Засурский Я.Н., Вартанова Е.Л., История печати. Антология. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

менее они не образуют той мощной, сплоченной, покоящейся на прочном фундаменте,

организации, для которой единственным образцом служит лондонская пресса.

Французская журналистика гораздо более походит на вечно колеблющуюся поверхность

моря, постоянно меняющую свой вид. Государственные порядки во Франции рушатся,

законодательные гарантии и финансовая обеспеченность гибнут, и газеты целыми

десятками исчезают бесследно. Немногие из них, переживающие катастрофы и

продолжающие существовать при новом порядке вещей, принуждены бывают

отступаться от своих прежних воззрений и приноравливаться к целям, преследуемым но-

выми правителями. Под напором политических событий партийная группировка

сбивается до неузнаваемости, руководящее влияние переходит к дотоле малоизвестным

органам, вся физиономия парижской журналистики неожиданно и резко изменяется. Это

заставляет нас признать за парижской прессой отсутствие постоянства и большую

подвижность. Но она значительно превосходит английскую изяществом, остроумием,

темпераментом и неподражаемым искусством ежедневно набрасывать пеструю, хотя и

не всегда верную картину мировой жизни в данный момент.

Благодаря этим свойствам национального гения французская печать быстрее и легче

германской и английской прошла первые ступени своего развития. Уже первый

французский листок шел дальше простого сообщения известий и старался возбудить в

обществе сочувствие к определенным идеям. Притом же он мог опираться на чужой

опыт, так как в Германии печатные газеты начали выходить на тринадцать лет ранее, а в

Англии Буттер основал свой еженедельник за десять лет до его появления. Основатели

первой французской газеты могли поэтому руководствоваться несколькими образцами и

с самого начала располагали более богатым материалом, чем первые немецкие газеты.

Основателем первой французской газеты был врач Теофраст Ренодо

, родом из

Лудена, в графстве Пуату, где он заслужил всеобщие симпатии своим человеколюбием и

своими трудами по общественному призрению бедных. Несмотря на свою принадлеж-

ность к гугенотам, Ренодо, по приказу кардинала Ришелье, был призван в 1624 г. в

Париж на пост главного начальника государственных благотворительных учреждений.

Гражданские войны того времени довели до крайних пределов нищету и бедствия среди

низших слоев населения; Ренодо деятельно заботился об устройстве общественных работ

и доставлении заработка голодающим через организацию особых посреднических бюро.

Он был инициатором открытия даровой поликлиники для бедных, а также основателем

академии для лиц, получивших школьное образование. В этих академиях читались

лекции по физике, математике, морали и др. Многосторонняя деятельность навела его на

мысль издавать газету. Он хотел таким образом способствовать поднятию уровня

просвещения в обществе и развитию общественных и государственных интересов.

Своим первым долгом он считал защиту молодой монархии от посягательств феодальной

аристократии и отстаивание религиозной терпимости против католического духовенства.

Таким образом, с самого начала Ренодо поставил своей задачей, наряду с

распространением известий, также и проведение в жизнь известной политической

программы. Это позволяет нам признать изданную им газету первой политической

газетой в современном смысле этого слова. Она выходила с 30 мая 1631 г. под названием

«La Gazette» сначала в размере четверти листа о четырех страницах, потом в октавном

формате. Первого января 1762 г. она получила название «Gazette de France»; под этим

названием она выходит и по настоящее время. До Великой французской революции она

появлялась еженедельно; цена за номер в розничной продаже равнялась одному су;

абонемента

еще не существовало; экземпляры газеты продавались открыто. Во время

революции она стала выходить два раза в неделю, а впоследствии была преобразована в

ежедневную газету.

Уже первый номер «Gazette» был богат содержанием; большинство сообщений

касалось Германии и приходило из Шлезии, Штеттина, Вены, Любека, Франкфурта-на-

Одере, Гамбурга, Лейпцига, Майнца и Франкфурта-на-Майне; внутренние корреспон-

денции на первых порах ограничивались придворными известиями. Анонсы и

публикации не принимались; но несколько лет спустя Ренодо, идя навстречу

многочисленным желаниям, а также в интересах своего осведомительного бюро, основал

самостоятельный справочный листок, приблизительно соответствовавший отделу для

публикаций в наших современных газетах.

