Шантепи де ла Сосей. Иллюстрированная история религий
Подождите немного. Документ загружается.
261
мифологии другой столь выдающейся черты, как представление о богах, временно
принимавших вид животных; таким образом, Зевс приближался к своим возлюбленным во
всевозможных видах: то в виде быка, то в виде лебедя; раз даже он превратился в муравья.
Реже превращался Аполлон, но и он в образе дельфина показывал критским морякам
дорогу в Дельфы. Дионис также превращался во льва, для того чтобы наказать тирренских
тиранов. К рассказам о богах в образе животных присоединяются еще рассказы о многих
людях, претерпевавших такие же превращения. Таким образом, наивный мифограф
(Антонин Либералис) и фривольный поэт (Овидий) позднейшего времени могли изложить
всю мифологию с точки зрения превращений.
Змея как гений места; на жертвеннике ей предлагается яйцо и хлеб.
(Стенная живопись в Геркулане)
Нигде греческие представления не обнаруживают своего сродства с представлениями
диких племен в такой степени, как в этих рассказах, в которых боги суть только великие
волшебники и почти не существует границы между богом, человеком и животным.
Уже из культа животных мы узнаем, что у греков имело место поклонение подземным
силам. Роль, которую играла змея, в особенности в беотийском культе, может быть
объяснена только тем, что это животное, скрывающееся в подземных норах, находится в
связи с существами, обитающими во внутренности земли: упомянутое выше кормление
священных змей всякого рода кушаньями, даже такими, которых змеи не едят, но
которые, как, например, мед, обычно приносились хтоническим божествам, с
несомненностью указывает на то, что при этом имелось в виду не прокормление
животного, а нечто другое. В Древней Греции мы находим в действии два рода почитания,
обращенные к подземным существам: отношение к душам умерших и к хтоническим
богам. Относительно первого мы имеем несколько прямых указаний. Во-первых, мы
находим их в могилах древних столиц Микенского периода, как обнаружили раскопки,
затем также в культе более позднего времени. У афинян был праздник, посвященный всем
умершим: это день кувшинов во время Анфестерий в феврале; в этот день вообще
старались умилостивлять тени. В такие именно дни умершие покидали свои подземные
жилища и бродили по земле; много стараний прилагалось к тому, чтобы удерживать в
отдалении страшные тени: смазывали варом дверные косяки, жевали листья боярышника;
семья делала приношения и священные возлияния своим покойникам. Можно получить
понятие о дарах, которые приносились умершим, из Гомера, где описано торжественное
погребение Патрокла и Ахиллеса; из описания мы видим, что при этом не пренебрегали
кровавыми и даже человеческими жертвами. Против таких жертвоприношений боролся
Солон, который, например, запретил закалывать на могиле быка; но этот обычай,
несмотря на запрещение, держался еще долго. Тем не менее более чем сомнительно,
чтобы такое отношение к умершим можно было назвать культом мертвых в собственном
смысле слова. Очевидно, здесь мы имеем дело не столько с призыванием умерших,
сколько с попечением о них - обыкновение, которое существует у всех первобытных
народов, и с предохранительными правилами, обусловленными обычной верой в
привидения; грек называет это отвращением гнева умерших.
Напротив, отношение к хтоническим божествам есть настоящий культ.
Деметра
262
Бесспорно, что почитание божеств земли было у греков очень древним. Прежде всего,
обряды хтонического культа так явственно напоминают формы почитания того же рода
существ в других арийских религиях, что нельзя не счесть его основ за первобытное,
общее, индогерманское достояние. Даже специфически греческая форма хтонических
культов носит признаки глубокой древности; они более, нежели другие культы, привязаны
к определенному месту; дары, которые приносились при их отправлении, вода с медом и
первобытная каша, - указывают на такое время, когда вино и печеный хлеб не были еще
известны; применение при священных обрядах новых открытий, как, например, масла,
избегалось. Важна, далее, та тесная связь, которая существует между хтоническими
богами и растительностью, в частном случае растительностью полевой; эта связь
указывает на первоначальные жизненные условия греков, занимавшихся земледелием.
Так, у Гесиода рекомендуется сельскому жителю молиться хтоническому Зевсу.
Дальнейшие примеры того же самого представляет тот факт, что Аид называется
Плутоном, то есть подателем богатства, или изобилия, и что древняя Гея, живущая под
землею, считается также повелительницей растений; но самое главное - это, конечно, миф
о Деметре: в нем и мать-земля, и царица умерших, Персефона, фигурируют в качестве
главных лиц в представлении ежегодного хода явлений природы и земледельческой
культуры.
