Сидорцов В.Н., Нечухрин А.Н., Яскевич Я.С. и др. Методологические проблемы истории

Подождите немного. Документ загружается.

Глава

МЕТОДОЛОГИЯ

ИСТОРИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ

2.1. ПРИРОДА ИСТОРИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА:

СУБЪЕКТНО-ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Ключевые слова

Субъект и объект познания,

историческая

реконструкция, ретроспекция,

мировоззрение, идеология, историческое сочинение, историография.

Вопросы для обсуждения

Специфика объекта исторического изучения.

Реконструктивный

ретроспективный

характер

исторического

познания.

Коммуникабельность культур

историческом познании.

Влияние мировоззрения исследователя

на

историческое творчество.

Специфика исторического познания

Спор о том, является ли история наукой, имеет глубокие корни.

Знаменитый швейцарский ученый Я. Буркхардт полагал, что «исто-

рия вообще является самой ненаучной из всех наук», а английский

историк Б. Бари, напротив, утверждал, что история есть «наука,

не больше и не меньше». Ныне этот спор отошел в прошлое, и

история заняла свое законное место среди других научных дисцип-

лин. Однако вопрос о специфике познания в истории не утратил

своей актуальности, и многие историки убеждены, что их позна-

вательная деятельность ничем не отличается от работы физика

или биолога. В этом отношении показательна дискуссия на стра-

ницах журнала «История и компьютер» между голландским исто-

риком П. Доорном и немецким М. Таллером, в которую вклю-

чились многие ученые

. Своими корнями дискуссия уходит в

XIX столетие, когда представители немецкого историзма обруши-

лись на позитивизм за его стремление максимально сблизить

историю и естествознание путем реализации в истории основных

исследовательских принципов и методов наук о природе. В соот-

118

нетствии с данной установкой предпринимались многократные

попытки «математизировать» историю, «очистить» ее построение

от всяких субъективных добавок, но большого успеха они не имели.

Было бы неправомерно утверждать, что естествознание вообще

не влияет на историческую науку. Напротив, такое влияние следует

оценить как глубокое и плодотворное. Идеалу «естествознания

об обществе», приобретшему в XIX в. программный характер,

—

отмечает немецкий философ Х.-Г. Гадамер, мы обязаны исследо-

вательскими успехами во многих гуманитарных областях

. Исполь-

зование историком количественных методов исследования и ЭВМ

оказывает ему громадную помощь в постижении исторического

процесса, и здесь накоплен значительный положительный опыт

При всем том науки об обществе не могут полностью следовать

образцу естествознания, на что существуют объективные причины.

Исходный момент, определяющий специфику наук об обще-

стве, в том числе об истории, заключается в том, что в них наблю-

дается качественное совпадение субъекта и объекта познания.

Как писал Р. Ю. Виппер,

«о

жуках и грибах.составляют науку посто-

ронние им люди, а не сами объекты науки, тогда как в обществен-

ной науке изучаемый объект и изучающий субъект до известной

степени совпадают, и она представляет собой именно то самое,

что в определенное время и в определенной среде думают о людях

и о своем собственном общечеловеческом прошлом»

. Совпаде-

ние не означает полного тождества, поскольку объект познания

в своем прошлом существовании вполне независим от историка.

Сознание ясного разделения субъекта и объекта познания

развилось до методологической зрелости первоначально в есте-

ственных науках, а затем распространилось на историю. Исто-

рия стала анализироваться как продукт воздействия человека,

который можно рассматривать и оценивать. Условием для этого

является дистанция между историком и продуктом деятельности

общества. Расстояние между настоящим и прошлым позволяет

объективизировать историю до ясно очерченной величины, снаб-

дить историческое событие контурами факта, который можно иссле-

довать. Однако это не устраняет проблемы качественного совпа-

дения субъекта и объекта познания, определяющей особенности

концепции исторической объективности в отличие от естественно-

научной. Историк не может столь

же

бесстрастно судить о событиях

и деятелях прошлого человечества, как это делает химик, изучая

очередные результаты проведенного эксперимента.