Ренодо прекрасно сознавал трудности, с которыми ему придется сталкиваться при

издании газеты. «Если боязнь не понравиться современникам препятствовала многим

писать историю своего столетия, — говорил он в обращении своем к читателю в первом

номере, — то насколько опаснее для писателя представляется затея писать историю той

самой недели, даже того самого дня, когда его будут читать? Вспомните при этом тот

короткий срок, который ставит мне ваше нетерпение, и я сильно ошибусь, если даже

самый строгий критик не найдет слова снисхождения по отношению к произведению,

которое должно быть закончено в течение четырех часов, которые остаются мне для

ознакомления с полученным материалом, его сводки и печатания». Далее он обещает

быть правдивым в своих сообщениях, хотя здесь же оговаривается, что за точность своих

известий он не всегда может поручиться. Среди многих, поспешно составленных

сообщений легко могут заключаться и такие, которые потребуют поправки; поэтому он в

таких случаях просит лиц, лучше него осведомленных, взяться за перо и исправить

вкравшиеся неточности.

Предприятие Ренодо имело успех. В особенности Ришелье не скупился на знаки

своей милости его инициатору. Он сразу понял, какие услуги газета может оказать его

политическим планам, и всеми мерами старался упрочить ее положение, снабжал редак-

цию необходимыми техническими средствами, доставлял ей деятельных сотрудников и

сам нередко помещал в газете специально для нее написанные статьи. Сверх того, он

присылал Ренодо копии с заключенных договоров и капитуляций, с посольских докладов

и донесений об осадах и битвах, но, разумеется, лишь те из них, которые он находил

нужным обнародовать. Сотрудником Ренодо был не только Ришелье, но и сам король

Людовик XIII, много лет сряду доставлявший ему весьма обстоятельные

корреспонденции. Сотрудничество короля сначала не было известно и обнаружилось

лишь благодаря заметке иезуита Гриффэ в «Histoire de Louis XIII»

; черновые наброски,

по которым король писал свои статьи, вслед за этим были собраны, переплетены в двух

томах и отданы на хранение королевской библиотеке. Этими сведениями исчерпывалось

долгое время все, что было известно о драгоценных манускриптах, и несмотря на

тщательные изыскания, их не удавалось найти, покуда, наконец, в 1894 г. редактор

«Temps», при разборе старинной библиотеки, случайно не наткнулся на одну рукопись,

содержавшую сообщения о походах в Лотарингию, Пикардию и Лангедок за 1633—1642

гг. Предполагают, что в другом томе собраны политические статьи короля. При

сопоставлении манускриптов с соответствующими статьями «Gazette» было сделано

любопытное открытие, что корреспонденции своего царственного сотрудника Ренодо

перепечатывал отнюдь не дословно, а он делал в них нередко значительные исправления

и сокращения. Весьма ценным сотрудником «Gazette» был также генеолог Гоцие, пе-

реписывавшийся со всей Европой и охотно делившийся с редакцией получаемыми им

известиями. Несмотря на эти благоприятные условия, положение «Gazette» было не из

легких. Государи соседних стран препятствовали ее распространению среди подвластно-

го им населения, что в 1633 г. заставило Ренодо обратиться к ним в газете с просьбой

изменить свое отношение к ней и указать им на бесполезность попыток задерживать его

известия, так как в них кроется нечто, напоминающее собой способность горного потока,

сила которого только увеличивается от возводимых на его пути препятствий. И внутри

страны, в Париже, у газеты было много врагов и завистников, но козни их не причиняли

ей особого вреда при жизни Ришелье и Людовика XIII. Со смертью последнего начались

преследования Ренодо: у него было отнято право врачебной практики в Париже,

академия его была закрыта; та же участь постигла его осведомительное бюро; в смутное

время восстания Франции он нигде не мог добиться признания своих прав. Только со

своей газетой он оставался неразлучен; несмотря на все трудности, он продолжал

издавать ее при помощи своих сыновей Якова и Евзебия; но она давала одни убытки, и

когда Ренодо 25 октября 1653 г. скончался, 70 лет от роду, один из его современников

сказал: «Он умер нищим, как умирают великие». В посвященном его памяти некрологе,

помещенном в «Gazette», отмечались крупные заслуги Ренодо перед родиной.

«Потомство не забудет помянуть его имени, — читаем мы тут, — наряду с именами

величайших деятелей нашего времени. Он выдавался своими огромными познаниями,

своим врачебным искусством и многими другими сторонами своего гения,

посвященными всеобщему благу. Его бескорыстие позволяло ему довольствоваться

своей славой». Эта уверенность в благодарности потомства оправдалась: на месте

деятельности Ренодо, в Париже, на Rue de Latèce, напротив Palais de Justice

, ему

поставлен памятник, характеризующий его как журналиста и благодетеля бедных.

Дальнейший рост периодической печати во Франции совершался весьма медленно,

что объясняется отчасти малограмотностью населения в XVII и XVIII столетиях, отчасти

же тем, что правдивое слово о народных бедствиях и из года в год возраставшей

дезорганизации всей государственной жизни представляло большую опасность.

Возникавшие в провинции мелкие листки поэтому сплошь незначительны и бесцветны.