Рядом с этой благодетельной стороной природы подземных богов существовала и
устрашающая, обусловленная их деятельностью в качестве богов смерти. Страшен не
только олицетворяющий саму смерть мрачный Фанатос, который пьет в могиле кровь
жертвы; Аид и его товарищи циклопы также устраивают себе из тела умершего
отвратительное пиршество, после которого остаются одни кости. "Это сама земная
глубина, разверстая пасть которой поглощает умерших", говорит Дитрих. В качестве
священных остатков этого первоначального грубого воззрения на силы подземного мира
существовали наводящие ужас изображения и страшные маски многих хтонических
божеств. Сам Цербер первоначально есть не что иное, как пожирающее чудовище
глубины, сама пожирающая земная глубина, в виде ужасной собаки. С этой жестокостью
смерти-истребительницы связывается представление о суровости мстящих и
наказывающих сил смерти; так Эринии, хтонические духи, жившие под землею, которые
представляли, без сомнения, разгневанную душу убитого, развились в мстителей за
тяжкие преступления вообще. Когда призывают Эриний, то ударяют по земле; то же
действие употребляется при отправлении большинства других хтонических культов. Этим
же объясняется, что за искуплением пролитой крови обращаются также к подземным
богам. Ищущий искупления должен сесть на землю, причем красная шерсть, которою он
обвязывает шею и руки, символизирует, что он находится под властью подземных сил,
которые любят цвет крови.
Нельзя определить, каково было первоначальное отношение между попечением о
душах умерших и хтоническим культом; многочисленные сходные черты в жертвенных
дарах и местах жертвоприношений указывают на первоначальную связь; но разрешить
вопрос, что чему предшествовало, тем труднее, что обе категории обрядов имели
совершенно различную судьбу. Жертвоприношения умершим со временем подвергались
изменению, так как почтение к покойникам есть всегда живое, с каждым поколением
обновляющееся чувство. Не только присоединились новые виды даров: вино и масло, но и
самые погребальные обряды развивались с ростом гуманности; человеческие жертвы и
вообще кровавые дары отошли на задний план, и в конце концов все внешние действия
постепенно свелись к образному чествованию в форме могильных рельефных
изображений и т.п. Напротив, хтонический культ, всегда рассматривавшийся как
сношение с древними божествами, упорно сохранял старинные формы и поэтому
производит впечатление более первоначального.
В историческое время существует ясное различие между обеими категориями обрядов.
Жертвоприношения хтоническим божествам имели характер искупительных жертв; они
263
были знаками покорного подчинения и исполненного страха искания помилования. В
жертву божествам земли - состояла ли эта жертва из людей или из животных -
приносилось то, что могло служить к их умилостивлению, а не для приглашения их к
обеду. Поэтому такие жертвы приносились ночью, в глубокой тишине и при строгом
молчании. Целью жертвоприношений умершим было, напротив, доставить тем
удовольствие самим жертвенным даром, и поэтому эти жертвоприношения имели в
общем более радостный характер, хотя живые люди получали от них так же мало, как и от
хтонических жертвоприношений. Жертвы умершим приносились днем. Более мелкие
различия, как, например, то, что божествам земли приносились в жертву животные
мужского пола, а умершим животные женского пола или кастрированные, что культ
умерших был связан с черным цветом, а хтонический с красным, имеют только тот
интерес для нашей цели, что из этих различий мы можем заключить о некотором
первоначальном их различии.
Но отношения культа к земле и к умершим этим не исчерпываются. Даже в
позднейшей Греции мы находим следы почитания предков. Известно, что в числе
греческих общественных подразделений были "роды", которые признавали или по
крайней мере воображали себя связанными кровным родством; они объединялись
непосредственно в почитании одного родоначальника, именем которого назывался род, -
вероятно, это установление восходит к действительному культу родоначальника.
