произошли и происходят грандиозные по масштабам

и глубине процессы развития цивилизации, культуры, техники, науки, искусст-

ва и т.д., т.е. всего того, что и определяет содержание психики человека,

формирование его собственно личностных свойств и передается из поколе-

ния в поколение в порядке социального наследования. «Однако социальная

среда, в решающей степени формируя общественное сознание, не отменяет

и не может отменить межличностной генетической изменчивости и генети-

ческой уникальности индивидуума. Социум не может играть роли абсолют-

ного деспота человеческой личности, поскольку его императивы, под дей-

ствием которых человек находится независимо от собственного желания, стал-

киваются с императивами генов, которые человек также не выбирает по своему

желанию», — писал сравнительно недавно один из наших ведущих генетиков

Д.К. Беляев [12; с. 158].

Такой подход — с позиций современной генетики — соответству-

ет и психологическим представлениям об индивидуальности как уни-

кальности психологического облика каждого человека, ибо генотип

каждого из нас абсолютно уникален. Как пишет Н.П. Дубинин, на

Земле не было, нет и никогда не будет двух людей с полностью иден-

тичным набором генов (кроме монозиготных близнецов; см. гл. VII).

Уже упоминавшийся известный американский психогенетик Р. Пло-

мин сформулировал эту мысль иначе: каждый из нас есть уникальный

генетический эксперимент, который никогда больше не повторится.

Очень упрощенные подсчеты, игнорирующие многие генетические зако-

номерности и основанные на том, что при слиянии двух половых клеток со-

держащиеся в каждой из них 23 хромосомы — носительницы генов — пере-

комбинируются независимо друг от друга, дают следующие результаты: ве-

роятность получения одинакового набора генов сиблингами (родными

братьями и сестрами) равна (1:2

)

, т.е. менее одного шанса на более чем 64

триллиона возможностей.

Процессы разделения, перекомбинирования и нового объединения ро-

дительских хромосом повторяются из поколения в поколение. По красивому

выражению Р. Левонтина, «хореография этого танца хромосом имеет важные

последствия для генетического разнообразия» [94; с. 63], поскольку их ре-

комбинация приводит к рекомбинации генов, т.е. всякий раз к появлению

нового их сочетания, неповторимого генотипа в каждом новом существе.

Одна родительская пара имеет потенциальную возможность произвести

на свет 20

генетически различающихся между собой детей, а это больше,

чем все количество людей, когда-либо живших на Земле.

Даже на уровне биохимической индивидуальности человека, на котором

и генетическая, и средовая детерминанты несравненно проще, чем на уровне

психики, поведения, вероятность совпадения нескольких ее признаков у лю-

дей-неродственников практически равна нулю (см. табл. 3).

Таблица 3

Вероятность идентичности по различным биохимическим признакам двух

случайно выбранных европейцев

[94]

Признак Вероятность

идентичности

Группы крови 0.00029

Антигены НLA 0,000049

Ферменты

0,000037

Гаптоглобины

0,39

γ-глобулиновая легкая

цепь

0,85

β-липопротеины

0,48

Общая вероятность

0,00000000000008

Следовательно, уже биохимические особенности — один из бли-

жайших продуктов генной активности — у каждого человека

уникальны.

Вторая детерминанта межиндивидуальной вариативности, среда,

на первый взгляд не столь очевидно индивидуализирована. Каждый из

нас включен в те или иные общности — культурные, профессиональ-

ные, учебные, семейные, в которых существуют, казалось бы, еди-

нообразные для всех членов данной группы параметры среды. Однако

включение в анализ роли среды не только формально-статистических

данных, но и сведений, которыми располагают психологи, позволяет

утверждать, что, находясь в формально одной и той же среде (напри-

мер, в одном классе), человек выбирает в качестве значимых для себя

разные элементы ее. Более того, как мы увидим и главах VI и VII, сам

выбор этой — индивидуальной — среды в значительной мере направ-

ляется генетически заданной индивидуальностью. И именно модели

психогенетического исследования позволяют надежно развести раз-

ные типы средовых влияний и оценить их удельный вес в формирова-

нии вариативности различных психологических признаков, их дина-

мику в разных возрастах и т.д.

Таким образом, парадигма «наследственное и средовое», и, по-

видимому, только она, удовлетворяет всем условиям, необходимым

для экспериментального исследования факторов, формирующих меж-

индивидуальную вариативность: она содержит два независимых и вы-

соко индивидуализированных фактора.