Таковы «Journal de Havie» (1757), «Petites Atiiches de la Gironde» (Бордо, 1758), «Journal

de Rouen» (1762), «L'Union d'Jonne» (Сен, 1771), «Journal de Maine-et-Loire» (Анжер,

1773) и др. Наконец, в 1777 г. в лице «Journal de Paris» Франция получила первую

крупную ежедневную газету. Но, по-видимому, она не имела широкого распространения.

Более благоприятные для журнализма времена настали при первом разливе французской

революции, когда законодательное собрание в 1791 г. декретировало свободу печати.

Ежедневные газеты вырастали, как грибы после ливня, многие из них сразу и исчезали.

Из 73 или даже, по другим источникам, сотни газет, появившихся в эти бурные дни,

большинство осталось неизвестными для потомства даже по имени. Наибольшей

популярностью пользовались: «Ami du peuple», «Orateur du peuple», «Patriote français»,

«Publiciste parisien», «Le défenseur de la constitution», «Révolution de France», «Tribun du

peuple», некоторые другие, выходившие при ближайшем участии главных деятелей ре-

волюции, каковы Марат, Камиль Демулен, Робеспьер и др.

Этот разгул революционной журналистики вскоре, однако, был остановлен властной

рукой Наполеона после переворота 18 брюмера

(7 ноября 1799 г.), очутившегося у

кормила правления и немедленно разгромившего всю французскую печать. Он прекра-

тил около 60 изданий. Декретом 27 нивоза VIII г. (17 января 1800 г.) дальнейший выход

разрешался лишь для тринадцати газет. Эти меры были вызваны ясным пониманием

силы и влияния прессы и нежеланием первого консула считаться с общественным

мнением и неблагожелательной критикой. Он старался отвлечь внимание масс от

политики и пробудить в них интерес к роскоши и блеску публичных увеселений. Для

развлечения парижан он ввел в моду балы, преследуя при этом цель, чтобы, как он

говорил своим приближенным, «газеты имели о чем писать; и покуда они будут зани-

маться этим, они оставят политику в покое, а этого-то мне и надо.

Пуская парижане веселятся и танцуют, только бы они не смели совать свой нос в

планы правительства».

Сделавшись императором, Наполеон поставил печати еще более тесные рамки. В

заседании сената 12 декабря 1809 г. он сделал следующее заявление: «Типография — это

арсенал, который не должен быть доступен всякому. По моему мнению, право пользо-

вания им должно быть предоставлено лишь тем лицам, которые пользуются полным

доверием правительства. Тот, кто печатно обращается к публике, похож на оратора,

выступающего перед собранием, и, конечно, никто не станет оспаривать у власти права

препятствовать подстрекательству народа к мятежу и волнениям». Несколько месяцев

спустя разгром печати был увенчан декретом 5 февраля 1810 г., введшем во всем ее

объеме прежнюю цензуру. Была учреждена генеральная директория по делам печати и

книготорговли, которой вменялось в обязанность воспрещать все, что так или иначе

затрагивало вопросы об «обязанностях подданных к верховной власти и

государственным интересам». В личный состав директории, помимо директора, входил

целый ряд цензоров, среди которых распределялись функции инспирирования, контроля

и пресечения. Но и эти меры показались Наполеону недостаточными, и 3 августа 1810 г.

появился эдикт, предписывавший в каждом департаменте французской империи

разрешать к печатанию лишь одну газету по указанию местного префекта. Число

политических газет в Париже было сокращено до четырех. Это были «Gazette de France»,

«Journal de Paris», «Journal de l'Empire» (до 1805 г. называвшаяся «Journal des Débats et

des Décrets») и «Moniteur universel». Некоторым влиянием пользовался, однако, лишь

один «Moniteur», основанный в 1789 г. книгопродавцем Жозефом Панкуком. Это был

официальный орган; с 1810 г. он выходил в издании цензурного ведомства. Его текст

заключал в себе директивы для всей французской печати, а с 24 мая 1811 г. и для газет

тех германских стран, которые находились в союзных отношениях с Наполеоном. Соот-

ветственный декрет коротко и ясно постановляет: «Издание каждой газеты, печатающей

неопубликованные в «Монитере» сообщения, немедленно будет прекращено». После

падения Наполеона «Moniteur» целые десятилетия с трудом влачил свое существование,

но при Наполеоне III снова занял блестящее положение и в литературном отношении

далеко ушел против прежнего. Сент-Бев напечатал в нем свои «Lundis»

, Теофиль Готье,

Александр Дюма, Арзен Гуссэ, Абу и многие другие были его сотрудниками. В эпоху

третьей республики «Moniteur» окончательно лишился своего влияния; он, правда, еще

старался вернуть себе его, примкнув к реакционной оппозиции, но в 1901 г., за

недостатком читателей, должен был прекратиться навсегда.