Геката
Святость, которую приписывали города своим основателям, филы своим старинным
начальникам, заботливость, с которой их кости сохранялись в качестве охранительных
реликвий и переносились с собою во время странствований, - все это можно назвать
почитанием предков, дошедшим до степени настоящего культа. Это одна из форм культа
героев, одного из самых распространенных и самых важных культов в Греции. В культе
героев есть также некоторые первобытные элементы, и прежде всего постольку,
поскольку он, возникнув из почитания предков, может быть определен как развившийся
культ мертвых. В этом смысле герой был дух, или душа, какого-нибудь заменательного
человека. Согласно греческой психологии, жизнь души не прекращается со смертью тела;
человек в существенных своих чертах остается в том же состоянии, в котором он
находился в момент смерти; на этом основании и в могиле его еще нужно поить и кормить
(посредством приношений); поэтому могила устраивается наподобие жилища и умершему
даются необходимые для жизни орудия и оружие, иногда даже домашние животные и
слуги. Однако эта первобытная вера в бессмертие была у греческих племен очень
аристократична. Неизменное продолжение жизни души доставалось на долю только тому,
кто мог быть назван человеком в полном смысле слова. Но таковыми были только
избранные люди, в особенности храбрые и знаменитые. С этим различием можно
познакомиться уже из надгробных памятников Микенского периода: в то время как
обыкновенные смертные должны были довольствоваться могилами, рассчитанными
только на кратковременное существование, куполообразные могилы князей и знатных лиц
сохранились до нашего времени и свидетельствуют нам о той роскоши, с какою они были
воздвигнуты.
Внутренность храма Зевса в Олимпии с изображением Зевса работы Фидия
264
Героям, которые на первобытной ступени развития почти отождествляются с
предками, воздавался настоящий культ, и притом культ домашний и повседневный:
"Чествование предков было тесно связано с центральным священным пунктом внутри
дома, с домашним очагом. При семейном обеде присутствовали также духи предков.
Второй дар принадлежит героям: героям же принадлежат падающие на землю крошки,
точно так же, как, согласно немецкому представлению, они достаются душам бедных"
(Узенер). Таким образом, герой жил и в доме: под порогом, в печи или где-нибудь в
другом месте; но настоящим местом культа была могила, как мы это видели в Микенах,
где у царских могил в акрополе стоял жертвенник.
Но героем бывает не только обоготворенный человек: знатное лицо, или храбрец, или,
согласно позднейшему обычаю, всякий покойник; в героических преданиях и в культе
героев продолжают свою жизнь образы древних богов и древние предания культа; таких
героев, как Персей, Тесей, Одиссей, Эдип, нельзя рассматривать как умерших
властителей, а следует понимать в смысле образов местных богов.
Слово "герой" у греков чрезвычайно многозначительно. Несомненно, в культе героев
можно указать также и первобытные элементы разного рода, но не следует все-таки
вместе с Роде выводить целиком культ героев из культа мертвых и относить его к
первоначальной греческой религии. Денекен лучше принял в расчет многосторонность
этих явлений и их позднейшие составные части.
Невозможно изложить настоящую историю отдельных греческих богов; но когда и в
этих столь сложных мифологических образах мы ищем первобытного, то находим его не в
первоначальном единстве идеи и значения, как думали раньше, но в разных отдельных
элементах, которые были соединены позднее. Это соотношение в новейшее время
особенно разъяснил Узенер. По его мнению, древнеевропейские религии ведут свое
начало от почитания чисто случайных божеств, богов отдельного случая или момента,
которые имели значение только для одного определенного процесса, или иногда для
отдельного факта природы или человеческой жизни. Эта ступень развития поклонения
богам сохранилась в римской религии с ее индигитаментальными божествами, несмотря
на высокую культуру римлян. Неожиданным выводом более глубокого исследования
явилось то, что и греки в древнейшие, доступные нашему взору времена стояли
совершенно на той же индигитаментальной ступени развития. Следы этого мы находим
повсюду. Бесчисленные отдельные боги существуют для процесса роста в природе и для
успешного произрастания полевых хлебов: таковы упоминаемые Геродотом богини
Дамия и Ауксезия, изображения которых жители Эпидавра сделали из античного
масличного дерева согласно указанию дельфийского оракула, чтобы устранить
неплодородие страны. Аналогию этой паре богинь представляли в Аттике Ауксо и
Гегемона; Фалло или Фалию и Карпо чествовали афиняне в качестве богинь прозябающих
и созревающих плодов. Пандроза, богиня весеннего дождя, и Герса, богиня росы,
существовали позднее, вместе с Аглаей, или Аглаурой - богиней солнечного света, или
ясного неба, храм которой находился в Афинах. Другие афинские культовые боги суть:
Эрехтей (разбиватель глыб земли), древний бог плуга, и Триптолем, который был богом
третьего, или троекратного распахивания; Кекронс, брат Эрехея, бог жатвы; алтарь
Бутеса, пастуха коров, находился в Эрехтейоне; его мать Зеуксиппа была богиня,
запрягающая лошадей; Опаон, который способствовал созреванию винограда, и Малеат,
бог яблок, представляют хорошие примеры плодовых богов. Плодовитость людей имеет
знаменитых божественных покровителей: Каллигенейя, даже сама Ифигения, а также и
Эйлейфия суть покровительницы рождения; Куротрофа, имя которой перешло к Гее,
Деметре, Артемиде, Афродите и другим богиням, есть первая воспитательница. Ее
изображение с ребенком на руках, которое мы находим еще в катакомбах, представляет
один из прообразов Мадонны.