3. МИРОВОЗЗРЕНИЕ И ПРОБЛЕМА НАСЛЕДСТВЕННОСТИ

Признание (или отрицание), даже априорное, самой возможнос-

ти наследственных влияний на изменчивость психологических при-

знаков в значительной мере определяет конкретно-научную методо-

логию. Например, представители классического бихевиоризма счита-

ли, что наследственность детерминирует только очень малое число

реакций, а именно — некоторые инстинкты, физиологические и эле-

ментарные эмоциональные реакции; внешнее же поведение человека

они рассматривали как приобретенное, воспитанное в соответствии

со схемой «стимул-реакция».

Известные изменения в теоретической концепции, которые пре-

терпел бихевиоризм в последние десятилетия, не коснулись этого глав-

ного для проблемы индивидуальности вопроса: его сторонники до сих

пор утверждают, что любые качества могут быть сформированы при

помощи той же простой или более сложной (включающей посред-

ствующие звенья) схемы «стимул-реакция».

Однако, как показывают некоторые работы, отношение человека

к проблеме «наследственность и среда» связано и с его общим миро-

воззрением.

Примером может служить работа, проведенная в Лондонском универси-

тете [267]. Авторы опросили 303 человек (198 женщин и 110 мужчин) в возра-

сти 16-70 лет. Среди них были люди с разным образованием, разных про-

фессий, социально-экономического статуса, политических и религиозных убеж-

дений. Всем им предлагалось оценить по 9-балльной шкале влияние

наследственности, среды или их комбинаций на 48 черт, относящихся к 6 груп-

пам признаков (по 8 в каждой группе): физические характеристики (рост, вес

и т.д.); способности и умения (сюда были включены очень разнородные при-

знаки: интеллект и память, артистические, музыкальные, математические,

спортивные способности, полилингвизм и даже право-леворукость); личнос-

тные особенности (экстра-интроверсия, агрессивность, независимость, соци-

альные навыки и др.); убеждения (политические, религиозные, мораль, расо-

вые предубеждения и др.); психологические проблемы (алкоголизм, крими-

нальность, фобии, депрессия, шизофрения и др.); физические проблемы и

болезни (рак, сердечные заболевания, диабет, ожирение и др.).

Кроме того, каждый респондент должен был сообщить сведения о себе:

возраст, пол, образование, профессиональный и социально-экономический

статус и партию, за которую он обычно голосует на выборах. Весь материал

был обработан с использованием различных статистических методов. Ре-

зультаты (за некоторыми исключениями, касающимися отдельных признаков)

показали, что влияние среды оценивают выше, чем влияние наследственнос-

ти: мужчины по сравнению с женщинами; молодые (21-40 лет) по сравнению

со старшими подгруппами; более образованные. Протестанты больше верят

в наследственность, чем агностики и атеисты. Но, пожалуй, самым интерес-

ным оказалось распределение «психогенетических» убеждений у людей раз-

ных политических взглядов (рис. 6).

Очевидно, независимо от политических симпатий, все понимают, что на

особенности личности, ее убеждения среда влияет сильнее, чем на физичес-

кие признаки: оценки, относящиеся к последним, имеют самые низкие орди-

наты, т.е. максимальную генетическую обусловленность. Но на этом фоне

обнаруживается интересная зависимость от политических убеждений. Вспом-

ним, как ставился вопрос о политических взглядах; человек должен был ука-

зать, за какую партию он обычно (т.е. с интервалом в несколько лет) голосует

на выборах. Иначе говоря, речь шла о достаточно устойчивых особенностях

мировоззрения. И оказалось, что, чем левее партия, которой симпатизирует

респондент, тем большее значение он придает среде.

Позднее А. Фонем сопоставил представления о «человеческой природе»,

существовавшие в 1945 и 1956 гг., с представлениями, которые он получил в

1988 г. Задача, естественно, потребовала использования той же методики,

поэтому с изложенными выше данными эти несопоставимы. Однако сама по

себе динамика мнений весьма интересна. В 80-х годах резко сократилось

количество людей, считающих, что: а) есть дети, «хорошие» и «плохие» от рож-

дения; б) природа человека не может быть изменена, поскольку базируется

на инстинктах; в) люди белой расы от рождения интеллектуально выше лю-

дей других рас; г) мужчины в среднем родятся более интеллектуальными, чем

женщины (в 1988 г. это утверждение не поддержал ни один респондент);

д) все черты, появляющиеся у ребенка после рождения, — результат средовых

влияний и т.д. Одновременно уменьшилось количество утверждений типа «все

люди родятся с равными возможностями», «из любого ребенка, правильно

воспитанного с момента рождения, можно сделать успешного врача, юриста,

инженера, журналиста» [266].

Итак, выделение наследственных и средовых детерминант — един-

ственный надежный путь для экспериментального исследования эти-

ологии индивидуальности. Поскольку же имплицитные (внутренние,

субъективные) представления о роли того и другого факторов, хотя и

меняются с развитием общества, образования и т.д., тем не менее

являются органической частью общего мировоззрения человека, осо-

бенно важно профессионально-грамотно понимать, что реально оз-

начает то или иное решение этой проблемы.