В эпоху реставрации, при Бурбонах, пресса сначала снова получила некоторые

льготы. Людовик XVIII заискивал перед обществом своими либеральными

мероприятиями, «октроировал»

— на самом деле был вынужден октроировать —

конституционную хартию, разрешавшую печати ограниченную свободу, но уже с 1818 г.

он вступил на другой путь. Новый закон о печати 1819 г. требовал внесения залога в 10

000 франков за право издания ежедневной газеты и 5000 франков за издание

еженедельников; сверх того, постановлял заключение в тюрьму за нарушение цензурных

правил. Эти распоряжения вызвали всеобщее негодование и привели к учреждению

«Общества друзей свободы печати», вскоре упраздненного полицией. Дальнейшее

ухудшение положения газет связано с убийством герцога Беррийского. «В интересах

общественной безопасности» в 1820 г. временно была введена предварительная цензура,

а несколько времени спустя министр юстиции Пейроннэ внес на рассмотрение палаты

законопроект о полицейском надзоре за периодической печатью, принятый ею, несмотря

на энергичное противодействие либералов, 19 января 1822 г. Наконец, королевским

ордонансом

16 августа 1824 г. была учреждена постоянная цензура, подлежавшая

ведению особой комиссии при департаменте внутренних дел; все газеты и

периодические издания должны были поступать на предварительное рассмотрение

комиссии; ни одна статья не могла печататься без ее разрешения. Ордонанс 16 августа,

впрочем, не долго оставался в силе. После смерти Людовика XVIII 16 сентября 1824 г. и

коронации Карла X снова наступили либеральные веяния, и ордонанс 29 сентября 1824 г.

упразднил цензуру. Но и новый король, по примеру своего предшественника, скоро

заменил тактику либеральных уступок открытой борьбой с обществом, обнаружив при

этом полную политическую близорукость и такие реакционные вожделения, на которые

не решался даже его брат. В июле 1830 г. были опубликованы знаменитые шесть

ордонансов, из которых первый должен был совершенно уничтожить свободу печати.

Но, как известно, эти ордонансы послужили сигналом к взрыву революции, в результате

которой не стало ни Карла X, ни его династии.

Правительство июльской монархии в первое время всеми силами старалось доказать

свою верность либеральному режиму; покушение Фиески на жизнь короля в 1835 г. дало

ему повод провести в палате законопроекты, предоставлявшие исполнительной власти

весьма широкие прерогативы. Один из новых законов постановлял, что для законности

обвинительного вердикта по делам печати достаточно простого большинства голосов

присяжных взамен прежнего большинства двух третей голосов; другой увеличивал

денежные взыскания за преступления в печати с 10 000 до 50 000 франков. Выступления

против особы короля и существующего образа правления почитались за

государственную измену и, как таковые, подлежали юрисдикции палаты пэров. Кроме

издателей газет, за отдельные статьи привлекались к ответственности и авторы их и, при

особенно важных обвинениях, виновные карались ссылкой. Наконец, и залог за издание

крупных политических газет с 48 000 был повышен до 100 000 и даже за политическими

карикатурами установлен строгий надзор.

Эти «драконовские законы», как называет их один современник, наложили на печать

тягчайшие оковы: но политическая жизнь к тому времени достигла уже той степени

интенсивности, при которой насильственное стеснение прессы не могло задержать ее

развития.

Начало новой эпохи французской журналистики совпало со вступлением на престол

Людовика XVIII. Появились ультрароялистические газеты: «Drapeau blanc»,

«Conservateur» и «Quotidienne»; к «Moniteur'y» присоединились министерские

«Publiciste» и «L'Etoile»; крупной либеральной партией были вызваны в жизнь: «Censeur

Еuгорeon», «L'Indépendant», «Courrier Franzais», «Constitutionnel», «Aristarque».

Руководителями этих либеральных газет были почти все выдающиеся деятели того

времени: Конт, Дюное, Кератри, Бенжамен Констан, Этьен, Тиссо и др. В

«Constitutionnel» в 1821 г. появились первые пробы пера молодого Тьера. При Людовике-

Филиппе

возникли радикальный «L'Etat», в котором сотрудничали и легитимисты

социалистическая «Reforme». Одновременно социалистический еженедельник «Phalanx»

был превращен в ежедневную газету. Кроме того, появились либеральные «La Presse»

(1833), «Siècle» (1836) и «Patrie» (1842), а в 1832 г. строго католический «Univers»,

долгое время редактированный Луи Вейо (умер в 1883 г.).

Но ни одна из этих газет не выходила из рамок посредственности; это удалось лишь

одному листку, возникшему во время революции и счастливо перебравшемуся через

пороги и стремнины императорской эпохи в эпоху реставрации, уже названному выше

«Journal des Débats». Он появился в свет в 1789 г. в виде совершенно невзрачного листка.