Раньше Аполлона и Асклепия существовали врачующие боги: врач Ятрос, очиститель
Пеан, Иазос и Иазон, фессалийский бог Хирон; припомним также афинскую богиню
265
Гигиэйю, имя которой так прозрачно. Благоденствие города блюли божества с не менее
ясными именами, как, например, Созиполис, Ортополис, Созон и пр.
Как самостоятельные, деятельные боги эти божества большей частью исчезли, но
имена их сохранились, и некоторые из них звучат для нас как совершенно знакомые - или
в виде особых названий, как Хариты и Горы, или в качестве эпитетов главных богов, или в
качестве героев, или кентавров. И действительно, мы можем даже проследить процесс,
посредством которого они достигли этого положения.
Подобно тому как в языке известные слова выделяются из пестрой массы отдельных
конкретных наименований и делаются общими обозначениями цельных групп явлений,
точно так же из разнообразных богов отдельного случая или момента выделялись
известные божества и входили в общее употребление в племени, в государстве, в стране.
Но это возрастание господствующих богов происходило лишь за счет других божеств,
которые им предшествовали; более сильный поглотит слабейшего, и мы находим только
следы существования последнего или в прозваниях, эпитетах и т.д., которые прилагались
к победившему богу, или в местах культа, в которых совершалось чествование
побежденного. Таким образом, главные боги греков в действительности представляют
собой комплексы богов; эти комплексы или создались путем соединения богов под одним
именем, или выросли, сгруппировались около значения этого имени. Какому
обстоятельству мог быть обязан своим счастьем победивший бог, этого нельзя выразить
одним словом. Предположение Узенера, что одерживал победу тот, имя которого, бывшее
сначала собственным именем, сделалось непонятным, имеет за собой аналогию в истории
религий, но и местные, иерархические или политические движения, естественно, также
играли решающую роль в этом развитии. Одним примером из многих мог бы служить
Зевс Ликейский: Ликос, древний бог света в Аттике, Беотии и Аркадии, покровитель
судов, именем которого назывались также гимназии, в процессе исторического движения
встречается с великим богом света и судией; он не мог существовать рядом с ним; он был
поглощен Зевсом или на него стали смотреть как на Зевса; в результате - Зевс Ликейский;
путем точно такой же встречи Ликоса с Аполлоном произошел Аполлон Ликейский.
ГОМЕР
Уже со времени Ф. А. Вольфа было построено много остроумных гипотез о
происхождении гомеровской поэзии. Пока не решены относящиеся сюда вопросы, мы не
имеем точного основания для критического рассмотрения и правильного обсуждения
религиозных данных, находящихся у Гомера.
Гомер
Хорошие, но только предварительные, услуги оказывают общие обзоры. Гомеровская
теология фон Негельсбаха - полезная книга, но она слишком стеснена теологическими
рамками и вследствие этого наперед отказывается следить за историческим развитием
мифологических понятий. Большую работу Бухгольца можно употреблять только для
справок, как богатое собрание реалий, но для научных требований она вообще
недостаточна. Попытка дать обзор мифологического материала по его различным
составным частям, особенно из Илиады, была сделана ван Несом.
Имя Гомера мы употребляем символически для обозначения двух больших эпических
поэм, которые возникли среди эолян и ионян азиатского берега между X и VIII вв. до н.э.
Об этих поэтических произведениях сложились известные неправильные представления,
от которых удалось освободиться только с трудом. Илиада и Одиссея являются перед
266
нами в виде цельных законченных поэм и, кроме того, в качестве древнейшего
литературного памятника греческого народа. Иллюзия цельности устраняется уже
внимательным чтением, при котором скоро становится заметным, что Одиссея носит на
себе печать более позднего происхождения, чем Илиада, и что даже в Илиаде и в Одиссее,
взятых отдельно, некоторые части часто не согласуются одна с другой. Гомер есть
действительно древнейший из известных нам греческих писателей, и поэтому на него
часто смотрят как на свидетеля первобытного состояния. Уже греки держались этого
воззрения, так как их критика мифов о богах почти всегда направлялась против Гомера.