4. РАЗВИТИЕ ПСИХОГЕНЕТИКИ В МИРОВОЙ

ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКЕ

Начало психогенетики как науки об этиологии индивидуальных

различий больше всего связано с именем английского ученого Ф. Галь-

тона, о котором К.А. Тимирязев писал как об «одном из оригиналь-

нейших ученых исследователей и мыслителей современной Англии»

[148; с. 406].

Ф. Гальтон был двоюродным братом* Ч. Дарвина, разносторонне

образованным и одаренным человеком. В молодости он очень много

путешествовал, увлекался географией и этнографией. За исследование

тропической Южной Африки был награжден золотой медалью Гео-

графического общества, избран в Королевское общество (что было

равносильно избранию в Академию наук). Он занимался топографи-

ей, метеорологией, антропологией, а в 1865 г. опубликовал статью

«Наследственный талант и характер», положившую начало серии ра-

бот по наследственности у человека. И.И. Канаев отмечает почти сим-

волическое обстоятельство: эта статья появилась в том же году, когда

Г. Мендель в Брюннском обществе естествоиспытателей доложил об

открытых им законах наследственности. А в 1869 г. вышла в свет книга

Гальтона «Наследственный гений: исследование его законов и по-

следствий». (На русском языке она впервые была издана в 1875 г.,

правда, в несколько сокращенном варианте, под названием «Наслед-

ственность таланта, ее законы и последствия», и теперь, в 1996 г.

переиздана вновь.) В этой книге Ф. Гальтон пытался решить проблему

наследуемости одаренности, анализируя родословные выдающихся

деятелей науки, юриспруденции, спорта, военного дела, искусства,

* Точнее, полукузеном, так как у них был один дед, но разные бабки.

«государственных людей» и многих других с помощью, как мы те-

перь сказали бы, генеалогического метода психогенетики (см. о нем в

гл. VII, VIII).

Выделив три степени даровитости и одновременно использовав

экзаменационные оценки, полученные поступавшими в Королевс-

кую военную коллегию, он применил к этому материалу уже суще-

ствовавший тогда закон Кетле (1796-1874) — «закон уклонения от

средних величии». По аналогии с распределением роста людей он пред-

положил «существование некоторого постоянного среднего уровня

умственных способностей, отклонение от которого как в сторону ге-

ниальности, так и в сторону идиотизма должно следовать закону, уп-

равляющему уклонением от всякого рода средних величин» [35; с. 29].

Результаты он резюмировал так: «...мы приходим к неоспоримому, хотя,

быть может, и неожиданному для нас заключению, что люди выдаю-

щейся даровитости по отношению к посредственности стоят настолько

же высоко, насколько идиоты стоят ниже ее» [35; с. 33] (т.е. намечено

Гауссово распределение людей по «умственным дарованиям»).

Затем Ф. Гальтон перешел к анализу родословных трехсот семейств,

насчитывавших до 1000 выдающихся людей, в числе которых 415 зна-

менитых. «Если только существует нечто вроде положительного зако-

на о распределении гения в семействах, — писал Гальтон, — то он,

очевидно, должен обнаружиться при статистическом изучении тако-

го значительного числа примеров» [35; с. 208]. И статистика показала,

что в 300 семьях, давших более одного «замечательного человека»,

таковых насчитывалось 977, и они пo-разному распределялись между

областями деятельности и разными степенями родства. Первому фак-

ту Ф. Гальтон не придал большого значения, поскольку либо видел

различные объективные причины, мешавшие, например, полковод-

цам иметь детей, либо считал, что некоторые группы, например

поэтов, слишком малы. Второй же факт — снижение числа даровитых

людей со снижением степени родства — он констатировал вполне

отчетливо, как доказательство наследственной природы таланта.

Биологической теорией для объяснения полученных свидетельств

наследуемости послужила теория пангенезиса Ч. Дарвина. Согласно

дайной теории, человек, как и любой живой организм, состоит из

бесчисленного количества независимых частиц — «геммул», которые

«управляются исключительно естественным сродством» друг с дру-

гом, что и определяет «дивное строение живущей формы» [35; с. 243].

Ф. Гальтон понимал, что эта теория — лишь гипотеза, но считал, что

она, тем не менее, «оказывает огромную услугу для всех изучающих

законы наследственности», поскольку создает единую базу для объясне-

ния многочисленных форм воспроизведения. Эта теоретическая база

позволяла ему считать, что «в каждом живом существе находится боль-

шее количество задатков, чем мы можем определить, и на каждый

яв-

ный

элемент приходится бесчисленное множество

скрытых»

[там же;