Адвокат Гольтье де Биоца, депутат Клермона (в Оверни), посылавший своим

избирателям письменные отчеты о деятельности Национального собрания и парижских

событиях, по настоянию друзей, открывавших ему весьма заманчивые перспективы,

решился отпечатать их в Версале. 29 августа 1789 г. они вышли впервые под названием

«Journal des Débats et des Décrets». Но вскоре мелкий листок утратил характер письма и

быстро разросся до размеров газеты; романист Луве (известный и ныне как автор

«Фоблаза») и писатель Бургейль несколько лет с большим искусством руководили им, а

в 1799 г. продали ее братьям Бертенам за 20 000 франков. Главным сотрудником и

ревнителем газеты сделался старший брат, Луи-Франсуа Бертен (родился в 1766 г., умер

в 1841 г.). Но ее возрастающее влияние вызывало неудовольствие Наполеона, и он

всячески старался ее притеснять, заставил принять название «Journal de l'Empire» и,

наконец, конфисковав ее декретом 18 февраля 1811 г., передал ее обществу на паях, со-

стоявшему из двадцати членов-пайщиков. Восемь паев принадлежали полиции,

остальные 16 были распределены среди приближенных императора. Каждый пай уже

тогда давал 21 000 франков ежегодной прибыли. На место главного редактора был

назначен драматург Этьен. Но, как известно, господство Наполеона продолжалось уже

недолго, и в 1814 г. Бертен снова вступил во владение газеты и возвратил ей ее прежнее

название. После этого наступил период наибольшего расцвета «Journal des Débats». Он

занял одно из первых мест во французской журналистике и под редакцией целой плеяды

выдающихся ученых получил чисто академический характер. С особенным успехом

управлял газетой талантливый Устацад Сильвестр де Саси, вменявший себе в особую

заслугу соблюдение в самом разгаре газетной войны безупречной корректности и

изящества стиля. Как сторонник порядка и законности, он вступился за монархию,

удачно сочетая роялистические принципы с идеей всестороннего прогресса. Когда

ультрароялисты склонили короля Карла X на сторону безудержной реакции, когда князю

Полиньяку 8 августа 1829 г. был вручен портфель министра иностранных дел, в газете 10

августа появилась знаменитая статья «Malheureuse France, malheureux roi»

21,

за которую

Бертен сначала был осужден дисциплинарным присутствием при министерстве юстиции,

но затем оправдан по приговору королевского суда («cour royale»). Этот процесс наделал

много шума, сильно пошатнув положение Бурбонской династии. Еще более видную роль

газета сыграла во время июльской монархии. Ламартин справедливо заметил, что «она

разделяла, казалось, власть монархии». И действительно, вся Франция прислушивалась к

ее словам.

На всех вечеринках так называемого «высшего света» оживленно комментировались

мнения «Débats» по различным злободневным вопросам, и представители умственной

аристократии Франции почитали за честь числиться в рядах ее сотрудников. Среди них

особенно выдавались Шатобриан, Виллемэн, Сальванди, Нордье, Жюль Жанен, «le prince

de la critique»

, печатавший в «Débats» свои блестящие фельетоны, и др. Неслыханное

дотоле новшество — включение в газетный текст беллетристических произведений, —

быстро получившее права гражданства в прессе всего мира, было введено впервые на

столбцах «Débats». В 1830 г. он напечатал несколько мелких рассказов, но потом

перешел к крупным романам: «Парижские тайны» Евгения Сю, «Три мушкетера» и

«Граф Монте-Кристо» Дюма-отца и другие поочередно появлялись на его столбцах и

упрочили за ним огромную популярность. Некоторое время «Débats» пришлось

выдержать серьезную конкуренцию с основанной Эмилем де Жирарденом в 1883 г. «La

Presse», понизившей общепринятую для больших газет подписную цену на год с 80

франков до 40 и располагавшей первоклассными литературными силами в лице Бальзака,

Теофиля Готье, Виктора Гюго, мадам Гей и др. Но вскоре между ними и Жирарденом

возникли значительные разногласия, и после некоторых существенных промахов

репутация газеты сильно пошатнулась. Редактором «Débats» во времена его блеска был

сын старшего Бертена, Арманд Бертен (родился в 1801 г., умер в 1854 г.).

Февральская революция наводнила французскую печать таким же обилием газет и

журналов, как и первая, Великая революция. Пользуясь полной свободой, бесчисленные

листки и газеты воскресили предания 1891 г. и в большинстве случаев позаимствовали у

тогдашних изданий их названия. Таковы: «Voix du peuple» «Tribuns du peuple», «L'ami du

peuple» «Le peuple constituant», «Le représentant du peuple», «Le travailleur libre» и т.д. За

1848 г. появилось всего не менее 450 новых газет и журналов, к которым 1844 г.