Геродот приписывает Гомеру и Гесиоду, которых он относил ко времени за 400 лет до
своего собственного, изобретение важнейших религиозных представлений. Впрочем, при
точном чтении этот отрывок много теряет из того значения, которое иногда ему
придается. Геродот говорит, что оба названных поэта создали Феогонию греков, но это в
гораздо большей мере может относиться к Гесиоду, чем к Гомеру; затем, они дали богам
их имена, распределили между ними "почести и искусства", определили признаки их
образов. Во всяком случае эта фраза доказывает лишь то, что люди геродотовского
времени по указанным пунктам не ушли дальше Гомера и Гесиода, но не то, чтобы эти
поэты действительно изобрели имена и функции богов. В условных постоянных эпитетах
богов мы находим у Гомера всякого рода древний материал. Гомер часто дает указания
относительно более древнего времени, которое он и сам отличает от своего собственного.
Гольм полагает, что эоляне и ионяне, при своем поселении в Азии, принесли с собой
воззрения и формы жизни европейской Греции додорийского периода и что можно,
следовательно, рассматривать гомеровские описания "как вообще типические для
состояния древнейших греков". Единственный материал, который служит внешней точкой
опоры для гомеровского эпоса, - археологические находки - не противоречит такому
пониманию. Гельбиг доказал, что декоративные искусства - о монументальных в то время
почти еще не было речи - на археологических памятниках и в описаниях Гомера стоят на
одной и той же ступени развития. Это, разумеется, очень древняя, доисторическая, но все-
таки не первоначальная ступень, так как она повсюду предполагает более утонченную
культуру и искусство Востока. Следовательно, Гомер открывает взору некоторый древний
период, но не первоначальное состояние: рядом с некоторыми варварскими отношениями
у него есть многое, что указывает на уже прогрессировавшую культуру. Этому
соответствует и характер всей его поэзии. Напрасно постоянно говорилось о наивности
Гомера. Его совершенная художественная форма, его умные размышления, тонкие черты
его характеристик, его иногда серьезные замечания - отнюдь не наивны.
Страница древней рукописи (приблизительно V в.) "Илиады" Гомера. Милан.
Амвросианская библиотека
Что касается религии, то религиозное значение Гомера часто сильно
преувеличивалось. Содержание "Илиады" и "Одиссеи" носит светский характер, и все
мировоззрение их вообще покоится не на религиозной основе. Идеи богов у Гомера не
обладают ни свежестью непосредственной живой веры и вдохновенного воззрения, ни
силой личного убеждения. Гомер взял из мифологического предания то, чем он мог
воспользоваться для поэтической обработки. Нельзя, следовательно, надеяться найти в
"Илиаде" и "Одиссее" свод всех первоначальных мифологических элементов и на
основании этого утверждать, что то или другое - более позднего происхождения, потому
что этого нет у Гомера. Напротив, у Гесиода и др., а также в народных обычаях мы
находим многое, носящее более или хотя бы не менее древний характер, нежели
гомеровское предание. Вообще Гомер не имел в виду преимущественно религиозных
интересов; тем не менее его поэзия имела важное значение для религиозных воззрений
267
греков в том отношении, что Гомер придал богам человеческий вид в народном сознании
и дал навсегда божествам их типические образы. Гомеровские боги суть вообще мировые
силы, освобожденные от определений местного характера, о которых упоминается лишь
случайно.
Обратимся теперь к этим гомеровским богам. У Гомера, как и вообще у поэтов, часто
бывает трудно провести границу между поэтическим олицетворением и обоготворением:
можно сомневаться, с тем или другим мы имеем дело, когда речь идет о таких существах,
как Эос, Нике, Гипнос, или даже при изображении боя Ахиллеса с рекой Скамандром. Тем
не менее неоспоримо, что у Гомера есть несколько обоготворенных явлений природы, по
отношению к которым существовал культ. Так, Гелиос и Гея получали белого козленка и
черную овцу и Ахиллес у костра Патрокла обещал сделать приношения ветрам. На первом
плане стоят в особенности водяные божества: Океан есть отец и начало всех богов; потоки
и нимфы по временам, хотя и не всегда, приглашаются в собрание богов. Уран
встречается только в качестве нарицательного имени, но фигурирует также в клятвенной
формуле, как сверху глядящее небо, вместе с землей и водою Стикса. Иногда
высказывается мнение, несомненно, ошибочное, будто Олимп и небо у Гомера, по
крайней мере в "Одиссее", идентичны, потому что они попеременно служат для
обозначения жилища богов. Во всяком случае, о династии Урана у Гомера вовсе нет речи:
прошедшее в мире богов представлено у него Кроносом и титанами, "нижними богами" в
Тартаре. Таким образом, хотя Гомер еще признает, конечно, простое поклонение природе,
но его главные боги уже не природные существа. Расчленить различные составные части в
отдельных гомеровских богах, распознать различные функции богов и различные стороны
культа, раскрыть более древние и более новые наслоения, с ясностью определить, какие
поэтические и пластические воззрения мысли имели в конце концов решающее значение
для выбора и формирования материала, - все это представляет трудную, может быть,
неразрешимую задачу. Гладстон хорошо понял эту задачу в своих статьях, но взялся за
нее скорее остроумно, нежели научно. Поскольку, однако, эта задача может быть
поставлена, несомненно, что гомеровские боги уже перешли ступень чистого поклонения
природе. Хотя Зевс и называется еще покрытый черными тучами, тучегонитель,
радующийся молнии, Посейдон - земледержец, потрясатель земли, но даже и эти признаки
уже не понимаются более в смысле обоготворения природы, но указывают на господство
богов над отдельными областями природы: Зевс по жребию получил небо, Посейдон -
море, Аид - подземный мир, между тем как Олимп и земля составляют общее достояние
всех богов.