Для осознания глубины коллизии, возникающей между объек-

том и субъектом познания в процессе исторического творчества,

необходимо рассмотреть особенности объекта исторического

119

изучения и характерные моменты познавательной деятельности

историка. Главной отличительной особенностью объекта истори-

ческого изучения является то, что исторический процесс представ-

ляет из себя продукт сознательной целеполагающей деятельности

человека. Совокупный продукт материальной и духовной деятель-

ности человека составляет его культуру. В этом смысле история

—

наука о культуре и о культурном человечестве.

Человек наделен авободной волей, его поведение не поддается

жесткому программированию, ввиду чего в истории ненадежны

прогнозы и бывает трудно определить мотивы поступков того или

иного героя прошлого. Конечно, деятельность исторической лич-

ности

—

царство не только свободы, но и необходимости. Каждый

из нас ограничен теми предпосылками в культурной жизни, кото-

рые были созданы предшествующими поколениями, соответствую-

щей социальной средой, природными условиями, индивидуаль-

ными задатками и прочим. Поэтому, сколь бы гениальной ни была

личность, реально осуществимыми оказываются лишь те ее цели,

которые соответствуют данным условиям места и времени, либо

результаты оказываются недолговечны. Таким образом, обществен-

ная жизнь выступает как сложный сплав субъективных и объек-

тивных элементов.

Из совокупной деятельности отдельных лиц в историческом

процессе возникают такие образования, значение которых далеко

превосходит пределы отдельной личности: государство, церковь,

наука, искусство и т. д. Историческая наука, как продукт деятель-

ности человека, также есть часть некой системы, принадлежащей

истории. Сам исследователь выступает как член определенного

сообщества, т. е. он историчен.

этом смысле социальное познание

оказывается самопознанием, в котором общество является субъек-

том и объектом одновременно. Успех такого самопознания в нема-

лой степени будет зависеть от уровня развития общества' его цен-

ностных ориентацией.

Общество предстает перед нами как постоянно развивающийся

организм. Следовательно, объект познания у историка незавер-

шенный, что порождает свои трудности при изучении текущей

истории. Поэтому долгое время в ученых кругах вообще не счита-

лось возможным создание научной истории современности, и она

исключалась из преподавания. В программах учебных заведений

новейшая история прочно утверждалась лишь в XX в.

Исключительно важно учитывать, что объект исторического

изучения представляет собой прошлое, т. е. то, что однажды было

и уже не существует. Каждый миг настоящее переходит в прошед-

шее, которое не возвратить и не повторить, как нельзя дважды

120

пойти в одну и ту же реку. Это безвозвратно ушедшее прошлое

недоступно прямому наблюдению исследователя, в связи с чем

встает болезненный для историка вопрос о реальности его объекта

познания. Может ли история, рассматривая столь специфичный

объект, претендовать на достоверный характер своих исследо-

ваний? Постоянно находились гиперкритически настроенные

теоретики, ставившие под сомнение реальность исторического

прошлого и объективность исторического познания. Едва ли не

самыми радикальными среди них являются некоторые советские

математики, последователи народовольца Н.А.Морозова, объя-

вившие всю древность и раннее средневековье «творением эпохи

Возрождения» и «укоротившие» мировую историю на несколько

тысячелетий

. Подобная «перестройка» исторической хронологии

не только искажает прошлое, но и вносит дезориентацию в исто-

рическое сознание общества.

Реальность прошлого, в первую очередь, удостоверяется нами

через переживание настоящего. Субъективный опыт убеждает нас

в реальности окружающего мира, который находится в постоян-

ном движении к будущему. Обладая собственным выстраданным

прошлым, мы имеем все основания признать его существование и

у других людей, в том числе живших много раньше нас. Но дело

не исчерпывается только субъективными переживаниями. Прошлое

не уходит бесследно, оно в виде определенных результатов суще-

ствует в настоящем. Современная европейская культура содержит

целые пласты наследия античности или Возрождения, индийская

или китайская

—

продолжают базироваться на основаниях, заложен-

ных еще в III—I тысячелетиях

до н.