прибавил еще 200. Но все они существовали недолго: Вторая империя смела их с лица

земли.

В отношении к повременной печати Людовик-Наполеон

действовал в полном

согласии с заветами своего дяди; декрет 17 февраля 1852 г. упразднил свободу печати,

подавил все негодные правительству газеты и ограничивал политический отдел

остальных до возможного минимума. Пресса в эпоху Второй империи не могла более

служить выразительницей общественного мнения; положение ее прекрасно

характеризуется следующими словами Риго в фельетоне «Journal des Débats» от 28

октября 1858 г. «В наши дни газеты представляют из себя только бюллетени и афиши;

они не являются национальной силой, не отражают в себе настроения общества, они

обезличены. Их читают для того, чтобы узнать события вчерашнего дня, название новой

пьесы, курс ренты. Они скопляют вокруг себя толпу тунеядцев, зевак, безучастно

наблюдающих, как они пробираются среди рифов, наподобие спутника на морском

берегу, следящего в бурю за движением рыбачьих челноков». От цензурных репрессий

более всего страдали большие, серьезные газеты, тогда как мелкие листки, посвященные

городским и театральным сплетням, мало-помалу выступали на первый план. «Мелкая

пресса» (la petite presse) восторжествовала; ей была предоставлена неограниченная

свобода в передаче скандальных историй из жизни светского общества, описание

закулисного мира и героинь кафешантанов, публичных балов и интимных сцен из

отдельных кабинетов. Большие газеты потеряли значительный контингент своих

постоянных подписчиков: число годовых абонентов «Journal des Débats» сократилось до

9000, «Constitutionnel» с 24 000 до 13 000, «Presse» с 25 000 до 15 000, «Patrie» с 32 000 до

16 000. Благоприятнее всего обстоятельства сложились для «Siècle», потерявшей лишь 10

000 абонентов и при ежедневном выпуске в 45 000 экземпляров сделавшейся наиболее

распространенной политической газетой Второй империи. Эту популярность она

заслужила себе своим народническим тоном и демократическими симпатиями, которые,

впрочем, мы имеем право считать поверхностными и показными. Она старалась

приноровить свой духовный уровень ко вкусам мелкой буржуазии и этим заслужила себе

прозвище органа лавочников и виноторговцев. Сотрудников с крупными литературными

именами газета не имела, напротив, в фельетоне печатались романы любимейших

писателей. Особое предпочтение редакция оказывала Александру Дюма.

Новые большие политические газеты возникли в эпоху Второй империи лишь в

самом незначительном количестве. Среди них главнейшие: «Temps», «France» и

«Gaulois». «Temps» был основан в 1861 г. А. Нециером (умершим в 1876 г.) в качестве

органа умеренных левых; сотрудничать согласились Эдуард Шерер, Чарльз Долфус, А.

Эрдау, И. Гренье, Г. Сервуа и др. С самого начала газета отличалась большой

солидностью и благородством тона. В политике она придерживалась либеральной

программы; в религиозных вопросах газета приняла протестантскую точку зрения.

Большую известность доставили ей блестящие театральные заметки Франциска Сарцея и

блиставшие остроумием наброски Жюля Кларети. Мало-помалу «Temps» сделался одной

из влиятельнейших французских газет. «France» была основана в 1862 г. де ля

Геропьером и впоследствии выходила под редакцией Эмиля де Жирардена. Вначале ярко

прогрессивная, она потом часто меняла свой характер, но никогда не пользовалась осо-

бым успехом. Подобным же образом оперировал «Gaulois», основанный в 1866 г.,

прибегавший, сверх того, для привлечения внимания публики, к изобретению

сенсационных слухов и сплетен.

Из так называемой «мелкой прессы» очень быстро выдвинулся «Figaro». Он был

основан в 1854 г. Г. де Вильмесаном (родившимся в 1810 г., умершим в 1879 г.) и сумел

завоевать себе значительное влияние, несмотря на отсутствие определенного

политического облика. Этим он был обязан чисто галльской живости своего характера,

занимательной болтовне о вопросах минутного интереса. Он является прототипом того

рода газет, за которым во Франции упрочилось название «boulevardiers». Отмеченные

достоинства создали ему большую известность и за границей, где он получил большее

распространение, чем какие-либо другие французские газеты. Исключительный успех

выпал на долю автора causeries

«Виста» (псевдоним Вальфрея, умершего в 1900 г.), а

также Альфреда Вольфа (умершего в 1892 г.) и Орельена Шолля (умершего в 1892 г.).

Литературный успех «Figaro» обеспечил ему блестящие финансовые результаты. Ныне

он принадлежит товариществу на паях, число которых весьма ограничено.

В столь же значительном выпуске выходит «Petit Journal», основанный в 1863 г.