Напрасно искать у Гомера общего понятия того "божественного", которое
реализовалось в образах отдельных богов. Боги Гомера превосходили людей, они более
могущественны и блаженны, они проводят счастливые дни в своих жилищах на небе или
на Олимпе, а главное - они бессмертны; тем не менее они подобны людям, только на
высшей ступени развития: они также подлежат всякого рода ограничениям и никогда не
достигают того, что мы называем абсолютным.
Сизиф, Иклион и Тантал
Мойры
В их жилах течет не кровь, а некоторая божественная жидкость; но для поддержания
жизни они нуждаются в божественных пище и питье, в нектаре и амброзии, которые
268
доставляются им Гебой. При клятве они призывают сторонние силы: небо, землю, Стикс.
Многократно попадается выражение, что боги все знают и все могут; но в ходе рассказа
часто обнаруживается противоположное. Во всяком случае они могущественнее людей:
они сильнее и они быстрее перемещаются. Как общее правило, боги невидимы; случай,
когда они сносятся с феаками видимым образом, представляет исключение. Они обладают
способностью превращаться: людям они являются в превращенном виде; эта волшебная
сила особенно обнаруживается в "Одиссее", хотя и в "Илиаде" нет недостатка в ее
проявлениях. Впрочем, гомеровские боги подвержены всякого рода страданиям,
опасностям, обманам. Когда они вмешиваются в боевую схватку, то они не уверены в
победе и даже не являются лично неприкосновенными: Диомед ранит Ареса и Афродиту.
Даже Зевс, который не принимает участия в "битве мужей", не стоит выше всякого
нападения, только помощь гекатонхейров защитила его от вражды остальных богов, и
Гере удается его усыпить, когда она приближается к нему с поясом Афродиты. Посейдон
и Аполлон должны служить Лаомедонту; Apec и Афродита не замечают тонкой сети, в
которую они попались; Гефест представляет смешное зрелище, когда он, прихрамывая,
ходит вокруг стола богов. Боги разъяриваются друг против друга или стараются лукавым
образом друг друга обмануть. Они постоянно ссорятся между собой, особенно в "Илиаде",
где они принимают деятельное участие в борьбе троянцев и греков. Посейдон и Гера
многократно заняты устройством интриг против Зевса; повсюду распространяются едкие
слухи, будто Зевс бранит Ареса за его страсть к битвам; часто Гефесту или Афине только
с трудом удается успокоить Зевса при помощи хитрости или изворотливости; даже между
Зевсом и Афиной по временам бывает некоторое несогласие. К этому присоединяется то,
что мотивы, побуждающие богов к участию в борьбе людей, бывают низменного
свойства: месть за понесенную обиду или же пристрастие к своим особенным любимцам
или к своим сыновьям; последних боги защищают, между тем как погибели врагов они
домогаются без всякой жалости; Зевс дает на время победу троянцам, желая показать
Фетиде свою благосклонность. Посейдон питает злобу на Одиссея за Циклопа и на феаков
за то, что они безопасно возят по морю своих гостей.
На вершине гомеровского мира богов стоит Зевс, Кронид, отец богов и людей. Он
хвастается, что против его могущества ничего не могут сделать силы всех остальных
богов, взятых вместе; он заставляет дрожать Олимп. Он властвует в государстве богов,
как монарх на земле, который тоже получает свой скипетр от Зевса. И в семье, и в
государстве Зевс охраняет прочный порядок; на этом основании он называется
"охраняющий право и справедливость", "хранитель домашнего очага". В "Одиссее" он,
кроме того, является покровителем нищих, чужестранцев и просящих защиты. Его
супруга Гера играет одну из главных ролей в "Илиаде", но в "Одиссее" появляется редко.