э.

и т.д.

Даже конкретные истори-

ческие события нередко восходят своими корнями в далекое про-

шлое, например Ближневосточный кризис.

Непосредственным звеном, связующим нас с прошлым, яв-

ляются исторические источники, представляющие из себя релик-

ты прошлого. Но это отдельный вопрос.

Со спецификой объекта исторического изучения связаны и

особенности познавательной деятельности в нашей науке. Всякое

познание представляет собой живое созерцание. Поскольку объект

истории —прошлое и непосредственное чувственное его восприя-

тие невозможно, то познание в исторической науке носит реконст-

руктивный характер. Реконструктивное познание имеет место и

в науках о природе, например в геологии, биологии или ботанике.

Голландский историк

П.

Доорн вслед за палеонтологом С.Д. Гулдом

отмечает, что не только история, но и естественные науки не стоят

на позиции чистого наблюдения: вы не увидите электроны, тяго-

тение или черные дыры. Первостепенная потребность любой

121

науки - не прямое наблюдение, а возможность выявления фаль-

сификаций

, хотя историческая реконструкция, конечно, отли-

чается от естественнонаучной. Главная ее специфика заключается

в том, что она субъекгивизирована не только на исследовательском

уровне

—

ученым, но и на уровне источников

—

их творцами. Источ-

ники отнюдь не прямо и не адекватно отражают прошлое. Поэтому

настоятельной является верификация итогов исследования.

Естествоиспытатель для проверки своих заключений всегда

может поставить эксперимент заново. Для историка такая возмож-

ность практически отсутствует, хотя наша наука и обладает неко-

торыми блестящими примерами в данной области. Среди таких

экспериментов мы можем назвать плавания известного норвеж-

ского ученого Тура Хейердала на тростниковой лодке «Тигрис»

цр Персидскому заливу и Индийскому океану (до берегов Аф-

рики) с целью доказательства возможности торговых и куль-

турных связей между древним Шумером и некоторыми районами

Азии и Африки. Сюда же относится путешествие Хейердала на

плоту «Кон-Тики» из Южной Америки на острова Тихого океана

с целью доказать, что обитатели Полинезии и их культура про-

исходят из древнего Перу, а также его плавание на папирусных

ладьях «Ра-1» и «Ра-2». Интересный эксперимент, получивший

название «Наска», поставил

Д.

Вудмэн. Стремясь доказать, что древ-

ние индейцы умели строить летательные аппараты, он «воссоздал»

древнеперуанский воздушный корабль

—

воздушный шар, на кото-

ром поднялся над пустыней Наска

. Но, говоря словами амери-

канского профессора С. Хьюза, все это

—

драматические исключе-

ния из правила, число которых следовало бы увеличить, и «исто-

рики должны напрячь свое воображение, чтобы найти новые пути

приближения к первичной материи исторического опыта»

Не обладая возможностью с помощью эксперимента контро-

лировать свой материал и подтвердить результаты своих иссле-

дований, историк вынужден апеллировать к более гипотетиче-

ским критериям проверки достоверности познания: к социаль-

ной практике вообще, либо к совокупной практике исторических

исследований, либо, наконец, к исходному источниковому зна-

нию. Все эти проверки имеют смысл, однако никогда не приво-

дят к определенности. С их помощью невозможно окончательно

подтвердить либо опровергнуть те или иные результаты иссле-

дования, но их вполне достаточно для создания системы непро-

тиворечивых знаний, имея в виду согласованность исторических

знаний между собой с общенаучной картиной мира и с современ-

ной социальной практикой.

122

Другой важнейшей особенностью исторического познания

является его ретроспективный характер. На эту специфику обра-

тил внимание еще И.Х.Ф. Шиллер. «Всеобщая история, - гово-

рил он,

—

исходит... из принципа, прямо противоположного факти-

ческой последовательности событий. Фактический ход событий

есть переход от начала вещи к ее теперешнему состоянию. Наобо-

рот, историк отправляется от теперешнего положения вещей и

идет назад, к их генезису»

. Ретроспективные выводы имеют

свои преимущества. Так, рассматривая завершенные процессы,

исследователь может более уверенно судить об их генезисе и итогах.

