выставки
№16
35
Хороших работ вроде бы обычный процент, перво#
классных художников вроде бы знаю. Но экспозицион#
ная жизнь загадочна. Кажется, что#то появилось, чего
прежде на театральных выставках не было. Нечто лег#
кое, подвижное и живое, если, конечно, эскиз костюма
намерен стать живым. Итоги подводятся в 2000 году,
в этом что#то есть. Век кончился сегодня. Век начинался
иначе.
Мое внимание зацепили эскизы Игоря Четверткова
к «Царю Максимилиану» по тексту Алексея Ремизова,
концептуальным способом зацепили, можно сказать.
Эскизы адекватны ремизовскому варианту народной
драмы, да и рисованию Ремизова попутно, был он гра#
фиком высокой пробы. У Четверткова многое от этого
странного автора. Здесь жесткость сильной рамы и раз#
мягченность Барокко, оно завивает рисунок, оснащает
значимыми пустяками, не давая линии отвлечься от
сложного дела петляний по дебрям узора. Это, конечно,
зверинец Ремизова, трагический зверинец, где маска
чешуйчатой химеры извергает из ноздри ватный дым,
а из пасти # лицо проглоченного актера. Хоромное дей#
ство, одним словом.
Тут, разумеется, вспомнился мне «Царь Максемьян»,
первый, в 1911#м созданный художниками «Союза мо#
лодежи», дерзкий, дикий, и веселый до того, что и на#
родные традиции попали в поле передразнивания, хотя
как раз народные традиции на Руси осмеивать было
предосудительным занятием.
В сопоставлении что#то есть: век кончился иначе, чем
начался. Кажется, он не сберег бешеную энергию, почти
неистовый напор, взрывающий эскиз хоть Татлина, хоть
Меллера # вдребезги. Но и не пришел к финалу столе#
тия с пустыми руками.
Тут было много молодости, она заинтересовала. И не
то, чтоб появилась какая#либо могучая мускулатура
и жилы, вздувшиеся от творческой ярости. Продлив фи#
зиологическое сравнение остановлюсь на свежей и ту#
гой коже, вот она в эскизах поменялась.
А также наметились тропинки новизны, что совсем не
просто в ситуации, когда культура не покончила с про#
цессом перенасыщения, когда кругом еще всего пере#
избыток: изобразительности, уникальности, творчес#
кой свободы # и той переизбыток. Постмодернизм под#
вел черту подо всем на свете. Произвел ревизию сокро#
вищ, накопленных культурой, перепробовал всех пир#
шественных фазанов прошлых времен и даже прини#
мал в гостях Вермера, (была такая картина, наш худож#
ник знаменитого гостя у себя в мастерской принимал
попросту, кажется, с селедкой). После этого ясно стало,
что рыться в чужих сундуках уже надоело.
Но наши эскизы тем сундукам исправно послужили.
Было у художников 70#х и много позже и ряженье,
и карнавал, и сам г#н Эскиз рядился то венецианским
петухом, то африканским шаманом.
Сейчас этого, пожалуй, и вовсе нет. Стилизации со#
хранны, но их немного, и они возникают «по делу» и,
как правило, в «дамских» случаях. Дамы в эскизе Ки#
рилла Андреева в меру жеманны, безмерно изящны,
они безусловно сошли с ветхой страницы старинного
модного журнала, хотя движение линий уже «наше»,
от нынешней манеры («Дамы и гусары» А.Фредро), по#
скольку сюжет, если помнится, подсказывает, что неле#
пость должна иметь место. Тем же путем идет Елена
Предводителева, ловко стилизуя старинную картинку (
Р.Рискин «Леди на день», пьеса О.Данилова), и не
скрывая «соавторства» с манерой старых журналов.
Ирония по поводу необузданных капризов моды, столь
беспощадно устаревающей # проверенный путь. Но чуть
иначе, на других условиях играет в стилизацию Мария
Дороднева, бережно прикасаясь к хрупкому шедевру
былых времен и явно им любуясь # эскиз туалета
к «Мадлене» С. Прокофьева.
Но вернусь к журналу мод, это тенденция художника
вообще, не только театрального # пользоваться подст#
рочником, в сущности «готовой вещью». Алексей Кон#
дратьев и Александра Хинская взяли за исходную точ#
ку материал кукольных детских игр, когда бумажной
кукле предназначено бумажное приданое, платьица
с плечиками, которые нужно загнуть, надевая на бу#
мажную куклу. Не знаю, остановила ли б мое внимание
эта сентиментальная манера (а слащавая картинка для
девочек в локонах, в панталончиках слишком подлин#
на), когда бы это не предназначалось для «Кукольного
дома» Г.Ибсена. Тут уж начинаешь думать, что «Куколь#
ный дом» осваивается на каких#то иных основаниях,
и мало того, что дом Норы был «кукольным», он был
еще и бумажным, и художники открыли спектаклю не#
ожиданный путь.
Но любопытны «мутанты», эскизы, будто предназна#
ченные и не актеру вовсе, а явлению другой породы.
Иною предстает сама органика образа, рожденного от
брачного союза пьесы с мыслью художника. На окры#
ленном, отлетающем с листа эскизе Ольги Божко
к «Птицам» Аристофана возникает химера, прекрасная,
но и жутковатая. Скорее это создание побуждает
вспомнить о девушке по имени Леда, доверчивой, как
гусыня, и Зевса, что хитроумно прикинулся птицей,
а в результате вылупилась Елена Прекрасная, и кто те#
перь докажет, что она выглядела не так, как у Ольги
Божко? (этот эскиз, к сожалению, вошел только в ката#
лог). Строй высоких античных ассоциаций можно
и опустить до невзыскательного российского стиха:
«Потомок птичницы, он строил только куры».
По ходу дела не могу не отметить рекордное число кры#
льев на выставке вообще и ангельских в частности.
Строга и чиста крылатая фигура в рисунке Марии Дани#
ловой к «Фаусту» К.Марло ( опять#таки в каталоге),
равно как строг и чист и сам рисунок, а Ирина Акимова
в «сказке о царе Салтане» вообще возвела Царицу#Ле#
бедь в ранг шестикрылого серафима , явленного в раз#
мытом небесном сиянии, и Алена Сидорина, воплотив
в одном костюме сразу все заветы Пиранделло, назвав#
шего пьесу «Человек, зверь и добродетель», щедро ос#
настила пышную накидку подобием декоративных пе#
рьев. Словом, «Сезон отстрела ангелов», как написал
поэт Михаил Чердынцев.
ЭСКИЗ К
«ВЫСТАВКЕ КОСТЮМОВ»
М. Бархин
«Севильский цирюльник»
П. Бомарше
Т. Сельвинская
«Ревнивая к себе самой»
Тирсо де Молина