Она называется могущественная, волоокая, прекрасноволосая; она богиня брака и
рождения; свиту ее составляют хариты. Но всего сильнее бросаются в глаза ее сильная
партийная вражда против троянцев и ее ссоры с Зевсом. Могущественную фигуру в обоих
эпосах представляет Посейдон. Он охотно подчеркивает свое полное равенство со своим
братом Зевсом, но должен признать высшее могущество последнего. И в собрании богов,
и в борьбе греков с троянцами, и во время скитаний Одиссея Посейдон фигурирует в
качестве могущественного властителя, внушающего к себе уважение. Гораздо менее ярко
обрисована фигура третьего Кронида, Аида. Он мрачный бог подземного мира -
неумолимый, неукротимый - почему по отношению к нему и не отправляется никакого
культа. О том, что достославная, благородная Персефона - его супруга, можно заключить
из того, что она упоминается рядом с ним, но прямых указаний на это нет; у Гомера нет
никакого следа мифа о Коре, если не считать за намек на этот миф эпитет Аида - "славный
своими лошадьми". Замечательно, что в одном месте вместо Аида назван Зевс -
подземный. Деметра фигурирует у Гомера только случайно, когда Зевс называет
"прекраснокудрую" Деметру в числе своих жен и когда пища называется "хлебом
Деметры".
269
Деметра, Триптолем и Персефона
Несколько чаще, но тоже довольно редко говорится о Дионисе. Гомер знает о его
рождении от Семелы, знает миф о фракийском царе Ликурге, которого довело до гибели
преследование им кормилиц неистового бога, знает об отношении Диониса к Ариадне. Но
тот круг воззрений и культов, в центре которого стояли эти божества: Деметра, Кора и
Дионис, - чужд Гомеру.
Некоторые из детей Зевса от различных матерей фигурируют на первом плане в
гомеровском мире богов. От Геры Зевс имеет Ареса и Гефеста - натуры в некотором
отношении противоположные. Apec не только воинствен, но вспыльчив и губителен;
вместе со смертоносной Энио он воспламеняет ярость и все ужасы битвы. Совсем другое -
Гефест: он хромает с тех пор, как Зевс сбросил его некогда с Олимпа на Лемнос. Он
искусный оружейный мастер: между прочим он сделал щит Ахиллеса. Оба бога
фигурируют преимущественно в "Илиаде"; в "Одиссее" они появляются почти
исключительно в истории любовной связи Ареса и Афродиты, которых Гефест поймал в
невидимую сеть и представил на посмеяние богам. Афродита в обоих эпосах называется
"золотою": она дочь Зевса и Дионы, богиня наслаждений любви. Сражение, в которое она
неловко вмешивается, представляет совершенно чуждую ей сферу; она дает смертным
любовную привлекательность. Но этот дар может привести и к гибели. Обольщение
богиней Елены было причиной всей этой губительной войны. Хотя в гомеровском мире
богов Афродита совсем дома, тем не менее поэт знает ее в качестве кипрской и
киферейской богини. Другой сын Зевса, от Майи, - Гермес. Его постоянный эпитет
"убийца Аргуса" указывает на отчасти забытый миф о том, что этот бог убил стоглазого
Аргуса. В Одиссее Гермес - вестник богов; в последней песне Илиады он также является к
Приаму и сопровождает его в греческий лагерь; должность вестника в Илиаде исправляет
Ирида. В качестве указывающего путь Гермес называется "вестник", а также "приносящий
пользу" как дружественное, готовое охотно помогать людям божество.
Греческие воины вооружаются.
Изображение на аттической вазе
В нескольких местах есть намеки на отношения Гермеса к стадам и к торговле. Одиссея
знает его также в качестве проводника умерших, в так называемой второй Некийе он
ведет в подземный мир души женихов.
Очень многозначительные, теснейшим образом связанные с Зевсом фигуры богов
представляют Афина и Аполлон. Оба они часто призываются одновременно с Зевсом.