Всякое явление он способен представить как в ретроспективе,

так и в перспективе. Историку в принципе доступно более глубо-

кое понимание смысла событий, чем их современникам; ему не

надо гадать: кто одержит верх в кровавой битве под Верденом,

чем завершится поход Непобедимой Армады, направленной на

завоевание Англии, или переход Цезарем с войсками реки Руби-

кон. Он знает результат, и это знание накладывает неизгладимый

отпечаток на всю работу ученого.

Но

дело не только в этом. Историка разделяет

деятелями прош-

лого мировосприятие. Как справедливо предупреждал С.Л. Утченко,

«мы должны все же отчетливо сознавать, что речь идет о нашем

восприятии и наших оценках, тогда как восприятие тех же самых

событий современниками было совсем иным, да и сами-то собы-

тия выглядели для них вовсе не так, как для нас»

. При этом вовсе

нет гарантий, что взгляд специалиста предпочтительнее. Выделяя

отдельные события, потомки, по словам А.Г. Кузьмина, подправ-

ляют сведения о деяниях прошлого, «они подтягивают их под

собственные представления и желания. Борьба за наследство редко

обходится без искажения истины, даже если искажение и не

осознается»

Каждая эпоха имеет центр тяжести в самой себе, «каждая жизнь

есть,

—

по словам X. Ортеги-и-Гассета,

—

точка зрения на вселен-

ную. Каждая видит то, что видит она и не может увидеть другая»

Современная культура как «система живых идей» не представляет

исключения и ограничена собственными рамками. И вот здесь-то

и заключена целая проблема: может ли историк, являясь продук-

том своего времени и своей культуры, адекватно понять прошлое?

В теории исторического познания стоит вопрос о коммуни-

кабельности различных культур, т. е. насколько представители

одной эпохи или культуры способны вообще к диалогу с пред-

ставителями другого исторического мира. Для исследователя

нового и новейшего времени он менее болезненный, чем для

123

историка древности и средневековья, хотя и здесь сложности

возникают на каждом шагу. Достаточно вспомнить о трудностях

в понимании европейцами основополагающих элементов совре-

менной политики и культуры афро-азиатских стран. Известный

английский этнограф-африканист Б. Дэвидсон свидетельствует:

«Мы можем подойти к пониманию искусства Африки только

путем упорного изучения характера этой цивилизации. Это очень

трудно, ибо наша культура городского индустриализма увела нас

далеко в другую сторону. Отделив науку от религии, мы теперь

почти не способны понять те общественные явления, которые

все еще отражают целостный характер поведения людей, при-

надлежащих к другой эпохе»

. Что же говорить о достоверной

интерпретации явлений далекого минувшего? Разный жизнен-

ный опыт порождает у людей неодинаковые представления об

окружающем мире, о границах реального.

Например, духовную жизнь средневекового человека невоз-

можно представить без веры в дьявола, демонические существа,

оборотней, колдунов и ведьм. Продажа души дьяволу, договоры

с ним являлись для средневекового человека не воображаемой,

а «подлинной» реальностью. До нас дошли образцы таких дого-

воров, представленных на инквизиционных процессах. Но самое

удивительное в том, что действия «одержимых» во время изгна-

ния дьявола, сопутствующие этому процессу явления, засвиде-

тельствованные многочисленными авторитетными очевкдцами,

выходят за границы реального с нашей точки зрения

. Отказы-

вать в доверии этим свидетельствам мы не имеем права, по-

скольку тогда единственным критерием достоверного мы будем

вынуждены признать наш собственный опыт, порожденный со-

временностью. Как указывал Н.К. Никольский, «едва ли совмес-

тимо с исторической критикою объявлять бессмыслицей показа-

ния источников потому только, что они не поддаются нашему

пониманию за утратою объясняющих их материалов, или потому,

что разрушают предвзятые теории»

. Во всяком случае все подоб-

ные «чудеса» являлись действенным фактом общественного созна-

ния средневекового общества и реально определяли его жизнь.

