384
всяком случае, она очень далека от эмпирического призвания, традици-
онно приписываемого истории. «Да не войдет сюда тот, кто не является
или не готовится стать философом». Это история, написанная при помо-
щи отвлеченных понятий, а не семантики конкретной эпохи, еще окра-
шенной специфическим колоритом; история, которая словно обнаружи-
вает повсюду частичные аналогии, намечает типологию, так как исто-
рия, написанная в системе отвлеченных понятий, в меньшей степени
передает живописное разнообразие, нежели исторические анекдоты.
Эта юмористическая или ироническая история снимает внешние по-
кровы, и поэтому Фуко считали релятивистом («то, что было истиной
тысячу лет назад, сегодня стало заблуждением»); эта история отрицает
естественные объекты и отстаивает калейдоскоп, поэтому нашего автора
считали скептиком. Но ни то, ни другое не верно. Ведь релятивист пола-
гает, что люди на протяжении веков думали по-разному об одном и том
же объекте: «О Человеке, о Прекрасном одни думали то-то, а другие по
тому же поводу в другую эпоху думали то-то; попробуйте понять, где ис-
тина!» По мнению нашего автора, это напрасные страдания, потому что
сам повод в разные эпохи - не один и тот же; а по тому поводу, который
окажется общим для всех эпох, истина вполне объяснима и свободна от
каких-либо неопределенных колебаний. Можно поспорить, что Фуко под-
писался бы под высказыванием о человечестве, ставящем перед собой
лишь те задачи, которые оно способно решить
7
: во всякий момент прак-
тики человечества представляют собой то, чем их сделала вся совокуп-
ность истории, так что во всякий момент человечество адекватно само
себе; и в этом для него нет ничего лестного. Отрицание естественного
объекта не ведет и к скептицизму; никто не сомневается в том, что раке-
ты, направленные на Марс в соответствии с расчетами Ньютона, туда
попадут; Фуко, я надеюсь, тоже не сомневается в том, что Фуко прав. Он
просто напоминает, что предмет (объект) науки и самое понятие науки не
являются вечными истинами. И, конечно, Человек - это ложный объект;
гуманитарные науки не становятся от этого невозможными, но считает-
ся, что они должны сменить предмет (объект); такая же история приклю-
чилась когда-то и с физическими науками.
7
Ницше. Веселая наука, 196: "Мы слышим только те вопросы, на которые в
состоянии найти ответ". Маркс говорит, что человечество решает все задачи, кото-
рые оно перед собою ставит, а Ницше — что оно ставит только те задачи, которые
решает; L'Archéologie du savoir, p. 61; Deleuze. Différence et répétition, p. 205.
385
На самом деле проблема не в этом: если я правильно понимаю, поня-
тие истины оказывается перевернутым, потому что, столкнувшись с ис-
тинами, с научными достижениями, философская истина уступила ме-
сто истории; любая наука была временной, и философия хорошо это по-
нимала, всякая наука временна, и исторический анализ постоянно это
доказывает. Подобный анализ в отношении клиники, современной сек-
суальности и власти в Риме, является вполне истинным или, по крайней
мере, может быть таковым. Но зато не может быть истинным знание о
том, что такое Сексуальность и Власть: не потому что истина в отноше-
нии этих важных объектов недостижима, а потому что здесь и речи быть
не может ни об истинности, ни о заблуждении, поскольку этих объектов
не существует, как не существует ни истины, ни заблуждения по поводу
пищеварения и размножения кентавра.
Наш мир в любой момент является тем, чем он является: разрежен-
ность его практик и объектов, наличие пустоты вокруг них не означает
того, что кругом присутствует истина, к которой человечество еще не при-
шло: будущие картинки калейдоскопа не являнм. ся ни более истинными,
ни более ложными, чем предыдущие. У Фуко сет ни вытесненного, ни
возвращения вытесненного, нет и невысь а
;
.дикого, которое вырывалось
бы наружу; «объективные положения, которые я попытался определить,
не следует понимать как совокупность детерминизмов, навязанных мыш-
лению индивидов извне или присутствующих в нем изнутри и как бы до
срока; они составляют, скорее, ц-.sôop условий, в соответствии с которыми
осуществляется практика: речь идет не столько о пределах, поставлен-
ных инициативе индивидов, сколько о пространстве, на котором она фор-
мируется» (L'Archéologie du savoir, p. 272). Сознание не в состоянии про-
тивиться историческим условиям, поскольку оно не образует их, а обра-
зовано ими; конечно, оно без конца бунтует, оно отказывается от
гладиаторов и обнаруживает или выдумывает Бедняка: эти бунты суть
становление новой практики, а не вторжение абсолюта. «Разреженность
не означает, что за дискурсами или вне их царит некий великий, безгра-
ничный, непрерывный и безмолвный дискурс, который ими подавляется
и вытесняется и который мы должны освободить, вернув ему, наконец,
голос. Глядя на мир, не стоит выдумывать невысказанное и немыслимое,
которое надо наконец произнести и помыслить» (L'Ordre du discours,
p. 54). Фуко - не Мальбранш, не познавший сам себя, и не Лакан-исто-
рик. Скажу прямо: это не гуманитарий, ибо что такое гуманитарий?
Человек, который верит в семантику... А «дискурс», скорее, ее отрицает.