типографщиком Маринони, но идейно стоящий много ниже «Figaro». Это листок

маленьких людей, мелочный, бьющий на сенсацию, иногда до невероятности банальный.

Незадолго до падения Второй империи, 1 января 1869 г., увидел свет «Journal

Officiel», в качестве официального органа заменивший своего достойного

предшественника «Moniteur'a».

Большое оживление внесло во французскую журналистику установление Третьей

республики. Но несмотря на то что свобода печати открывала все пути к

разностороннему развитию, она до сих пор не выдвинула ни одной газеты с мировым

именем наподобие английских. Зато французская пресса имеет другую заслугу: точное

изображение всех сколько-нибудь заметных политических течений, причем, однако,

часто разыгравшиеся страсти нарушают отчетливость картины, искажая

действительность. Французский народ в своей массе рассуждает гораздо спокойнее и

осмотрительнее, чем французская печать.

Старые газеты оказались неспособными приноровиться к новым условиям и

настроить на надлежащий лад свои струны. «Journal des Débats» получил консервативно-

республиканскую окраску, но остался верным своему изысканному академизму. Но

учтивый профессорский тон не нравится нынешнему поколению: выпуск газеты поэтому

далеко не велик, влияние ее совсем незначительно.

Умеренно-республиканский «Temps» отличается большей живостью речи и более

глубоким знанием света. И в отношении к Германии он соблюдает полную корректность,

в то же время он является одним из самых правоверных германофобов. Излюбленным

коньком его служит эльзас-лотарингский вопрос; недаром среди его постоянных

сотрудников находится целый ряд природных эльзасцев. Еще правее «Siècle» и «Liberté».

Первый ведет ожесточенную войну с социалистической печатью и попутно громит

протекционизм; последний — находится в руках еврейской «династии» Перрьеров в

Париже. «Presse», за несколько лет часто менявшая своего хозяина, сильно пошатнулась;

она сохранила свою республиканскую платформу, но не имеет определенной партийной

окраски. Значительным колебаниям подвергался «Gaulois». Сначала яростный сторонник

Гамбетты, он впоследствии примкнул к орлеанистам

, но когда после смерти графа

Парижского последние отказали ему в выдаче субсидий, он стал поддерживать

республиканское правительство. Прогрессивно-республиканская «France» то и дело

потрясает оружием в сторону Германии и усердно насаждает ультрашовинистические

начала. В своих стараниях вызвать сенсацию она неразборчива в средствах; для

иллюстрации достаточно вспомнить ее скандальную роль в панамской эпопее, когда она

зимой 1895/96 г. опубликовала подложную таблицу выигрышей. Весьма ненадежную

позицию заняла «Patrie», специализировавшаяся на грубейших инсинуациях против

Германии и видящая свое главное призвание в непрерывной травле «voleurs des

pendules»

Новые газеты, возникавшие после установления Третьей республики, имеют сплошь

республиканский характер. Уже 7 ноября 1871 г. появилась «République française»,

основанная Гамбеттой, ныне принадлежащая Мелину. При жизни первого она, конечно,

имела большое влияние, которое впоследствии постепенно утратила. Наряду с чисто

политическими вопросами, трактуемыми с умеренно-республиканской точки зрения, она

отводит немало места финансово-экономической политике и энергично отстаивает сис-

тему запретительных тарифов. В том же направлении работают «Evénement» (основанная

в 1872 г.), «Estafette» (1878), «Paix» (1879) и «Matin» (1884), всегда прекрасно

осведомленный. Левее стоят демократическо-республиканские «Lanterne» (основанная в

1877 г.), «Radical» (1881), враждебный Германии и деятельно поддерживаемый в этом

отношении «Eclair'oM» (1888), и «Libre Parole», задорный листок, находящийся в

оппозиции ко всему свету и отличающийся антиправительственным, антисемитическим,

антигерманским и антикапиталистическим образом мыслей, часто привлекаемый к

ответственности за свои злостные инсинуации, но именно этим обязанный своей

популярности в провинции. Но рекорд наглости «quand même»

побил «Intransiglant»,

основанный Генри Рошфором в 1880 г. Он стоит в оппозиции ко всему, ко всем, и всегда

его низкопробные статьи, к сожалению, привлекают многочисленных читателей, в

особенности среди рабочих. Весьма сомнительной и вполне заслуженной репутацией

пользуется «Gil Bias». Он придает себе видимость политической газеты, но в главном

своем содержании характеризуется метким названием «Moniteur official du demi-

monde»

Публикации, в нем помещаемые, изобличают его посредническую роль в доставке

«живого товара» обоего пола. Прихвостнем «Gil Blas'a» сделался «Journal».

Распространяться о других листках этого типа мы не станем; это завело бы нас слишком

далеко.