Знаменитый французский этнограф и философ К. Леви-Строс,

изучая шаманство у американских индейцев, пришел к выводу,

что «колдуны, по крайней мере самые искренние из них, верят

в свою миссию и что это убеждение основано на реально пережи-

ваемых ими специфических состояниях»

. В итоге не вызывает

сомнений сила воздействия некоторых магических обрядов. Хотя

очевидно, что действенность магии зависит от веры в нее: веры

колдуна в действенность своих приемов, веры больного, которого

124

колдун лечит, или жертвы, им преследуемой, и доверия общества

к его требованиям

. Все это свидетельствует о том, что подлинное

понимание иных культур требует не простого рационалистиче-

ского анализа составляющих их явлений, а расширения наших

собственных представлений о реальном.

История и современность

Современная историческая наука своими корнями уходит в XVII в.

Она базируется на скептическом рационализме, разрушившем

основы традиционного общества. Она стремится к поиску истины,

понимая под ней очевидное, поддающееся рациональному объяс-

нению. Мы не так уж далеко ушли от Гекатея Милетского, кото-

рый, формулируя свое методологическое кредо, заявлял: «Это я

пишу, что считаю истинным. Ибо рассказы эллинов, как мне

кажется, необозримы и смешны». Соответствующим «рациональ-

ным» образом Гекатей и интерпретировал все, что ему казалось

«смешным». Для становления истории как науки метод древне-

греческого ученого имел первостепенное значение, но вряд ли

его можно рассматривать как универсальный и достаточный сего-

дня. К сожалению, до сих пор все, что не умещается в умственный

кругозор исследователя, им зачастую игнорируется либо «объяс-

няется» с точки зрения очевидного. Однако «очевидное» для каж-

дой эпохи свое, и наши претензии на единственно верное пони-

мание исторических событий сомнительны. Рациональный метод

оказывается недостаточно эффективным при объяснении поступ-

ков людей, чьи действия определялись стихией иррационального.

Фактически в нашей реконструкции прошлого речь идет о дру-

гой истории, отличной от той, какой она виделась современникам

событий. Само современное общество переживает кризис рацио-

нализма. Доминанта духовного в постиндустриальной цивилиза-

ции порождает иную ментальность, допускающую значительную

роль иррационального начала в жизни общества. Разочаровавшись

в аксиомах теории прогресса, благах индустриализма и постулатах

рационализма, общество ищет нового диалога с прошлым. Оно

ставит вопрос, правильно ли мы его трактовали и использовали

ли накопленный поколениями опыт? Все это не только выдвигает

перед исторической наукой новые исследовательские задачи, но

и делает реальным вариант «непредсказуемого прошлого».

Следовательно, историк, претендующий на аутентичное истол-

кование прошлого, должен прежде всего признать исторически

относительный характер своего собственного мировосприятия,

125

являющегося, по словам О. Шпенглера, «выражением только од-

ного определенного существования». Ему необходимо уяснить, что

иные культуры с такой же убежденностью отстаивали другие.

истины

. Так, в частности, обстоит дело с «чувством» истории.

Наша культура

своей основе исторична. Для нас историческое

сознание настолько очевидно,

что

трудно себе представить, что оно

могло отсутствовать у кого бы то ни было. И тем не менее ни шу-

меро-вавилонская, уи древнеиндийская, ни древнеегипетская

культуры им не обладали, они не выработали ничего приближаю-

щегося к историческим сочинениям.