Между детьми Зевса нет ни одного, стоящего ближе к отцу, чем рожденная без матери
Афина. Когда гнев Зевса заставляет молчать всех богов, лишь Афина не резко, но с
умеренной осторожностью осмеливается возражать. Откуда произошло ее название
Тритогенейя, теперь уже невозможно определить; нельзя даже сказать, связывал ли еще и
сам поэт с этим названием какую-нибудь мысль. Богиня эта часто встречается в обоих
эпосах, хотя и с несколько различным характером. В Илиаде она - богиня войны; она не
наслаждается, подобно Аресу, дикой, смертоубийственной свалкой, но проявляет свою
силу в правильном бою и соединяет осторожность и рассудительность с силой и
мужеством. Если она и бывает часто в натянутых отношениях с Зевсом, то все-таки отец
не может долго питать злобу против любимой дочери. В "Одиссее" такого несогласия
вообще не встречается.
270
Сообразно изменившимся отношениям, которые господствуют здесь, Афина является
преимущественно в качестве советчицы и руководительницы Одиссея и его сына
Телемаха, которые оба пользуются ее могущественным покровительством. Относительно
Аполлона у Гомера содержится много весьма разнообразного материала; между
гомеровскими богами нет ни одной фигуры, которая бы нуждалась в более тщательной
критической разработке. Встречаются намеки на некоторые мифы о Фебе Аполлоне: на
рождение на Делосе, на ухаживание за Марпессой, на умерщвление Ота и Эфиальта.
Гомер знает Аполлона в качестве рожденного в Ликии и в качестве сминтейца в 1-й песне
"Илиады", где фигурирует жрец Аполлона Хриз. Здесь бог также стреляет из лука и
причиняет своими стрелами моровую язву и смерть. Но обыкновенно он является
любимцем Зевса, который никогда не восстает против Зевса, но в качестве его органа
возвещает о его решениях. Поэтому он есть также бог мантики; Гомер уже знает его в
качестве пифийского. Аполлон посылает знамения и дает способность их истолкования:
но все это он делает не сам по себе, а как посланник Зевса. Но всего характернее то, что
Аполлон рядом с Зевсом - единственный гомеровский бог, который всегда остается выше
людей. Сестра Аполлона, Артемида, как и ее брат, забавляется луком и стрелами, и в этом
смысле она - богиня смерти; но ее значение далеко уступает значению ее брата. Мы не
даем здесь характеристики многих подчиненных божеств, каковыми являются многие
духи воды, затем слуги олимпийцев (Геба, Ганимед), группы богов (Горы, Музы, Хариты),
боги смерти (Керы) и т.д.
Не перечисляя всех отдельных культов, упоминаемых у Гомера, мы попытаемся
теперь выяснить характер почитания богов, как он представлен в "Илиаде" и "Одиссее".
Мы уже изучили богов, имевших свой культ: Зевса, Геру и других. Одиссей особенно
часто поклоняется нимфам и при клятве рядом с Зевсом призывает свой домашний очаг.
От культа мертвых мы находим у Гомера немногие следы: согласно Од. XI, мертвым
приносятся напиток и кровавые жертвы; сильно подчеркивается обязанность погребения;
Патрокл и Эльпенор стонут в течение всего времени, пока остаются непогребенными;
Патрокла чествуют после смерти торжественными играми. Характерно, что троянцы
имеют некоторых богов, общих с греками: Зевс помещается также и на Иде, Аполлон и
Артемида имеют храмы и в Илионе. Единственное изображение бога, ясно описанное у
Гомера, - это бывшее в Трое изображение сидящей Афины; в отношении остальных
"изваяний", поименованных у него, дело не ясно. Храмы существовали но еще больше
было священных участков и рощ, алтари устраивались даже вне их, под открытым небом.
Следовательно, культ не был приурочен к определенным местам; так же мало он был
связан и с определенными лицами. Отец семейства сам приносил жертву Зевсу,
находящемуся в ограде дома, т.е. хранителю домашнего очага; точно так же царь,
например Нестор, или великий властитель Агамемнон приносят жертву перед началом
битвы. Существовали, конечно, и жрецы, называемые также "молящимися" и
"гадателями"; но они не составляли сословия, связанного определенными правилами, и не
пользовались никакими исключительными правами. Они состояли в браке: Хриз явился в
лагерь за своей дочерью; жрица Афины Феано была также замужняя.
Классическое место относительно культа - это Ил. IX, 498-512. Там говорится, что
боги смягчаемы, уступчивы, что они допускают склонять себя жертвою и даром,
молитвою и обетом.
Орнамент, изображающий Афину и борьбу Беллерофонта с Химерой
Там же мы находим и изображение Молитв, дочерей Зевса, которые, прихрамывая, бегут
за проворною Виною, чтобы ее уничтожить. Культ, следовательно, служил к тому, чтобы
снискать милость богов и отвратить несчастье. О правильном культе, приуроченном к