Осведомительную телеграфную службу для французской прессы исполняет «Agence

Havas», учрежденное в 1840 г. По мысли своего учредителя, Шарля Гаваса, оно

представляло собой первоначально бюро для переводов с иностранных языков, но потом

Огюст Гавас, сын Шарля, расширил предприятие и преобразовал его в телеграфное

агентство. В 1879 г. оно было реорганизовано на началах акционерной компании с

капиталом в 8,5 миллиона франков.

В заключение следует остановиться на журнальной литературе Франции. Она

началась с «Journal des Scavants», служившего в свое время образцом для

многочисленных подражаний не только во Франции, но и за границей. Он был основан в

1665 г. ученым Денисом де Салло в Париже, но имя этого главного инициатора,

ревнителя и издателя долгое время оставалось неизвестным и в качестве последнего

фигурировал официально некто де Гедувилль, секретарь Салло. После смерти Салло

редактором долгое время состоял аббат Галуа. В журнале помещались статьи как

научного, так и беллетристического содержания, но он нередко вызывал порицание со

стороны своих ученых читателей, которые требовали от него лишь строго научных тем.

Долгое время журнал пользовался правительственной субсидией, но в 1900 г. ему было

отказано в ней; при изменившихся условиях издание его не могло продолжаться, и в

1901 г. оно было прекращено. Уже задолго до этого «Journal des Sçavants» оставался

позади «Revue des deux Mondes», который был основан Франсуа Бюлоцом в 1831 г. и

объединил вокруг себя весь литературный и ученый мир Франции. Бюлоц (родившийся в

1803 г. в Вюльбене, умерший в 1877 г. в Париже) как редактор не знал себе соперников.

Его глубокое знание публики и ее психологии позволяло ему безошибочно угадывать то,

что в данное время и при данных условиях могло рассчитывать на ее интерес. С

неподражаемой ловкостью умел он привлечь всех значительных писателей своего

времени; он умел держать их в ежовых рукавицах, заставляя их писать лишь то, что

соответствовало принятому журналом направлению. В середине XIX столетия, когда

такие лица, как Минье, Гизо, Вильмен, Альфред де Мюссэ, Альфред де Виньи, Огюстен

Тьери, Сент-Бев, Мериме, Кузен, Жорж Санд, Жюль Сардо, Виктор Гюго, Александр

Дюма и другие, состояли в числе его сотрудников, журнал «Revue des deux Mondes» был

руководителем всего образованного мира. После смерти Франсуа Бюлоца журнал

выходил под редакцией его сына, Шарля, два раза в месяц до 1893 г., затем под

редакцией Фердинанда Брюннетьера (родившегося в 1849 г., умершего в 1906 г.); ныне

им руководит Франсис Шарм. При Брюннетьере журнал получил резко академический и

реакционный характер. В 1845 г. издательство «Revue» было преобразовано в

акционерную компанию, капитал которой, разложенный на 85 акций по 5000 франков

каждая, равнялся 425 000 франков. Бюлоц сам получил 75 акций. Ценность этих акций со

временем удвоилась, и несмотря на образование крупного резервного фонда, на который

каждый год отчисляются большие суммы, предприятие ныне дает чистый ежегодный

доход в 500 000 франков. Сотрудникам журнал платит в среднем 25—30 франков за

страницу. Представителем радикального либерализма является «Revue de Paris»,

руководимый Г. Кассардом, при ближайшем участии и материальной поддержке

академиков Эрнеста Лависса, Фагэ и Гервье. Большой интерес представляет «Revue des

Revue», весьма искусно редактируемый Жаном Фино. Вначале он помещал лишь

извлечения из других периодических изданий, отсюда произошло его название, но в

наше время он содержит лишь самостоятельные статьи, в среднем около 10 страниц,

посвященные разработке новейших течений в литературе и жизни. Вопросам права и

законодательства посвящена «Grande Revue», издаваемая адвокатом Фердинандом

Лабори. Чисто католические интересы отстаиваются «La Quinzaine», журналом

профессора Фонсегрива.

На сравнительно низкой ступени развития находятся французские

иллюстрированные журналы, оправдывающие в своем подавляющем большинстве

жалобы Марселя Прево на множество плохих, скопированных с фотографий рисунков,

совершенно поглощающих собою литературный текст. Издатели стараются угождать

массе. Все иллюстрированные журналы, казалось, выбрали себе девиз: «Только бы без

идеи! Тогда мы понравимся всем». Старшинство принадлежит среди них основанной в

1842 г. «Illustration»; наряду с ней назовем «Monde illustré» и «Magasin pittoresque». Рой

иллюстрированных юмористических журналов весьма велик. Пионером в этой отрасли

журнальной литературы является «Charivari» (основанный в 1832 г.); художественностью