лучшем случае они созда-

вали полумифистические хроники, посвященные богам. Даже

греческая общественная мысль имела доминирующую тенденцию,

основывающуюся на резко антиисторической метафизике

. Для

традиционного общества, по словам М. Элиаде, вообще харак-

терны тенденция сопротивляться конкретному историческому

времени и стремление периодически возвращаться к мифологи-

ческому первоначалу, к «Великому времени». В этом пренебреже-

нии историей, т. е. событиями, не имеющими доисторического

прообраза, и в этом отказе от профанного непрерывного времени

румынский ученый усматривает определенную метафизическую

оценку человеческого существования

. Поэтому историк древних

культур оперирует с материалами, в которых миф и реальность

органически переплетались и протекают нередко в псевдоистории.

Современной научной рациональной историографии нелегко

освоить подобный материал и сделать достоверные выводы о

действительно имевших место событиях.

Исследователи конца XIX

—

начала XX вв. обратили внимание

на тот факт, что разные исторические эпохи в неодинаковой сте-

пени благоприятны для раскрытия смысла истории. А. Тойнби

отмечал, «что живость исторических впечатлений пропорциональна

их силе и болезненности». Например, «француз, взрослевший в

период франко-прусской войны и Парижской коммуны, пережив-

ший все взлеты и падения 1870-1871 гг., оказался наделенным

куда более острым историческим сознанием, чем любой из его со-

временников в Швейцарии, Бельгии или Англии»

. H.A. Бердяев

был убежден, что целостные эпохи не способствуют историче-

скому познанию, сама историческая наука возникает в крити-

ческую эпоху

. Действительно, историческая наука родилась в

переломный период греческой истории, когда последняя вышла

за рамки отдельных полисов. «Отец истории» Геродот опирался

на опыт своих предшественников-логографов, но его труд резко

выделяется на их фоне. «История» Геродота была вызвана к жизни

126

событием, всколыхнувшим почти весь тогдашний исторический

мир,

—

греко-персидскими войнами, которые помогли ему возвы-

ситься над местной историей.

Разные исторические эпохи порождают и различные по харак-

теру исторические сочинения. Исследователь античной историо-

графии В.П. Бузескул в этой связи отмечал, что произведения гре-

ческих авторов, претендующие на универсальную точку зрения

на историю, могли появиться только в соответствующее им время,

когда сами события приобрели более или менее всеохватываю-

щий характер: Геродот

—

современник греко-персидских войн,

Эфор

—

возвышения Македонии при Филиппе и Александре,

Полибий

—

римских завоеваний в Средиземноморье, слияния

Востока и Запада в одной Империи

100

Современность не только определяет исторический кругозор,

но и делает для нас более близкими и понятными одни эпохи и

отдаляет другие. Так, историки начала XX в. много писали о бли-

зости процессов, протекавших в античной и современной им евро-

пейской истории, сопоставляя последнюю то с переходом от элли-

низма к Римской эпохе, то с Гражданскими войнами в Римской

республике I в. до н.э. Ими было глубоко подмечено, что многие

явления экономической жизни греко-римской цивилизации стали

доступны для научного понимания только недавно, когда ново-

европейская культура достигла соответствующей стадии развития -

капиталистической.

Интересный пример на тему понимания в истории приводит

И.И. Кареев. Ученый признается, что в годы гражданской войны

он лучше стал понимать некоторые явления эпохи Французской

революции: «Мне всегда казалось маловероятным, и я даже как бы

не верил, что во время Французской революции за чашку кофе

приходилось платить сотни или тысячи ливров. Я готов был видеть

в этом одно из бывающих нередко преувеличений какого-либо

редкого, исключительного, но чрезвычайно обобщенного факта.

И, лучше сказать, я не верил, хотя на этот счет говорила масса

достоверных источников, а скорее, просто не понимал, как могла

существовать такая невероятная дороговизна и как с нею справля-

лось население. Здесь была для меня некоторая невразумительная

историческая проблема, которую разрешил для меня наш соб-

ственный исторический опыт»

101

. Это свидетельствует о большом

гносеологическом значении опыта современности для понимания

прошлого.

Таким образом, мы видим, что познавательные возможности

историка определяются не только его личностными качествами,

профессионализмом, но и в решающей степени современной ему

127